— Нет, это ты не понимаешь! «Гарпии» очевидно лучше «Пушек».
Гостиная «Норы», где мы праздновали день рождения Гарри Поттера, уже давно опустела. После увлекательнейшей игры в бутылочку (в ходе которой всем стало понятно кто кого ревнует) почти все разбежались по разным комнатам. Кроме троих — Ли Джордана, Фреда Уизли и меня. 15-летие Поттера отмечали с размахом, в «Нору» пригласили кучу людей, а миссис Уизли наготовила уйму вкусной еды, остатки которой мы сейчас доедали. В какой момент начался наш с Ли спор вспомнить было уже невозможно.
— О Господи, — театрально вздохнул Ли Джордан — Женщина, успокойся и начни уже разбираться в игре!
— Тебе напомнить, как ловец «Пушек Педдл» упал с метлы прямо во время игры? — спросила я.
— Всего один раз, — возразил Ли.
— А у «Гарпий» никогда!
Он снова с грустью вздохнул.
— Фред, с ней бесполезно спорить, она не воспринимает факты! Ты сам, что думаешь? — обратился за помощью к другу Джордан.
— Да, Уизли, что думаешь ты? — напала на него я. — Потому что... ты на что смотришь?
Ответ был очевиден. Вряд ли он так мечтательно пялился на портрет своего деда, который висел прямо за моей спиной.
— Фред? — позвал его Ли.
— А? — очнулся тот. — Да-да, я тоже... —рассеянно ответил Уизли, сам не зная на что.
Ли посмотрел на меня, я посмотрела на него и рассмеялась.
— Понятно все с вами, — он с досадой покачал головой, пожелал нам «спокойной ночи и вкуса получше» и ушел наверх.
Мы остались одни. Совершенно одни. Что означало, что сейчас, в такой интимной обстановке июльского вечера могло произойти, что угодно... Нет, конечно, не в этом плане, в другом, более... разговорном. Я старалась контролировать дыхание, чтобы он не заметил моего волнения, но поскольку сердце билось как сумасшедшее, воздуха категорически не хватало. Благо, Фред вовремя отвернулся, и я успела сделать глубокий вдох и немного успокоить дыхание. Было у меня подозрение, что он собирается сделать нечто такое, что будет нравится мне настолько же, насколько не понравится. Потому что, вроде бы, я и сама чувствовала это, а вроде бы, не была совсем уверена, что это именно то.
Или, быть может, я просто боялась самого чувства. Кто бы мог объяснить мне как это, если родителей не было, а бабушка, с которой я жила, могла любить меня только в своих кошмарах?
Ведь любовь и кратковременная симпатия разные вещи, понимаете? Сначала я надеялась, что он стал жертвой именно последнего. В таком случае мне не надо было делать выбор и (в самых худших вариантах событий) разбивать ему сердце. Но прошел год, а он все также оказывал подозрительные знаки внимания. Да и я сама уже не была уверена в твердости дружеских чувств к нему, а все вокруг тихо или громко заявляли, что из нас вышла бы отличная пара.
Я размышляла об этом долго и так, будто это точно должно было вот-вот произойти. Придумывала разные ответы, отказы и согласия, рассматривала как хорошие, так и плохие исходы событий, поэтому считала, что, в случае чего, буду способна достойно ответить и не обидеть его.
Но сейчас, глядя на его рыжие волосы, которые становились золотого оттенка каждый раз, когда уходящее солнце освещало его лицо, на веснушки, из-за которых Уизли, как он сам признался, немного комплексовал, но которые, на самом деле, удивительно красиво смотрелись на его лице, рассматривая его голубые глаза, глядя в которые создавалось впечатление, что ты тонешь в океане, глядя на все это, я вдруг поняла, что совсем не готова. Если он мне признается, если я в панике от надобности быстрого ответа, скажу ему что-то не то, то могу потерять... все.
Поэтому когда он открыл рот, чтобы что-то сказать, я мысленно умоляла его не говорить этого. И видимо, он поймал мое настроение, потому что обстановка в комнате вдруг стала неловкой.
— Что-то тут жарко, — откашлявшись, негромко сказал он, оттягивая ворот футболки.
— Конечно, в такой-то компании, — выпалила я. Напряжение напряжением, а шутки надо шутить по расписанию.
Он улыбнулся. На щеках появились ямочки, и теперь он выглядел еще милее, чем обычно.
— Пойдем отсюда?
— Куда? — спросила я, затаив дыхание.
— Да все равно, — Фред на минуту принял задумчивый вид. — Куда бы ты отправилась в поисках покоя и тишины?
— Подальше от тебя, — Наверное, это не то, как стоит разговаривать со своей (возможной!) любовью, но ведь чистая правда. Там, где есть Фред Уизли, тишины и покоя можно не ждать.
— Боюсь, это невозможно, — с озорным огоньком в глазах сказал он, и у меня замерло сердце. Но он не сказал те три страшных, но таких желанных слова, которые я боялась услышать. Вместо этого он вскочил и протянул мне руку. — Идем?
— Куда?
— В красивое место, — Уизли подмигнул. — Узнаешь.
Я закатила глаза. Мерлин, да ведь есть только одно место, куда он может меня потащить.
— Опять на то ромашковое поле? — недовольно уточнила я. — Где куча жучков, которых, как ты знаешь, я ненавижу?
Фред, пыл которого пропал вместе с моими словами, медленно повернулся ко мне.
— Отклоняешь — предлагай, — с досадой от того, что его план раскрыли, сказал он.
Я задумчиво оглядела его, не зная, что предложить взамен. Но тут мой взгляд остановился на его глазах, и мне пришла идея.
— Я видела, у вас недалеко тут пляж есть? Идем туда, — решила я.
— Покупаться захотелось? — подколол меня Уизли.
Я выбрала игнорировать. Что бы я не сказала, в будущем это будет интерпретироваться, как просьба облить меня водой или чего похуже.
— Ну ладно, — хлопнув в ладоши, с энтузиазмом сказал Фред. — Подарю тебе прогулку по берегу моря.
***
Спустя недолгое время, потраченное на то, чтобы сначала трансгрессировать, а потом прийти в себя, мы оказались на берегу моря. Вокруг было так тихо, что, казалось, можно было услышать стук сердца стоящего рядом. Только приятный шум волн, бьющихся о камни. Единственный источник света — луна. Она отражалась от поверхности моря, заставляя волны серебриться и сверкать. Они будто танцевали в лунном свете.
Я и не заметила, как произнесла последнюю фразу вслух.
— Чего-чего? — переспросил Фред.
— Ну, тебе не кажется, что то, как свет переливается на волнах и то, как они двигаются, создает ощущение как бы... танца? — смутившись, поведала я. — А если включить воображение, то шум волн перестает быть просто шумом и становится битвой, в которой войны храбро сталкиваются друг с другом, а прекрасные русалки, в виде морской пены, спасают им жизни и защищают их, если те оказываются рядом с морем, потому что море — их территория, на которой никто не смеет им указывать и... — совсем разойдясь, без передышки затараторила я, пока что-то не заставило меня замолчать. С фантазией у меня проблем не было, вернее, были только с тем, что иногда ее слишком много.
—Это все глупо, ведь так? — я пыталась разглядеть на лице Фреда признаки хоть каких-то эмоций, но из-за темноты ничего не было видно.
— Нет, — мягко сказал он, и хотя я не видела его лица, я почувствовала, что взгляд у него сейчас нежнее обычного.
Это смущало, это заставляло бабочек в животе летать с неистовой скоростью, а сердце колотиться (хотя, казалось бы, куда больше), но в то же время было и смешно. Ведь Фред тоже моего лица не видит, а значит он сейчас стоит и лыбиться пустоте.
— Тогда... ты знал, что считается, будто бы русалки правда после смерти превращаются в морскую пену? — поделилась я фактом, раз уж Уизли не возражал. — Об этом Андерсен писал, наверное, с него-то все и пошло.
Фред нахмурился.
— Это писатель такой, — спохватившись, что Фредди-то — чистый волшебник, пояснила я. — Маггловский.
— Ну-у, в таком я не разбираюсь, —протянул он.
— А как будто в волшебных писателях прямо знаток, — весело фыркнула я.
Мы пошли ближе к морю. Я любовалась звездами, а Фред (простите мне мою самоуверенность, но я, блин, все чувствую), судя по всему, любовался мной. Это меня хоть и волновало, но уже не так, как раньше. Соленый воздух и приятный легкий ветерок развеял все плохие и неприятные мысли. От этого где-то на закорках сознания у меня промелькнула мысль, что, наверное, это было не лучшее место для данного момента, потому что морская атмосфера заставляла опускаться до чувств, а у меня, вообще-то, были большие планы на разум. Впрочем, эти мысли тоже волновали несильно.
Фред подошел к воде и потрогал ее. Я заметила этот жест и отступила назад.
— Теплая, — объявил он.
Я сразу догадалась, что он собирается делать, поэтому бесшумно достала свою палочку из кармана. Как хорошо, что мне уже месяц, как есть семнадцать.
Уизли присел на корточки, старательно изображая, будто изучает какие-то ракушки в песке. Я с иронией наблюдала за этим представлением. Внезапно (вернее, он хотел, чтобы это было внезапно), Фред резко повернулся, плеснув на меня морской воды. В ту же секунду я выкрикнула: «Агуаменти!», и Фреда безжалостно окатило водой. Пока он отплевывался, я победоносно засунула палочку назад в карман.
— Так нечестно! — возмутился Фредерик.
— Все честно, — возразила я, пожав плечами. — Всего лишь самозащита.
Мокрые волосы свисали ему на лоб, что делало его похожим на обиженного маленького мальчика.
— Ну-ну, ладно, не обижайся, —примирительно, но с насмешкой в голосе, сказала я. —Ну, иди, я пожалею тебя, бедняжку.
В ответ он лишь весело фыркнул.
Такой поступок, разумеется, не мог остаться безнаказанным, поэтому следующие пятнадцать-двадцать минут я потратила на то, что скрыться от недружелюбно (не всерьез, конечно) настроенного Фредерика Гидеона Уизли. Спустя какое-то время ему надоело гоняться за мной, а мне убегать, поэтому нам волей-неволей пришлось прийти к примирению.
Мы легли прямо на мягкий песок и стали смотреть на звезды. Думаю, не самое лучшее решение, учитывая, что футболка у меня была белой, но мне было абсолютно плевать. Да и какая вообще разница на футболку, когда ты вечером, почти ночью, лежишь на теплом пляже около моря и смотришь на звезды вместе с самим Фредом Уизли, который лежит всего в метре от тебя. К которому ты вроде бы чувствуешь что-то большое, но боишься того, что этого будет недостаточно.
И все равно, несмотря на сомнения, которые все еще таились где-то у меня в душе, сейчас я была готова поклясться, что люблю его. Кажется, морские соли плохо на меня влияли, потому что я чувствовала такую пьянящую свободу и уверенность, что собиралась признаться ему в этом с минуты на минуту.
— А... — вполне уверенно начала я.
Фред повернулся на меня. Заметив краем глаза, что он внимательно смотрит, ждет продолжения, я не смогла вымолвить больше не слова. Снова те же мысли:
«А вдруг я ошиблась, вдруг он меня не любит?»
или еще хуже:
«Или вдруг его не люблю я? Что если я ошиблась в себе и...»
Путаясь в своих мыслях, как в паутине, я не могла прийти ни к какому выводу, жалея, что вообще открыла рот. Но Фред ждал продолжения, поэтому я ляпнула первое, что пришло в голову.
— А ты знаешь, что на дне морей и океанов лежит около трех миллионов затонувших кораблей.
Фред тихо присвистнул.
— Три миллиона? — он задумался. — А что, есть в этом даже что-то романтичное.
— Романтика в том, что погибло более трех миллионов людей?
— Нет, — отозвался Фред. — Может быть, их топили те самые русалки, о которых ты говорила? Может быть, из-за невзаимной любви к морякам или ради мести? Не просто же так в море начинаются штормы, — он улыбнулся. — Это было бы слишком скучно.
На душе стало теплее от того, что он без труда подхватил мою идею. Может быть, между нами правда была некая гармония и взаимопонимание, как и говорили. Я посмотрела ему в глаза, которые теперь, в свете луны, не просто ощущались, как море, они были морем. Самым настоящим, в котором танцуют волны и существуют прекрасные русалки.
— Все равно не понимаю, что тут романтичного, — нервно улыбнулась я. Я прекрасно понимала, что он имеет в виду, но мне так хотелось, чтобы Фред рассказал больше.
— Ну, значит я просто безнадежный романтик, — он поднялся и сел.
Я приподнялась на локтях, чтобы лучше видеть его, и вдруг он произнес то, чего я опасалась весь вечер:
— Буквально безнадежный, раз уже два года не могу признаться тебе, — прошептал он, глядя на то, как песок проходит сквозь его пальцы.
Все, прощай мое сердце, кажется, я словила инфаркт. Меня как громом поразило. Я ожидала этого, но все равно это было так внезапно, что я на несколько секунд (а может, то были минуты) впала в ступор.
Повисло тяжелое молчание. Я, кажется, должна была ответить ему, но все, абсолютно все, что я планировала сказать, забылось в ту же секунду. Я открывала и закрывала рот, не зная, что стоит ответить, не зная, что я хочу ему ответить. Все чувства перемешались внутри меня, и когда я протягивала руку, чтобы вытянуть хоть одно, я либо промахивалась, либо хватала лишние. Что-то словно бешеное носилось у меня в голове, крича во весь голос, что у меня не получится. Что я не умею и не смогу любить правильно.
— Фред... — начала я, но не продолжила.
Он посмотрел на меня с надеждой в глазах. Я чувствовала, что с каждой секундой он все больше убеждается, что стоило оставить все как есть и ничего не говорить.
Я правда не знала, что ему ответить. Пыталась вспомнить, что я репетировала и мысленно сетовала на то, что не умею импровизировать.
Стоп. А надо ли вообще? Я вдруг распознала этот громкий голос, перекрывающий все другие мысли. Я слышала его каждый день начиная с трех лет, пока не уехала в Хогвартс, а потом он стал звучать только на каникулах. А стоит ли его слушать? Ведь голос, кричащий о моей ничтожности, которому я по какой-то причине свято верила все это время, не был моим и даже не был придуман мной. Он принадлежал моей бабушке.
Я вдруг подумала, что, может быть, слишком много сомневаюсь. Сомневаюсь всю жизнь и постоянно, что бы не делала. Неуверенность в своих действиях была со мной с самого детства (возможно, из-за бабушки, но мы ведь тут не мои детские травмы разбираем). Как небольшой синяк, который жить-то тебе не мешает, но болит каждый раз, когда двигаешь рукой. Упускала ли я возможности из-за этого раньше? Да. Хочу ли я упустить ее сейчас? Точно нет. И какая-то там бабушка, которая всю жизнь твердила и продолжает повторять сейчас у меня в голове, что я существо черствое, что рано или поздно от меня всё равно сбегут, если вообще полюбят, мне не должна в этом помешать.
Я люблю Фреда Уизли. И всё.
От принятого решения на душе стало так легко, что, казалось, я вот-вот взлечу. Злобная старуха стала утихать.
— Да, — на выдохе сказала я. — Я тоже.
Лицо Фреда осветилось счастьем. До этого, в свете луны, оно светилось не по-настоящему. Это была всего лишь маска, но то, что я видела сейчас, было бы видно даже в кромешной темноте.
Он протянул ко мне руку, убрал, словно решаясь на что-то, а потом молниеносно заключил в объятия. Я неуверенно обняла его в ответ и уткнулась носом в его плечо. Мы, конечно, обнимались и раньше, но тут, в момент, когда свидетели этим событиям были только луна и звезды, все было по-другому.
Я подняла голову, чтобы заглянуть в его глаза, и снова потонуть в них. Он с нежностью посмотрел на меня и, не разрывая объятий, также нежно и аккуратно поцеловал. Я ощутила, какие мягкие были у него губы. Фред Уизли целовал меня не в моих снах и мечтах, а по-настоящему. Голова закружилась от удовольствия, и я уверена, если бы мы сейчас стояли, ноги бы у меня подкосились, и я бы упала. Я и сейчас была недалеко от того, чтобы упасть в обморок, спасало только, что Фред крепко держал.
Через какое-то время (весьма непродолжительное, к моему сожалению) он отстранился и снова заглянул в мои глаза.
Все это: звезды, луна, шум моря, Фред, целующий меня — казалось всего-лишь счастливым сном.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
И сейчас я могла, наверное, впервые в жизни абсолютно точно быть уверенной в чем-то. В том, что я люблю Фреда Уизли не меньше, чем он меня.