Э̀вдиал давил в себе крик. Давил снова, как делал десятки раз до этого. Давил желание предупредить об опасности ничего не подозревающих жителей деревни, еще спящих в столь раннее время.
Пока желание действовать клокотало внутри, блуждало, пытаясь найти выход, тело Эвдиала застыло как глыба льда. Недвижимое и продрогшее, скованное нерешительностью, страхом и холодом поздней осени.
Густой предрассветный туман-сообщник окутывал в низине деревянные домики, словно убаюкивая, и скрывал в лесу почти три десятка людей. Они называли себя Братством Ма̀нфоса, считали себя семьей и чтили лишь собственные законы.
Но другие, все, кого Эвдиал встречал в своей жизни, называли их сбродом, бандой убийц или шайкой ублюдков.
Эвдиал был манфосом сколько себя помнил. Его братья были ему семьей, заботились о нем, защищали и оберегали. Потому Эвдиал не мог объяснить себе природу терзающих его предательских мыслей. Не мог понять, почему так хочет остановить своих братьев и почему в глубине души согласен со всеми, кто осыпает их бранью и желает им смерти.
Стояла оглушительная тишина. Такая, что у Эвдиала звенело в ушах. Он знал, что мог нарушить ее. Крикнуть или вскочить на лошадь и понестись вниз, к домикам. Его бы не успели остановить, и даже если бы решились сбивать стрелами, поднявшегося шума хватило бы, чтобы всполошить собак.
Эвдиал воображал подобные картины едва ли не каждое нападение. И так точно и ярко представлял себе это, что порой ему казалось, что все события уже свершились.
— Эвдиал, — голос Та̀вуса, их главаря, был тихим и вкрадчивым. Проникал в самое нутро, словно чувствовал чужое неподчинение и сомнение, и хотел затоптать, заморозить не только тело, но и все живое внутри.
Эвдиал обернулся, но ничего не сказал – сейчас было нельзя. Не брыкались даже тренированные лошади, молчали дети. Любая мелочь могла все испортить. Эвдиал боялся того, как сильно этого желал.
Тавус улыбался. Уголки его губ лишь слегка изгибались, но медовые глаза излучали тепло даже в предрассветном сумраке. Эвдиала это тепло жгло. С такой же теплотой во взгляде Тавус мог отнимать жизни.
Эвдиал был ребенком, не старше пяти лет, когда Тавус, едва завладевший властью в братстве, казнил пятерых за нарушение кодекса. Сам Тавус тогда только прошел обряд посвящения, и некоторые сочли его слишком неопытным, несмотря на то, что погибший главарь назначил его своим приемником. За сомнения братья поплатились жизнью, но после этого случая никто больше в Тавусе не сомневался.
Никто, кроме Эвдиала. Крики бывших собратьев до сих пор слышались ему в скрипах колес и свисте стрел. Но больше чем жестокость, Эвдиалу запомнилась улыбка Тавуса в тот момент.
— В следующий раз уже пойдешь с нами, — Тавус протянул веревку. Эвдиал взял ее и расслабился, только сейчас ощутив, как был испуган. Словно Тавус действительно прочитал его мысли и был готов казнить на месте. Главарь одобрительно сжал Эвдиалу плечо и двинулся дальше, ступая тихо, как дикий лесной кот.
Эвдиал поймал на себе колкие, завистливые взгляды своих одногодок Гѐйза и Ко̀рцала. Они тут же отвернулись, стоило Эвдиалу взглянуть и не сказали ни слова, но их недовольство витало в воздухе.
Гейз и Корцал, достигнув восемнадцатилетия, вместе с Эвдиалом должны были пройти этим вечером обряд посвящения. Обряд был чертой, который менял жизнь Манфоса навсегда. Из ребенка, помощника, ученика он превращался в мужчину, полноправного члена братства.
В убийцу, добавлял про себя Эвдиал.
Все трое должны были пройти обряд, но одобрение Тавус высказал лишь одному.
Эвадиал бы с радостью поменялся с Корцалом и Гейзом местами. А еще лучше никогда бы не проходил этот обряд. От одной мысли его начинало тошнить. Эвдиал ненавидел конец осени.
— Приготовиться, — шепнул Тавус. Он отошел на добрых пять метров, но его голос, всепроникающий, Эвдиал слышал всегда.
Тавус поднял кинжал, и почти три десятка человек замерли, затаив дыхание.
Эвдиал закрыл глаза. Ему хотелось оказаться одному и далеко отсюда, хотелось, чтобы время остановилось. Чтобы не случилось ни нападения, ни обряда. Но время не было живым, потому ни одно человеческое желание его не заботило.
Тавус резко опустил кинжал, и толпа сорвалась, как дикие гончие. Поднялся гул, сплетенный из жадных улюлюканий и предвкушения крови. Залаяли испуганные собаки, но первые налетчики уже оказались в черте деревни и точными отработанными движениями заставили собак замолчать.
— Манфосы! — раздался голос из деревни. — Это Манфосы!
Одного слова хватило, чтобы поднялась паника. Одни хватались за топоры и вилы, стараясь дать хоть какой-то отпор напавшим. Другие разбегались в панике. Но вся деревня была окружена. Там, в тени деревьев, среди тумана беглецов ждала засада. Все было предрешено.
Эвдиал отвел взгляд, жалея, что не один и не может закрыть уши, и посмотрел вниз. Среди остатков осенней травы пробивался маленький цветок. Он ярким белым кружком выделялся на фоне пожухлой осеней листвы. Манфосы распускались в тумане, но в это время года уже почти не цвели. Но этот расцвел. Эвдиал смотрел на его чистую белизну и уже не первый раз задумывался, почему толпа убийц взяла себе подобное имя. Может, потому что манфосы были сорняками.
— Не толкайся! — услышал Эвдиал и обернулся на звук. — Дай мне, я тоже хочу!..
В метре позади стояла крытая повозка, запряженная старой кобылой. В крохотную щель полотна пытались поочередно посмотреть любопытные детские глаза.
Мальчишкам едва было чуть больше семи, но нашествия их не пугали, напротив, это было волнующим событием, которое не терпелось увидеть.
— Тихо! — крик вырвался быстрее, чем Эвдиал успел подумать и осел горечью сожаления в горле. Другой, невысказанный крик завязывался в узел, застревая комом, и мешал вдохнуть.
Мальчишки исчезли в глубине повозки, но Эвдиал слышал их недовольное перешептывание.
Все было кончено. Тавус подал сигнал, и оставшиеся в лесу Манфосы, в основном те, кто еще не достиг восемнадцатилетия, двинулись вниз, к деревне. Крики утихли.
Теперь по всей округе разносился скулеж и тихий плач перепуганных жителей. Всех, кто не погиб при резне, согнали в центре в плотный круг.
Эвдиал взял под уздцы старую кобылу, и вместе с Корцалом и Гейзом стали спускать вниз повозку.
Рассвет набирал силу. И на фоне красоты неба ужасы, творящиеся на земле, казались еще чудовищнее.
По мере приближения плач местных становился все громче. Эвдиал старался не смотреть на что-то конкретно. Он не отворачивался, но не зацикливал ни на чем взгляд.
И вся картина кровавого утра стояла перед глазами неясным, смазанным полотном.
Выделялась лишь одна фигура. На фоне снующих собратьев, которых еще не отпустил кураж нападения, Тавус стоял неподвижно и гордо. Он не был высоким, но казалось, что возвышался над всеми. Его яркие, светлые волосы сияли на рассветном солнце. В медовых глазах люди тонули, словно увязшие мухи. У всех в братстве он вызывал восхищение и трепет. Каждый тянулся к нему, старался получить толику внимания, словно Тавус был согревающим в мороз солнцем.
Эвдиал старался встреч с Тавусом избегать. А тот, словно чувствовал, всегда был где-то неподалеку.
Эвдиал оставил повозку Корцалу и свернул к толпе местных, которых уже по одному связывали другие братья-Манфосы. Только Эвдиал взялся за веревку, услышал, как позади лязгнул кинжал. Эвдиал отскочил прежде, чем обернулся, и когда его накрыла волна издевательского хохота, понял, что это был Зар.
Эвдиал посмотрел на него. Длинные корявые пальцы Зара, заляпанные кровью, обхватывали идеально вычищенный кинжал. В облике Зара этот кинжал выделялся своей безупречностью, мужчина ухаживал за ним, как за ребенком. Сам Зар не соответствовал своему оружию. Его кожу на лице и руках стягивали шрамы, лицо искажалось оскалом, таким уродливым, что мало кто мог назвать это улыбкой. Трудно было сказать, какого он возраста, старше Тавуса, кое-где у него проглядывала седина, но сам он был жилистый и поджарый и мог дать фору в драке любому. Одежда хранила следы сотни драк. Изорванная, выпачканная в крови и грязи.
Своего вида Зар не тяготился, напротив, он помогал ему устрашать несчастных деревенских жителей. И не только их. Зар знал, что вселял ужас и Эвдиалу, и это знание вызывало в убийце теплую тягучую радость. Стыд кольнул парня за то, что тот поддался на провокацию.
— Потому Тавус и поручает тебе всякое дерьмо, — скрипучий голос Зара сквозил презрением.
— Мы не оспариваем его приказов.
— Да? — происходящие его явно забавляло. — Жду не дождусь сегодняшнего вечера.
Зар издевался. По какой-то причине, он отчетливо видел и знал, насколько Эвдиал не хочет обряда. Не хочет совершать первое убийство. Возможно, потому что сам не мыслил своей жизни без убийств.
Зар оскалился еще сильнее и резко шагнул вперед. Эвдиал дернулся, но мужчина прошел мимо, к толпе сидящих на земле узников. Они взвыли, как единый организм. Зар выбрал себе жертву, молодую девушку, которая как не прятала лицо, скрыть свою красоту не могла. Зар схватил девушку за подбородок, сжал и заставил ее подняться.
Эвдиал замер, как всегда замирал, когда хотел что-то сделать, но не находил в себе на это мужества.
Женщина, чье лицо было испещрено морщинами, завыла, а потом запричитала.
— Да коли она тебе? Прокаженная… Не трогай….
Ее отчаянная, очевидная ложь только подстегивала Зара. Девушка была красивой и явно здоровой.
— Тавус! — крикнул Зар.
Главарь посмотрел на них. Зар кивком указал на девушку, а Тавус, не рассматривая, махнул рукой, давая негласное разрешение.
Зар потащил девушку, которая тут же начала плакать и упираться.
— Пусти ее, выродок! — мужчина из толпы внезапно бросился на Зара, но не успел даже приблизиться, как Корцал, стоящий неподалеку, со всей силы ударил его мотком тяжелой веревки. Мужчина скрутился, держась за голову. Остальные жители тут же схватили его и затянули в центр кольца, туда, где прятали детей и стариков.
— Тебе повезло, что я не могу убивать, — грозно процедил Корцал. Но мужчина его не слышал, корчась на земле.
Корцал переглянулся с Заром и выхватил из толпы другую девушку. Хохоча, они потащили обеих несчастных в ближайший дом.
Остальные Манфосы продолжали связывать и сновать по деревни в поисках полезных вещей. Эвдиал держал в руках веревку, которую все не решался пустить в ход и ощущал горький вкус беспомощности. Его одолевало бессильное желание вздернуть Зара на этой веревке, но он знал, что никогда не решится на это.
Эвдиал почувствовал на себе колкий взгляд. Гейз вопросительно уставился на него, продолжая связывать очередного несчастного. Эвдиал махнул головой и, не желая больше привлекать лишнего внимания, крепко сжал веревку, намереваясь выполнить поручение Тавуса.
Эвдиал приблизился к сбившейся стайке людей, медленно и боязливо, словно на него могли наброситься. Ноги дрожали, и каждая ощущалась, по меньшей мере, вдвое тяжелее, чем должна была.
Ближайшая к нему женщина сидела лицом в круг, отвернувшись, и Эвдиал двинулся к ней, малодушно надеясь, что ее не придется дергать и крутить, как это делали с остальными. Женщина сидела в ночной рубашке, ее светлые волосы, откинутые вперед, открывали тонкую шею и лопатки, где четкой меткой отпечатался кровавый след от ладони - кто-то из напавших толкнул ее грязной рукой.
Его собственное клеймо – символ принадлежности к братству – заныл. Эвдиал дернул лопатками, чтобы отогнать фантомное ощущение.
Приблизившись, Эвдиал услышал, как женщина что-то быстро шептала. Он осторожно коснулся ее плеча. Женщина обернулась, впившись в него таким взглядом, что парень невольно отшатнулся. В ее глазах плескалось отчаяние и решимость, словно ничто и никто не помешает ей броситься сейчас вперед и разгрызть врагу горло.
Реальность Эвдиала схлопнулась до размера смотрящих на него глаз. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, пока Эвдиал не нашел в себе силы произнести:
— Я должен вас связать.
Гейз не смотрел на них, но по усмешке, которая тут же вспыхнула на его лице, Эвдиал понял, что его нерешительность не осталась без внимания.
— Быстрее, ну! — Эвдиал старался сделать голос грубее, женщина сгорбилась, словно хотела своим телом окутать шар. И только теперь Эвдиал заметил, что не было никакого шара, закутывая в ночную рубашку и какие-то тряпки, женщина прятала девочку. Совсем еще малышку, лет четырех, с двумя белокурыми косичками.
Эвдиал осторожно присел, и тихо, чтобы не только Гейз, но и остальные местные не слышали, шепнул:
— Я могу связать вас вместе.
Детей манфосы забирали и держали отдельно. Они служили гарантом, что взрослые не будут бунтовать, были заложниками для заложников.
Возвращались к родителям не все. Из каждой деревни Тавус забирал двух-трех мальчишек до трех лет. Банду Манфосов особенно ненавидели за это. Их называли похитителями или пожирателями детей. По всей стране ходили легенды одна страшнее другой. Родители оплакивали потерянных и хоронили пустые гробы. Но реальность была куда чудовищней. Вот они все, выросшие, украденные дети. Хотели бы родители встретить их спустя столько времени и узнать кем они стали? Хотели бы родители Эвдиала найти его?
Взгляд женщины изменился. Она оглядела Эвдиала с ног до головы, нервно и затравленно, а на ее лице застыл вопрос, можно ли доверять этому выродку?
Будь у нее сын, Эвдиал бы не решился. Тавус лично отбирал каждого мальчика, но на девочек Тавусу было плевать. И если одна из них просидит с матерью, ничего страшного не случится.
Женщина решилась. Она кивнула. Что-то тихо шепнула дочери. Девочка уставилась на Эвдиала своими огромными карими глазенками, без страха, но с надеждой.
Он, как мог, успокаивающе улыбнулся. Девочка тоже улыбнулась. Ее улыбка посреди этого кошмара казалась Эвдиалу чем-то прекрасным, самым драгоценным сокровищем.
Эвдиал распутал веревку, связал сначала руки женщине, а потом и девочку вместе с ней, стараясь затягивать не туго, чтобы не сделать больно.
Все происходящее ощущалось неправильным и чудовищным, но Эвдиал продолжал, успокаивая себя, что лучше это сделает он, чем Зар.
— Спасибо, — тихо шепнула девочка.
Эвдиала едва не прибило к земле, прямо там под грузом стыда и вины.
—Тебе не за что меня благодарить, — выдавил Эвдиал в ответ. Судя по взгляду женщины, она была с ним согласна.
Весь процесс занял не больше пары минут, но Эвдиал чувствовал себя так, словно он без привала преодолел горный переход, а потом его переехала телега.
Благодарный взгляд девочки грел, врезался в память, оседая в душе чем-то дорогим, но и добавлял ощущения своего полного ничтожества.
Эвдиал взял следующий моток веревки, тот, скрученный в тугой узел, со следами крови, о которых лучше вообще не думать, все не поддавался. Эвдиал терзал его, оттягивая время, пока его руки вдруг не накрыли другие. Крупное металлическое кольцо печатка с изображением манфоса отразило рассветное солнце. Эвдиал зажмурился от резкого света и выпустил веревку.
Если цветок манфоса был символом братства, то кольцо было символом лидерства. Тавус никогда не снимал его и берег, даже трепетнее, чем свой кинжал.
— Дальше я сам, — сказал Тавус. — А ты пока пройдись. — Он указал на дальний двухэтажный дом. — Обыщи все. Может, повезет, и мы найдем Светлячка? Было бы прекрасным подарком к сегодняшнему вечеру.
Приказ Тавуса был странным. Как и Зар, связывать и возиться с пленными никто не любил. Все это оставляли еще не посвященным, даже детям. Эвдиал забеспокоился, что Тавус заметил связанную вместе с матерью девочку. Но тот не смотрел в их сторону, и ничто не выдавало в нем раздражения. Скорее даже напротив, тот был в приподнятом настроении.
— Хорошо, Тавус…
Чем дальше братство продвигалось на север, тем меньше был шанс найти желаемый Тавусом Светлячок.
Это был камень из Аменгама, леса, в котором все живое превращалось в кристаллы. Легенды об этом месте затмевали даже ужасы про Братство Манфосов. Эвдиал слышал о монстрах, прозрачных как стекло, но при этом живых. Про то, как даже один маленький порез был приговором, и человек, его получивший, сам превращался в монстра. Слышал про сотни разных камней, творящих чудеса.
Светлячок был одним из таких камней. Днем это был ничем не примечательный булыжник, но с закатом солнца он начинал источать оранжевый свет и тепло. Словно заточал в себе огонь.
Тавус давно охотился за ним, с тем же рвением, с каким за манфосами охотились жандармы. Как раз из-за них Тавус и хотел найти этот камень. Он мог заменить костры, не выдавая места положения дымом во время привалов. Вместе с этим, камню был не страшен дождь, в отличии от огня.
Тавус так сильно хотел найти камень, что однажды даже послал группу на поиски в Аменгам. Но те из леса так и не вернулись.
Это было давно, Эвдиал был еще юн и особого значения этому не придал. И мест вблизи границы Аменгама не запомнил. Может потому Эвдиал не особо верил во все эти легенды. Про братство тоже говорили всякое, и правды в этом было немного. Братья могли не вернуться тогда по разным причинам, одного медведя или стаи волков вполне бы хватило.
Вдобавок к этому, во время нечастых, но регулярных вылазок в города, Эвдиал видел что-то на рынках, кристаллы и минералы, красивые, крупные, маленькие, разные. Но все это были не монстры, а люди спокойно трогали все эти камни и не боялись последствий.
Эвдиал не верил в существование Светлячка, подозревал, что многие из братства не верили. Но Тавус упорно искал, и никто не решался высказаться против, даже в личных беседах.
Направившись в указанный Тавусом дом, Эвдиал услышал голос Гейза:
— Тавус, не стоит… Я сам могу.
— Думаешь, я не могу заниматься скучной работой? — судя по интонации Тавус улыбался.
— Нет, то есть… Не знаю, — Гейз не мог взять себя в руки, вся его спесь в присутствии Тавуса исчезала, превращая в лепечущего мальчишку.
— Каждая работа в братстве важна, Гейз…
Дальше Эвдиал не слышал. Он все еще волновался, что Тавус заметит женщину с дочкой, но кажется, тот просто хотел поговорить с Гейзом, потому отослал Эвдиала подальше.
Чем ближе парень подходил к дому, тем быстрее его несли ноги. Зайдя внутрь, он тут же запер дверь, прислонившись спиной. Горло вдруг сдавило спазмом, стало тяжело дышать, руки задрожали.
— Почему ты позволил всему этому случиться? — укорял себя Эвдиал. — Снова…
Хотел бы он найти хоть какую-то причину, которая могла успокоить его сердце, но не находил ничего кроме собственного малодушия.
В соседней комнате раздались стремительные шаги. Эвдиал торопливо огляделся в поисках какого-нибудь оружия.
Во время нападений местные жители часто прятались в домах. Обычно Манфосы находили всех, но бывали случаи, когда кто-то прятался так хорошо, что его обнаруживали на второй или даже третий день, когда человек выбирался попить воды или поесть.
Иногда такие нападали. Кто-то дожидался ночи, кто-то набрасывался днем, в порыве ярости и страха. Подобные случаи были редкостью и все же несколько Манфосов на памяти Эвдиала погибли именно так.
В углу стоял тяжелый металлический прут, скорее всего, чтобы шевелить угли. Эвдиал схватил его, вцепился двумя руками и вскинул по направлению к приближающемуся шуму.