Дни после дуэли напоминали ураган восходов и закатов. Бен был несказанно рад этому. Механическая, но осязаемая рутина – проснуться в кресле, проверить чужой пульс, укол в руку, бакта на рану... Мол спал. Он не приходил в сознание со дня схватки, но одно из его сердец билось, и иногда среди ночи Бена будило его особенно громкое дыхание, довольно скоро приходившее в норму. 

Вся тоска – от безделья. Бен старался не думать. 

– Я не могу, – признавался он вслух, промывая гноящиеся раны забрака. – Не могу заставить себя убивать раненых. Знаю, было бы намного легче покончить с тобой, но... – Бен заставил себя усмехнуться. – Если Сила не хочет твоей смерти, кто я такой, чтобы ей указывать? 

Бен попытался вспомнить, за что стоит осудить Мола, но память подводила. Слишком многое стёрлось. Бен устал чувствовать хоть что-то. Да и судить он не имел права. 

Старик смахнул пот со лба. Почти неосознанно протёр грязное от песка лицо Мола: помятое, худое – щёки впали, татуировки побледнели, будто выгорели на солнце. Безволосые брови бессознательно хмурились. В искусственные суставы забился песок, ниже колен дюрасталь проржавела и начала разрушаться. Болезненная жалость кольнула сердце. Бен отвёл взгляд. 

– Мне жаль, – прошептал он. – Мне жаль... 

Старик отчётливо помнил себя-мальчишку, охваченного яростью, убившего противника из голой мести. Он мог обезвредить ситха и привести в храм на допрос и ничего, ничего из произошедшего не случилось бы. Переломный момент, его собственное падение. Бен высказал Молу всё. 

– Оно стоило нам всего, – заключил он, дотронувшись пальцами до шва, разделявшего плоть и металл. 

Бен дремал, сидя в кресле и видел огромного шестиногого дроида с красным мигающим «глазом». Он не знал его, но всё равно проснулся, охваченный ознобом, в поту от совершенно детского, первородного испуга. 

«Это мысли Мола». 

– Мне хотелось бы больше узнать о ситхах, – рассуждал Бен, осторожно нанося бакту на вздувшуюся рану на груди забрака. – Об обучении, я имею в виду. Вейдер, мой бывший друг, как он там сейчас... 

Бен вздохнул. Темнело, небо в крохотном окошке окрашивалось в сиреневый, воздух медленно, но верно остывал. Старик протёр руки от бакты, похлопал Мола по плечу и поднялся. 

– Нет. 

Бен вздрогнул. 

– И всё же, ты жив, – только и смог произнести он. 

– Нет, – снова прошептал Мол, из-под его век виднелись налитые кровью белки. 

– Глупости. Лучше скажи спасибо дождевым червям, а они у тебя в роду точно были. 

– Бен был слишком увлечён разговором и поиском фляг с водой, чтобы думать о приличиях. – Живучие ребята. 

Мол шептал что-то – старик наклонился ближе, но так ничего и не разобрал. 

– Кеноби... – наконец, прохрипел он. 

– Я прямо здесь. 

– Черви. У меня во рту. Они едят меня. 

Его невидящий взгляд лихорадочно метался в поисках врага. 

– Это жажда. Ты уже столько дней ничего не пил, – объяснил Бен, наливая воду в кружку. 

Что делать дальше? Чем удерживать в доме или, по крайней мере, поблизости? Как скоро Мол сможет встать на ноги и начать портить ему кровь? Бен про себя намечал планы, удерживая нагретую голову забрака одной рукой и поднося кружку к его губам. 

– ...ничто. Ничто, – Мол вертел головой. – Я помню... 

Воздух дрожал от его паники. Мол видел что-то, отчего пытался увернуться и скулил. 

– Легче, – настойчиво произнёс Бен. – Хоть немного, выпей... 

– Убей меня. – Мол нетвёрдой рукой схватил его за накидку. Его большие, навыкате, глаза уставились на него с совершенно безумным, паническим страхом. – Убей. Меня. 

– Не надо так говорить, – бесстрастно произнёс Бен. 

– Я ничто. 

Бен не стал спорить. На самом деле занятно – тот, кто когда-то правил Мандалором, оказался... таким. Маленьким. Сломанным. Бен знал, что Мол стал ситхом не по своей воле. Знал также, что Мол – создание чистейшей ненависти. Теперь, когда даже она иссякла, что от него осталось? 

– Пощади, – охрипшим голосом умолял Мол. 

Бен прикрыл глаза. 

– Были те, кто заслуживал пощады больше тебя. Только вот, – Бен высвободил руку из его хватки, – ты их не услышал. Умереть легко, знаешь ли. Труднее выжить и исправить хоть малую толику своих ошибок. 

Бен часто повторял это сам себе. Он смотрел на судорожно сжавшуюся фигуру на кровати и думал об Энакине. 

– По природе своей ты больше раб тёмной стороны, не владыка, – продолжил Бен, поглаживая бороду. – Сдаётся мне, есть крохотный шанс... 

– Тебе нравится разделывать туши? 

– Что, прости? 

– Он горел, он умолял тебя, но ты решил продлить его мучения. Чувствуешь себя могущественным, когда заставляешь нас страдать десятилетиями? Твоё садистское эго... 

Бен медленно вдохнул через нос и попятился к двери, не сводя взгляда с бредящего забрака. 

Оказавшись снаружи, он оставил дверь приоткрытой и тяжело присел на порог. Вытер пот с лица. В груди будто застряла игла. 

Бен обвил себя руками, стараясь расслабиться. Было ясно, что Мол манипулирует им, и последнее, что нужно было сделать – это дать перед врагом слабину. 

Йода говорил, что ярость врага – истинный противник. Что достаточно сразить её, и враг таковым быть перестанет. 

У Бена есть два выхода: поверить Йоде или убить Мола. При мысли о втором становилось тошно от отвращения к себе. 

Небо тёмное и беззвёздное, и ночь такая тихая, что слышно, как ветерок катает песчинки по скалам. Ни души. Бен вдохнул глубоко, с чувством, и поднялся, возвращаясь домой. 

Мол не спал, но лежал, свесив голову и руку с кровати. Луны красили его кожу в фиолетовый. Бен покосился на небольшую бутылку на полке у кровати, но решил не прикасаться к ней сегодня. 

– Это будет долгая дорога, – пробормотал он.Бен сидел в кресле, в полудрёме, когда услышал, как забрак встаёт с кровати. Мола шатало, он сделал шаг и рухнул на Бена. Старик схватил его – напряжённого и болезненно горячего. Руки Мола цеплялись за его накидку, он тяжело дышал ему в плечо. Уголки губ Бена дрогнули. 

– Ты ничего не знаешь, – прошептал забрак. 

Мол отстранился и с недюжинной силой схватил Бена за горло.