Канако заходит в салун, слегка морща свой нос, когда ощущает ненавистный ей запах алкоголя, что заполнил собой весь воздух, но всё же она подходит к стойке, с которой на неё пристально смотрит Дина, владелица сие места.
– Милая, – мурлычет она, – забери-ка папашу своего. Он опять напился к чёрту, – змеи, оплетавшие своими телами шею монстра-кошки, вторят словам хозяйки шипением.
– Он мне не папаша, – фырчит юная лиса, щура свои острые глаза, находя позади собственницы знакомую шляпу, надетую на жёлтую голову.
Канако тяжело вздыхает от раздражения, но быстро подходит к монстру, которого искала. И Старло действительно напился. Он уткнулся своей мордой в ровную поверхность стола, сжимая в ладони кружку недопитого пива. Лисица поймала себя на мысли, что шериф Дикого Востока выглядел как труп, но это опровергали медленные движения его тела при вздохах, а так же то, что его душа была в порядке и спрятана под плотью.
– Стар-сама, – тихо произносит девочка, мягко кладя на широкое плечо своего опекуна мягкую лапку и трася немного, – Стар-сама, просыпайтесь.
Она продолжает трясти монстра ещё немного, пока тот наконец-то не поднимает голову, осматривая окружение с пеленой на глазах от алкоголя. По-совиному моргая, мужчина смотрит на свою подопечную секунд пять точно, чтобы как-то невнятно, словно он попутно что-то жуёт, произнести: «...Кана...ко?.. ».
Девочка-лиса кивает, но при этом размахивает своим хвостом с какой-то подсознательной досадой от того, что Старло, о котором ей рассказывали, в край отличается от того, которого она знает лично. И всё же... она привыкла. Привыкла к этому мрачному настроению и тяжёлому взгляду, который он всем дарил. И только из-за этого взгляда Канако хочет, чтобы шериф никогда не снимал свои очки. Потому что она не хочет видеть, какие у него глаза. Будет ли этот взор ещё более невыносимым, чем раньше? Какого цвета его глаза? Чернильно-чёрные или безжизненные серые?
– Стар-сама, с вас хватит на сегодня, – с мягким голосом как у её матери произносит девочка, беря в свою лапку другую свободную руку звезды-монстра и тянет аккуратно, призывая встать со стула. Но тот противится, недовольно мычит и, освобождая несчастную стеклянную посуду от своих цепких пальцев, уже хватается за стол, словно за спасательный круг. От этого лисица недовольно хмурится и резко дергает мужчину в свою сторону, отчего тот упал неуклюже на пол, подобно мешку с кукурузой, и кряхтит что-то под нос. Канако слышит от него явное: «блять».
– Стар-сама, я не пущу вас домой, если так дальше пойдёт, – чуть рычит Канако, положив лапы на талию, и смотрит на шерифа буквально сверху вниз, уже более упорно виляя хвостом и даже дергая ушами.
– Да... да, хор-ошо... – произносит это с противным тоном монстр, с великим трудом вставая с грязного пола на ватные дрожащие ноги и, прежде чем снова упасть, подопечная подходит к нему и берёт под руки, делая из своей меньшей фигуры опору для него. Она бы отряхнула его от грязи, но лапы заняты.
Какой ты жалкий
– Давайте, шериф-сама, идёмте домой, – скорее себе, чем ему самому, шепчет Канако, ведя монстра к выходу, пред этим на последок кивнув Дине, а та взамен лениво махнула своей лапой.
Если в Дюнах становится холоднее, то это значит, что время идёт к ночи (Канако, кстати, до сих пор не понимает, как под землёй происходит смена суток). И видимо, холодный воздух заставляет Старло словно пробудиться ото сна, потому что он вновь пристально смотрит на девочку-лису, а потом нарушает тишину их прогулки своей речью.
– Такая взрослая... – его слова уже более осознанные, и тон голоса по приятнее, но подросток снова дёргает ушами. Она хочет, чтобы он заткнулся, ведь в тишине нести, грубо говоря, на своей спине такую тушу проще, но в слух она сама этого не скажет, – твоя мать... Цероба... она бы так гордилась...
Во имя всего святого, просто помолчи
– Я любил её, знаешь? Всю жизнь любил, девочка... – пока Старло это говорит, из его рта исходит вонь, отчего Канако морщится, – даже когда она выбрала твоего отца, любил...
– Да, конечно, – Канако с лёгким страхом замечает, что не может вспомнить морды своих родителей.
– Если бы я только... Если бы я выстрелил в этого паршивца, ничего б не произошло... – он акцентирует, когда произносит слово «паршивец». Канако знает, что это человек, но ничего не говорит, – Но я не допущу такой оплошности, ясно? Нико... сука!
Он не успевает договорить, потому что натыкается на камень. Не было б Канако с ним, горе-шериф бы упал плашмя. Ну и позор.
– Так вот... – облизывает пересохшие губы(?), – девочка, никогда не смей подходить к людям... слышишь? Даже если они выглядят хорошими... хороших нахуй людей не бывает!.. Они все твари... Я не позволю им сделать тоже самое, что и с твоей матерью... Это моя обязанность, следить за тобой...
– Угу-у-у, – Канако незаинтересованно мычит.
– И не суй нос в дела королевской гвардии... Этим ублюдкам наплевать на жизни тех, кого они должны защищать...
– Стар-сама, – звонко прерывает лисица тираду своего опекуна, остановившись на мгновение и смотря опекуну в отражение его очков, которое многие могут ошибочно принять за его глаза из-за тени, которая падает на его лицо из-за шляпы, – я же не праздное дитя. В моих венах кровь Босс-Монстра и, что самое главное, вы сами меня тренировали.
Старло ничего не говорит, а только цокает языком, бубня под нос: «глупая девочка». Канако делает вид, что не слышала.
Когда уже глубокая ночь, и Старло спит в своей постели, видя пятый сон, Канако тихо покидает Дикий Восток, чтобы добраться до Сноудина при помощи проходов и лазеек, которые знает только она. Девочка-лиса заметно расслабляется, когда морозный воздух ласкает шубку, а под обувью хрустит сине-белый снег. Юная лисица ощущает себя здесь больше дома, чем в Дюнах, где за каждым её вздохом следят. Наслаждаясь прогулкой по зимнем тропам, та внезапно останавливается и стоит как истукан, когда слышит разговор двух собак-стражников.
– Ты это чуешь? – хрипло спрашивает первый.
– Чую, – отвечает кто-то помоложе.
– Человеком пахнет.