Дым и жар проникали глубоко в горло, в самое нутро Дэ̀миона, душили. Казалось, что весь город сунули в огромную печь. Тяжелые городские ворота заперли с внешней стороны по приказу короля еще в первые дни эпидемии. Повсюду жгли костры. Люди, кто еще мог ходить, бесконечно поджигали мертвецов, в надежде не заразиться и вымолить у Богини спасение, другие же, те, кому было уже не помочь, полуживые мертвецы, ждали своего огня.
Весь город утопал в пелене дыма, слишком слабой, чтобы в ней задохнуться, но достаточно густой, чтобы скрыть солнце. Она превратила день и ночь в жаркое, удушающее безвременье, где несчастным оставалось лишь надеяться на милость Богини.
Дэмион тащил полное воды ведро, тяжелое для ослабевших детских рук. Дуга металлической ручки врезалась в пальцы, но Дэмион тащил спасительно-ледяную воду от самого дальнего колодца, в надежде, что там, где и мертвецов на дорогах было меньше, вода была чистой, безопасной. Он торопился, дома его ждала мать, которая с самого утра не могла встать с кровати.
Когда плечи сжало судорогой, Дэмион остановился. Оттер пот со лба и взглянул на затянутое небо пронзительными голубыми глазами. Он не помнил нужных молитвенных слов и просил помощи как мог. Боялся, что Богиня не услышит его, и корил себя, что недостаточно прилежно учил молитвы… А потом его сковал страх – вдруг своим невежеством он только разозлит Богиню?
Тень справа вдруг шевельнулась, и Дэмион вздрогнул, так резко, что с копны его рыжих волос слетел слой пепла.
— В-вод-ы, мальч..пож..ста…
В паре метров от Дэмиона, у двухэтажного каменного дома, прислонившись спиной, сидел мужчина. Пепел, что непрерывно падал сверху, припорошил его, словно снег.
На всякий случай, Дэмион сделал шаг назад, но просящий едва ли мог навредить. Все его тело покрывали темные, сочащиеся гноем, струпья. Тяжелый запах тухлятины пробивался даже с такого расстояния сквозь дымку. Дэмион замер в нерешительности. Ему было жаль несчастного, но подходить к нему было опасно, а дома ждала мама, которой нужна была вода. Много воды. В последние дни она пила очень много.
— Простите, не могу… — шепнул Дэмион и скорее пошел дальше. Вода уже не казалась такой тяжелой, но что-то в его душе болезненно скрутилось, вырываясь наружу крупными слезами. Во рту поселилась прогорклая горечь. Дэмион убеждал себя, что это от дыма.
А вскоре понял, что дышать действительно стало труднее, чем прежде. Словно дымка, и без того плотная, сгустилась сильнее. Чем ближе Дэмион подходил к дому, тем сильнее чувствовал неладное. Наконец он увидел взвивающийся вверх столб густого темного дыма. Как раз там, где был их дом.
— Мама! — Дэмион помчался вперед, не выпуская ношу из рук.
Одну сторону их саманного дома в один этаж обуял огонь. Казалось, там и гореть нечему – из дерева только крыша, окно и дверь, – но он горел, окутанный дымом, словно паучьим коконом.
— Мам!
Дэмион в отчаянии плеснул на горящий дом всю воду, но огонь лишь с шипением поглотил ее и продолжил с треском пожирать остальное. Ведро покатилось по земле.
Дэмион схватился за металлическую ручку, еще не тронутой огнем двери, и тут же, вскрикнув, одернул руку – ее обожгло.
— Мам! — он толкнул дверь, но та оказалась заперта изнутри. Дэмион застыл. Дверь он не запирал, и страшная догадка пронзила его. — Мам…
Дэмион схватил ведро и ринулся к единственному окну, наглухо закрытому еще с того дня, как на улицах появился первый зараженный. Дэмион взобрался на перевернутое ведро и изо всех сил толкнул запертые изнутри ставни. Он толкал и толкал, разбив руки в кровь, и жалел, что сам так прочно закрепил деревянные балки.
— Мам, открой! — он закашлялся. — Ма..м!
— Дэмион, — тихий голос матери вдруг прорвался через треск огня. Казалось, она была совсем рядом, по другую сторону окна. — Уходи…
— Мама!
— Ты… должен жить… — она закашлялась, а потом ее голос потонул в треске огня. Дэмион стал бросаться на окно, как напуганный раненый детеныш.
Раздался треск. Что-то в здании задрожало…
— Мам!
И обрушилось. Сверху повалили искры и пепел. Дэмион закашлялся, свалился и отполз. Дом провалился внутрь себя.
— Нет! — Дэмион хотел ринуться в него снова, но вдруг чужие руки схватили его поперек талии и удержали. Дэмион обернулся.
Его держал рослый мужчина, весь в черном. На его груди сверкнул то ли нагрудный знак, то ли брошь – ярко-синий кристалл. Незнакомец походил на солдата, кого-то, кто мог их спасти, и Дэмиона обожгла надежда. — Помогите! — завопил он, вырываясь. — Там моя мама!
Лицо мужчины исказилось, словно от боли.
— Огонь уже помог ей…
Дэмион прекратил вырываться и застыл, уставившись на рухнувший дом.
Смысл чужих слов медленно и тягуче проникал в голову. Огонь уже помог…
Сочувствие, прозвучавшее в чужом голосе, все равно оказалось жестоким.
— Почему вы не пришли раньше?.. — просипел Дэмион, сквозь ком в горле. Ему становилось дурно, дым заполнял легкие, а взгляд застилали слезы. — Ее можно было спасти…
Мужчина подхватил Дэмиона на руки.
— Огонь спас ее, — глухо ответил мужчина, прижимая Дэмиона к себе. — Рано или поздно, огонь спасет всех нас…
Дэмион откинул одеяло, вырываясь из кокона жара. Сразу стало прохладнее и легче. Жаль, что от кошмаров нельзя отмахнуться так же просто. Во рту все еще чувствовалась горечь дыма того далекого дня.
Дэмион тихо выругался. Злился за то, что впускал в себя воспоминания. Наяву любую мысль о том дне он гнал, не давая ни себе, ни другим шанса даже намекнуть о прошлом. Но над снами он был не властен.
«Огонь спасет всех нас…»
Зачем Инта̀л тогда сказал ему это? Дэмион так и не нашел момента спросить, а теперь…
Взгляд Дэмиона упал на тумбу, где лежал ярко-синий, ограненный кристалл, сейчас превращенный из нагрудного знака в кулон. Реальная деталь из сна.
Другие, более поздние воспоминания полезли в голову, но Дэмион снова отмахнулся – он считал, что двадцать три слишком большой возраст, чтобы страдать из-за далекого прошлого, затем надел кулон на шею и поднялся. Встряхнул рукой рыжие, торчащие во все стороны волосы. Он ненавидел их. Ненавидел, как их отлив на солнце напоминает пламя свечи. Будто огонь оставил на нем свою печать. Издевательскую метку.
Ненавидел свое имя, означающее огонь. Настолько, что даже хотел отказаться от него, взять другое, но имя – все, что осталось у него от матери. От прежней жизни. И Дэмиону пришлось смириться, что теплые воспоминания спаялись в нем с обжигающе болезненными. И друг без друга не существовали.
Соседняя кровать, заправленная с нечеловеческой аккуратностью, пустовала.
— Аль? — позвал Дэмион. Звук прокатился по их маленькой комнатушке, прошелся по коридорчику, заглянул в умывальню и стих. Никто не ответил.
Тишина окутала не только их комнату, но и внешний коридор общежития, где обычно всегда было шумно независимо от времени. Такая тишина настораживала.
Секунду Дэмион смотрел на стену, а затем догадка искрой вспыхнула в голове.
Он выругался, резко подскочил, схватил висевшую на стуле черную форму. Впрыгнул в штаны, наспех застегнул парадную сорочку и сверху накинул китель, тоже парадный, с нагрудными знаками из кристаллов, указывающих на ранг. Ярко-синий, такой же как был когда-то у Интала, блеснул ярче всех.
Черная форма, нагрудные кристаллы, все это – отличительные признаки цара̀йтэла, человека, добывающего в Аменгаме кристаллы. Встретив Интала впервые, Дэмион этого не знал. Как не знал и того, что спасать людей из объятого болезнью города не было их задачей. Не знал, что король отправил в город тех, кого не боялся потерять, а царайтэлы, которые всегда ценили жизнь выше всего – подчинились, рискнули и спасли сотни жизней, включая Дэмиона.
Дэмион не знал никого смелее царайтэлов и не уважал никого больше.
Сбегая вниз на лестнице Дэмион столкнулся с веснушчатым пареньком. Его лицо Дэмион помнил хорошо, а вот имя все время вылетало из памяти. Тот только-только перебрался из ученического общежития сюда, в общежитие царайтэлов. На третий этаж, где жили все новобранцы. Сейчас там было шумно и суетно – только прошел новый набор, Осенняя Жатва, как ее называли, – но Дэмиона эта оживленность тяготила. Он знал – минует полгода и третий этаж опустеет. Половина балагуров сгинет в Аменгаме, слишком самоуверенные и неосторожные. Те, кому повезет больше, проведут в лазарете от несколько месяцев до года. А те, кто сумеет сохранить себя целым, будут формироваться в новые команды и переедут ниже, туда, где всегда царила жизнь, в комнаты для постоянных отрядов. Или, как это называли между собой царайтэлы, переживших.
— Началось? — тон Дэмиона вышел требовательным, и паренек вздрогнул от неожиданности.
— Еще есть что-то около получаса…
Дэмион выдохнул, сбавил темп и сменил траекторию. Получаса ему хватит для завтрака.
В народе А̀хромос называли крепостью, окруженной городом. Целый комплекс сооружений, обнесенный крупными высокими стенами, снаружи действительно походил на укрепление. Внутри же он больше напоминал небольшой, закрытый на самом себе городок. Раньше Ахромос располагался на отшибе столицы, но по мере развития, город окружил и поглотил крепость.
Внутри стен раскинулись учебные корпуса, тренировочные полигоны, общежития, лазарет, лаборатории и даже огороды, конюшни, небольшие лавки и магазинчики. Всех, кто жил и работал в Ахромосе, называли Бесцветные. Люди считали, что дело в одежде – в Ахромосе не было иных цветов ткани кроме черного, белого и серого, но дело было в другом – служении Богини Э̀стрейлл. Считалось, что каждый житель Ахромоса должен отдать ей свой цвет и стать бесцветной тенью ее сияния.
В Ахромос попадали в детстве, если позволяло здоровье, а потом, в зависимости от способностей, надевали форму соответствующего цвета.
Исключения случались, но как правило, никого постороннего извне сюда не принимали. В Ахромос тяжело было попасть и так же трудно его покинуть, – уходят только в огонь, – такая ходила поговорка. И для тех, кто оказался здесь, Ахромос был не городом или крепостью, а целым миром.
Крупная столовая встретила Дэмиона запахом привычной за долгие годы еды. Царайтэлов практически не было, зато сидело полно акса̀йтэлов. Их белая форма всегда раздражала Дэмиона тем, как громко кричала о разделении. Царайтэлы для «грязной работы» - в черном, а аксайтэлы для «высокой, чистой работы» - в белом. Дэмион не видел ничего возвышенного в изучении аменгамских кристаллов и экспериментах с ними в тепле и безопасности лабораторий, пока царайтэлы рисковали жизнью в лесу среди монстров.
Еще в столовой тенями сновали гриса́йтэлы, – они носили серую форму, – это были ученики, еще не прошедшие испытаний и жители Ахромоса, не работающие с кристаллами: портные, повара, конюхи и прочие. Эти ребята нравились Дэмиону куда больше высокомерных аксайтелов.
Дэмион сел неподалеку от большого окна. Ясное небо слепило своей голубизной, и Демион смотрел в эту яркую бездну несколько мгновений. Чистое небо без облаков, дыма и тумана всегда вызывало в нем нечто, сродни успокоению. Он зачерпнул ложку утренней похлебки и, не успев съесть, вдруг услышал:
— … тот, который уродливый? — спросил женский голос.
Дэмион обернулся, чувствуя, как нарастает гнев, но уговаривал себя с выводами не торопиться – изувеченных в их рядах было много, мало ли о ком шла речь…
Через стол от него сидело трое девушек, аксайтэлок, за разговором не замечающие ничего вокруг. По виду совсем еще юные, только сменившие свою серую ученическую форму на белую. Впрочем, Дэмион мог ошибаться. Аксайтэлы не взрослели слишком быстро. В Аменгам они выбирались изредка, жили дольше, но и попасть к ним было сложнее.
— Пугающий, — ответила девушка с рыжими волосами. Больше медными, чем огненными, но Дэмиону они все равно не понравились. — Такой бледный, словно…
— Когда вижу его, мороз по коже, — вторила третья. — Эти глаза, как у мертвой рыбы. И возвращается же каждый раз…
Дэмион сжал челюсть, его голубые глаза сверкнули гневом. С таким описанием все сомнения отпали. Он вскипел за мгновение и пророкотал:
— Вы за такие разговоры мигом потеряете вашу беленькую форму и сами окажетесь в Аменгаме.
Все трое обернулись и сразу умолкли. На их лицах мелькнул страх – они узнали Дэмиона. Слава его взрывного нрава распространялась как пожар. И сколько бы ему не внимали наказаний, он предпочитал их получить, но высказаться, ввязаться. Не боялся ни чужой силы, ни должности. Прощали его только за то, что тот мог выживать в кристаллическом лесу и выполнять даже самые тяжелые задания, какие мало кто мог выполнить. И возможно, Дэмиону хотелось верить в это, прощали за прямоту, честность и бесстрашие.
На секунду Дэмион подумал отвязаться от девушек. Списать на глупость. Но не смог. Ненавидел, когда с А̀льмандом несправедливо обходились.
— Чтобы не слышал такого больше. А если услышу… — договаривать не стал, лишь красноречиво ухмыльнулся, предоставив возможность чужой фантазии самой закончить угрозу.
Девушки не ответили, похватали свои тарелки с оставшейся едой, – какое расточительство, – и бросились прочь, словно Дэмион мог наброситься, однако их бегство было излишним. Дэмион не отказывался от хорошей драки, но девушек никогда не трогал. Царайтэлов, которых часто чествовали при дворе, обучали основам этикета. Не так придирчиво, как аристократов, скорее так, чтобы дворовые щенки выглядели смирно и походили на породистых.
Так что Дэмион много знал о галантных кавалерах и прекрасных дамах. По большей части, все эти рассказы казались шелухой, нужной разве что для того, чтобы на балах, куда Дэмион любил тайно выбираться, сходить за своего. Правильный поклон, правильные движения, правильные слова. Но то, что касается силы, с этим, пожалуй, Дэмион был согласен.
Девушки, обученные здесь, в Ахромосе, вполне могли в Аменгаме и выжить, и подраться с любым мужчиной, хоть и теряли в облике ту хрупкость, о которой наставники талдычили без конца. В итоге все девушки в голове Дэмиона разделились надвое – те, что могли выжить в Аменгаме и те, что нет. С первыми он мог, не сдерживаясь, драться в учебных спаррингах и не боялся доверить им свою жизнь. Вторых же он не трогал никогда, это казалось ему нечестным, – дворцовые уроки не прошли даром, – силы были слишком неравны. Аксайтэлки были как раз из второй категории. Пусть базовая подготовка у черных и белых была одинаковой, и аксайтэлы должны не хуже царайтэлов уметь выжить в лесу, на деле все до единого аксайтэла, с кем Дэмиону доводилось работать, были беспомощными, оказавшись в Аменгаме. Словно надев белую форму, забывали все уроки и опаснотси леса. Впрочем, галантные кавалеры из королевского замка в Аменгаме не выжили бы тоже, но с ними Дэмион вполне мог затеять хорошую драку.
Тем не менее убеждать в своей безобидности Дэмион никого не спешил. Потому поведением аксайтэлок не оскорбился. Пусть лучше боятся получить и лишний раз обойдут. Один из постулатов царайтэлов гласил – если можно избежать боя с чудовищем, его нужно избежать. Начать драться – означало уже наполовину проиграть. Вне Аменгама Дэмион придерживался того же принципа, только наоборот – чудовищем считали уже его. За глаза так и называли – огненное чудовище, в глаза после пары хороших стычек – не решались.
Слава шла впереди него, и люди, по большей части, сторонились Дэмиона, но его все устраивало. Не нужно было каждый раз знакомиться с новобранцами, сближаться с ними, помогать, а потом сжигать останки их тел. Если, конечно, те находили, куда чаще сжигали не тела, а немногочисленные личные вещи. Дэмион коснулся груди, там, где под одеждой прятался синий кристалл на веревке. Он ненавидел терять людей.
Наконец Дэмион съел ложку похлебки, но, несмотря на голод, вкус ее отдался горечью.
«Возвращается каждый раз…»
Гнев не стихал. Глупые девчонки, не видевшие ужасов леса. Не знавшие смерти. И как только попали к аксайтэлам?
И снова горечь, но уже потому, что среди аксайтэлов не было Альманда. Дэмиону было бы спокойнее, будь он здесь, вместо этих глупых девиц, но…
«Белый мне не пойдет, с моим-то видом…»
Дэмион встряхнулся, отгоняя, запихивая горечь глубже, – он должен был настоять, чтобы Аль надел белую форму, а не черную, – заставил себя доесть все, потому что привык, пока еда есть – ее нужно есть, а затем направился в Ахромосовское святилище Богини Э̀стрейлл.
Огромное пространство, – крупнее было только Королевское святилище, – встретило Дэмиона шумом толпы и духотой тлеющих подожженных кристаллов, которые создавали аромат, что невозможно было спутать ни с чем. Эти кристаллические благовония поджигали во всех святилищах по стране, и источаемый запах вызывал мгновенную ассоциацию с Богиней, стоило сделать вдох. Дэмиона этот запах раздражал – он казался ему удушающим, как дым пожара.
Зал был настолько высок, что внутри каждый чувствовал себя маленьким, уязвимым и ничтожным. И весь, с потолка до низа, украшен разноцветной кристаллической мозаикой. В окнах сверкали и переливались витражи с изображением Богини. Все здесь сияло, сверкало кристаллическим разноцветьем – символом богини Эстрейлл.
Каждый раз оказываясь в этом месте, Дэмион думал сколько царайтэлов не вышло из леса, чтобы этот зал сиял так ярко. Пальцы снова коснулись кристалла, спрятанного на груди под формой. Отдать жизнь за кусочек кристаллической мозаики – какая глупая, несправедливая смерть.
Но, что бы не думал сам Дэмион, в глазах простых людей за пределами Ахромоса, возможность зайти в Аменгам, коснуться святых кристаллов, было честью. Царайтэлы и аксайтэлы считались служителями Богини, хоть и представляли собой не типичную ветвь в священной иерархии. Иные порядки, дисциплина и навыки обращения с оружием делали жителей Ахромоса чем-то средним между солдатами и священнослужителями. И потому парадоксально, несмотря на весь внешний почет, на самом деле Бесцветных не жаловали ни Священный Совет, ни король и его армия.
Король все время ждал подвоха, думал, что Ахромос может перейти на сторону Священного Совета, стать военной поддержкой, которую им нельзя было иметь, спровоцировать религиозные волнения и навязывать королю свои условия. И пусть официально действующих царайтэлов в Ахромосе было не больше трехсот человек, при общей численности всех Бесцветных чуть больше тысячи, король знал, что сила Ахромоса не столько в численности, сколько в сплоченности. Знал, что, если конфликт священников и короны покинет пределы советных комнат и выльется открытым столкновением, за Ахромос встанут все его жители. И этого будет достаточно, чтобы посеять смуту и раздор, ведь даже самый обычный конюх в сером проходил базовую подготовку, а то и вовсе полную и был в прошлом самым настоящим царайтэлом, получившим травму и потерявший право носить черную форму, но готовый в случае необходимости взять оружие и встать за свой дом. Именно потому Ахромос не переносили из столицы, как хотел Совет. Король предпочитал держать потенциальных врагов ближе, в окружении своих самых верных солдат.
Священники боялись того же, что Ахромос присоединится к армии короля, чтобы восстать против них, сбросить оковы святости и помочь взять Аменгам, полный ценнейших ресурсов, под контроль короля. Бесцветные не нуждались в средствах Совета за счет дотаций короля и могли позволить себе своеволие. Например, сократить часы изучений текстов священных книг и больше времени уделять мастерству владения оружием. Кроме того, царайтэлы не верили в сказки, что священники рассказывали обычным людям. Аменгам считался святым местом, куда упала с небес Богиня Эстрейлл, и лишь избранные могли входить туда. Но если ты осмеливался войти и погибал, то лишь потому, что был недостаточно чист сердцем и разумом. Считалось, что лес убивает недостойных.
Дэмион столько лет это слушал, но так и не привык и каждый раз едва сдерживался, чтобы не ударить любого, кто начинал говорить эти бредни. Среди тех, кто выжил и стал царайтэлом, были разные люди. И далеко не каждый мог похвастаться добродетелями. Тяжело верить в таинство и покровительство Богини, когда больше половины новичков умирает за первые полгода. В Аменгаме не было ничего святого. А выживал в нем тот, кто имел на плечах голову и обладал нужными навыками.
И конечно, лучше всего Дэмион знал, что Боги не спасают людей из умирающих городов. Это люди спасают людей. Такие, как Интал и другие царайтэлы.
И тем не менее весь Ахромос был между королем и Советом как между молотом и наковальней.
Дэмиона, как и многих в Ахромосе, разборки верхушек интересовали мало. Ему нужно было думать о заданиях, о тренировках и том, как не умереть, вытаскивая из леса очередной кристалл для оружия или украшения вдовствующей королевы.
Взгляд Дэмиона скользил по толпе царайтэлов, одетых в парадную черную форму, и выискивал знакомую мужскую фигуру. Здесь собрали практически всех царайтэлов, кроме тех, что сейчас были в Аменгаме или в лазарете. Аксайтэлов и грисайтэлов не позвали. Чествования героев, посвящение новобранцев проходили совместно, но вот наказывали – каждый по отдельности. Сегодня царайтэлов здесь собрал трибунал.
Наконец Дэмион заметил в толпе яркое пятно длинных белесых волос, собранных в высокий хвост, и двинулся к Альманду. Даже со спины тот выделялся среди остальных, не только цветом волос, но и выправкой – стоял прямо и гордо, в отличие от других царайтэлов, которые пользовались отсутствием главных и позволяли себе послабления.
Альманд стоял не слишком близко к высокому амвону [1], что говорило больше о его желании быть дальше от людей, чем о пунктуальности, пришел-то Альманд скорее всего одним из первых. И все же сегодня Дэмион жалел, что не подошёл пораньше и не занял более удобного места. Событие настолько будоражило, что хотелось видеть все до мельчайших деталей.
— Доброго утра, мой капитан, — улыбнулся Дэмион и встал рядом. Несмотря на толпу, рядом с Альмандом было полно свободного места. Дэмион убеждал себя, что дело не в чужой отчужденности, страхе и отвращении. Убеждал и не мог убедить.
Альманд обернулся. Его глаза – холодные, практически бесцветные, с голубой дымкой, такой, что его можно было принять за слепого, – сверкнули теплом, а на бесстрастном лице проступила едва заметная улыбка, такая тусклая, что разглядеть ее мог лишь Дэмион.
Раздражение, поселившееся в нем от встречи с тремя аксайтэлками, наконец умолкло, растаяло. Все в нем успокоилось, расслабилось и в то же время, его проняло дрожью, как вулкан, пробудившийся ото сна. Тепло прокатилось в нем, как вырвавшаяся лава, но не обжигающая, а согревающая. Сам того не замечая, Дэмион широко улыбнулся.
Альманд кивнул на приветствие и оглядел Дэмиона с головы до ног.
— Что у тебя с руками? — Альманд осторожно обхватил запястья Дэмиона и стал разглядывать содранную на костяшках кожу. Хотя, конечно, узнавал характерные следы и уже догадался – Дэмион снова подрался.
— Небольшое приключение, — отмахнулся он, не выдавая подробностей. Не хотел их выдавать и расстраивать Альманда. Вчера ночью Дэмион выбрался в таверну неподалеку, – на территории Ахромоса действовал комендантский час, но Дэмион, как и многие другие, бывшие царайтэлами не первый год, изловчились его не соблюдать. Там он встретил двух капитанов других групп царайтэлов – таверна была ближайшей от Ахромоса. Началось все хорошо: они пили и веселились. А потом один из капитанов, видимо знатно перебрав, вдруг стал зазывать Дэмиона в свою группу. Такое было не редкостью, особенно после новых назначений и формирований отрядов. Переманить к себе опытного царайтэла означало повысить шансы на выживание всей подконтрольной группы. Дэмион обычно ограничивался отказом, но сегодня предложение сопроводили опрометчивым: «Дался тебе этот белесый сын шлюхи, все знают, что без тебя он в Аменгаме не протянет, болезный же. Переходи ко мне и…» И дальше Дэмион уже не слушал. Два хорошо обученных, опытных царайтэла разгромили пол таверны, и обоим теперь ход туда был закрыт. За это было куда обиднее, – там подавали отличный эль, – чем за яростные крики недалекого капитана и обещания проблем.
— Меня предупредили, что нас ждет задание. — тихо сказал Альманд. — Сразу после трибунала будет инструктаж...
Дэмион склонил голову набок. Он буквально слышал продолжение этой фразы.
«Надеюсь, ты повредил только руки и ничего серьезнее?» – мелькнул в голове голос Альманда.
Он все никак не мог забыть давний случай, когда Дэмион неудачно поскользнулся на камнях в Аменгаме. Про то, что это было неудачно стало понятно позже, когда нога распухла и Дэмион не смог на нее ступать. Но тогда, на каком-то упрямстве, молчал до последнего, не желая возвращаться. Он был молод, самоуверен. Сейчас за такую выходку отчитал бы новичка не щадя. Альманд вот до сих пор не щадил, при случае – напоминал. И волновался.
И из-за этого в груди становилось теплее. Бесцветные привыкли к частым смертям, смирились с ними. По погибшим горевали недолго, настолько, что это граничило с равнодушием. Но Дэмион знал, что, если ему суждено умереть, один человек будет тосковать о нем по-настоящему. И знание об этой нужности заставляло Дэмиона быть осторожным, рассудительным. Быть тем, кто возвращается из леса. Раз за разом.
— Я в полном порядке, — заверил Дэмион и нехотя высвободил руки. Там, где секунду были теплые пальцы сейчас мазнуло холодом. — Чего не разбудил, ушел один? Я чуть завтрак не проспал.
— Ты ввалился в окно посреди ночи, — никто бы не услышал ворчания в спокойном ровном голосе, никто кроме Дэмиона. А следом заботу, такую же, едва уловимую: — Решил, что тебе стоит поспать подольше.
Дэмиона снова затопило волной тепла. Ему хотелось выразить это тепло, дать понять Альманду, что оно существует, но каждый раз стоило Дэмиону подумать об этом, он не находил нужных слов и молчал.
С грохотом раскрылись тяжелые двери позади амвона. Толпа вздрогнула единым порывом, как одно живое существо, выстроилась в ровные ряды и замерла, как множество одинаковых скульптур. Воцарилась тишина. Дэмион жалел, что запах кристаллических благовоний не мог исчезнуть так же легко как шум.
В зал святилища, вошли четверо мужчин в годах. Даже не зная, кто они, по одному их гордому, величественному виду, можно было понять, что они управляют этим местом, всем Ахромосом.
Все четверо носили разную форму, по цвету подразделения над которым главенствовали, серую, тот, что заведовал грисайтэлами, белую – главный у аксайтэлов, черную – глава царайтэлов, а Ге́нвуд, главный над всеми, носил особенную одежду. Полы его формы были разных цветов – слева – черными, справа – белыми, а посередине, у сердца зиял небольшой серый ромб. У всех главных грудь по обе стороны от сердца была увешана камнями-нагрудными знаками.
Генвуд торжественно вышел вперед, приложил пальцы к груди, очертил круг и приложил ладонь к сердцу. Знак, славивший богиню Эстрейлл. Статуи царайтэлов ожили и практически синхронно повторили за Генвудом жест.
— Мы, царайтэлы, служители Ахромоса, — пророкотал глава. Его тяжелый звучный голос создавал куда более сильное впечатление, чем тело. Во всем Ахромосе лишь перед ним Дэмион испытывал благоговейный трепет. Именно он возглавлял группу царайтелов, что спасли из горящего города людей, и Дэмион никогда об этом не забывал.
— Мы, царайтэлы, служители Ахромоса, — повторила толпа.
— Мы отдали свой цвет, свою душу и свою жизнь служению.
— Мы отдали свой цвет, свою душу и свою жизнь служению, — пронеслось грузным эхом.
— Мы – Бесцветные, клянемся в верности Богине, Священному Совету и королю! — с каждым словом голос старейшины пропитывался торжеством, и голос толпы улавливая это, набирал силу.
— Мы – бесцветные! Клянемся в верности Богине, Священному Совету и королю!
Звук прокатился по святилищу и смолк. Генвуд цепко всматривался в толпу подчиненных. И только удовлетворившись, одному ему известному, он заговорил снова, уже менее официальным и грохочущим голосом:
— Рад видеть вас всех в этом зале, живых и полных сил.
Дэмион подозревал, что Генвуд не помнит всех по именам, и возможно, даже не замечает, как из общей массы пропадает то одно лицо, то другое. Дэмиона, Альманда и других старожил, он наверняка помнил, но того мальчишку, что не вернулся на той неделе, помнил ли он его? Дэмион сморщился. Он и сам забыл его имя…
— Но, к сожалению, как вам известно, повод для встречи далеко не радостный. Прошу, — старик кивнул куда-то за спину всем собравшимся, — введите его.
Тяжелый двери позади толпы, через которые Дэмион вошел, снова открылись. Дэмион скривился, не слишком ли помпезное появление для предателя?
Все обернулись.
— Я сам пойду, — тут же раздался глубокий, но нервный голос. Дэмион усмехнулся – как сладко было слышать этот обычно надменный тон – таким. Беспомощным и обреченным, но все еще надеющимся сохранить достоинство.
Трое мужчин, грисов, видимо из бывших царайтэлов вели, а точнее – сопровождали в зал святилища высокого брюнета в форме царайтэла. Он шел, держась прямо и гордо, в каждом шаге сквозила подлинная аристократическая выправка, которая разжигала внутри Дэмиона новый костер раздражения. Осанку предатель держал лучше голоса, но чего ожидать от благородного, их только этому и учат, как при мерзкой натуре выглядеть наилучшим образом. По залу прошлась волна перешептываний.
Конвоируемого поставили в отдалении от Генвуда, но так, чтобы все собравшиеся могли его видеть. К удивлению Дэмиона, руки предателя не были связаны. Сбежать отсюда он, конечно, не смог бы, но это было бы лишним поводом порадоваться его положению. Но досада Дэмиона длилась недолго. Предатель бросил взгляд голубых глаз на толпу, встретился глазами с Дэмионом, и это выражение отчаяния и страха на чужом лице согрело Дэмиону сердце. В ответ он одарил предателя усмешкой, настолько пренебрежительной насколько мог, и тот отвел взгляд.
Деталей Дэмион не знал, но верил – поделом ему, от благородного ничего иного кроме предательства, ждать не приходилось.
Генвуд поднял вверх руку, шепотки смолкли, все снова замерли в ровные ряды, и тогда он продолжил:
— К сожалению, одного из нас сгубила жадность. Настолько сильная, что едва не стоила жизни четверым из нас. Мы, — старик обернулся на трех других главных, стоящих позади, и те сдержанно кивнули, — разобрали детали этого запутанного дела… — толпа затаилась, ловя каждое слово. — И пришли к выводу, что Бэйль Ко́лбен, нарушил один из наших заветов, осквернил Аменгам и богиню Эстрейлл… Попытался украсть кристалл, и ради этого едва не погубил собственную команду.
Толпа отозвалась возмущенным рокотом. В Дэмионе же плескался азарт, воодушевление, словно тот оказался на рыночной площади, в ожидании представления бродячих артистов. Он успел заметить, как распахнулись глаза Бэйля, словно он надеялся на совсем другой исход.
Трибунал был редкостью, особенно трибунал над капитаном группы. Но азарт в Дэмионе будило не это, а сам осужденный.
Бэйль Колбен делил с Альмандом звание самого юного капитана. Одного этого факта было достаточно, чтобы Бэйль вызывал у Дэмиона раздражение. Но тот вдобавок стал капитаном не как Альманд – приложив к этому множество усилий и доказав свое мастерство, а благодаря принадлежности к знатному роду и влиятельному отцу, приближенному самого короля.
Что делал аристократ в рядах служителей Ахромоса, пристанища для сирот и бедняков со всей страны, тех, для кого альтернатива была голодная смерть? Наверное, каждый в этом зале задавался подобным вопросом. А сейчас многие царайтэлы с жадностью смотрели на то, как некто, кто судьбой был рожден выше их всех, стоит подле амвона, уличенный и опозоренный.
Дэмион усмехнулся. Он был уверен, что Бэйль получил причетающиеся. Сын благородного отца, который самоуверенно полез командовать группой, не давая себе труда задуматься, как сильно отличалась реальная работа в Аменгаме от учебы в Ахромосе.
— У тебя слишком счастливое лицо, — шепот Альманда, стоявшего рядом, прозвучал привычно ровно, успокаивающе, как безмятежная гладь озера, но стоило Дэмиону взглянуть на него, стало понятно, что тот взволнован. Дэмион замечал это по тонким, едва уловимым чертам и не понимал, как другие этого не видят. Все эмоции Альманда были очевидны, как следы на снегу. Дэмион знал, что вид Альманда – белесые волосы, ресницы и брови в сочетании с бесцветными глазами на многих производил пугающее впечатление. Знал, но не понимал. Дэмион часто замечал, как другие люди смотрели на альбиноса с примесью омерзения и страха, и каждый раз парня пробирала злость за такое несправедливое и незаслуженное отношение людей.
Такое отношение стало еще одной причиной, по которой Бэйль так раздражал Дэмиона. Предатель был красив, располагал к себе людей, и никто из подчиненных не смотрел на него так, как на Альманда.
Но главное, в отличие от всех здесь, Бэйль в любой момент мог уйти. Снять форму по такой же прихоти как надел. Вернуться в королевский или родовой замок и забыть об Ахромосе и царайтэлах, как Дэмион забывал о балах, стоило их покинуть. Потому один вид Бэйля, одно его существование казалось Дэмиону насмешкой.
— Люблю, когда жадные сынки аристократов получают по заслугам, — отрезал Дэмион. Лицо Альманда изменилось незнакомым выражением, и Дэмион сделал себе заметку спросить об этом позже.
Голос Генвуда вернул к себе внимание.
— Бэйль Колбен, — громыхнул старейшина. — Ты признаешь свои злодеяния?
— Нет, — ровно отрезал Бэйль. В его голос вернулась твердость. — Не признаю. Все это – ложь, а…
— Ты хочешь сказать, — перебил его Генвуд, — что и мы лжецы?
— Я хочу сказать, что вас ввели в заблуждение, — Бэйль ответил с верткостью, свойственной благородным. Дэмион цокнул. Наверняка, король с подобной верткостью ответил бы на вопрос зачем он приказал запереть множество здоровых людей в полыхающем городе, обрекая их на смерть. Дэмион встряхнулся. Слишком много мыслей о прошлом для одного дня.
Генвуд взмахнул рукой, давая понять, что не желает больше слушать.
— Подобное неуважение недопустимо. Мы глубоко разобрались, — глава выделил последнее слово. — И лишь даем тебе возможность быть честным перед всеми и раскаяться перед Богиней Эстрейлл.
— Мне не в чем раскаиваться, — твердости в голосе Бэйля не убавилось. — Я служил царайтэлам и Богине с честью и верностью. И все сказанное обо мне – ложь.
Генвуд проигнорировал слова Бэйля и коротко бросил одному из его конвоиров:
— Да будет так. Твое происхождение, — Генвуд произнес это с презрением, и Дэмион улыбнулся этому, — не дает нам исполнить того, что ты заслуживаешь. — А здесь Дэмион цокнул, – ну, конечно, снова это особенное отношение к благородным. Смерть для них слишком сурова, то ли дело безродные царайтэлы. — Потому, отныне ты изгнан. Ни в одном доме священной Богини ты не найдешь пристанища. Ты навсегда отлучен от ее милости. Срежьте с него нагрудные знаки.
Дэмион заметил, как на мгновенье Бэйль вздрогнул, словно его ударили.
— Я клянусь своим именем, — вновь сказал Бэйль, пока конвоир срезал с его формы фиолетовый кристалл, символ капитана. В его словах звенело отчаяние, — что честен и не делал всего, что обо мне говорят! Я ведь рассказал вам все…
Генвуд с особым удовольствием, как показалось Дэмиону, ответил:
— Твое имя уже спасло твою предательскую шкуру, больше оно тут ничего не стоит.
Дэмион ухмыльнулся, а затем хлопнул в ладоши. Его стали подхватывать и через мгновенье зал потонул в аплодисментах. Альманд не шевельнулся.
— Жалеешь его? — спросил Дэмион у слишком уж молчаливого Альманда, пока они шли в распределительный штаб за подробностями задания.
— Не могу поверить, что он правда сделал все это, — наконец произнес Альманд. — Я был с ним в команде однажды, он… не такой человек.
Дэмион фыркнул. Он прекрасно помнил тот раз. Редкий момент, когда ему пришлось остаться в лазарете, а вместо него отправили Бэйля, и к унижению Альманда, назначили капитаном.
Дэмион не доверял навыкам Бэйля, и от волнения тогда извел всех лекарей так, что те не выдержали и выпустили Дэмиона раньше времени. Он поежился от неприятных воспоминаний. Они редко ходили в лес порознь, и каждый раз Дэмиона бросало в дрожь. Ему казалось, что лишь он сможет защитить Альманда по-настоящему.
— Генвуд не глупец выгонять честного капитана и оставлять четверых, получается, предателей. К тому же, даже его отец не вмешался, – правило, что казнить аристократов можно только по решению короля – не в счет, а это что-то да значит. Нет дыма без огня.
— Все были рады, — Альманд неосознанно коснулся своего фиолетового капитанского кристалла, — лишь потому, что Бэйль отличается от остальных. На его месте мог быть и я.
На секунду Дэмиона кольнуло. Он тоже радовался отречению Бэйля, но не думал, что это заденет Альманда так.
— Аль, ты лучший капитан из возможных. Чтобы люди там не думали, они просто… да глупцы они просто. А Бэйль оказался жадным аристократкам ублюдком. Не сравнивай. И если кто-то посмеет про тебя что-то сказать, я...
— Спасибо, — Альманд улыбнулся. — И… аристократским ублюдком? Как такое возможно вообще?
— Не умничай, — махнул рукой Дэмион, ощущая, как напряжение Альманда тает.
Меленький кабинетик распределителя, куда умещался лишь большой стол да пара шкафов, тонул в бумагах и приятных солнечных лучах. День обещал быть ясным, возможно одним из последних ясных осенних дней.
Стараниями Альманда они оба были на месте вовремя.
— Кого мы ждем? — нетерпеливо спросил Дэмион. Он был из тех, кто с легкостью позволял опаздывать себе, но терпеть не мог этого от других. Но когда в комнату вошел следующий участник группы, раздражение Дэмиона мгновенно улетучилось.
— Шэ̀рл! — радостно воскликнул Дэмион. — Рад тебя видеть! Думал, ты еще в Аменгаме.
— Вернулся вчера вечером, — улыбнулся тот.
Высокий сероглазый юноша, их ровесник, пожал ему руку.
Дэмион мало кого был рад видеть в группе, кроме Альманда, по одной лишь причине, как другие шарахались от альбиноса. Но Шерл был другой. Возможно потому, что сам он был бастардом одного из влиятельных домов. Но не просто бастардом, благородные родители наградили унизительным едва ли даже именем – Шэрл – мусор, и отдали в Ахромос, как сироту без имени рода.
И с первых дней в Ахромосе, где травля среди учеников-грисайтэлов и без того была нормой, такое показное презрение словно повесило на Шерла табличку с мишенью. В те годы он хлебнул достаточно детской жестокости. Сейчас, к их двадцати трем годам, все уже давно закончилось, но может потому Шерл никогда не относился к Альманду плохо, никогда его не сторонился.
Дэмион вновь почувствовал укол совести где-то в груди. В эти прежние времена, он был как раз из тех, кто других задирал от невозможности вынести собственную внутреннюю боль. Перед одним парнем, которому он портил жизнь особенно сильно, он так и не успел извиниться, все не мог набраться смелости, а потом стало поздно – парня растерзали монстры в Аменгаме.
— И отправляешься снова? — Дэмион напрягся. Людей у них хватало, не было смысла загонять кого-то конкретного.
— Признаться, я и сам, — Шерл посмотрел в сторону распределителя, — немного удивился.
Старик коротко взглянул на дверь, прислушиваясь, не идут ли остальные, видимо им он доверял меньше, чем присутствующим.
— Официально, — с нажимом выделив слово, произнес тот, — тебя просто назначили. Неофициально… Назначить тебя попросил твой отец.
Дэмион заметил, как распахнулись серые глаза Шэрла, и кажется, буквально услышал, как у того забилось сердце, а от того, как изменилось его лицо, стало практически больно. Дэмион не мог припомнить, чтобы Шэрлу перепадало хоть какое-то внимание от семьи, кроме шлейфа презрения. Он даже не был уверен, помнил ли отец Шерла о его существовании, а тут такое.
Шэрл выглядел так, словно случился момент, на который он не надеялся, но в тайне мечтал. Скорее всего, так оно и было.
— Сейчас подойдут остальные, поймешь в чем дело…
Дэмион уже хотел трясти из распределителя ответы. Интрига становилась невыносимой. Задание обещало быть необычным. Дэмион бросил взгляд на Альманда – тот был мрачен и по-особенному тих.
Но прежде, чем Дэмион успел сказать хоть что-то, раздался стук в дверь.
Двое из вошедших – парень и девушка были одеты в черное – только-только поступившие на службу царайтэлы. А третья – в белом, аксайтэлка. В ней Дэмион узнал ту самую девушку из столовой с медными волосами. Утихшее раздражение вернулось, а девушка, поймав взгляд Дэмиона, торопливо опустила глаза в пол.
— Это, — начал распределитель, указывая на парня, — Гётит Гран, новичок, была только пара заданий, но показал себя хорошо, оба капитана хвалили его.
Дэмион наконец перестал буравить тяжелым голубым взглядом неприятную ему девчонку и посмотрел на Гётита. Тот был темноволосым, не высоким, но крепко сложенным. Все видимые участки тела и лицо покрывали рваные, уродливые шрамы, от вида которых становилось не по себе. Но хуже всего взгляд карих глаз – смотрел тот так, словно готов был убить всех присутствующих, если они будут неправильно дышать. Этот взгляд был совсем не похож на взгляд новичка.
— Дальше, — распределитель указал на девушку в центре, высокую длинноволосую брюнетку, — Фи́рия Мэйт.
Вот в ней Дэмион признавал новичка. Слишком самодовольный взгляд, в позе – строптивость и ложная уверенность. Страх пополам с желанием доказать, что чего-то стоишь. Но хуже всего была худоба, для царайтэлки слишком сильная.
— А это, — очередь дошла до медноволосой, и Дэмион едва ли не фыркнул. — А̀мбрид Сард.
На вид Амбрид не отличалась силой, да и выносливостью тоже. Изнеженная умственной работой, в этой белоснежной, слишком приметной для леса форме, она казалась скорее подношением к обеду для аменгамских монстров, чем членом группы.
Иными словами, на редкость неудачная команда.
— Альманд, — продолжал знакомство распределитель. — Капитан.
Альманд сдержанно кивнул. Дэмион не упустил как презрительно скривились губы у Фирии, высокой брюнетки. Дэмион не знал виной тому была внешность Альманда или то, что он не обладал фамилией. На самом деле в Ахромосе это было частым явлением, те кто не знал своих полных имен, подкидышей, что не помнили ничего, получали от Генвуда просто имя и ничего более. Подобное не считалось в Ахромосе чем-то зазорным, сам Генвуд не обладал именем рода, но отрицать, что обладатели двойных имен имели в себе необоснованную спесь было сложно.
“Возьми мое, — сказал Дэмион Альманду в день, когда тот получил фиолетовый капитанский знак. — Тебе будет проще командовать, если у тебя будет полное имя...
Альманд только тепло улыбнулся.
— Генвуду ведь оно не нужно.
— Генвуд это Генвуд, — Дэмион сжал кулаки. Как, как объяснить Альманду, что это важно, не задев, не усомнившись. Одна половина царайтэлов считала Альманада слишком неопытным, другая – брезговала стоять рядом. Как ему ими управлять? Тут поможет любая помощь, любое преимущество, пусть и второе имя.
Глаза Алманда излучали тепло, а улыбка так и не сошла с губ. Это означало “нет”.
Дэмион спорить не стал. Лишь обещал, сделать все, чтобы заткнуть злые языки”.
— Дэмион Трасс, — голос распределителя вырвал из раздумий.
Может, Дэмиону стоило хотя бы кивнуть, но он не двинулся, продолжая буравить новоприбывших взглядом.
— И Шэрл.
— Рад встрече, — приветливо улыбнулся тот. Это немного сбавило градус общего напряжения, что витало в воздухе.
— А теперь, — вновь заговорил распределитель, — к делу.
Дэмион наконец отвел от троицы прибывших взгляд и сосредоточился.
— Последние дни мы получаем из Эрудѐи тревожные сообщения, — распределитель развернул потертую, кажется, испачканную в крови бумажку, и зачитал, совершенно без эмоций: — «Помогите! Город захвачен»!
Дэмион вздрогнул. Захваченный, отрезанный от остального мира город… Ему на мгновенье почудился запах дыма, и он встряхнулся, прогоняя наваждение.
От упоминания провинции Шэрл вытянулся. Все стало очевидно. Северная провинция принадлежала дому Амаузе, отцу Шэрла. И пусть земля Эрудеи была не единственным владением Амаузе, пусть была в запустении, бедная и раздираемая бандитами, но дому Амаузе нужно было с этим разбираться.
И конечно, глава дома не пошлет своего законного наследника в далекую холодную даль, рисковать собой, чтобы выяснить, что там происходит. А вот бастарда – пожалуйста. Отделался, отбрехался от своих обязанностей лорда – охранять вверенные ему земли, вспомнил о Шэрле… А тот и радуется, как пес, которому кинули кость. Дэмион скривился. Все аристократы просто горстка отмороженных ублюдков.
В такие моменты, Дэмион думал, что может, оно и к лучшему, что своего отца он не знал.
— Мы отправили письма всем главам городов, и не ответили только из одного – Гоко́на.
Дэмион внутренне застонал. Гокон – один самых дальних северных городов.
— Кто будет захватывать Гокон? — спросил Дэмион, пока распределяющий разворачивал карту. — Ну вот кому нужно тащиться в такую даль? Это не стратегический город. Границы далеко, рядом неисследованный Аменгам, а дальше – только нескончаемая мерзлота…
— Это вам и предстоит выяснить, — ответил распределяющий.
— А эта горстка бандитов там орудует? — вспомнил Дэмион, — Как их? Минф..ман… Что-то цветочное.
— Манфосы, — произнес Шерл. — Но… Не могу поверить, что они на такое способны. В любом городе Эрудеи достаточно солдат и жандармов, чтобы справится с бандой. Они же вроде грабят деревни?.. Не могли же переключиться на города…
— Манфосы или кто-то еще, — распределяющий вернул себе инициативу в разговоре. — Они захватили город. И никто, кто попытался, к нему приблизится не вернулся.
После этих слов повисло напряжение, комнату словно окутал тяжелый туман.
— Почему отправляют царайтелов? — спросил Альманд, и Дэмион уловил в его голосе тяжелые, напряженные ноты. — Это дело жандармов или армии, но не наше.
— Тот, кто захватил город, знают, что зимой к нему только одна дорога – через тракт. По нему пройти… не вышло. Вам нужно будет идти в обход, а для этого придется пройти через Аменгам. У солдат там не будет шансов, потому туда отправляетесь вы. Ваша задача узнать, что там случилось, вернуться в ближайший город и доложить. Все.
— Почему через тракт не отправят больше солдат? — голос Альманда был тихий и вкрадчивый.
— Туда и так… Туда отправили достаточно людей, — с каждым словом распределяющий мрачнел все больше. — Никто не вернулся, все просто… исчезли. Пока никто не знает, что там, насколько опасна угроза, никто не хочет привлекать внимание к сбору войск, провоцировать волнения… Нужно, чтобы все прошло тихо. Приказ был именно такой. Никто не хочет больше рисковать людьми, отсылая их в неизвестность.
Дэмион злобно фыркнул.
— То ли дело мы, да?
Его слова остались без ответа. Распределитель только одарил его взглядом, насквозь пропитанным усталостью. И осторожно, предвкушая будущий спор, спросил:
—… Вопросы?
— Посылать с нами этих троих, — Дэмион, не глядя, мотнул головой на новичков, — безумие! Вы же знаете, что неумелый царайтэл, не только мертвый царайтэл, он еще и всех остальных рискует за собой утянуть!
— Рад, что ты хорошо знаешь правила, — съязвил распределитель.
— И потому до сих пор жив, — парировал Дэмион. Распределитель бросил взгляд, ищущий помощи на Альманда, потому что каждый в Ахромосе знал, что совладать с огненным чудовищем могло только ледяное. К несчастью распределителя, Альманд был с Дэмионом согласен, и потому не вмешивался.
— Что ты предлагаешь? — сдался распределитель быстро.
— Заменить этих троих на более опытных царайтэлов…
— Нет, — вдруг перебил его Альманд. Дэмион замолчал больше от неожиданности. Все уставились на альбиноса, а тому снова стало не по себе. Он отвел взгляд, но голос его не потерял в твердости. — Все это – слишком опасно.
Распределитель и Дэмион переглянулись в смятении.
— Ты хочешь отказаться? — спросил старик.
Раз в сезон, любому капитану дозволялось единожды отказаться от задания, а следом за ним, всем остальным из сформированной группы. Пользовались этим не часто, капитаны не любили показывать свои страхи. Альманд же этим правилом и вовсе не пользовался. Дэмион даже думал, что тот о нем не помнил. Как оказалось, нет.
— Слишком опасно, — отрезал Альманд. — к такому заданию нужно долго готовиться.
Все нутро Дэмиона встрепенулось в протесте. Он знал, что должен был помочь несчастным запертым в городе людям. Не мог не помочь.
— Альманд! — воскликнул Дэмион. — Мы должны пойти!..
Они встретились взглядами. Это предзнаменовало долгий спор, что случалось меж ними не часто. Обычно они были друг с другом согласны или обходили острые углы. Но сегодня… Сегодня оба были настроены стоять на своем до конца. Альманд закончил дуэль взглядов первым и обратился к распределителю:
— Вы не дадите нам пару минут?
— Д-да, — выдал старик, все еще находясь во власти удивления.
Они вышли в коридор, в сопровождении тишины и чужих изучающих взглядов.
— В чем дело? — Дэмион едва выждал, пока они отойдут достаточно далеко, чтобы другие не услышали их голоса.
— Я ведь сказал, — спокойно повторил Альманд, но спокойствие это было обманчивым. Весь он был словно как натянутая до предела струна, — слишком опасно.
— В Аменгаме всегда слишком опасно.
— Ты же видел карту. Это не наши знакомые территории, те земли – неизведанны. С нами потому и посылают аксайтэла. Там может быть все что угодно. А команда не сработана, неопытна. Трое из шести – считай еще дети… И чем только думали?.. Вероятность того, что мы все там погибнем, превышает все мыслимые пределы. И это только риски Аменгама. Добавь к этому фактор неизвестности, ты ведь не забыл, что предыдущие разведгруппы не вернулись и без визита в лес?
Дэмион сжал челюсти. Альманд был прав. Всегда был прав. И ведь Дэмион дал себе слово, слушать его в таких вещах. Он помнил, что случилось, когда он не… Но это воспоминание перебивало другое, пропитанное жаром огня и удушающим дымом. Может, сегодняшний сон был не просто так? Может, он должен был придать Дэмиону уверенности?..
— Но там ведь люди, — уже не так бойко, но отчаянно, произнес Дэмион. — Дети… И они заперты там, в этом городе… Неизвестно что там. И они ждут помощи, каждый день там кто-то умирает… Я, — Дэмион поморщился от того, насколько его аргументы ничтожны на фоне взвешенных слов Альманда, но продолжал, — не смогу просто забыть об этом и как ни в чем не бывало пойти на другое задание.
— Задача капитана – сохранить подчиненным жизнь в первую очередь, — в голосе Альманда тоже поубавилось уверенности, — а уже во вторую…
— Я понимаю! Понимаю, но мы, по крайней мере, можем что-то сделать. А люди в городе – нет, что бы там не произошло. Аль, я ведь тоже однажды нуждался в помощи… Ты ведь знаешь, меня бы здесь не было, если бы не царайтэлы. Только они и решились тогда… Я должен помочь этим людям, хотя бы попытаться.
— Дэмион… — лицо Альманда насквозь пропиталось сочувствием, таким настоящим, таким нетипично для него ярким, что Дэмиону стало не по себе. Не так много он пережил, чтобы Аль смотрел на него так. Ему ведь пришлось гораздо, гораздо хуже…
Альманд взял его руку, провел пальцами по ладони Дэмиона, там, где зиял бугристый шрам от ожога. Дэмион не давал никому смотреть этот шрам, даже будучи ребенком, когда хвастаться таким было нормально. Но Альманду доверить свои шрамы он мог, и потому не отнял руки.
— Ты ничем, никому не обязан. Ты не должен возвращать никакой долг. Достаточно того, что ты просто жив.
Что-то внутри Дэмиона дрогнуло, слова попали, задели, но Дэмион не подал виду, отмахнулся, вырвал ладонь из рук Альманда.
— Дело не в долге… Просто… Меня тогда спасли. Если бы не царайтэлы, такие, как мы, то я и множество других, погибли бы в этом городе, брошенные. Я не могу пройти мимо, зная, что где-то там точно так же люди ждут помощи.
Альманд лишь прикрыл глаза, выдохнул и покачал головой, словно терпеливый учитель, ученик которого все никак не мог усвоить тяжелый урок.
— У меня плохое предчувствие, — тихо признался Альманд и поднял на Дэмиона взгляд бесцветных, поддернутых дымкой глаз.
Тот уставился в ответ в изумлении. Предчувствия, удача и подобные величины использовались многими царайтэлами. Кто-то на удачу молился Богине, у кого-то были самодельные талисманы, кто-то выполнял какой-то странноватый ритуал, вроде три раза топнуть по порожку перед тем, как уйти из комнаты. Альманд ничего подобного не делал и никогда не проявлял признаков суеверий до этого дня. Это признание и вовсе выбивало из колеи.
— Все будет хорошо, — заверил Дэмион, а сам почувствовал, как мурашки пробежали по затылку, будто позади стоял аменгамский монстр. Он передернул плечами, отгоняя ощущение. Ему нельзя показывать страх, он чувствовал, что почти уговорил Альманда. — Это предчувствие из-за неизведанной местности, меня это тоже пугает. Но мы – одни из лучших. Потому нас и выбрали. Мы справимся.
Альманд закрыл глаза и тихо вздохнул.
— Будь, по-твоему, — наконец сказал он, сдаваясь. И уперся тяжелым взглядом прямо Дэмиону в душу. — Но, если я пойму, что нужно поворачивать назад, ты послушаешься. Без своеволия.
Дэмион улыбнулся.
— Мой капитан, разве я уже однажды не усвоил этот урок?
[1] Амво́н – (греч. ἄμβων, а́мбон, а́мвон – «выступ», «возвышение»; от гл. InabaInw – «восходить», «подниматься») – особое возвышенное место христианского храма, предназначенное для чтения Священного Писания, проповеди и других богослужебных действ.