Уилбур скорчил себе рожу в зеркале, похлопал по щекам, потянул кожу вниз. Упругая, настоящая, совсем не трупная. Оттянул губу — и зубы ничего, такие же, как были, с желтоватым налётом после похереной гигиены ещё во времена Л’Манберга. Всё вернулось, восстановилось по клеточкам. Годы в Лимбо, как сон, бледнели с каждым вздохом. Как можно удержать загробное в живом мозгу? Оно улетучивалось, выходило из него с потом, с углекислым газом, с грязными отделениями работающего тела. Были эти годы, не были — теперь в них сложно было поверить. Может, это всё была секундная галлюцинация, больные предсмертные видения.
Он плеснул на себя водой из жестяного умывальника — холодная, кусачая, из заледеневшего пруда за окном. Стянул намокшие кудри на лоб. Ну красавец, как и всегда. И как было не жалко такого высокого статного тела, молодого лица, сильных рук? Это всё разлагалось под землёй, тратилось зря, как выроненное на асфальт свежее эскимо. Тогда это было вроде протеста, смытого в унитаз дорогого подарка, кукиша в нос Богу, а теперь казалось такой глупостью.
Уилбур погладил подбородок. Он и щетину выбрил, совсем расстарался, как ещё при жизни давно не делал. Накинув на себя пальто, он выпрыгнул на мороз и уже через пару шагов приоткрывал дверь соседнего дома. Ключ он предусмотрительно украл у Фила.
Фил рассказал с едва скрываемой укоризной, что Техноблейд, мол, теперь только спит да тренируется, но в основном спит, или играет в приставку под одеялом. В общем, кому как не Уилбуру знать признаки депрессии: после того, как он с остервенением уничтожил последнее, что от Уилбура осталось, Техноблейд лёг и не вставал. Он впал в ироничную апатию, на все осторожные вопросы отшучивался, в общественной деятельности, которую поощрял Фил, участвовал через силу. Месседж Фила считывался просто: ладно я старый, но посмотри, до чего ты довёл Техно своей выходкой со смертью. В прошлые времена Уилбур бы уже скрипел зубами от этой манеры Фила встать на сторону Техноблейда, сделав Уилбура крайним, но теперь Фил был для него белым шумом, вроде снежка за окном.
Склянки зелий дребезжали от храпа. Уилбура обступил чёрный беспорядок, который мельтешил на каждом шагу. Два раза он спотыкался то о доспех, то о дрова, три раза он в тесноте чуть не задел пустые горшки и стопки зачарованных книг. Когда глаза привыкли к полумраку, на него в ответ смотрели плакаты с Техноблейдом. Это какое нужно эго, чтобы увешать дом плакатами с самим собой?
Техноблейд под толстым одеялом был как гора, нет, как вулкан, как сопка подо льдами, в которой громко храпит вязкая магма. Уилбур подкрался к нему поближе и присел рядом. Его глаза были сжаты, а пятачок нервно двигался.
Надо знать, как его будить, чтобы он не вздрогнул, вскочил и выхватил кинжал из-под подушки. Уилбур погладил щетину у него на рыле и потрепал большое ухо. «Техно,» — прошептал он в него, — «Техноблейдушка». Его белая щетина была толстой, жёсткой, но всё равно приятной, если гладить не против шерсти. Он прильнул к ней щекой так, чтобы смотреть глаз в глаз.
Техноблейд захрюкал не в такт, а его длинные жёлтые ресницы дрогнули. Водянистый голубой глаз посмотрел с удивлением: Техноблейда давно так не будили, и он уже забыл, что так можно просыпаться. В его большой умной голове пошла цепная реакция со стремительностью падающих домино. Здесь — тёплый — не призрак — живой — Дрим не врал — он воскрес. На этой мысли он отстранился, и они сели рядом.
Когда он поднимался, об Уилбура заточили зубы страшные фантазии, как в шаге от тёмной комнаты. А ну если он не один? Под пуховым одеялом уже успел пристроиться ещё кто-то, кто-нибудь компактный, удобный, да хоть бы Ники. Не вечно же Техноблейду быть вдовцом. На ровном месте Уилбур зажался, будто приготовился к пощёчине, но тут же выдохнул, когда в кровати больше никого не оказалось. И как он такое мог подумать. Техноблейд скорее сгниёт заживо в окружении своих собак и Фила, чем сможет влюбиться в кого-то ещё.
Помолчали. На снегу за окном возилась техноблейдовская живность с писком, лаем и рычанием.
— Уже двенадцать часов дня, а ты всё спишь, Техноблейд.
— Как будто я куда-то тороплюсь. Мне что, уже нужно в офис к девяти?
Ещё помолчали. Техноблейд застеснялся бардака, который занимал большую часть мансарды. Уилбур пнул пластиковый поддон от доставки еды к другим пластиковым поддонам. Было зябко, печь на первом этаже уже давно дотлела.
— А ты как? — буркнул он.
— Да нормально. Не знаю, это куда-нибудь отрастёт или так и останется, — Уилбур потянул за свои белые кудри.
— Тебе идёт.
Они наконец посмотрели друг на друга и уже не смогли отвернуться или спрятать глаза. От всех повисших в воздухе слов стало не продохнуть. На обоих их лицах чуть заметно ходили желваки, мышцы, как будто производство фраз работало, работало вхолостую. У Техноблейда взгляд становился всё жёстче, в его голове тикал счётчик всех обид, и его рот некрасиво ломался от того, что он сжимал челюсть. Уилбур спокойно это выдерживал, даже иронизировал в ответ. Какие могут быть претензии к покойнику? А к покойнику, который вернулся из мёртвых? Это же вдвойне неприкосновенный человек.
Техноблейд смягчился, сдал назад, но остался в горькой обиде. Он опустил рыло и смотрел уже не злясь, но с полным достоинства упрёком.
— Самоубийство это твоё право, — сказал он. — Но почему ты втянул в это меня?
В носу у Уилбура потеплело.
— Не знаю, — на гласной в его горле что-то булькнуло. — Хотел наказать.
— За что?
— За то, что ты меня любил.
Уилбур зажал губы, проглотил набежавшие слова, объяснения. Это было ненужно — Техноблейд простил его. В тот же момент, просто моргнув.
Они потянулись друг к другу и обнялись. От Техноблейда пахло потом, от Уилбура тоже, даже несмотря на обливания из ведра, и они были оба тёплые и живые.
— И как мы будем жить дальше, Уилбур? — сказал Техноблейд, но уже несерьёзно, со своей домашней насмешкой. — Меня все ненавидят.
Они гладили спины друг друга.
— Меня тоже.
— Это неправда, — прямо ответил Техноблейд и добавил, не с утешением, а как факт в споре: — Тебя все любят.
Они чуть отстранились, посмотрели друг на друга. Техноблейд положил ему руки на плечи и договорил уже без слов: и не надо нас больше за это наказывать. Уилбур ведь всех сделал соучастниками. Самоубийство затягивает в свою орбиту, как чёрная дыра, чёрная воронка, кратер от взрыва на месте хрупкого дома. Туда все вокруг сваливаются и пачкаются в этом чёрном дерьме.
— В комнате прибери, Техноблейд, — улыбнулся Уилбур. — Я кто такой, чтобы жить с отцом?
Техноблейд был доволен, а потом чуть загрустил и осторожно так сказал: — Я взорвал твою могилу. Там на ней ещё город какой-то стоял, но о могиле я сожалею.
— Ничего, — ответил Уилбур и пригладил его майку, совсем по-супружески, надо же как-то жить. — Она мне всё равно больше не нужна.