У падавана Вульфа Сазена были питомцы — колония дагобанских болотных грибов на древесном кряже. Он взял их с собой из храма, в котором жил до перехода в обучение на джедая. По какой-то причине их мицелий вот уже много лет не мог разложить гнилой обрубок, оттого отрастил ловчие кольца и время от времени выпускал охотничий аромат, требуя мяса. Тогда Вульф скармливал им червей и личинок, или, если запасы заканчивались, выкапывал новых в садах Академии джедаев.

За этим занятием его однажды застал мастер Раси Туум. Вульф напрягся, заметив его под цветущим пологом рощи, наблюдавшего за севшим на лапу бражником. Туум, хороший друг Кола Скайуокера, наставника Сазена, недавно вернулся с тяжёлым ранением с миссии на Руне и теперь ходил с перевязанной обожженной грудью, но падавану непросто было ему сочувствовать, хотя катар и был его орденским братом.

— Рад, что вы поправляетесь, мастер, — слукавил он, поднимаясь с колен и отряхивая штаны.

Усы и нос Раси Туума легонько дëрнулись. На Вульфе были надорванные там и сям грязные брюки и не стиранная несколько недель туника с пятнами пота под мышками. Пальцы в налëте земли прижимали к груди склянку с блестящими белыми личинками.

— Спасибо на добром слове, — промурлыкал катар, правда, взгляд его блуждал. Вульф догадывался, почему.

— Мастер Туум, вы верите в презумпцию невиновности? — бросил он вслед удалявшемуся джедаю.

Тот медленно повернул голову. В его жёлтых глазах Вульф усмотрел искреннее недоумение.

— Вы самовольно казнили человека, — продолжил забрак, покручивая ногтями крышку банки, словно собирался выпустить из неё что-то ужасное. — Вместо того, чтобы передать в руки закона. Убили Зареба Сина. И назвали это самообороной — бой джедая против силового нуля с пушкой. Но ведь даже участие Сина в резне на Руне, за которое вы посчитали смерть единственным достойным наказанием, на тот момент не было доказано. Что теперь будет с его ребёнком? Он остался один в преступной среде.

— Откуда ты знаешь про маль… Хм. — В пасть мастеру попала прядь из гривы, и он царапнул себя по щеке, убирая еë. — Я бы лучше задался вопросом, что будет с маленькой арканианкой, которую банда Сина захватила в плен, — добавил он неожиданно жёстким тоном. Вульф никогда не слышал из уст катара другого голоса, кроме мягкого и бархатного, и теперь его нижняя губа дрогнула. — При этом твой агрессивный тон выдаëт, что ты обратился ко мне по причинам, недостойным джедая. Идём, падаван. Прогуляемся вместе.

Вульф приблизился к катару. Они не спеша двинулись под сенью оссусских деревьев, из-за стволов которых за ними пристально следило вечернее солнце.

— Сазен, ты вроде уже не мальчишка, а юноша, и должен понимать, что Сила преподносит нам в видениях не только то, что может произойти, но и то, что хочет, чтобы мы воплотили в жизнь, — примирительно пояснил Туум. — Противиться воле Силы — значит ступить на дорогу тьмы. Это ситхи считают, что нужно идти ей наперекор, ломать её волю. Что она желает им зла, то бишь не даёт делать всё, что заблагорассудится. Но мы, слуги света, тем и отличаемся, что уважаем нашу невидимую наставницу, и слушаем, когда она приказывает. Сама Сила хотела, чтобы я убил Зареба Сина. И я покорился.

— Даже самые могущественные пророки с трудом определяют, когда через видения с ними говорит Сила, а когда в них отражаются собственные предрассудки.

— Оправдываешься, — усмехнулся Туум. — Эгоизм — поразительная вещь. И как зовут этих предсказателей?

— Джейсен Соло. Энакин Скайуокер. Видения будущего подтолкнули их к злодеяниям. Зная их истории, вы предлагаете просто принять, что с вашей стороны было правильно отнимать жизнь без суда и следствия? — Вульф остановился напротив Туума. — Так себя или Орден вы хотели защитить? Потому что юнлинги на вас равняются — на вас, практикующего шовиниста. А джедаев и так каждый день обвиняют в нарушении прав разумной жизни. Ваш поступок аукнется нам всем.

Ноздри мастера дрожали. Но душа его оставалась изумительно безмятежна.

— Неудивительно, что ты так рассуждаешь. Вы все говорите одинаково, выглядите одинаково, и живёте своей замкнутой общиной, в то время как сияние Скайуокеров не так заразно, как кажется. А вот Совет Провидцев утверждает, что когда Сила ждёт от тебя чего-то — ты просто будешь это знать. Иначе мир ощущают разве что отпетые служители тёмной стороны. — И да, — добавил он, — ты же понимаешь, что никакого ребëнка у Сина не было, так ведь?

Он заговорчески подмигнул Вульфу. Как будто поведал падавану постыдный секрет, с которым придётся жить и от которого будешь чувствовать себя отвратительным, даже если за него в открытую никто не осудит.

Из-за двери столовой в апартаментах Кола Скайуокера доносились сердитые голоса. Вульф наблюдал за бледной полосой света под ней, вытягивая нитку из разлезшегося рукава, его зубы болели оттого, насколько долго были стиснуты. Раси Туум не смеет утверждать, что его родные — такая же секта, как Орден Одного Ситха. Но Вульф не имел права за них вступиться. Теперь он джедай, и его эгоистичные привязанности не должны им повелевать. Почему же никто, кроме него, не обратил внимания на мерзость совершëнного Туумом?

Вульф даже не знал, в чëм проявился эгоизм его рассуждений. Должно быть, его слишком заботило всë вокруг, хотя ничего не должно колыхать спокойствие рыцаря. Должно быть, эта забота была от желания самоутвердиться. Надо быть проще, проще относиться к тому, что преподносит судьба. Наверное, он раздул трагедию из ничего: в конце концов, Зареб Син был всего лишь каким-то парнем, отцом какого-то мальчугана. Почему их жизни вообще имели значение по сравнению со многими другими — например, жизнью арканианки или мастера-джедая?

— Кол, это твой ребёнок, — выдернул его из размышлений голос Ната Скайуокера. — Не мой, не моей жены, не кого-либо ещё. Твой. Вы решили не предохраняться, прекрасно зная, что не будете, не имеете ни желания, ни возможности нянчиться с последствиями. И вы с ней не имеете права делать это проблемой других людей. Кейда в том числе.

— Не смей называть Кейда «проблемой», — полным праведного негодования голосом отозвался учитель. — Такой ты мне брат, значит? Пустяковая услуга, банальная помощь — и для тебя это уже непосильная ноша? Какой-то великий подвиг?

— Банальные услуги не длятся восемнадцать лет. У меня своя семья. Мы с Дру не можем держать ответственность ещё и за чужую. Тем более за ребёнка с подобным потенциалом.

— Чужую. Чужую! То-то я думал, почему ты ведёшь себя не как Скайуокер, а как криффов эгоист. Понимаю, ты младший сынок, тебе все потакали, в задницу целовали. Думаешь, легко и чудесно быть в моей шкуре? А вот я тебе докажу: это не так.

Сазен накрыл ладонью рот. Он не первый год делил с наставником апартаменты, сопровождал его повсюду; Кол рассказывал о своих стратегиях в беседах с Альянсом и Империей, советовался с учеником о том, как вести себя в тех или иных конфликтах, спрашивал его мнение обо всëм на свете… Вульф ощущал себя активным участником мира, в котором обитали мастера. Он чувствовал себя так, словно ему было четырнадцать, четыре и сорок четыре одновременно. Это окрыляло. Но Вульф и подумать не мог, что у его учителя есть ребёнок. Кола трудно было представить отцом, в нëм было что-то от начальника, от инструктора, но едва ли что-то от родителя.

Под звуки ругани двух братьев Сазен отворил дверь в свою комнату. Окна были распахнуты настежь. В полумраке Вульф отметил, что ящики его стола вывернуты, что кусок мясного торта, оставшийся с Дня рождения, съеден подчистую, шарнирные фигурки динозавров сняты с полок и брошены на ковре, а один горшок с ползучим цветком обвален на пол и разбит. В горле Вульфа поднялась горечь. Он не нашёл в себе энергии на то, чтобы возмутиться. Хотелось обнять Кейда и сказать, что тот всë равно часть огромного целого, никогда не один и не будет один.

Ведомый Силой, Вульф выглянул из окна и, осмотревшись, заметил силуэт ребёнка на выступе стены жилого комплекса Академии. Окликнув несколько раз, он не получил никакой реакции.

— Учитель! — позвал он тогда. Но братьев и след простыл.

Пришлось выбраться наружу и вскарабкаться по барельефам меж рядами окон к карнизу, от которого в сумерках Кейд пытался допрыгнуть до верхнего эркера. Вульф стоял в замешательстве: а что, собственно, он должен сделать или сказать? «О тебе беспокоятся и ждут тебя дома»? Даже карапуз посмеялся бы над такой ложью, в теперешней-то ситуации.

— Ты зря сюда забрался, Кейд. Здесь опасно. Давай я помогу тебе вернуться.

Слова Сазена словно бы ввели мальчика в ступор. Вульф схватил его за руку, чем спровоцировал отчаянную борьбу и низкое рычание, прерываемое слабыми человеческими укусами.

— Тебя не соберут, когда ты упадёшь, — добавил забрак. — И разобъëшься, как хрустальная ваза.

Мальчик взглянул на него с выражением «вызов принят» и сиганул вниз. Выпустив его запястье, Вульф Силой удержал его над высотой десятков этажей, после чего телекинетически подтянул к окну своей комнаты, напружинив мышцы, потом забросил внутрь и закрыл створы. Переведя дух, он успел перелезть обратно до того, как Кейд опять выбрался бы наружу. Он закрыл окно на ключ.

— Зачем ты сделал это? — спросил Вульф, опёршись спиной и вспотевшими ладонями о подоконник. — Зачем делать себе больнее, чем уже есть?

Кейд молча глядел исподлобья, обмотавшись одеялом у Сазена на кровати. Он выглядел разъярённым. На вид ему было лет восемь. У него была копна стриженных соломенных волос и персиковые щёки.

— Нельзя лезть, куда тебе вздумается, — проговорил Вульф. — Твои родные бы очень горевали, если бы ты сорвался.

— Всем плевать, когда я куда-то хожу или лазаю, — буркнул Кейд. — Никто меня не наказывает. Значит, можно.

— То, что ты можешь сделать что-то, не значит, что ты должен.

Кейд завалился на бок и накрылся с головой.

— Так ты просто хотел внимания? — тихо спросил Вульф. Ответа не последовало.

— Падаван, — приоткрыл дверь Кол Скайуокер, больше не звуча раздражëнным. Его широкая фигура казалась тенью, когда свет бил ему в спину. — В-семье-не-без-урода ушёл. Не думай, что он плохой человек, просто продукт воспитания. Иногда его приходится приводить в чувство. Пойдём, потолкуем.

— Мне… Мне надо покормить грибы.

— Мне тоже много чего надо, но я раз за разом жертвую личными интересами ради Ордена. — Скайуокер потëр переносицу. — Ладно. Пока налью нам. И во имя Силы, прими в кои-то веки душ.

— Хорошо.

— Не хорошо, а обязательно. Даже мастер К’Крук жаловался. Ученик — лицо своего учителя. Не позорь моё имя.

Вульф прикрыл глаза, плавя сознание и пуская его по связывающим всё сущее незримым жилам: вот свиваются в узлы черви, дышат растения в горшках, медленно перемещаются по кряжу оранжевые круглые грибы, и они более всех едины с Живой Силой, они в совершенной гармонии с её волей. А вот Скайуокеры: им больно, и они не знают, как унять эту боль, потому что они словно бы прокляты ею, обречены Силой.

— Эй, не будь такой кислой. Ты очень красивая девочка, тебе вредно быть кислой, — сказал детский голосок, и пальцы потянули Вульфа за чëрную прядь. Тот сидел на полу напротив покрытой прозрачным молниевым мешком мини-теплицы, где хранилаясь его колония, население которой вовсю переваривало личинок.

Сазен обернулся. Кейд уже не казался таким ожесточённым. Но когда он научился скрывать своё присутствие в Силе? Зачем?

— Я не ожидал, что Скайуокеры способны так поступить, — сказал Вульф. — Это неправильно. То, как они обошлись с тобой. Они твоя семья.

— Мне все равно, — признался Кейд. Они помолчали. Оказывается, мальчик, к тому же, умело прячет свои мысли: у него странно сильные для ребëнка психические стены. — У тебя много грибов. Ты не боишься, что у тебя будет корд… корде.?

— Кордицепс. Нет. Во-первых, он поражает только насекомых, а во-вторых, грибы прекрасны. Нет ничего плохого в том, чтобы стать одним из них, даже если ты при этом умрëшь.

— Заражëнного ответ.

— Хочу стать мицелием после смерти. Из меня получился бы неплохой ведьмин круг.

Они помолчали.

— Дагобанцы — настоящие создания света, — задумался Вульф. — При всей удивительной сложности не то что сообщества, а даже индивидуальной особи, в них нет ничего, что делало бы их уязвимыми к падению во мрак. Не обладающие разумом животные и растения могут быть захвачены тьмой, но не дагобанские болотные грибы. В отличие от нас, которые считают себя развитыми жизнеформами.

— Падаван! — снова позвал Кол Скайуокер.

Сазен обернулся, закрывая за собой дверь. Кейд подъехал на кресле к окну и уставился в темнеющее небо. В тот момент Вульф понял, что прощает его, что не заставит убирать за собой беспорядок. Одобрительный шепоток Силы казался благословляющим поцелуем.

— Совет Провидцев предсказал, что судьба галактики сложится между мной и одной чëтко определëнной особой, — произнëс учитель, пригубив коньяка. — Она была имперской… госслужащей в обучении. Меня послали с дипломатической миссией на Бастион, чтобы наша встреча случилась.

Они сидели за рабочим столом в комнате Кола. Несмотря на духоту, окна были наглухо закрыты, и пахло так, словно разбился пузырёк с одеколоном. Человек поскрёб плёнку пота на румяной шее, пошарил в своëм датападе и протянул его Вульфу. Снимок на экране надолго отпечатался в сознании падавана. У Кола Скайуокера ржавеют кудри, цветами заката обгорает лицо, у него складки на лбу, и складки тянутся от носа к уголкам губ, и видно по линии роста волос, что он начинает лысеть — учитель выглядит намного старше, чем сейчас. В его любовных объятиях — нескладная девушка с густой пшеничной шевелюрой и гладким розовым личиком с остатками детской припухлости на щеках. На руках у неë спит младенец.

— Вы не могли любить по принуждению, — сказал Вульф.

— Не мог. Но в пророчестве о любви не было ни слова. — Кол положил подбородок на сложенные замком пальцы. В его чертах сквозила мольба поверить. — А потом она умудрилась забеременеть Кейдом. Ей пришлось пропасть без вести и перебраться ко мне на Корусант: не могла же она вернуться на учëбу с такими вестями!

— Так Кейд не ваш сын?

— Ты как скажешь, так стыдно становится мне. Хватит строить из себя дурачка.

— Учитель, вы хотя бы слышите себя? Всë звучит так, словно вы похитили человека!

— Следи за языком. Ты много болтаешь не к месту, и непонятно, чего этим пытаешься добиться. — Кол задумался перед тем, как опрокинуть в себя очередную рюмку. Его кадык подскакивал, как застрявшая в горле кость, и кожа блестела, как намасленная, в приглушённом свете лампочек. — Мне всегда казалось, что она с самого начала видела во мне только мальчика для потрахушек. Ей не нравилось жить в Храме. Она часто плакала, когда думала, что никто не видит и не слышит. Жаловалась, что еë новорождëнный постоянно кричит и ноет, что она совершенно не знает, как заткнуть такого невиданного нюню, который — о ужас, кусает еë, вот злодей, ненавидит свою мать.

Колено Вульфа тряслось, но он заставил себя сидеть смирно.

— Сколько ей было лет?

— Она была зрелой и опытной, когда я встретил еë, мудрее, чем обе мои бывшие жены, и всë же была полна жизни. Ещë не выжата и не затëрта реальностью. Ещë хранила в сердце юношеский огонь, который во мне постепенно угасает. — Его маленькие глаза под набрякшими мохнатыми бровями смотрели куда-то в прошлое, вместо ностальгии в них читалось сожаление. — Я был, как и сейчас, по уши в работе и не мог ничего для неë сделать. В конце концов мы попросили помощи у моего брата. Как только Кейд попал в хорошие руки, она собрала вещи и сказала, что переросла отношения со мной. Переросла, представляешь? И что пора двигаться дальше. Может, я слишком редко виделся с ней. Может, я на самом деле плохой человек. Да, я всë испортил.

— Это не так, — поспешил заверить Вульф, потому учитель ждал именно этого. Он был самокритичен, как подобает слуге света. Падаван думал добавить что-то вроде «вы сделали всë, что могли, вина на той девушке», ощутил, как к этому подталкивает Сила, но не стал этого делать. — Что с ней сейчас?

— Не могу сказать. Ты должен меня понять.

Тишина жужжала, может быть, полминуты, а может, полчаса. Вульф понял, что Скайуокер хочет о чëм-то его спросить, и поэтому принялся пить долго, медленно. Стало тесно и душно. Он помнил, как однажды его придавило деревом на Кашиике: вот настолько стало тесно.

— Вульф, — обратился Кол, положив ладонь ученику на плечо и заставив одеревенеть на считанные секунды, — ты мой товарищ?

— Вы хотите услышать, что вы хороший человек, даже несмотря на ошибки, которые совершили.

— Кейд — не ошибка. — Скайуокер стукнул кулаком по столу, но получилось неубедительно, и потупил взгляд. — Если ты хочешь быть моим товарищем, а не просто учеником, дай мне совет. Как мне перестать себя винить? Может, всего этого можно было избежать? Что я мог сделать лучше, Вульф? Что мне делать теперь?

Вульф не был уверен, как реагировать на то, что взрослый мужчина просит у него советов подобного рода. С одной стороны это ужасно льстило. С другой — великий магистр Ордена джедаев вдруг сам стал выглядеть пубертатным мальчишкой. Вульфа распирало от желания посмотреть на него полными юношенского огня глазами и спросить: «Никакого пророчества не было, так ведь?», ведь именно на это он отчаянно надеялся, но прикусил язык. Если орден — семья, то он не имеет права портить членам своей семьи жизнь из-за каких-то незнакомцев.

И всё же Вульфу казалось странным заниматься сексом с кем-то, кого не знаешь, как облупленного. Он не понимал, как вообще может встать лишь на оболочку, под которой не видно привычной и понятной до мелочей личности. С таким же успехом можно было довольствоваться рукой. Зачем было рушить жизнь какой-то студентке?

Но джедаи тем и отличаются от своих древних врагов: они опираются друг на друга вместо того, чтобы жить в отравляющей себя и мир самодостаточности. Вульф не мог не позаботиться об учителе. Не мог не позволить на себя положиться.

— Вы можете любить Кейда, — произнëс он. — Сейчас, и потом, и всегда. Если только он будет чувствовать себя важным и обожаемым, как любой нормальный ребëнок, он вырастет великим джедаем, как вы. И если ему суждено решить судьбу галактики, он сделает правильный выбор.

Кол слабо улыбнулся. Внезапно он поднялся на ноги и крепко обнял Вульфа. У того потемнело в глазах.

— Можешь остаться на первое время здесь, пока не устроим Кейду его место, — сказал учитель, разжав руки. — Спасибо тебе. Я… Вульф, я рад, что у меня есть такой ученик, как ты. Ты нужен нашей семье. И нужен мне.

Ощущая запах и отпечатавшееся сквозь одежду тепло Скайуокера, Вульф вдруг представил, как учитель резко хватает его за ворот туники и швыряет на пол, как зубы Сазена будут стучать о его зубы, и как будет хрустеть и резать под кожей от попыток вырваться.

— Мне кажется, будет лучше, если ваш сын останется с вами. — Вульф выпрямился и шагнул к двери. Он почувствовал, как меж бровей у него складывается морщина.

— Разве я не именно это предложил? — усмехнулся учитель.

— Я не буду его будить, просто принесу к вам.

— Добро, — рассеянно кивнул Кол, глядя себе под ноги.

Когда Вульф закрывал дверь учителя, он не удивился тому, что Кейд сидел на полу в коридоре. Но он всё равно захлопнул створу. Они стояли друг напротив друга в темноте, глуша свои сигнатуры в Силе, пока ребёнок не встал и не протопал к забраку.

— У тебя комната лучше, чем была у меня, — сказал Кейд.

Вульф хотел ответить что-нибудь, но сомкнул губы. Он слышал, как Кейд вошёл в комнату к отцу за его спиной, и ощутил медленный и болезненный укол вины.

Когда он оказался у себя, то сел на ковёр у кровати и, сам не зная, зачем, уткнулся лицом и руками в простыни, и долго, протяжно всхлипывал перед тем, как, неспособный войти в медитацию и выпустить чувства в Силу, провалился в тесный и душный сон.