old habits die hard

Металл пальцев, едва слышно щёлкнув по стальной пластине, скользнул от челюсти ниже. Сэм, повинуясь касанию, приподнял подбородок.

— Минуано, — в полной тишине голос прозвучал совершенно лишним. Не просил, не удивлялся, не негодовал. Лишь констатировал.

Где-то за тонкой стеной, должно быть, с ветвей сорвался последний лепесток сакуры.

— Мне неспокойно, когда ты так послушен.

Сэм настолько привык к его стальному звучанию, что мысль «не так люди произнесли бы эти слова»...

Не дав закончить, металл пальцев, лёгким скрежетом пройдясь за ухом, щёлкнул замковым механизмом и потянул пластины на себя.

— Ты знаешь, — он сделал паузу, — Муссон.

— Что именно? — промурлыкал тот, самозабвенно провожая взглядом упавшую на лицо чёрную прядь.

Ощутив пустоту по бокам от головы, за последние дни ставшую привычной, Сэм всё равно на секунду потерялся.

— …что я терпеть не могу это прозвище.

— Ах, — Муссон белозубо улыбнулся, — и правда.

Улыбка погасла с последним звуком.

Он ведь и не думал прекращать. Ни с прозвищем, ни со… всем остальным.

Не выпуская его плеч, Сэм поднял голову к окну, но Муссон перехватил его лицо ладонями и вернул к себе — словно те не потеряли своей человеческой мягкости бесчисленные годы прогресса назад.

— Минуано, — повторил чуть тише, словно о чём-то задумавшись.

В глубине души Сэма пугало, насколько естественно, разметавшись по татами нерастаявшим снегом, выглядели для него эти белоснежные волосы.

Муссон совершенно точно прочитал в его глазах этот страх. Потому что улыбнулся.

Даже сбрось сегодня сакура все лепестки до единого, Сэм бы этого просто не рассмотрел. Ему не оставляли шансов.

— Эта ночь — то, что нужно.

Как бы ни привык к этим волосам, к этому голосу из стали, к ощущению деревянного пола под коленями и песне ночной птицы за окном, к едва заметной вибрации от близости их защиты и бесчисленных магнитов…

Металлические пальцы, не дав закончить, притянули его за подбородок на расстояние вдоха.

И на вдох ближе.

Сэм закрыл глаза.

То, к чему он не привык до сих пор — насколько горячими были эти губы.

За спиной перещёлкнуло — Муссон легко скрестил лодыжки, замкнув магниты, запирая Сэма в ловушку.

— Сердце частит, — констатировал Муссон, и Сэм ощутил его неуловимый смешок на собственных губах. — Не пристало самураю.

Красота с пустой душой.

Ему тоже не нравилось, когда Сэм так его называл.

Чтобы отыскать то, что Муссону бы искренне не нравилось, Сэму потребовались долгие годы…

Ложь.

Хватило лишь несколько таких безлунных ночей.

Сэм запустил пальцы в белоснежные волосы, слегка оттянул их в сторону, заставив его повернуть голову — так, чтобы ощутить растущее напряжение между магнитами, что держали шею.

Магниты едва заметно загудели. Металлические бёдра, не считаясь с сопротивлением, притянули его собственные. Муссон обхватил его запястье пальцами и неспешно обнажил ряд белых зубов — произнеся без эмоций.

Как будто напоследок.

— Не засматривайся.

Он никогда не переборет этой привычки.

Сэм — ледяной бразильский ветер.

Минуано выдохнул и, подхватив его за затылок, забыл самого себя.