— Ты боишься света?
— Свет слепит меня, но не убивает. Терпимо мне.
— А боли ты боишься?
— Боль всегда со мною. Мы - одно.
— Посмотри на себя. Ты холоден, подобно айсбергу, затерявшемуся в океане сотни лет назад.
— Холод двигает меня к цели. Он позволяет мне встать и пойти дальше. Спасти своё блеклое существование от немого окоченения.
— А что же огонь, что простилает тебе дорогу к выходу из тьмы. Его то ты точно боишься? Я уверен, что боишься.
— Зачем мне бояться того, кто согревает меня?
— Согреть - значит приручить. А приручить огонь невозможно - он одичалый.
— Тогда ты глуп, раз так считаешь. Ведь этот огонь приручен мной, и он ведёт меня к моей заветной цели...
— По тьме, что глаз не открывает. Да, да, да. Тут тьма везде и холод зверский, а ты всё продолжаешь упрямиться и не признавать свой страх.
— Та тьма, что поглотила камень, вовсе не страшит меня. Во тьме я скрываю свои слёзы, эмоции и чувства от людей и мира этого, что на войне и боли был построен.
— Какие глупые суждения для существа, чей час уже намечен роковой. Не я тебя убью, так родичи помогут. Они не раз губили тех, кто был таким как ты.
— Какие громкие слова для того, кто прячется за моей спиной, боясь открыть свою мне истину личину.
— Я не боюсь, особенно тебя. Я наблюдаю. Изучаю. Мне просто интересно посмотреть на тебя сдавшегося, поникшего, утерянного, как и все жители той маленькой деревни, куда недавно заводили тебя ноги.
— Я не хочу и дальше продолжать вести с тобой бессмысленную чепуху. Я никогда не сдамся. Я незнакомец, чей подвиг навсегда освободит этот мир от вашего гнёта и вернёт человечеству надежду.
— Мне вот одно не ясно. Что сделали тебе такого люди, что ты с охотой побежал им помогать, отринув своих братьев?
— Отринув братьев?
— Да-да, отринув. Ты бросил их, сказав, что нам пора уйти. Ты слабым стал. Ослаб, как человек.
— Попридержи язык ты свой, а то и крылья быстрые тебя не унесут.
— Угрозы, угрозы. А ты занятный. Не думал я, что убивать тебя я расхочу. Пусть адские иль ангельские легионы вердикт тебе свой принесут, ибо я тут бессилен.
— Какая щедрость.
— Так уж и быть. Я выведу тебя из тьмы на свет. Проложу тебе кровавую тропу из каменной пещеры, но взамен... Ты покоришь того, кто правит нами.
— В смысле, Бога?
— Именно.
— Ты с головой не дружишь? На Бога руку я не подниму, иначе запихнёт он нас туда, где души обитать не станут.
— Ты отречённый, а души тебя волнуют до сих пор? Веселишь ты меня. Забавляешь. А с покореньем Бога сам уж разбирайся, людской герой, что не страшится ничего.
— Я не людской герой, коим ты меня нарёк, я лишь хочу для них свободы, которой обделили нас.
— Вам, тварям мелочным, не должна была достаться свобода. И людей она погубит, уж поверь моим словам.
— Это уже не нам решать, пусть человечество само напишет свою судьбу, без нашего участия.
— Одумайся пока не поздно. Они же плотоядные овцы, стадо диких шакалов. Без помощи двух сильнейших народов они падут. Пернатый легион должен направлять их по истинному пути. По пути справедливости.
— Справедливости? Сжечь всю деревню до тла из-за одного человека, поверившего в меня - это и есть справедливость?
— Конечно. Разве это не идеальный путь к истинному идеалу?
— Чушь всё это. Его смерти было бы вполне достаточно, ведь он виновен, а не все вокруг, хоть я и не пойму за что.
— Он был частью этой семьи, большой семьи, и он её подвёл. А семьи связаны духовно, насколько нам известно. Подвёл он - подвели и они.
— Мне вас не понять.
— Как и мне тебя. Очнись же ты! Посмотри на себя! Ты - зло! Как ты можешь вообще заикаться про справедливость и правильность поступков!
— У нас есть тоже кодексы, манеры и права. И в отличии от вас, мы честны и правдивы в своих поступках и действиях. Мы не солжём тому, кто жаждет нас увидеть и призвать.
— Поэтому вас и ненавидит целый свет. За вашу правду, должно быть.
— Ложь сладка. И вы, пернатые, замечательно ею овладели. Запудрили мозги всем тварям.
— Чего и вам не помешало бы, рогатый.
— Ты спрашивал в начале, чего же я боюсь...
— А я уже и позабыл об этом. Ты прав. Спросил я. И чего же?
— Я не боюсь всего, что обитает здесь, что режет глаз или вгоняет в тень. Я не боюсь ни боли, ни войны, ни расставания. Я не боюсь огня, воды, земли и ветра. Я не боюсь эмоций подлинных и чувств, и слов правдивых, и обидной лжи...
— Но тогда, чего же ты боишься?
— Боюсь я самого себя.