[12:12] but i'm really bad boy

распыленное в ничто внимание скудно побирается по дощатому полу в поисках зацепок. юнги откидывается спиной на стенку, наблюдая за начинающимся бедламом. хотелось закатить глаза — ну сколько можно, но он соврет, если скажет, что не стерпелся-слюбился и не представляет свою жизнь без пьяных и забавных истерик тэхена.

хосок, пританцовывая в такт с открытой бутылкой, делает глоток и призывно улыбается тэхену с чонгуком, не поделившим кусок гавайской. они спорят уже минут пять, кому достанется последний. кто бы знал, что любителей гавайской в этом помещении окажется больше половины: юнги, тэхен и чонгук. чимин только кривился на пару с хосоком, когда самые младшенькие не смогли поделить пять кусков из шести.

— но ты ел бортики от пиццы! — обличительно тычет тэхен в чонгука пальцем. — ты съел по объему больше!

— и что? это же не начинка, — легко возражает чон.

тэхен ходит туда-сюда, а к выпивке даже не притрагивается, настолько возмущенный еще одним нахлебником в их маленькой с юнги компанией «тэги из тэгу, которые маму не продадут за гавайскую, но душу — да». ким привык, что мин всегда уступит и отдаст самый лучший кусок. но чонгук — не юнги. и близко нет.

— давай я съем начинку, а бортик тебе оставлю? — уговаривает.

скепсису на лице чонгука позавидовал бы сам юнги.

— тэтэ, ты же понимаешь, что это не альтернатива?

юнги возводит очи горе. и зачем он отказался от второго куска? в этом клубе пятилеток каждое решение должно быть взвешенным и обдуманным. шесть же хорошо делилось на три.

— почему нельзя этот кусок разделить напополам? — недовольно спрашивает чимин, скрещивая руки на груди.

в голове все мутится от выпитого. юнги обзаводится бэкграундом из-под бутылок. одна нога согнута в колене, а другой можно дотянуться до икры чимина, стоящего неподалеку. в замыленном состоянии мин не отказывает себе в маленькой прихоти и большим пальцем стопы цепляется за пака. тот резко оборачивается к месту соприкосновения, а затем, выследив по длине ноги обладателя, вопросительно таращится на юнги.

«прости», — беззвучно вычерчивает губами парень и улыбается вполне себе криво и по-своему, с привычной толикой горечи.

чимин отмахивается, но беззлобно как-то. как будто мин чушь несусветную сморозил.

— потому что! — выкрикивают оба, а тэхен продолжает: — это уже дело чести, чимин-а!

хосок смеется, приподнимая брови:

— мы успели стать рыцарями круглого стола? когда двинем на поиски святого грааля?

юнги всхрюкивает от смеха зачем-то. хотя это вроде бы ничуть не смешно.

— хоба, — горланит юнги; язык представляет собой крепкий морской узел, мешающий и так не совсем идеальной дикции парня.

— а?

— ты конечно не кольчуга, но я тебя бы натянул, — и хохочет над самой идиотской шуткой в мире.

хосок подгребает к юнги, пикируя вниз, как самолет, и гогочет похлеще него. пак в отвращении пялится на горе-шутников и вскрывает пшикнувшую бутылку, с громким «глык» отпивая первую треть.

— господь, и почему я один адекватный здесь? — истеричным полушепотом вопрошает тот и ссаживается на корточки, растирая лицо рукой.

— это ты сейчас так думаешь, — говорит хосок, ласково улыбаясь и заправляя вылезшую бирку из чиминовского свитера. — как только пиво первый раз превратится в ссанину — забудешь, что такое трезвый рассудок. хотя если тебе нравится растягивать и пить мочу, то тогда не обращай внимания на все, что я сказал.

пак обреченно смотрит на хосока сквозь пальцы и отпивает еще. юнги смеется, наблюдая за этой сценой, с каждой секундой все больше наполняющейся драматизмом.

— нет, нам точно надо выйти и разобраться, — цедит чонгук, притопывая ногой.

тянет тэхена за воротник на себя. нос к носу, так, что наверняка чувствует оседающий гавайский привкус на блестящих от частого смачивания слюной губах. тэхен задирает голову вверх, глядя сверху вниз, набычившись и сопя. сказывается детство в трущобах или борьба за последний кусок со своими многочисленными братьями и сестрами. семья у тэхена, как и его душа, — большая.

чонгук покрепче ухватывается, а юнги, очарованный чужой злостью, словно слышит хруст ткани и звон цепочек на его серьгах в ухе, когда он дернулся, чтобы сжать рубашку крепче. желтоватый свет хорошо укладывается на скулы и челюсть, заостряя, делая лицо еще худее и, женственнее, что ли.

блядь.

юнги жмурится, ударяясь головой до легкого потемнения пару раз о стену: только что это был самый тупой повод, чтобы почувствовать почти неприметное волнение. даже не так, не волнение. влечение. чтобы слегонца завестись, как старое корыто без глушителя.

все отлично, дыхательная практика помогает везде, где возможно дышать. а в танцевальном зале точно есть воздух или что-то похожее на него. взгляд сам по себе останавливается на драных джинсах чон чонгука.

да что ж такое…

вместо дыхательных практик юнги решает налечь на отработанный вариант — алкоголь — еще сильнее, но сначала нужно устранить конфликт.

— а здесь решить слабо? — рычит ким, хватаясь за руки чонгука.

— боюсь, что разнесу не только твою хлеборезку, — оскал мелькает на губах чонгука, когда тот кидает взгляд на оборудование.

— ребят, это же просто пицца, — заебавшись активно разнимать парней, уже совсем безнадежно тянет чимин.

— это ты — просто чимин, — говорит тэхен, — а для гавайской — отдельное место в раю.

— ну вас в задницу, — махает рукой на них пак, — я, если что, в уборную.

пока они спорят, юнги, тяжко вздохнув, умыкает последний кусок и сверлит его напряженно-тяжелым взглядом. давится. сок стекает по губам, юнги облизывается, вытирая рот тыльной стороной ладони, а затем бумажным полотенцем, которое находит неподалеку. да не достанется же он никому.

пока они спорят, юнги успевает его съесть сквозь кровь, пот и слезы. боль в горле, пищеводе и жжение в глазах. надсадно дышит, словно стометровку пробежал.

пока они спорят, хосок относит коробку к мусору и открывает следующую. маргариту вроде, но, честно говоря, не так уж и важно. мин глотает алкоголь, запивая огроменный ком из теста. запивая ком тупых поводов для превращения в течную кошку, которой под нос чуть ли не суют поздравительный торт «с первым днем весны!»

рык не вырывается изо рта, потому что юнги хороший, он умеет себя контролировать. он умеет включать светомузыку и, как идиот, следить за танцующими на стенах блеклыми из-за включенного света разноцветными кругами.

хосок мычит от удовольствия, вгрызаясь в еще достаточно теплый кусок. газы ударяют юнги в нос в очередной раз, выбивая пару слезинок, — и хочется совсем некультурно срыгнуть, как он в редких случаях делал, чтобы полюбоваться над воцаряющимися презрением и отвращением. но сегодня… сегодня — не будет. сегодня ему хочется казаться лучше, чем есть. может оттого, что чонгук не привык к нему в жизни и нужно его вводить постепенно, а может потому что это — чонгук.

а еще ужасно хочется в туалет, но одновременно с чимином как-то неловко. тэхен заметит. тэхен — все поймет для себя, расставит по полочкам, но не так, как было на самом деле. юнги никогда не хотел лишних недопониманий и объяснений.

— а где? — растерянно спрашивает ким, оглядываясь в поисках предмета спора. они с чонгуком все еще держатся друг за дружку.

мин поднимает бутылку, обозначаясь, и довольно-дебильно лыбится. и все-таки рыгает для пущего антуража: он привык терять людей спустя пару месяцев общения. и даже спустя пару лет. потерять чонгука, которого он знал от силы полгода, — не новшество. потерять чонгука из-за отрыжки — еще одна галочка в список его идиотских достижений.

воцаряются привычное презрение, отвращение — это вернулся чимин — и очень ярко сверкают преданные глаза самых младших.

юнги смеется до слез, грохая почти страйк из выпитых бутылок рукой, но первым начинает чонгук. отпускает из своей хватки тэхена, тыча пальцем в мина, и, заваливаясь на колени от хохота. давит слезливое:

— я знал, что твой пятидесятидвухгерцевый трек будет самым лучшим.

и с одной стороны, чонгук, вот нахрена ты привязался к нику, который юнги выбрал наобум, потому что было достаточно драматично и броско на его вкус, а с другой — как-то не совсем до смеха стало, когда у юнги чуть не вырвалось привычное для друзей «я тебя люблю, чувак».

писать в сети — одно. говорить такое старым друзьям — одно. флиртовать с тэхеном — одно. разные грани одного явления.

чонгук ни в один из критериев сортировки не подходит. чонгуку он сказать этого в жизни не сможет даже под предлогом расстрела. хоть это и странно, чего ему бояться, не имея сильных чувств за душой. почему так — не понимает. не может, и все.

собственных чувств за закрытой дверцей не видно, только если у юнги нет сраного рентгена или суперспособности полтергейстов проходить сквозь стены. а у юнги нет. открыть бы эту коробку с котом шредингера, но думать, что тот жив, пока все закрыто — проще. думать, что кот жив, пока коробка закрыта — спокойнее.

юнги выключает свет под одобрительные возгласы парней, оставляя освещение разноцветным движущимся кругам. его лицо облизывает без остановки розовым, голубым и желтым. походка нетвердая, и в потемках он чуть не заваливается на тэхена, сидящего на пути к его обставленному стеклянным заборчиком уголку.

вдруг вспоминает, что ему надо было в туалет, и вновь спотыкается, только уже о чимина, сидящего ближе ко входу.

— извини-извини, — примирительно выставляет перед собой руки на шипение пака, — не специально.

щеки пылают от выпивки, а взгляд чересчур блестящий для трезвенника. юнги моет руки и ополаскивает лицо холодной водой. возвращаться обратно не хочется. только при условии, что неожиданно там окажется что-то крепче, чтобы он налакался, как последняя свинья, а потом валялся на истертом паркете, цепляясь руками за всех оставшихся. чтобы валяться в собственной блевотине и терпеть осуждение отовсюду. неприязнь и собственную грязь.

чтобы были причины отсюда свалить и быть больше никуда не приглашенным.

— хен? — доносится до него со стороны входа.

мин сам не заметил, как сел под раковинами, обхватив ноги руками. он находится в слепой зоне, поэтому пытается резко встать, чтобы выглядеть относительно не похожим на отчаявшегося или больного. потому что это ничуть не приятно: быть тем, кем ты являешься.

поспешность действий не дала никакого результата: мин только со всего размаху вписался макушкой в керамику с четко очерченным звуком, падая на прежнее место и жмурясь от боли до звезд перед глазами. если раньше его голова не кружилась, то сейчас — образцовая карусель.

— хен? — еще раз зовет чонгук, мягко выруливая из-за угла. — тебе уже полчаса нет, и ребята заволновались.

как только чон видит парня — мигом оказывается рядом на коленях: чтобы на одном уровне, чтобы щупать руками лицо, плечи, все абсолютно. руки чонгука везде, такие обжигающе ледяные, аккуратные, нежные, и юнги в миллион раз хуже от того, что из всех пришел именно он. фантомные прикосновения сводят с ума, потому что такие парадоксально желанно-нежеланные.

мин нянчит свою больную голову и криво ухмыляется:

— а ты? ты, — сглатывает, — волнуешься?

чонгук непонимающе хмурится, заботливо отнимая миновскую ладонь от головы. облегченно выдыхает. притягивает ближе, взваливая основной вес юнги на себя. парень же, как кукла, растягивается в амебную конструкцию с растопыренными руками на чонгуке, усевшемся задницей на голень. как же глупо он себя чувствует, ей богу.

— уже нет.

мин непонятно для себя хмыкает. чонгук такой крепкий, хотя и не сильно шире в плечах. вообще не шире. пахнет то ли жасмином, то ли травами какими. юнги, как пес, утыкается холодным носом туда, откуда пахнет сильнее — в изгиб шеи.

— сильно болит?

чонгук гладит его по спине. вязка свитера крупная, на ощупь приятная, скорее всего. поэтому его спина такая наглаженная в большей степени. в меньшей — потому что чонгуку его жаль. потому что чонгук переживал. что странно, он не кидается расспрашивать, что случилось, почему и как. не лезет в душу, если не просят, как обычно и делал, еще когда они общались только в сети.

— будешь дуть на ранку? — устало смеется юнги, не предпринимая никаких попыток изменить свою до жути неудобную позу.

— нет, — легко отзывается чонгук, — вдруг ты резко поправишься, а у меня пропадет повод для шуток про пришибленного на голову.

смешок слетает с губ.

— не пропадет, не волнуйся. по крайней мере, я тебе его засчитаю.

теперь посмеивается уже чонгук. отпускает его — юнги плюхается на задницу. туалет какой-то блеклый, безликий, раз чонгук в нем такой яркий. глушит своим нежно-розовым окружающую серость, куда вписывается и юнги со своей вымывшейся синевой. если взять цвета, так они — с натяжкой — как противоположные полюса магнита. сидят друг напротив друга. притягиваются.

а может, юнги просто выдумывает, потому что напился. разглядывает парня, выставляя перед собой руки для опоры. лицо чонгука какое-то очень мягкое и растушеванное. его так колбасит от трепета, что он бы, если бы мешал много чего и разом, подумал, что блевать хочется.

— я хочу уйти, — неожиданно честно признается мин. — не знаю, зачем вообще приехал.

— не… — тот мотает головой, видимо, отменяя все то, что вертелось на языке. рот открывается, демонстрируя притаившийся в центре кругляш — гореть ему в аду за это. чонгуку за прокол, юнги за мысли? — тебя проводить? я скажу ребятам, что тебе стало плохо, если ты не хочешь возвращаться и у тебя в зале нет вещей.

вот так вот сразу? не уговаривая? не заставляя себя чувствовать обязанным? либо это отвратительное чувство воспитала гаен с ее друзьями, либо у него не было никогда таких ситуаций со своими. благодарность и легкое сожаление из-за собственного решения наполняют тело.

— я был бы очень признателен, гук-а.

глубина цвета чужих глаз топит в себе, и хоть мину неподвластно умение читать эмоции по окраске радужки, он чувствует себя неуютно и слишком напряженно от того, что выдерживает непростительно огромную дистанцию. он чувствует себя так, словно хочет сделать пару шагов на коленях и ощутить прокол собственным языком, хоть это и близко не то, если самому сходить в салон и пробить.

юнги почти накрыл своей рукой чонгукову, но дверь с грохотом ударилась о стену раньше, чем он успел пожалеть о том, что сделал. или чего не сделал.

— блин, ребят, на самом деле мне было очень страшно идти сюда к вам третьим, но я проиграл в цу-е-фа, — слишком громко говорит хосок. голос неуверенный и подрагивающий, — сначала один пропал хер знает на сколько, теперь второй. и если тут в местном толчке ктулху, уносящий все жизни на дно морское, я буду не так расстроен, как если вы трахаетесь, зная друг друга от силы пару недель, а я вас, получается, застал.

«пару недель?» — беззвучно спрашивает юнги, хмуро глянув на чонгука.

«потом», — отвечает тот, помогая подняться.

— ни то, ни другое, — прочищает першащее горло мин. — чонгук держал мне волосы, пока я блюю.

— слава тебе иисус, — хосок складывает руки в молитвенном жесте.

кажется, хоуп пропустил мимо ушей деталь про волосы либо специально, заставляя себя поверить в эту теорию, либо потому что количество выпитого начало отражаться не то на мыслительном процессе — на походке, хотя в этом плане он самый последний по плохому послушанию вестибулярного аппарата.

— раз вы живы-здоровы, радостно сообщаю, что чимину стало скучно и он позвал народ с общаги, а я своих освободившихся коллег. человек пятнадцать-двадцать насобиралось. надеюсь, они не разнесут мне зал. я, конечно, поручился за небольшой апгрейд на этой неделе, но покрыть весь ремонт — не выйдет, — нервно вздыхает. — ребята — молодцы, кстати, завезли чего покрепче и даже какой-то ресторанной еды.

— ты все-таки домой? — жалостливо спрашивает чонгук, все еще держа юнги за предплечье.

мин поджимает губы: он пожалеет об этом завтра. но сам же, вроде бы, хотел, чтобы было что-то типа водки и он обблевался, а затем его не трогали всю оставшуюся жизнь. да и чужую не озвученную вслух, но словно горлопанящую прямо в мозг просьбу ощутил. кривляется:

— останусь, если только ты будешь рядом.

чонгук всхохатывает, на пару секунд обнимая, а затем скачет вперед. туда, где музыка стала еще громче. хосок хлопает лениво бредущего юнги по заднице и уносится вслед за однофамильцем.

когда юнги возвращается — его место охраняется чонгуком, как будто тот успел запомнить. людей достаточно для того, чтобы потеряться или расформироваться на маленькие группки. часть — из тех, кто работал с хосоком, — устроила танцевальный джем. чон обращает на себя внимание тычком в ногу и даже бутылку новую подает. юнги насмешливо вскидывает брови, но, естественно, никто не сможет увидеть этого ехидства. зато сможет услышать:

— так не хочешь, чтобы я уходил? — и подбивается прям под бок, пересчитывая локтем ребра.

— да, — просто отвечает чонгук, даже не уворачиваясь. даже не думая. обалдеть.

такой открытый, когда пьяный. а не выпил бы — был бы все такой же стесняшкой, изредка показывающей острые зубы. юнги недовольно хмыкает, позволяя себе положить голову на крепкое плечо, смягченное тканью. вот бы.

вот бы так всегда.

— тебе нельзя пить.

— это еще почему?

— потому что ты до охуения милый.

чонгук беззвучно смеется, сотрясаясь плечами, и нашаривает в потемках руку юнги своей все еще ледяной. выводит пальцами всякие линии жизни, но пока что мину хочется лишь одного — сдохнуть. закончился воздух, он умер от неожиданности или внезапно охватившего, как огонь — занавески, смущения.

чон смотрит вниз, прямо на ладонь юнги, а затем бормочет — совсем близко к уху, чтобы было слышно сквозь музыку:

— я ведь не, — пауза, — не пьян.

— ты меня наебать решил, — не спрашивает мин. уши временами закладывает от прямолинейности и глубоких басов.

— нет. в шкафчике, куда мы ставили пакеты со всяким дерьмом типа салфеток, есть вода и лютая газировка, если вдруг наскучит хлестать воду. я их и пил.

— оу. тогда извини.

— да ничего. стараюсь особо не пить, — исправляется, — вообще не пить.

юнги открывает рот для того, чтобы спросить, но захлопывается раньше, чем решается. в том, чтобы лезть в непредсказуемые подробности при реальном общении, приятного мало. переводит тему, пока все еще в состоянии думать:

— почему ты соврал ребятам насчет нашего знакомства? если судить по тому, что я услышал.

— тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов?

— а? — орет юнги. — нихуя не услышал, прости.

мин сбился со счета: чонгук столько раз заставлял своим смехом сжиматься от трепета сердце. градусы ударяют в его голову, а по вкусу даже не сразу понятно, что это-

— коньяк, серьезно? нет, чонгук, серьезно, ты мне целую бутылку дал? — парень закашлялся: не готов был к сорока градусам. горло, обожженное, саднит. слезы выступают на глазах.

— я думал, что ты понял, — виновато говорит чонгук. — прости.

— за покушение на жизнь прощаю, а за подгон — уважаю, — отпивает еще, почти сразу чувствуя тяжесть-легкость. — не съезжай с темы, почему напиздел остальным?

— я слегка приврал, чтобы меньше вопросов задавали. сказал, что ты вылил на меня кофе, взял контакты, чтобы извиниться как-нибудь, а затем мы с тобой подружились в сети.

— слегка приврал? — насмешливо интересуется юнги. — из правды тут только то, что мы переписывались. и вообще, — возмущенно вздергивает голову, повышая голос и наклоняясь к чонгуку. жасмином кружит голову. — почему это я оказался виноватым?

— не было времени распределять роли, — кричит чонгук в ответ — музыка стала до одурения громкой. губы мажут по щеке. рука с бутылкой опускается на пол, ослабевая.

чонгук кладет свои руки ему на лицо.

— я уже говорил, но ты очень красивый, — юнги плывет: духота ли, скрутившиеся кишки или алкоголь, — очень красивая форма глаз. и родинки на лице. та, что на щеке, очень милая. а еще у тебя одуревший голос. и губы, а еще ты такой худой, что у меня есть тупое желание проверить, насколько ты тяжелый, — пока говорит — поглаживает большим пальцем лицо. — а еще ты придурок, но очень смешной. знал бы ты, сколько раз ты поднимал мне откровенное херовое настроение, опух бы.

шарашит так сильно. так сильно, что хочется высосать еще немного коньяка чистяком.

— кто из нас больше пьян, чонгук? — севшим голосом говорит юнги.

— что? — движущиеся кружочки подсвечивают зажмуренный глаз и какое-то блаженное выражение лица, когда чонгук пытается перекричать музыку.

лицо горит под ледяными руками парня. они сидят на твердом и неудобном полу, оглушенные то ли обстановкой, то ли еще чем. чон всматривается в глаза юнги, пододвигаясь совсем близко. юнги, еле соображающий, шепчет:

— что же ты делаешь, чонгук?

подползает еще ближе, пока парень с приоткрытым ртом неотрывно следит за передвижением глаз юнги. губы поблескивают и иногда видно родинку под нижней. мин облизывает губы и сразу же начинает чувствовать холодок оседающего дыхания чонгука. аккуратно, насколько это возможно, сокращает расстояние, упираясь лбом в чужой.

губы чонгука двигаются, руки перемещаются на миновские плечи, но парень ничего толком не понимает, кроме одного: жуткого желания смять все разделяющее их расстояние, как бумажку с каким-то дерьмом вместо рисунка.

напряжения добавляет чонгук, который вроде не препятствует, вроде пытается приблизиться, но не решается коснуться. он сейчас взорвется к чертям собачьим от этого разрывающего желания. пол под руками шершавый, прохладный. юнги лишается опоры, приподнимаясь и оставляет позорно мизерное расстояние.

— юнги, можно я… — почти шепчет чонгук в момент, цепляя губами чужие, когда меняется трек, и названный слышит. оставляя еле заметный вкус бальзама для губ, но это все равно — не то.

— можно ты «что»?

дыхание загнанное, сейчас они снова не слышат друг друга, но как будто понимают по движениям губ, которые хватают этот воздух, но все еще не.

— поцелую тебя.

— ты меня специально споил?

— нет.

— у меня во рту мусор, — зачем-то ищет отговорки, хотя сам — хочет больше всего.

— а у меня штанга.

если у юнги сейчас встанет, то это будет мега-позорище.

— это не равноценные вещи.

— как же ты заебал разговаривать, — сдается чонгук, шумно выдыхая.

захватывает своими губами верхнюю, проходясь языком. юнги мычит тому в рот, а крышу совсем срывает, особенно когда о его зубы стучится титановое украшение. мин чувствует какое-то мазохистское удовольствие в том, чтобы изводить себя смиренностью. не цепляться за одежду, как умалишенному, не лезть на колени, зарываясь руками под кофту, не срываться на быстрый темп.

юнги дразнит себя украшением медленно и, на самом деле, самостоятельно, потому что чонгук только и делает, что периодически мажет им по его губам. мол, можно. мол, попробуй. мин, яростно сжимая кулаки, кладет руки на колени и чуть приподнимается, чтобы углубить поцелуй и осторожно дотронуться языком до штанги.

чон позволяет, а затем ненадолго прихватывает нижнюю губу зубами, давая время на небольшую передышку и вновь втягивая в это томительное и зачарованное.

а потом что-то идет не так, когда чонгук сам тянет его к себе на колени и цепко держится за свитер, но дальше не лезет. целуется мокро, тягуче и до шизы медленно. юнги запоздало чувствует вкус апельсиновой газировки. юнги запоздало понимает, что, кажется, посвистывает фляга. юнги запоздало понимает, что плавит чонгука под своим напором, но тот улыбается и осаживает. какой этот чон чонгук… деликатный.

юнги так беспорядочно пьян, помогите.


🐳🐳🐳


[11:31] whalien52: я мертв


[11:44] gcf97: ++++++++++++

[11:45] gcf97: чувствую себя мусоровозом после такого количества фастфуда


[11:45] whalien52: отлично я целовался с мусоровозом


[11:46] gcf97: ого, ты помнишь

[11:46] gcf97: я думал, что нет

[11:46] gcf97: уже даже расстроиться успел, что позволил этому случиться


[11:47] whalien52: боишься что я тобой воспользуюсь или что


[11:47] gcf97: что-то такое, да

[11:47] gcf97: не то чтобы я от тебя без ума чтобы орать кому-то в личку

[11:47] gcf97: Я СОСАЛСЯ С КРАШЕМ

[11:47] gcf97: но ты тот человек, с которым мне до ужаса комфортно, и уютно, и трепетно, и тепло

[11:48] gcf97: хотя не думаю, что люблю тебя до беспамятства


[11:48] whalien52: беспамятства нам не надо чон чонгук

[11:48] whalien52: уже проходили


[11:48] gcf97: АХАХАХАХАХХАХАХАХА

[11:49] gcf97: ладно)

[11:49] gcf97: я

[11:49] gcf97: я


[11:50] whalien52: ты сможешь


[11:54] gcf97: ДА БЛЯ

[11:55] gcf97: не знаю, как ты к этому отнесешься, КОРОЧЕ

[11:55] gcf97: давай пока не торопить события?

[11:55] gcf97: при условии, если ты хочешь встречаться

[11:55] gcf97: а если нет — забыли

[11:56] gcf97: я подрочу, поплачу и смирюсь пхахаах


[11:56] whalien52: еба быть честным наверное очень тяжело

[11:56] whalien52: я уже прошел дохера дерьма но так сложно сказать «меня к тебе тянет»

[11:56] whalien52: не плачь и ну

[11:57] whalien52: запретить дрочить будет очень жестоко ты так не считаешь

[11:57] whalien52: да и кто я такой чтобы запрещать


[11:57] gcf97: всегда восхищало твое великодушие


[12:00] whalien52: хах завались

[12:01] whalien52: не пойми меня неправильно

[12:01] whalien52: я не говорю что не хочу встречаться с тобой или

[12:01] whalien52: или тебя


[12:03] gcf97: окей, где-то на этих словах умер один чон чонгук


[12:04] whalien52: но давай пока что пустим все на самотек на время

[12:05] whalien52: вдруг если мы начнем ходить на свидания и спать то все полетит в ебеня

[12:05] whalien52: потому что возвращать все в прежнее русло мне будет сложно когда я буду знать как это чувствуется

[12:05] whalien52: буду знать как ты выглядишь обнаженным например


[12:07] gcf97: я сейчас умру от смущения, хен


[12:10] whalien52: ну так

[12:10] whalien52: иди подрочи или че ты там хотел

[12:10] whalien52: но без повода не плачь умоляю

[12:11] whalien52: я все-таки тебя слишком сильно ценю чтобы хотеть довести до слез

[12:11] whalien52: ну ЕСЛИ ЭТО КАСАЕТСЯ ГРУСТИ КОНЕЧНО ;)))))))))))))))))))


[12:11] gcf97: фу юнги кринж

[12:12] gcf97: фу плохой мальчик


[12:12] whalien52: ДА КАК ЖЕ ТЫ ЗАЕБАЛ МЕНЯ МАЛОЙ Я НЕ ПЕС

[12:12] whalien52: (но мальчик я действительно плохой)