Мисса открыл глаза и тут же закрыл, глухо ворча.
За окном поднималось солнце, щедро раздавая ослепляющие лучи. Щебетали птицы, призывая встать и с песней же приниматься за работу. Но мужчина остался глух к их призывам – всё что ему хотелось сделать, это снова уткнуться в подушку и провалиться в сон на ближайшую вечность.
Увы и ах, внутренние часы были неумолимы.
Мужчина сел на кровати, решительно этим фактом недовольный.
Непослушные со сна мышцы отозвались лёгкой тянущей болью, голова раскалывалась, а в горле стояла сушь всех пустынь Системы.
«Неужели я вчера ужрался как последняя свинья?» – подумал он, закрыв лицо руками. Мозги отчаянно скрипели, не желая помогать хозяину в восстановлении картины произошедшего.
Мисса вздохнул, и только собрался движением согнать сонливость, как замер.
«Я снимал маску?»
Всё также не открывая глаз, одни непроснувшийся жнец Леди смерть принялся искать череп на ощупь. Смятые ткань, ошкуренная древесина, живая кожа… Минуточку.
Слева раздалось недовольное мычание и сопение.
Куда только пропала и размытость и болезненность от яркого солнца?!
Рядом с ним лежал элитриец. Очень голый элитриец.
Элитриец ворон.
На Кесадилье водился только один такой.
Филза Майнкрафт, любезно позволивший называть себя Фил. Хороший человек, надёжный друг и, с недавних пор второй приёмный родитель маленького дракончика по имени Чаянн.
Минуточки не хватит.
Мисса почувствовал, как краска затапливает всё лицо, шею и плечи.
Видит Всемилостивейшая Леди, он пытался найти, куда можно было безопасно уставиться, правда пытался. Но натыкался только на белую кожу, на веснушки на плечах и коленках, на литые мышцы, что буграми складывались под белым покровом в сильную спину, в шикарные ноги и аккуратную подтянутую задницу, на маленькое чёрное пёрышко, что выбилось от остальных и проросло немного ниже остальных кроющих на спине.
Выдавить из себя получилось только звук мыши, на которую наступили.
И именно в это мгновение мозг – предатель! – решил, что сейчас самое время вспомнить происходившее вчера.
Память возвращалась отдельными сценами и словно бы принадлежала не ему. Менее волнующим от того оно не становилось вовсе.
В воспоминаниях был двоящийся голос,
(– Как же я люблю, когда у моих воплощений есть одна маленькая штука, – сказал он-воспоминание, впиваясь куда как более когтистыми пальцами в чьё-то мягкое бедро, раскрывая для себя место и выбивая новые звуки)
…были птичьи звуки перемешанные с вполне человеческими стонами…
(– Пожалуйста!
– Что «пожалуйста», милый? Боюсь, тебе придётся быть конкретнее, – мурлыкал он-не-он, наслаждаясь ответным неразборчивым щебетом)
…розовое смущение, как кистью размазанное по щекам, плечам и груди…
(Он-воспоминание смотрит сверху, на беспомощно раскинувшего крылья Фила, на его подрагивающие пальцы, и каким-то странным образом это всё связано с распирающим ощущением полноты внизу живота. Он скорее чувствует свой собственный двоящийся стон, чем слышит, и задыхаясь смеётся ему)
…были влажные голубые глаза напротив, встопорщенные перья на скулах, …
(– Такой милый, так хорошо справляешься…
А его партнёр бьётся в экстазе, чуть не круша комнату ударами крыльев, а он-воспоминание лишь мурлыкает, упиваясь выломанным наслаждением телом и вымученным страстью выражением чужого лица)
…была жалобно треснувшая разорванными нитками простынь …
(Он-воспоминание зарылась пальцами в покров из перьев.
– Так сильно сжимаешься, – усмехается двоящийся голос, с удовольствием наблюдая как дёргаются чужие уши, и как судорожно сжимают простынь пальцы, – гляжу, когда я глажу тебя здесь?
У партнёра нет голоса чтобы стонать. Он хрипит)
…и не менее жалобно скрипящая кровать.
(Взгляд спрятанный за ресницами будоражит своей мнимой скромностью. Они знают друг друга несколько тысячелетий и всё-таки, он очень любит играть с ней в эти игры.
Он-воспоминание жадно вдыхает густую мешанину ароматов.
Пот его партнёра не пахнет – он хищная птица – зато ни с чем не спутать запах золы, которой тот предпочитает мыться и живой запах его кожи, поднимающийся от дорожки волос у самого сокровенного.
Он-воспоминание слизывает капельку пота в месте соединения бедра и тела и усмехается, когда элитриец невольно вскидывает бёдра выше. Он усмехается, когда кидает взгляд снизу вверх и демонстративно двигается ближе к твёрдому, истекающему полупрозрачным предсеменем…)
– Ааа! – Всё-таки не сдержал писка в руки Мисса.
Со стороны снова недовольно пробурчали что-то неразборчивое. Фил открыл один глаз, уставившись на него несфокусированно ласково.
Единственным предупреждением, которое он получает, становится лёгкий шорох перьев. Сбив жертву обратно на кровать несильным ударом крыла, Фил подгрёб обалдевшего человека в объятия под крыльями.
– Вспомнил? – Хрипло и сонно выдыхают на ухо и мужчина снова удушливо краснеет как девушка. – Кристин говорила, что такое возможно.
Мисса может только жадно хватать воздух ртом, когда элитриец сдвинулся выше, утыкаясь носом куда-то под подбородок, почти по кошачьи притираясь ближе.
– Но знаешь… Я не буду против, реши ты это повторить сам.
Ему и жарко, и душно, и непонятно, отчего больше, от смущения или от общего тепла перьевого «одеяла». Он правда пытается отпихнуть получается уже не просто второго приёмного родителя его сына, вцепившегося в него не хуже клеща и совершенно не собирающегося никуда отодвигаться.
Осознание приходит резко и ошеломляюще, так что он даже перестаёт бороться.
«Кристин как в имени Всемилостивейшей Леди?!»