В сумрачной Баровии с её вечной осенью редко бывал снег, но в тот вечер словно по волшебству ветер принёс в долину метель: мрачный двор замка Равенлофт укрылся сугробами, а на витражных окнах расцвели морозные узоры. Бэл стоял у балконной двери одной из башен, разглядывая инистую розу и так и не решаясь коснуться её пальцем, чтобы проверить, растает она или нет. Собственное отражение казалось призраком и имело мало общего с обычным обликом дроу: белая кожа, бесцветные волосы, мерцающие в темноте красновато-фиолетовые глаза. Бэл заправил прядь за острое ухо с тяжелым вздохом. Впервые с момента попадания в Баровию, он ощущал тоску. Хоть прежние чувства почти полностью покинули его, уступив место преданности и необъяснимой тяге к своему наставнику, сейчас Бэл чувствовал, что скучает по дому, единственному другу, по запахам и звукам того мира, который теперь навсегда остался где-то там, по другую сторону туманов. Быть может, даже по отцу.
— Тоска по прошлому, — раздался бархатистый голос из темноты, — естественное чувство, Бэлтар, и всё же стоит думать о том, что принесёт тебе будущее.
Бэл обернулся. В дверях, едва различимый в мерцающем свете, стоял Страд, одетый в тонкий шёлковый халат глубокого багряного цвета, который подчёркивал его аристократическую фигуру. Длинные чёрные волосы свободно спадали на плечи, словно сотканные из самой ночи. В одной руке граф держал кубок, из которого поднимался пар, второй — небрежно касался дверного косяка.
Страд приблизился, и, прежде чем Бэл успел что-то сказать, подцепил острым когтем его подбородок, вынуждая задрать голову и обнажить едва зажившие шрамы на шее.
— Не стоит грустить в одиночестве. Праздники — время радости, — с мягкой улыбкой продолжил граф, наконец отдавая бокал и жестом приглашая сесть у камина, — даже в таком месте, как Баровия.
Бэл медленно опустился в кресло, чувствуя лёгкий холод, ещё сохранившийся в шёлковой обивке, несмотря на близость к очагу. Внутри юноши боролись два чувства: почти детская радость от покровительственного тона графа смешивалась с лёгкой тревогой — страхом потерять это внимание, которое наконец восполняло пустоту, тянувшуюся из прошлого.
— Это сложно назвать праздником, — Бэл нахмурился, делая глоток пряного вина. — Здесь нет даже нарядной ёлки.
— Я устроил для тебя зиму в Баровии, — с усмешкой произнёс Страд, вставая чуть сбоку от него и беря с подлокотника гребень. — Будет тебе и ёлка. Слуги украсят их все во дворе.
Он начал осторожно расчёсывать белые как снег волосы юноши. Бэл на несколько мгновений закрыл глаза, позволяя себе расслабиться под этими мягкими прикосновениями.
— Мой господин… — неуверенно начал он, с трудом подбирая слова. — Я не решался просить вас об этом раньше, но может в честь праздника… хотя бы на один вечер вы отпустите меня из Баровии дом… — он осёкся.
Страд замер, пропуская сквозь пальцы шелковистую прядь.
— Твои слова звучат так, словно ты сомневаешься в своём месте здесь, и мне больно это слышать, дорогой мой. Разве ты не чувствуешь, что теперь Баровия – твой дом? Ты говоришь, что хотел бы ненадолго вернуться туда, откуда я тебя забрал. Но зачем? — Его голос стал чуть ниже, обратившись почти что шёпотом у самого уха. — Всё, что тебе нужно, уже здесь.
— Мои слова ранят вас?.. — виновато спросил Бэл, сжимая ножку кубка тонкими бледными пальцами.
— Порой сильнее, чем серебряные пули. Иногда лучше промолчать и оставить просьбу не озвученной.
Бэл замер, не зная, что ответить. Расчёска снова коснулась его волос. Ему хотелось спорить, но не было сил. Вместо этого он смотрел на пламя в камине, чувствуя, как с каждым движением гребня внутри расцветает странное спокойствие и безразличие.
— Пойми, мой дорогой, — продолжил Страд, ещё мягче и бархатистее, почти мурлыкая. — Здесь, в Баровии, ты станешь не просто ещё одним бессмертным. Ты мой избранник, Бэлтар. И я обещаю, что ты займёшь место рядом со мной, как наследник.
— Наследник? — удивленно выдохнул Бэл, чувствуя одновременно волнение и страх. Хоть он и был единственным ребенком своего отца, тот никогда не называл его наследником. Если не считать упоминаний в контексте того, что он этого не достоин.
— Именно так, — подтвердил граф, наклонившись ближе, втягивая носом аромат его кожи. — То станет моим праздничным подарком, если ты предпочитаешь называть это так.
Бэл наблюдал в окно за тем, как в тусклом лунном свете вампирские отродья — слуги графа — наряжают ёлки, обращаясь в воронов и летучих мышей, чтобы украсить до самой макушки паутиной, наспех сделанными гирляндами и фонариками. Пурга давно утихла, оставив после себя лишь крупные снежные хлопья, что медленно опускались на побелевшую землю. На фоне праздничных декораций, каменные статуи гаргулий, охранявшие двор, казались ещё более зловещими. Пустые глазницы на их уродливых, ощерившихся в темноту мордах, следили за каждым движением, но даже на этих грозных стражей Равенлофта нацепили невесть откуда взявшиеся красные колпаки.
Бэл попытался вспомнить, как именно украшали его дом в канун праздника, но воспоминания об этом ускользали, как песок сквозь пальцы. Все цвета, запахи, звуки родного края словно утратили былую яркость, растворяясь в неясной дымке.
Принять дар вечной ночи было великой честью для дроу, и потому Бэл с благоговением позволял угощаться его кровью, в надежде, что когда-то его сочтут достойным и выпьют досуха. Совсем скоро это должно было случиться.
Теплые пальцы едва-едва коснулись ледяного узора на стекле…
— Тебе нравится? — первым нарушил тишину Страд, заставляя вздрогнуть.
— Очень, — едва слышно отозвался Бэл, поворачиваясь к нему и спешно вытирая руку. Хотелось спросить, но всё же стоило промолчать, чтобы, не дайте боги, не разозлить, не разочаровать графа. Только не сейчас. В конце концов тот действительно многое сделал для него, начиная от настоящей зимы в Баровии, заканчивая украшением двора по его глупой прихоти.
В этот момент Страд подошёл ближе, едва слышно шурша мантией по полу. Он не спешил, словно знал, что каждый шаг — это шаг в нечто неизбежное.
— Всё ещё хочешь вернуться домой, Бэл?
Бэл почувствовал, как его кожа покрылась мурашками, но не от холода, а от внезапного страха, липкого и пробирающего до самых костей, от одного только цепкого взгляда чёрных глаз.
— Я… я не могу вернуться, — произнес он тихо, внезапно охрипшим голосом, после чего добавил твёрже: — Мой теперь дом здесь, в Баровии.
Страд улыбнулся и потрепал его по голове. Бэл облегчённо выдохнул, чувствуя, как страх отступил, оставив лишь приятное щемящее чувство в груди. Им были довольны.
— Это честь, — продолжил граф, уголки его губ на мгновение изогнулись в хищной улыбке, — которую я дарую лишь избранным. И ты, Бэлтар, заслужил её.
Бэл затаил дыхание, чувствуя себя причастным к особому таинству. Он вдруг вспомнил бесконечные попытки доказать что-то отцу, долгие ночи, когда он превозмогал себя, лишь бы заслужить хотя бы толику его одобрения. Всё, ради чего он жил до того момента, как оказался в Баровии, теперь не имело никакого значения. Потому что теперь он стал достоин чего-то большего..
— Ты готов принять мой подарок? — спросил Страд, нежно проводя холодными пальцами по щеке юноши, заправляя белую прядь за длинное ухо. Бэл медленно кивнул, чувствуя, как сердце начало биться чаще. В душе боролись два чувства: страх перед неизвестным и отчаянное желание принять заветный дар. Он взглянул на графа, и тот, словно прочитав его мысли, мягко улыбнулся.
— Не бойся, — прошептал он, оказываясь еще ближе. — Это будет не больно. Ты станешь бессмертным, и вместе мы будем править этой землёй.
Граф бережно обхватил шею юноши, притягивая к себе, утыкаясь ледяными губами в нежную, горячую кожу. Бэл закрыл глаза, готовясь к неизбежному.
В следующий момент он ощутил как клыки вонзились в плоть. Как и в прошлые разы боль продлилась лишь мгновение, почти сразу сменившись странным чувством, разливающимся по телу: жаром Преисподни, сладостью мёда, энергией первобытной магии, дикостью лесного зверя, огнём вместо крови растекаясь в венах. Дыхание сбилось. Пальцы вцепились в плечи, безжалостно сминая праздничный графский камзол. В этот момент прошлое — его жизнь в общине, поиски одобрения отца, одиночество — исчезли. Всё, что оставалось, это он и Страд. Никакого страха, только эйфория от оказанной чести, от ощущения, что теперь он стал частью чего-то большего.
"Ты прекрасен", — услышал он в своей голове голос графа, но было уже невозможно понять, где заканчиваются его мысли и начинаются чужие. Весь мир исчез, потух словно опущенный в воду факел. В этот момент Бэл почувствовал, что не может отказаться, не может вернуться, не хочет вернуться.
Тихий стон сорвался с его губ, последний хриплый вдох озарил тишину. Ослабевшие пальцы разжались, и рука безвольно повисла плетью.
Часы пробили полночь. Бэла медленно опустили на ковёр.
— Добро пожаловать в вечность, Бэлтар, — прошептал граф, склоняясь над бездыханным телом.