— Это ты нашел тело, сынок? — спокойный и даже, кажется, несколько участливый голос полицейского отчего-то раздражал. — Я понимаю, видеть подобное зрелище никому не пожелаешь, но попробуй собраться. Нам нужна помощь. Ты никого не видел рядом? Может, кто-то убегал или показался тебе подозрительным?
— Что? — Джим Брасс удивленно взглянул на детектива, держащего в руках блокнот. — Что в этом зрелище страшного?
— Сынок, ты в порядке? — детектив внимательно смотрел на студента, совсем молодого парня, держащего в руке несколько учебников. — Может, тебе успокоительного дать? Похоже, у тебя шок.
— У нее шея неестественно вывернута. Кто-то хорошо постарался подкараулить момент. Она не ожидала. Или доверяла. — Джим отвернулся от полицейского и взглянул на мертвую девушку, которую нашел минут тридцать назад в той части сада, куда заглядывают только парочки, да такие одиночки как он сам, чтобы никто не мешал побыть подальше от толпы. — Вряд ли это другая девушка сделала. Хотя свернуть шею намного проще, чем все думают. Особенно, если есть практика. Но... — Джим опустился на колени рядом с телом, не обратив внимание на недоуменный окрик полицейского, — кто-то не слишком правильно делал захват. Явно руку на затылке не так положил. Или не помогал при повороте. Не профессионал. Впрочем, откуда взяться в университете профи? Так что этот ублюдок устроил ей страшную смерть. Интересно, каково это, когда слышишь, как хрустят собственные позвонки? Это тоже страшно или уже все равно? Наверно, все же страшно.
— Как тебя зовут?
— Когда так умирают, на лице остается удивленное выражение, — казалось, Джим не слышал, что к нему обращаются. — Это всегда неожиданность для жертвы. У нее глаза, как у куклы. Прозрачные, но при этом как зеркало. Если присмотреться, можно увидеть что угодно.
— Откуда ты знаешь?
— Я видел. Много раз. Отражение в мертвых глазах всегда разное: небо, солнце, трава, другие мертвецы... Хорошо, что не отражается, кто убил. Иначе можно было бы сдохнуть сразу, когда переворачиваешь тело, чтобы увидеть того, кому на этот раз не повезло умереть от твоих рук. Причем все равно — свернул ты этому человеку шею, вогнал нож под лопатку или всадил пулю между глаз. Все зависит от ситуации и умения. Только надо потом об этом научиться забывать.
— А ты научился?
— Не знаю. — Джим протянул было руку к волосам девушки, но тут же ее отдернул, словно его обжег даже воздух. — Я только разучился чувствовать. Так проще. Когда долго смотришь на мясной фарш, который еще полчаса назад был твоим хорошим приятелем или слушаешь чужие крики боли, нужно отключить свои эмоции, или в следующий раз можно вляпаться в ловушку и уже тебя будут сдирать с деревянных кольев, стараясь на замечать, как внутренности вылезают наружу сразу, как только дерево уходит из тела. Те, кто такое пережил, никогда не рассказывали об этом. И правильно делали. — Джим говорил все ровным тоном, не отрывая взгляда от лица мертвой девушки. — Ее язык высунут совсем немного. Рот открыт, как от удивления. Разорвавшиеся кровеносные сосуды напоминают еле видный узор. Через некоторое время все еще больше посинеет и его будет видно гораздо лучше. Я часто думал, почему кровь бывает такой разноцветной? Или это привилегия смерти, смешивать кровавые краски в самые необычные оттенки?
— Так как тебя зовут? — детектив смотрел на своего собеседника, наконец-то поднявшегося с земли.
— Джим Брасс. Я учусь на историческом. Живу в общежитии. Только не скажу номер кампуса. Не запоминается. Ориентируюсь по местности. Так проще. Она жила где-то рядом. Я видел ее довольно часто. Это платье, наверно, ее любимое. Она часто его надевала. Жалко.
— Что именно?
— Она любила это платье, а ее в нем не смогут похоронить. Нужно обязательно положить в гроб хотя бы одну по-настоящему любимую вещь. Надеюсь, кроме платья найдется что-то еще. Моих друзей всегда хоронили так. Так честнее. Ведь больше мы ничего не можем дать погибшим. Только нашу честность. И память. Пока живы мы, живы и те, кого мы любим. И неважно, рядом этот человек, или он больше не ходит по земле. — Джим помолчал. — Я видел ее пару раз с одним парнем с третьего этажа. Комната у окна. Слева. На двери бумажка с надписью на латыни. «Жребий брошен».
— Джим, держи, — полицейский вытащил их кармана визитную карточку и протянул ее Брассу. — Загляни ко мне как-нибудь?
— Зачем? Если я вспомню что-нибудь еще?
— Или если захочешь поговорить о честности.
— Мне очень жаль, что я больше никогда не увижу ее улыбки, — Брасс смотрел, как подошедшие санитары кладут тело девушки на носилки. — Надеюсь, вы найдете того, кто ее убил. — Джим помолчал, потом поднял голову и посмотрел на небо. — А в ее глазах отражались облака.