На улице начинало темнеть. Мэй долго, как минимум полчаса, стояла и смотрела на дерево, которое росло за окном больницы Грей-Слоан. Листья на нём начинали желтеть и опадать при любом, даже самом слабом порыве ветра — приближалась осень. Наконец-то лето, которое Мэй никогда не любила, закончится и заберёт с собой все печали и тревоги.

В это хотелось верить.

Мэй находилась в больнице уже давно, а новостей о состоянии папы по-прежнему не было. Пару раз ей писал Леви, но она всегда отвечала ему одно и то же: «Пока ничего не знаем». Мама успела десять раз распереживаться и успокоиться, а ещё пару раз поплакать. Теперь она дремала на стуле в зале ожидания, укрывшись пиджаком Мэй. Леон всё это время ходил туда-сюда, пытаясь успокоиться, но минут пятнадцать назад он куда-то испарился. Другие люди, оказавшиеся в том же положении, что и Риды, вели себя по-разному: кто-то сидел, кто-то нервничал и бродил вокруг, а кто-то вскакивал каждый раз, когда мимо проходил доктор или медсестра.

Выучив положение каждого листа на дереве за окном, Мэй устало прикрыла глаза, прислушиваясь к голосам и звукам, наполнявшим зал ожидания.

— Всё будет в порядке, не переживай.

Скрип стула.

— Доктор сказал, нужна операция.

Всхлип.

— Мама, мне страшно…

Кашель.

— Мисс Мария Манфред, ваш отец ожидает вас.

Звонящий телефон.

— Езжай к бабушке… нужно сказать ей.

Шаги.

— Мэй.

Она открыла глаза и оглянулась на голос — рядом с ней остановился Леон.

— Ты где был? — прохрипела она.

— Нашёл автомат, принёс тебе кофе, — Леон протянул ей один из стаканчиков.

— Я не хочу, спасибо… — начала Мэй, но брат перебил её:

— Я его купил и припёр сюда, так что пей, — и пихнул ей стаканчик.

— Ладно, — она вздохнула. — Спасибо.

— Не обижайся, — Леон потёр шею освободившейся рукой. — Просто мы тут уже давно, а ты вроде как даже не обедала.

Мэй лишь кивнула — сил спорить не было, она слишком устала и морально, и физически.

— Не хватало, чтобы ты в обморок упала, — добавил брат.

Он выглядел измотанным — бледный, с синяками под глазами и напряжёнными плечами. Страшно было представить, что творится у него внутри. Леон всегда плохо переносил стресс, но старался брать себя в руки. Иногда у него получалось, а порой он срывался и начинал изводить и себя, и окружающих. Потом Леон мучился от чувства вины и долго извинялся — эта картина повторялась регулярно.  

— Ирма скоро приедет. Её с работы не отпустили.

Мэй без особого энтузиазма кивнула.

— Давно мать спит? — спросил Леон.

— Полчаса где-то.

Леон кивнул, а Мэй наконец отпила кофе. Вкус у него оказался так себе, но брат был прав — голодать нельзя, даже если кусок в горло не лезет. Повисшая тишина угнетала и пробуждала тревожные мысли, поэтому Мэй бросила взгляд на Леона и спросила:

— Помнишь, мы лет десять назад летали в гости к бабушке?

— Было дело, — он кивнул.

— Ты за день до поездки запугал меня авиакатастрофой. Зачем?

Брат начал медленно отпивать кофе, будто специально тянул время, чтобы придумать что-нибудь или собраться с мыслями. Мэй оставалось лишь надеяться на честный ответ.

— Я в детстве был тем ещё гадёнышем, — Леон вздохнул. — Я честно не помню, почему тогда решил тебя запугать.

— Ты мне мстил за что-то?

— Может быть. Говорю же, не помню, — брат потёр шею. — Но скажу честно. Я всю жизнь мечтал, чтобы у меня был младший брат, поэтому издевался над тобой. Это глупо, потому что ты в этом не виновата, но как есть. То есть было. Ну, ты поняла…

Он замялся и замолчал. Несколько мгновений Мэй пристально смотрела на него, а затем решилась на откровение:

— А я мечтала о старшей сестре. Такой, как Ингрид. Мне казалось, что сестра будет добрее ко мне.

Леон вздохнул и снова отпил кофе, уткнувшись взглядом куда-то вдаль, за растущее у окна дерево. У них было три кузена и две кузины со стороны мамы. Самая старшая кузина, Ингрид, всегда казалась Мэй идеальной — добрая, весёлая, терпеливая, неконфликтная, с ней всегда было легко и интересно. Как Мэй завидовала братьям и сестре, словами не передать.

— А ты почему хотел, чтобы у тебя был брат?

— Потому что считал, что с пацанами веселее, чем с девчонками, — Леон пожал плечами. — Хотя должен признать, дралась ты похлеще моих друзей. У меня до сих пор шрамы остались.

Леон аккуратно, стараясь не пролить кофе, закатал рукав свитера, показывая тонкий белый шрам от локтя до середины предплечья.

— У меня тоже полно. А ведь из-за тебя у меня мог быть шрам ещё и на лице, — Мэй провела пальцем от левого крыла носа, через уголок губ и до середины подбородка. — Вот такой. Ладно я успела среагировать.

Давным-давно, во время очередной драки Леон толкнул Мэй с кровати, и она чуть не ударилась о металлический каркас. В самом деле — если бы не её реакция…

— Я же говорю, гадёныш, — Леон залпом допил кофе и смял стаканчик.

— Да я тоже хороша была, — Мэй вздохнула. — Велась на твои провокации, потом тоже провоцировать начала.

Какое-то время они стояли молча. Люди приходили и уходили, мама всё ещё спала, а на парковке зажглись фонари. Мэй посмотрела на часы и поняла, что рабочий день давно закончился. Леви наверняка уже ужинал дома, а она торчала в этой больнице несколько часов, без каких-либо новостей. И неизвестно, сколько ещё времени ей придётся провести здесь.

— Но знаешь, я передумал, — послышался голос Леона. — Я рад, что у меня младшая сестра.

— Одним утром проснулся и понял, что я не такая уж и плохая? — Мэй вопросительно выгнула бровь.

— Наверное, какая-то из наших драк всё-таки выбила из меня всю дурь, — он кивнул.

Мэй не успела ответить, потому что в зале ожидания появился доктор — от самый, которого они ждали уже несколько часов.

— Родственники Иво Рида здесь?