Фэн Тяньчжи осторожно скользнула в кабинет, прикрыла за собой дверь.

Голоса всех присутствующих немедленно смолкли — она спиной почувствовала их пристальные взгляды.

— Все чисто, дядя, — она замерла у двери, зорко огляделась по сторонам.

— Тетя, — наклонила она голову в сторону Юй Цзыюань. Юй Цзыюань в ответ кивнула, поглаживая коньячный бокал, бросила осторожный пристальный взгляд в сторону девушки.

Цзян Фэнмянь отнял лицо от сплетения ладоней, вымученно улыбнулся племяннице и кивнул.

Цзян Чэн приветственно поднял ладонь. Вэй Усянь на миг оторвался от своего планшета и единственный из присутствующих, кто тепло и широко ей улыбнулся.

В длинном кабинете напоминавшем каплю царил полумрак: справа и слева от панорамного окна, похожего на полусферу, горели высокие старомодные абажуры. Стенды справа и слева от них из черного дерева. Справа по стене висела большая картина, стилизованная под огромный, традицонный свиток из рисовой бумаги.

На белом полотне было лишь несколько красных штрихов – они складывались и соединялись в лепестки лотоса, который раскрылся под бледным светом крохотной луны.

В верхнем правом углу тремя штрихами был нарисован меч.

А сбоку плавными росчерками, будто бы ивовые побеги склонялись над озером, шло стихотворение:

Если в мире есть жизнь,

неизбежна за нею смерть.

Даже ранний конец

не безвременен никогда.*

Слева был открыт мини-бар, яркая подсветка резала глаз привыкший к полутьме.

Непривычные стальные тона действовали угнетающе, но

Фэн Тяньчжи заняла свое место рядом с Цзян Чэном.

— Как ты? — сухо бросил он. Фэн Тяньчжи покосилась на брата: лицо его было серым от усталости, губы плотно сжаты, а глаза метали молнии. Он ослабил черный галстук, словно ему не хватало воздуха.

— Паршиво, — бросила она в ответ и подтянула к себе пепельницу. — А ты?

Цзян Чэн вместо ответа махнул рукой. Кажется теперь, когда он узнал все тонкости плана, его одобрение если уж не сошло на нет, то точно поубавилось. Фэн Тяньчжи криво усмехнулась.

Юй Цзыюань и Цзян Фэнмянь переговаривались о чем-то между собой, Вэй Усянь не отрывал взгляда от планшета.

— Годовщина? — Цзян Чэн понимающе посмотрел на нее.

Фэн Тяньчжи вместо ответа крепко затянулась.

— Это жестоко, тетя, дядя, — вдруг сказала она, откинувшись в мягком кресле. — Жестоко, — повторила она громче, когда все внимание обратилось на нее.

Цзян Фэнмянь заворочался в своем кресле как медведь в берлоге, устремил на Фэн Тяньчжи тяжелый взгляд. Юй Цзыюань в презрительной усмешке приподняла уголок губ.

Фэн Тяньчжи затянулась крепче, сквозь табачный дым посмотрела прямо на нее.

Тетушке шел образ китайской Одри Хепберн: шикарное черное платье, воротник из жемчужного ожерелье. Прическа в стиле добрых шестидесятых. Легкий макияж на лице, подчеркивающий природную красоту. При таком освещении тете никак нельзя было дать больше тридцати лет.

Фэн Тяньчжи перевела взгляд на Цзян Фэнмяня. А вот ее дядюшка, казалось, постарел на несколько жизней. Неяркий свет подчеркивал его седину на висках, глубокие морщины. А черный костюм тройка с ярко-фиолетовой рубашкой напомнил девушке похоронный. Ее передернуло от таких мыслей.

— Жестоко, — первой отозвалась Юй Цзыюань, — жизнь вообще жестокая штука.

— Это пляска на костях, тетя. Моего отца и моей матери, — Фэн Тяньчжи бросила тоскливый взгляд в сторону мини-бара и, хотела было встать, но Вэй Усянь опередил ее.

— Я сделаю, сестренка, — широко улыбнулся он и предусмотрительно погасил свой планшет, положив на его на стол.

Фэн Тяньчжи не могла не ответить на такую широкую улыбку, казалось, даже внутреннее напряжение ослабило свои тиски.

Вэй Усянь легко поднялся из-за стола, направился в их сторону. Он поцеловал свою названную сестренку в лоб. Мягко, нежно провел рукой от плеча до плеча по спине Цзян Чэна. Цзян Чэн в ответ запрокинул голову и улыбнулся, ожил на краткий миг.

Цзян Фэнмянь прокашлялся, неодобрительно посмотрел на обоих молодых людей.

Цзян Чэн хмуро покачал головой, а Вэй Усянь уже принялся колдовать над выпивкой.

— Ты долго к этому шла, Тяньчжи. Мы все шли к этому, — рассудительно начал Цзян Фэням

— Целых шестнадцать лет, — выпалила она. Фэн Тяньчжи посмотрела сначала на дядю, потом на тетю.

— Дядя, вы так много и так часто говорили о моральном превосходстве семьи Цзян, что я, право сейчас теряюсь! — Фэн Тяньчжи сверкнула глазами. Вэй Усянь мягко вложил в ее ладонь стакан виски со льдом.

— Тяньчжи, послушай…

— И не желаю! — воскликнула она, так не сделав и глотка. — Чем мы лучше тех, кого хотим вывести на чистую воду? Кто сказал, что у нас есть хоть одно, — она сложила пальцы в горсть, — хоть одно преимущество над Цзинь?

— Скажи, — нарушила гробовую тишину Юй Цзыюань, — а в армии ты тоже обсуждала приказы?

— Нет, — отозвалась девушка. — Но разве речь идет о приказе?

— Речь о сохранении семьи. Статуса. Положения. Речь о наследии, Фэн Тяньчжи, — голосом не терпящим возражений отчеканил Цзян Фэнмянь.

— Проверки, которыми нас заебет следствие, ну конечно, — злобно пробормотала девушка и сделала глоток. Ароматный виски раскрылся на языке прекрасным древесным букетом.

— Не выражайся, — хором отозвались Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань.

— Что, и благопристойным Цзян есть что скрывать? — иронично отозвалась Фэн Тяньчжи.

— Всем есть, что скрывать, — благоразумно начал Вэй Усянь и погрузился в свой планшет.

— Я сделала то, о чем вы меня просили, — девушка осушила залпом бокал, не отрывая взгляда от Цзян Фэнмяня. — Или приказали, — она бросила взгляд в сторону Юй Цзыюань. — По высшему разряду.

Дом и участок находится в оцеплении: сотня охранников рассредоточены по всему периметру. Ещё около сотни человек следят за подъездами к Пристани Лотоса. Не считая охраны в доме, их около восьмидесяти, включая посты на крыше, точку на конюшне. Наблюдение ведётся даже за отдаленной лодочной станцией. Не подобраться. Все эти люди, – она сделала ладонью полукруг, – лучшие кого может предоставить отдел внутренней безопасности корпорации Цзян.

— Волны приема и передачи, — ответила Фэн Тяньчжи едва только заметив, что Цзян Фэнмянь собирался ее спросить о средствах связи, — я перестроила на армейскую частоту.

— Хлопот не оберешься, — отозвался Цзян Чэн.

— Верно, но это же и в их интересах. Без покровительства высших чинов: армейских или министерских, у Цзинь Гуаньшаня не получилось бы прикормить триад.Скрывая их за своей собственной службой безопасности. Усянь, — девушка резко повернулась к нему. Вэй Усянь в ответ промычал что-то невразумительное и махнул рукой.

- Гулять, так на все, - не отрываясь от планшета хмыкнул Вэй Усянь.

— Вся гниль этого семейства у тебя на облаке. Покажи им, - она мотнула головой в сторону четы Цзинь.

– Обещаю, – прошипел в ответ Вэй Усянь.

Она решительно поднялась из-за стола, облокотилась на спинку своего мягкого кресла.

— Мой долг перед семьей Цзян, если таковой вообще был, — она саркастически скривилась, — отдан. Я свое вам отслужила, — она отсалютовала двумя пальцами главе семьи.

— Шестнадцать лет вы кормили меня сказками о взрыве на заброшенном складе и обгоревшем трупе этого ублюдка.

— Мы не… – осторожно начала Юй Цзыюань.

— Не знали или не хотели знать? Ты, не знала, тетя, - с нажимом произнесла Фэн Тяньчжи. - Или выяснили, что у Сюэ Яна такие покровители, что это приведет едва ли не к гражданской войне? Что такое осиротевшая девчонка… если на кону благополучие семьи?

— Как давно ты знаешь? — единственное,что спросил у нее Цзян Фэнмянь.

— Мне было восемнадцать, когда в руки мне попал полицейский отчет. О нападении на участок на улице Фэйцзянь, о применении противопехотного одноразового гранатомета. Об ублюдке, который просто сел в машину и уехал, устроив на улице ад. Куда он направился,дядя?— с жестокой ухмылкой Фэн Тяньчжи осушила стакан.

- Десять лет, - бесцветным голосом констатировал Цзян Фэнмянь.

- Десять моих лет, - поправила его Фэн Тяньчжи. - Десять лет я вела себя как ни в чем не бывало. Проходила терапию, глотала колеса. Делала все чтобы поддерживать образ счастливой девушки из высшего общества.

- А Хуайсан? - строго спросила ее Юй Цзыюань. Фэн Тяньчжи на миг потупилась против воли, ее губы растянулись в зловещей усмешке.

- А это, тетя, вас не касается. Впрочем, всех остальных тоже. Вам есть, над чьей свадьбой похлопать.

- Тяньчжи! - два голоса раздались одновременно: отец и сын бросили в ее сторону негодующие взгляды.

Фэн Тяньчжи помедлила, не склонила головы, ни извинилась. Вместо этого она посмотрела на Цзян Фэнмяня:

- Куда же отправился Сюэ Ян, дядя? Ты, наверное, запамятовал. На улицу Туаньшоу, в дом под номером двести десять би-си, — отчеканила она. — В квартиру…

— Довольно! — Цзян Фэнмянь хлопнул ладонью по столу. — К делу, Фэн Тяньчжи.

Она процокала каблуками к выходу.

— С этого дня. С этой самой минуты, — она поправила наброшенный на плечи пиджак, любовно погладила стальную ручку, — я сама по себе, дядя. Заявление по собственному на твоем столе, мой заместитель подготовлен. Сяо Бичань лучший из возможных начальников отдела безопасности. Расторопен, умен,не задает лишних вопросов. Тебе понравится, дядя, –хищно прищурилась она.

Ей показалось что она оглохла — с такой силой рушился ее старый мир, с такой силой ревел огонь бытия, пожирающий все ее представления о мире. Все умения: играть в быструю и в долгую, стрелять, планировать и отступать — все пожирал этот треклятый огонь. С треском он вцепился в изваяние идола — лизал языками лицо Цзян Фэнмяня.

В пекло полетело все... В конце концов вся ее жизнь до этого момента была лишь декорацией. Она улыбалась потому что это от нее требовалось. Она смеялась, потому что так было нужно.

Она любила... в этом Фэн Тяньчжи лгать себе не хотела, она и правда его любила. Она дала ему все что только могла дать. Он делал ее живой, как талантливый скульптор превращает кусок глины в шедевр, так и Не Хуайсан вдохнул в нее пламя. На короткий миг она и правда забыла, поддалась на эту игру. Она и правда решила, что теперь в ней достаточно сил, чтобы начать новую жизнь.

Он не удержится, не отсидится в стороне. Он придет, и придет не один. Фэн Тяньчжи не привыкать быть приманкой, пешкой – ее работа далека от спокойствия офисного клерка. Но только в этот раз приманивать своего врага она будет на своих правилах..

Она резко развернулась по-шутовски поклонилась главе семьи и его жене:

— Счастливого путешествия по горам Непала, чета Цзян.

— Виват королю! — воскликнула она, повернувшись в сторону Цзян Чэна. С минуту они смотрели друг на друга. Молча, пронзительно.

— Брат, — упало с ее губ.

Фэн Тяньчжи всегда уходила раньше, чем грянет гром. Чем прольются слезы, раньше, чем прозвучат просьбы остаться.

— Удачи, Сянь, — только теперь, только сейчас ее голос дрогнул, а ледяная маска на лице пошла трещинами.

Вэй Усянь, в отличие от них всех не стал сдерживать слез: он упрямо улыбался своей Чжи.

Они переглянулись: он бросил короткий взгляд на ее браслет, она же пристально посмотрела на его планшет.

Словно желая согреться, девушка растерла руки, словно невзначай коснулась золотой бусины.

Ярче на миг вспыхнул экран планшета, сигнализируя о новом сообщении.

— На прием я опоздаю. Как знать, может быть совсем не появлюсь.

Фэн Тяньчжи ушла, не оборачиваясь.

Она не услышала как тихо выдохнула Юй Цызюань:

— Ты знал?

Не услышала, как Цзян Фэнмянь так же тихо ответил:

— Знал.

— Оте-э-ц, — выдохнул Цзян Чэн, — как ты мог! — он вскочил на ноги, сделал, было, два шага в сторону Цзян Фэнмяня. И остановился, словно напоролся на нож.

Его лицо скривилось в страдальческой гримасе, в глазах застыло разочарование.

Это разочарование разбило сердце Цзян Фэнмяню. Много лет он хотел быть примером в глазах его мальчиков. Многое сделал для этого, даже, скрепя сердцем принял их противоестественную связь. Он научил Цзян Чэна всему, что умел сам: вести переговоры, изучать людей. Обучил тонкостям семейного дела, умению вести корабль по волнам судьбы.

— Это ее выбор, мы не можем и не должны ее осуждать, Чэн. Сядь, — спокойно ответил Цзян Фэнмянь. Действуем, как решили…

Вэй Усянь посмотрел в экран планшета, несколько раз пробежался взглядом по уведомлению:

«Устройство «Цикада» сопряжено с устройством «Чэньцин». Желаете продолжить?»

Вэй Усянь грубо ткнул на иконку. Цзян Чэн покосился в его сторону.

— Всем есть что скрывать, — прошептал он одними губами.

Молодой король покосился на старого короля. И в этот момент он готов был запихать тому свою бутафорскую бумажную корону в глотку.

До грандиозного приема оставалось сорок минут.

***

Темная фигура остановилась у мемориальной доски. Со стороны человек был похож на трудного подростка, который носил все черное, прятал изрезанные предплечья в широкие и длинные, не по размеру рукава. А лицо скрывал за глубоким капюшоном.

Неприметный балахон. Черные промасленные джинсы, удобные кеды — таких можно тысячами встретить на улице. Пройти мимо и не заметить.

Единственное что бросалось в глаза: яркий букет желто-белых пионов. Роскошные цветы самого дорогого сорта, обернутые в золотую крафтовую бумагу — такая роскошь обычному подростку была бы явно не по карману. В свете фонаря мелькнула тонкая женская ладонь, на секунду показались пальцы с дорогим маникюром. И толстый красный шнурок на запястье.

Фэн Тяньчжи оглянулась по сторонам: не считая камер в этот час у полицейского управления района Фэйцзянь, она была совершенно одна.

Точнее…

У мемориальной доски горели свечи и лежали цветы. Уличные фонари бросали на площадку скупой свет.

Это здание закрыли, но перед этим отреставрировали. Теперь здесь находился полицейский архив: ибо никто из муниципалитета не захотел строить дом на костях своих коллег.

Они решили сохранить память иначе.

За прозрачными дверями архива клубилась ночная тьма, было видно как мерно мигают датчики движения и дремлющая, до поры, сигнализация. Находясь почти напротив дверей она могла видеть, как мирно горят огоньки устройства прямо на полу перед входом.

Тишина… именно здесь и сейчас ей показалось, что весь Шанхай вымер.

Утром здесь прошла панихида в честь годовщины трагедии. Почти что семнадцать лет назад к этому зданию подъехали три черных, как ворон хонды.

Фэн Тяньчжи на миг закрыла глаза, представила как это было: двое выехали слева, они свернули с проспекта Тайхо и гнали через мирные улочки спального района.

Фэн Тяньчжи представила как клочья выхлопных газов летели в лицо случайным свидетелям: старикам, доживающим свой век. Молодым мамочкам с детьми.

Ублюдки гнали сюда на всей скорости, наплевав на все ограничения.

Но третья машина…

Фэн Тяньжи впилась ногтями в кожу, словно желала освежевать саму себя.

Третья машина снесла ограждение. Пассжирское окно открылось и в будку охранника полетела автоматная очередь. Тело дежурного превратилось в решето за считаные секунды.

И все же… он успел подать сигнал участок.

Машина Сюэ Яна остановилась прямо здесь, где сейчас стояла девушка, наблюдала за тем, как трепещет на легком осеннем ветру пламя свечей.

Полицейские дали бой: из открытых дверей высыпали бойцы в бронежелетах. Началась перестрелка.

Фэн Тяньчжи казалось, что она слышит эти выстрелы, будто бы она и правда была здесь.

Нападавшие заняли выгодную позицию: совсем скоро стало понятно что соседние крыши к зданию полицейского участка заняли лучшие снайпера триад.

Под прицелом оказались не только полицейские, но и мирные жители. Весть о нападении разнеслась как огонь по сухостою. Совсем скоро вдали зазвучали громкие сирены.

Подкрепление подоспело слишком поздно. Кто-то винил в этом инфраструктуру, кто-то удивительную нерасторопность силовых частей. У людей всегда и всему находилось объяснение, каким бы фантастическим и глупым оно не звучало.

— Время умирать, — кажется, именно это сказал ублюдок, легко, словно играючи, подбросил в руке противопехотный гранотомет.

Фэн Тяньчжи лишь могла надеяться, что заведующий армейским складом, который продал преступнику оружие сгнил заживо. Или вздернулся, от стыда.

— Время умирать, — одними губами, не желая слышать свой голос произнесла Фэн Тяньчжи.

Двенадцать имен. Двенадцать погибших полицейских.

Первым в списке шел ее отец. Фэн Си.

Здесь произнесли очередную пламенную речь: о стражах правопорядка и преступниках. О сплочении общества и борьбе против внутренних и внешних врагов.

Погибших люди всегда любят больше чем живых.

Мэр драл здесь глотку: она видела прямую трансляцию. Он махал руками, бросался обещаниями в духе: «Не забудем! Не простим!» Звучали слова: «трагедия национального масштаба. Урок всем нам». И прочий бред, который будет нести любой политик, лишь бы сохранить за собой драгоценное кресло.

Премиальные…. Сообщение о зачислении почетной пенсии ее отца пришло как раз когда девушка была в тренировочном центре. Она колотила грушу, в сотый и тысячный раз представляла лицо своего врага.

Фэн Тяньчжи огляделась по сторонам. Ей казалось, что она все еще слышала эти проникновеные слова мэра, которые обязательно достигнут сердца избирателей.

О долге и смерти во имя этого долга.

— Нас всегда учат умирать, — раздался хриплый шепот из-под капюшона, — а почему никто, никто, мать вашу, нас не учит жить?

Она положила цветы к другим букетам, мягко, бережно, стараясь не разрушать ни чьей композиции.

- Пап, - она присела на корточки перед табличкой, положила локти на колени, постучала ногтем о ноготь, - скажи, почему такие как мы с тобой всегда гибнут первыми, а? Какого хрена мы всегда идем в расход? Почему, а главное как мы ведемся на эту сказку про сильных и слабых? - она сделала кавычки в воздухе, шмыгнула носом. Покрутилась на носках, и, наконец села прямо на асфальт перед мемориаольной доской.

- Нас ведь нихрена не учат жизни, пап. В рот эти "слабые" имели нас с тобой и нашу им службу. К черту эту твою пенсию, пап.

Она прикрыла глаза. Перед внтуренним взглядом снова замелькали кадры утренней трансляции.

Почтить их память пришли чудом выжившие служащие. Калеки. Взрослые дети погибших. Фэн Тяньчжи задумалась: что чувствовали они все слушая эти бредни?

Она не общалась ни с кем из них: не состояла в группах памяти, не приходила на собрания. Не читала комментарии в сети. Фэн Тяньчжи вела себя так, словно не имела ничего общего со всеми ними.

Двенадцать имен. Фэн Си. Ло Ань, Чу Гуй, Пэй Су, Сяо Вэй, Мо Цзунь…

Детская цепкая память сохранила их всех: до того рокового дня они украшали доску почета.

Теперь их вечной доской почета стала мемориальная доска.

- Ты умер за золото, пап. И первое золото, - она качнула подбородком в сторону своего букета, - я тебе возвращаю.

Провела кончиками пальцев по именам.

Двенадцать человек.

— Прости за цветы, папа, — шепнула она. — В следующий раз будет его голова.

В этот поздний час на проспекте Тайхо было удивительно пустынно. Лишь отдаленные звуки полицейских сирен разрывали тишину.

Уличные фонари светили тускло, словно призрачные болотные огни.

Она покосилась на устройство перед входом. У нее было еще несколько минут.

Лучше никакой памяти, чем такое лицемерие. Лучше молчание, чем ядовитые, насквозь лживые соболезнования.

Фэн Тяньчжи не вздрогнула, когда во двор влетела черная машина с красными фарами.

Не мигая, она смотрела на циферблат коробочки перед входом в здание архива.

Едва слышно хлопнула дверца. Если бы не этот звук, Фэн Тяньчжи бы решила что ее посетил призрак.

Тихие крадущиеся шаги за ее спиной. Не потому что он хотел застать ее врасплох — такая поступь была у него по природе.

Взяв знамя и имя Тигра ему пришлось соответствовать.

— Тигр ходит бесшумно, — едва повернув голову в его сторону бросила она. — Но тигр не самый сильный на горе зверь.

Она резко развернулась, сдернула с головы капюшон.

И тень кровожадной улыбки легла на ее лицо.

Казалось — он совсем не изменился. Сейчас ему должно было быть около сорока лет, но перед Фэн Тяньчжи стоял юноша. Обманчиво-хрупкий, высокий, с гладко выбритым лбом и теменем. Пышная цинская коса перекинута через плечо, в свете фонарей она тускло поблескивала всеми оттенками стали.

Он привык ходить по трупам. Фэн Тяньчжи показалось, что от него смердит железом, порохом и кровью. Его традиционная прическа давно погибшей империи символизировала преданность традициям.

И именно поэтому он пришёл сюда один. Словно благородный герой, честный бандит из мафиозного фольклора. Глава клана пришел разбираться с дочерью своего врага. Пришел выбить из ее рук штандрат со знаменем мести и пронзить ее сердце древком.

Сколько раз за последние полгода она представляла себе их встречу? С того самого момента как узнала его на протокольном снимке.

Сколько раз думала о мести? Сколько раз припоминала старые и выдумывала новые казни?

И вот он перед ней. Оживший ночной кошмар. Если бы она могла что-то чувстововать, то наверное бы сказала - заныл старый шрам. Она медленно, на показ, закатывала рукава толстовки.

Сюэ Ян следил за ней с мрачным самодовольством.

Сюэ Ян любил пафос и роскошь: вот и сейчас в дорогом костюме с золотой нитью и рубашке, одним концом на выпуск он напоминал небрежного повесу, который всегда уверен в себе.

Фэн Тяньчжи скользнула взглядом по нему и на миг обомлела. В голову ударила волна жара, во рту мгновенно стало сухо.

Поймав напрваление ее взгляда, он откинул полы пиджака, положил руку на рукоять длиного охотничьего ножа. Ее собственный крик

- По-о-омнят ручки? - он качнул головой в сторону ее шрама.

- Помнят, - сухо отозвалась Фэн Тяньчжи.

— Детка, — позвал он, — тигр самый сильный на горе, — и развязно подмигнул ей.

— Нет, — улыбнулась она в ответ. — Самый сильный на горе — это дракон…

Взрывная волна накрыла их обоих. Фэн Тяньчжи обожгло спину, оглушило на миг.

И все пожрала милосердная темнота.