Тишина. Естественная тишина ночного мира обволакивала, словно вода, почти оглушала, погружая на дно, и Амеюри страстно хотелось разорвать это ощущение. Колыхались, шелестя, кроны деревьев, и у ног плескалась тёмная река, одетая в рваные лохмотья тумана. Идеальные условия для бесшумного убийства. Раздолье для настоящего шиноби. Но почти безумная жажда не отпускала Амеюри.
Битва.
Сухой треск молний.
И свист мечей.
Бой, заставляющий кровь кипеть, сердце — трепетать, тело — бежать, был желанием Амеюри, и будь её воля, она бы уже сражалась. Найти врага на войне легко! Вот только сейчас приходилось ждать и скрываться, как хищник перед первым ударом. Берег напротив разведчики уже прочесали и заняли — там никого не нашлось, — и отряду приказали залечь на дно. Тишина. В этой тишине Амеюри пыталась найти себе развлечение.
Отпрыгнув от кромки воды вглубь берега, Амеюри взмахнула правым Клыком сверху вниз, перехватила удобнее левый, полоснула им по животу воображаемого противника, и он — его образ — отскочил прочь. На клинках сверкнули нити молний.
— Хочешь нас выдать, Амеюри? — раздался сзади голос напарника, насмешливый, с паучьими вкрадчивыми нотками.
— Пошёл ты, Кушимару, — не скрывая разочарования, Амеюри опустила мечи, подавила чакру, и привычное, ласковое потрескивание тока смолкло. Снова навалилось тоскливое болото безмолвия. С досадой отмахнувшись от гадкого чувства, Амеюри повернулась к Кушимару и провела взглядом по его маске АНБУ с узкими волнообразными щелями для глаз. — Что ты вообще здесь делаешь? — спросила со скуки. — Может, я хотела потренироваться одна.
— Ты хотела запустить в небо молнии, чтобы нас выдать и спровоцировать бой, — усмехнулся Кушимару, сложив руки на узкой для мужчины груди, держа в правой своё игловидное оружие.
Он весь был худой, слишком высокий и как будто изломанный и действительно казался пауком, даже без верного Нуибари. А с ним — так и вовсе. Кушимару не рубил. Он опутывал, душил, пришивал к деревьям, скалам, земле стальной нитью Нуибари, и порой его жертвы, обессиленные, умирали долго. Амеюри наслаждалась битвой. Кушимару наслаждался — убийством.
Осклабившись, Амеюри наставила правый Клык на Кушимару:
— Если ты развеешь мою скуку, может, я и буду паинькой.
— Я пришиваю к деревьям врагов, а не союзников, — пожал тот плечами.
— Нашёл отговорку, слабак.
Ответом стал короткий смех:
— Скорее не хочу стать врагом для Ягуры-сама.
— Резо-о-он, — протянула Амеюри и подпрыгнула к Кушимару поближе, выпрямилась, посмотрела на маску ойнина. — Я тут вспомнила. Ты никогда её не снимаешь, — указала на маску концом клинка, опустила и не без издёвки добавила: — Ты лицо-то своё помнишь, а, Кушимару? АНБУ, АНБУ… Так приятно ползать в грязи и убирать за другими?
— Не мораль мне мозги, тебе не идёт, — помахал рукой Кушимару, словно отгоняя от себя муху.
— Да просто ответь, ублюдок, язык авось не отсохнет.
— Сама-то хочешь в АНБУ?
— Не-а. Это мне придётся носить такую же неудобную маску, как твоя, а ещё уйдёт вся свобода, верно? К тому же! — воскликнула Амеюри, оглядев лесистый берег, казалось, придавленный покровом тумана. — К тому же бытность АНБУ — такая тоска, скажу я тебе. Политика, тихие убийства ударом в спину, ядом или ночью, во сне… Тьфу! Словом, не для меня.
Улыбнувшись, как влюблённая, Амеюри подняла левый Клык, заглянула в чистую сталь клинка.
— Мне куда милее битва. Такая, когда грохот техник, крики, лязг стали, такая, когда видно, кто смел, а кто трус, такая, когда ничто меня не сдерживает, когда я — свободна!..
— И сейчас тебе скучно.
— Охренеть как! — с досадой взмахнув мечами, Амеюри цыкнула. Как же хотелось боя! Секунду подумав, она предложила Кушимару: — Развлеки меня. Расскажи про эту маску и АНБУ.
— Ты хочешь, чтобы я выдал тебе тайны спецподразделений? — издевательски рассмеялся он, услышав, похоже, лишь последнюю часть. — Иди и спроси Ягуру-сама, может, он даже не снесёт тебе голову. Ты же с ним на «ты».
— Да ладно тебе, — ответила Амеюри беспечной улыбкой пираньи. — Тайны спецподразделений, так и быть, оставь себе. Про маску-то расскажи. А то какого АНБУ ни спрошу, все как рыбы.
— А что в маске такого особенного?
— Ну мало ли. Или Ягура-сама запретил болтать?
Кушимару с тихим смехом пожал плечами, дескать, чёрт его знает, этого Ягуру-сама. У Ягуры-сама везде были глаза и уши, сам туман служил ему, просачиваясь в такие потаённые углы, куда и человек не заглядывал. Амеюри не заморачивалась на этот счёт.
Вонзив левый Клык в землю, она присела на корточки, подпёрла кулаком подбородок и подняла взгляд на высоченного Куриараре Кушимару:
— Ну так что, АНБУ-сама? Не забыл ещё своё лицо?
Он плюхнулся на траву рядом.
— Вообще я считаю, — и потянулся, когда пристроил возле себя Нуибари, — что шиноби лицо ни к чему.
— В каком смысле?
— Ну, ты смотри. Есть всякие там знаменитости вроде Легендарной Троицы, или взять Жёлтую Молнию. Да неважно. Весь мир знает их в лицо. Слабее они от этого не стали, зато их сразу можно узнать.
— А-а-а, ты о том, что можно быстро понять, чего ждать от боя? Ну, если бы это было не так, мы бы померли со скуки, согласись, — ухмыльнулась Амеюри. — Пусть условия задачки известны, зато она сложная, а не как арифметика.
— Сразу видно, что ты в АНБУ не служила. Лицо — это такая же маска, как эта, — постучал Кушимару пальцем по своей собственной, — просто не самая надёжная.
— Эй, бред-то не неси. Лицо — это лицо, а маска — это маска.
— Это ты несёшь бред, — выцедил Кушимару ещё каплю яда и внезапно откинулся на спину, почти ударившись об камень головой. Жаль, что почти. — Если у тебя на лице всё, что на уме, то это ты дура, а не весь остальной мир.
Амеюри развеселилась:
— Я — дура? Мне страшно представить, кто тогда ты.
— Я осторожен, умён, предусмотрителен…
— …скромен.
— Скромность красит шиноби, — не без гнусных смешков ответил Кушимару.
— Ты имел в виду скрытность?
— Ну скрытность, какая, в сущности, разница?
Амеюри рассмеялась искренне, от души и, встав на ноги, вырвала из земли левый Клык, перехватила его поудобнее, чтобы не пораниться отражая удары. Запрокинула голову, утонув взглядом в бездонном звёздном небе, по которому белым яблоком катилась луна, исходя светом, как соком. Свет сплетался с белёсой пеленой тумана в хрупкую иллюзию тишины и покоя, которые безумно хотелось разрезать мощными разрядами молний.
— Иди к чёрту со своими масками, Кушимару, — заявила Амеюри с улыбкой, ловя клинками мечей лунные блики. — Жизнь шиноби — это война, это вечный, непрекращающийся бой, и лучше видеть противника перед собой, чем то и дело оглядываться за спину. Меня запомнят как Ринго Амеюри, хозяйку Мечей Молний Киба, первую куноичи знаменитой Семёрки Мечников Тумана, а ты!.. А ты так и останешься безымянным клочком тумана, господин «мне-не-нужно-моё-лицо».
Кушимару весело заметил:
— Я так и знал, что ты дура.
— Я ещё тебя переживу, придурок, — ответила Амеюри ему в тон.