– «Тридцать секунд».
Робин тут же поднимает голову, собираясь вернуться... и понимает, что заплыла слишком глубоко. Ничего, думает она – сейчас здесь немного срезать, здесь повернуть; общее направление она помнит...
Подводные пещеры – очень обманчивое место. И очень коварное.
– «Кислород»!
Предупреждение КПК – впустую. У Робин темнеет в глазах ещё задолго до поверхности.
Она просыпается с судорожным вздохом.
– Что-то не так? – с почти врачебной долей участия интересуется Ал-Ан. – Я фиксирую необычное изменение мозговой активности.
– Ничего, – отвечает Робин, пытаясь отмести неуютное ощущение во внутренностях. Выходит так себе. – Просто кошмар.
В безопасных отмелях, к счастью, никаких кошмаров нет, кроме рыб-камикадзе. Вот эти ребята способны попортить немало крови. А так...
Робин, впрочем, интересуют извилистые мосты: она не видит там дна, а там могут быть любопытные материалы или следы «Альтерры» – а то и какая-нибудь секретная лаборатория, которую она тоже не откажется посмотреть. Она рассчитывает на то, что вполне может спускаться ниже, чем ей позволяет ёмкость кислородного баллона: внизу виднеются цветки с большими бутонами, полными кислорода.
Расчёт неплох... однако ещё ниже обнаруживается акула-кальмар. Робин впервые видит такую зверюгу. Оказывается, что та ещё и очень подвижна, и Робин, кружа от неё по не слишком-то просторному пространству и одновременно пытаясь отсканировать обломки «морехода», пропускает мимо ушей первое предупреждение КПК. Второе – уже без толку. Она не дотягивает даже до кислородного цветка.
Робин просыпается с судорожным вздохом.
– Что-то не так? – с любопытством учёного-естествоиспытателя вопрошает Ал-Ан. – Я фиксирую необычное изменение мозговой активности.
– Ничего. Просто кошмар.
Она ёжится, чувствуя себя как под объективом микроскопа (который на самом деле у неё в голове), и принимается собираться: ей интересны извилистые мосты, и сегодня она хочет туда наведаться; почему-то есть предчувствие, что там можно найти что-нибудь для более быстрого передвижения. Она рассчитывает на то, что вполне может спускаться ниже, чем ей позволяет ёмкость кислородного баллона: внизу виднеются цветки с большими бутонами, полными кислорода.
Расчёт неплох... однако ещё ниже обнаруживается акула-кальмар. Робин впервые видит такую зверюгу.
При более близком знакомстве оказывается, что та не только любопытна как земные акулы (а последних именно любопытство толкает пробовать всё вокруг на зуб), но и агрессивна, и в той же мере игрива: охотно играет с едой, не выпуская её ни из закутка, ни из зоны определённого охвата, вне которого может упустить добычу. Робин не знает, почему ей сразу приходит это на ум. Такое количество наблюдений и догадок нельзя собрать на первое столкновение...
Но это не первоочередная проблема. Вообще. Акула не даёт ей никуда выплыть, и она мечется короткими рывками туда-сюда, понимая, что на текущих остатках кислорода она наверх уже не выплывет без подпитки от цветов. Но как делать последнее, если на это нужно хоть пару секунд, а акула буквально возле пяток зубами щёлкает?
– Странно, – замечает Ал-Ан. Задумчиво, сухо; в научном интересе, хорошо слышимом в тоне, скользит надменная нотка. – Ты помчалась сюда за сестрой, рискуя разбиться об поверхность планеты, а теперь боишься просто метнуться мимо этого существа? Нелогично.
Робин сперва молчит, крепче зажимая во рту шланг от кислородного баллона, но под сердцем у неё начинает дрожать от возмущения, гнева (её дела здесь этого говнюка не касаются, и тот не имеет никакого права что-либо обсуждать) и даже некоторого стыда (из-за уверенности в тоне Ал-Ана часть неё чувствует, что тот прав, и у неё аж царапает внутри – мерзко, протяжно, невыносимо); сердце у неё от этого всего заходится, требует больше кислорода, и последний заканчивается в усиленном темпе. Робин глухо мычит от страха, вносящего и своё участие в расход ценнейшего в этот момент газа, и сворачивается в клубочек, отчаянно не желая умирать, но и не желая делать этого болезненно, если уж всё равно придётся.
Она выхватывает нож, но у неё не хватает смелости ни броситься на акулу (она осознает, что борьба – такая, чтобы наверняка, – тоже истратит оставшееся у неё время), ни закончить всё быстро.
– Жалкое зрелище, – омерзительно чётко и бесстрастно слышится голос Ал-Ана.
Чистый клинок ножа так и остаётся последним, что она видит.
Она просыпается с судорожным вздохом.
– Что-то не так? – с совсем не лечебной долей яда любопытствует Ал-Ан. – Я фиксирую необычное изменение мозговой активности.
– Ничего, – резко бросает Робин. Затем немного смягчает голос, понимая, что это было немного слишком. – Просто... кошмар.
Чувство страха не уходит – таится где-то внутри, под пластом всего обычного, у самых основ, и ей от этого жутко неуютно.
– Ты... что-то говорил о зрелищах?
– О зрелищах? – переспрашивает Ал-Ан так, словно точно хорошо расслышал. – Я не видел ничего нового в течение последних восьми часов.
– Прости, но моему несовершенному человеческому телу нужен отдых, – огрызается Робин, жалея, что не может добраться до существа, засевшего в коре её мозга. Рыло бы начистила. Какое бы ни было.
– Я ощущаю агрессию, – Ал-Ан будто бы холодно улыбается, говоря это – слышно в тоне. – Очень насыщенный фон. И почему только она появляется не там, где она нужна?
Робин не успевает ничего ответить; Ал-Ан следом добавляет словно бы невзначай:
– А что случилось с Картошкой?
На Робин вся шерсть поднимается дыбом. Вся. Каждый волосок. Везде.
– Не твоё дело.
На разведку она так и отправляется взвинченной. Точнее, на этот раз это не разведка – охота: её путь лежит к извилистым мостам, в их глубину, где она надеется отыскать что-нибудь полезное. Из-за подъёма не с той ноги (и разговора не на тех тонах) она настороже и замечает большую акулу раньше, чем та её.
Робин затаивается. Осторожно скользит в воде мимо акулы, прячется, когда та разворачивается, и приноровляется, двигаясь в том же темпе, потихоньку сканировать обломки «морехода».
– Она тебя чувствует, – скучающе роняет Ал-Ан. Впрочем, уже ни к чему: Робин уже решает, что самая умная и ловкая.
Робин только отмахивается. Если бы так – акуле бы уже упасть ей на хвост, но этого пока не ощущается.
Она тихонько плывет всё дальше и дальше и дальше, успешно избегая внимания акулы, и, когда обсматривает всё, что её интересует, разворачивается, собираясь выплыть из укромного кармашка.
Впереди неспешно скользит акулий бок.
– Я говорил, что она тебя чувствует. Ты соревнуешься в хитрости с существом, у которого больше способов общения с внешним миром, нежели у тебя.
Голос у Ал-Ана всё ещё скучающий, словно тот вовсе не умрёт вместе с ней. Однако на этот раз в нём – едва слышимое раздражение.
Робин стопорит. Акула-кальмар, похоже, всё это время знает о её присутствии – и только ведёт себя незаинтересованно, дожидаясь, пока добыча обнаглеет и заползет в уголок, из которого потом не выползет.
Едва она пытается приблизиться, акула разевает пасть и почти игриво пытается ухватить её; делает полукруг и снова заворачивает к ней, вынужденно подавшейся назад. А затем снова делает вид, что мелкая рыбёшка рядом гораздо интереснее.
На Робин поглощающе накатывает чувство дежавю. Она не понимает, почему ситуация кажется ей знакомой, но пугает её не это, а предчувствие смерти. Почему...
– «Тридцать секунд».
...А.
– Я предупреждал.
На этот раз Робин приходит в себя немного раньше пробуждения (звучит странно, но чувствует она это именно так).
– Я здесь застрял, – слышит она до жути бесцветный голос Ал-Ана, однако разбирает в нём тихое отчаяние, едва слышимое. – Я здесь застрял, – снова говорит тот. И повторяет. Ещё, ещё, и ещё, не прекращая; спокойно, монотонно, чуть реже целого музыкального такта, отчего у неё перед глазами встаёт картина кого-то, бьющегося головой об стену.
Она просыпается со всхлипом, дрожа; остаётся утекающее сквозь пальцы чувство того, что существуют участи хуже смерти, но очень скоро исчезает и формулировка, оставляя её только с жутко неуютным ощущением во всём организме, которому нет объяснения. Её морозит. И отчего-то хочется вытащить Ал-Ана из головы физически. Вместе с корой головного мозга.
Осознание этого желания рождает в ней крохотный очажок ужаса, сковывающий и обжигающе холодный, словно она выдавила себе в горло рапокрыла, и она немного боится спускаться в воду, чтобы не пойти ледышкой на дно.
– Что-то не так? – бросает Ал-Ан. В коротком вопросе – налёт усталости, впрочем, исчезающий далее, но от того, что она успела его расслышать, ей кажется, что что-то и впрямь не так. – Я фиксирую необычное изменение мозговой активности.
– Нет. Просто... – Робин обхватывает себя руками за плечи в попытке унять дрожь вручную. – Сон.
Ал-Ан ничего не произносит больше.
Кое-как собравшись с мыслями, Робин выбирается наружу: у неё сегодня есть чётко определённые дела. Сегодня её путь лежит в глубину извилистых мостов. Что-то ей подсказывает, что там есть парочка интересных вещичек.
Одной из последних оказывается акула-кальмар. Здоровенная зверюга. Робин не хочется оказываться поблизости, но ей нужны обломки «морехода» и его модулей, виднеющиеся внизу.
– Она тебя чувствует, – роняет Ал-Ан... и её посещает предчувствие того, что это правда. Ну, есть вероятность, что это существо было знакомо с местной фауной, прежде чем оказалось в бестелесном состоянии...
Она медлит, наблюдая, и не слишком спешит, чтобы не оказаться в месте, откуда акула её потом не выпустит.
– Хорошо, – без особой надежды в голосе комментирует Ал-Ан, и это почему-то царапает восприятие. Именно восприятие, не слух. Робин медлит ещё, пытаясь понять, в чём дело, и из-за этого замечает, что глазки акулы, вроде бы занимающейся своими акульими делами, послеживают за ней.
Вернусь-ка я с глайдером, пожалуй, думает она, возвращаясь обратно. Ал-Ан молчит, не комментируя, не справляется о том, куда она собирается – и, в общем-то, правильно: это сугубо её дело.
Когда она снова у места уже с глайдером, не жалея о занятых им руках (сейчас ей нужна информация от сканирования; всё остальное будет взято на заметку), она осторожна более чем когда-либо. И она наблюдает. И затем она в том же деловитом темпе передвижения, что и у акулы, размеренно плавает от обломка к обломку, наблюдая за хищником, вроде бы невзначай каждый раз разворачивающимся к ней анфасом, чтобы распахнуть пасть и укусить. Между делом она обнаруживает, что наиболее безопасное место в таком случае – прямо у бока акулы, где та никак не может извернуться и цапнуть её, отчего вынуждена заходить на более широкий круг разворота, так что она там и держится каждый раз, когда нужно разминуться со зверюгой.
Закончив с обломками, она поднимается к поверхности воды, чтобы продышаться: сердце у неё колотится от адреналина.
– Недурно, – комментирует Ал-Ан. – Значит, ты всё-таки можешь собраться. Я думал, ваш вид несколько несовершенен в этом смысле, но если возможность есть...
– А ваш вид не умеет держать язык при себе. Я поняла.
– Просто размышляю вслух. Это... приятно.
Тон у Ал-Ана мрачный. Робин от этого морозит, и ей сперва кажется, что это из-за мысли о том, что это существо было на этой планете в одиночестве и неподвижности очень долго... но потом она осознает другую вещь: ей сказали, что энергии в святилище почти не осталось, а голос у Ал-Ана был тогда довольно-таки усталый – а теперь тот гораздо более оживлён. А это значит, что это... существо сейчас живёт на её энергии. Существует за её счёт.
Она оставляет эту мысль при себе. Очень глупо будет после намёка о том, что она-то умеет придерживать язык.
– И куда мы пойдем теперь? – вслух интересуется Ал-Ан.
– Не знаю, как насчет нас, но мне нужно найти сестру. Транспорт у меня есть, так что теперь я могу начинать искать.
– Хм. Знаешь, очень вероятно, что твой вид предпочёл местечко над водой. На планете их не так уж много, а здесь есть обширный ледник.
Робин ёжится. Она помнит, как бежала к воде после приземления, и как замерзла даже несмотря на бег и мощный выплеск адреналина.
– В этой собачьей холодине?
– Пещеры хранят тепло, – коротко отвечает Ал-Ан, и она задумывается. Может быть, и впрямь что-то есть...
На леднике ужасно холодно. Настолько, что она начинает присматриваться к снежным сталкерам, подумывая рискнуть и ободрать одного из них, чтобы хоть как-то утеплиться.
Однако даже одно из этих чудовищ крайне опасно. Её просто опрокидывают наземь, и напоследок у неё мелькает мысль о том, что обдерут сейчас её.
За несколько мгновений до пробуждения она чувствует острую боль наряду с ощущением того в её плоти что-то есть, причиняющее эту самую боль, и это похоже на чьи-то клыки.
Она просыпается с судорожным вздохом.
Ощущение исчезает, оставляя только мимолетную память, моментально испаряющуюся – кроме жуткого впечатления, что что-то не так.
– Что-то не так? – полуутвердительно произносит Ал-Ан, и её пробирает мороз похлеще того, что за окном. Ей кажется, будто она знает, что будет сказано дальше. – Я фиксирую необычное изменение мозговой активности.
– Нет, я...
Робин сворачивается в комочек, чувствуя себя продрогшей, хоть внутри базы – комфортные двадцать градусов.
– Ты мёрзнешь, – констатирует Ал-Ан с толикой удивления. – Надо утепляться.
Робин заставляет себя подняться. В самом деле, надо, иначе она просто замёрзнет где-нибудь посреди льдов.
Оказывается, что добыть мех со снежного сталкера – задача нетривиальная. Робин долго наблюдает за этим существом, не решаясь подобраться поближе: здоровенные зубы того, торчащие из пасти, подсказывают ей, что мех не достанется просто.
– Возможно, существует опосредованный способ это добыть, – задумчиво роняет Ал-Ан.
– Кажется, Сэм писала мне что-то о штуках, которых она использует для исследований. Если бы такую найти... Или хотя бы чертёж...
– Н-да? Было бы удобно. Но если нет – я бы советовал проверить их лежбища. Там наверняка мех просто комками.
Лучше бы ты посоветовал себе заткнуться, думает Робин со вздохом. Иногда ей кажется, что Ал-Ан ей уже осточертел, хоть они знакомы всего ничего.
– Я гляну по пути, – коротко бросает она: в приоритете всё же поиск пещеры со следами «Альтерры», а не с чьим-то тёплым и вонючим логовом. И если она сначала найдёт первые – вряд ли ей тогда понадобится какой-то мех.
– Весь ваш вид упрям? – интересуется вдруг Ал-Ан. С намёком так интересуется.
– Нет, что ты, не весь. Я – нет, например, – огрызается Робин, в отместку загружая тому мыслительный процесс.
Тишина.
– Чего молчишь?
– Проверяю словарь...
Робин ехидно скалится.
Позже, когда она выбирается во льда местной арктики, тщательно запоминая путь и попутно обогреваясь об испускающие жар здоровенные цветки, Ал-Ан снова заговаривает с ней:
– Будь осторожнее. Я помню... существ.
– Существ? – переспрашивает Робин, немного обеспокоенная и интонацией этого слова, и тоном в целом: Ал-Ан произносит это будто бы вынужденно.
– Точно...
Через несколько минут земля под ней вздрагивает, и её резко окунает в ледяное предчувствие беды.
Она не успевает понять, что погибла.
Просыпается она в холодном поту. Господи, что ей только снится всё время?..
– Что-то не так? – почти строго спрашивает Ал-Ан, кажется, близкий к тягостному вздоху. – Я фиксирую необычное изменение мозговой активности.
– Просто сон. Ничего такого...
Робин резко становится нехорошо, как только она догоняет собственную мысль «снится всё время»: она не припоминает таких снов больше. А следом её нагоняет жуткое дежавю. Это ещё что...
Впрочем, выдвигаться на поиски всё равно нужно, как бы она себя ни чувствовала, так что она собирается в дорогу.
К некоторому её удивлению, она не столь сильно чувствует холод снаружи. Это... странно. Быть может, она вчера была уже уставшей, когда добралась сюда обустраивать базу...
Нет, вчера она, проснувшись, сразу взяла курс на ледник. Возни, конечно, было, особенно со сбором ресурсов по пути, но не настолько, чтобы так устать.
Мороз кусает её за щеки, и она встряхивается и продолжает путь.
– Осторожнее, – в какой-то момент предупреждает её Ал-Ан.
– А что?
– Я помню... существ здесь.
– Хуже снежных сталкеров?
– Хуже, – сухо отвечает Ал-Ан, завершая разговор, и Робин почему-то кажется, будто тот... обижен. И с чего бы?
Земля под ней дрожит.
Робин резко просыпается. Буквально за мгновение из восприятия исчезает боль, будто она вынырнула из какого-то кошмара, и остаётся только тревога. Что это было? Что ей снилось?..
Почему ей кажется, что это не в первый раз?
– Что-то не так? – со скрытой агрессией интересуется Ал-Ан. Это ещё что? – Я фиксирую необычное изменение мозговой активности.
Дальше в его словах она ничего такого не слышит, и её посещает облегчение. Должно быть, просто показалось после такой-то встряски.
– Уф... Нет, все... нормально. Просто сон.
У неё язык не поворачивается сказать, что всё хорошо.
– Я тоже хотел бы сон, – вдруг произносит Ал-Ан угрюмо.
– А ты не спишь?
– Нет.
– Вообще?
Ал-Ан молчит, не видя нужным подтверждать ещё раз, и ей становится не по себе. Может, ей не стоило отвечать на сигнал бедствия раньше...
– Есть планы на сегодня? – тормошит её Ал-Ан, и без того знающий её планы в целом.
– Спешу напомнить, что не обязана перед тобой отчитываться.
– Однако в твоих интересах найти необходимую информацию, чтобы избавиться от моего присутствия.
Признаться, она рассчитывала на ответ того же тона: небольшой катарсис в виде громко высказанного возмущения (а то и с руганью) ей бы не помешал.
– У меня не настолько короткая память.
Ал-Ан издает едкий, ироничный смешок, будто её фраза забавна. Может, для этого существа – да; у неё нет желания разбираться. Как и выходить наружу... но это уже придётся.
– Осторожнее, – предупреждают её, когда она забирается глубже на ледник.
– Да, да, я помню послеживать за маршрутом и отогреваться. Не переживай, не помрём, – грубовато отвечает она.
– Температура – не единственный твой враг.
– А что ещё?
– Существа, обитающие здесь, – следует отповедь, и она задумывается. Судя по контексту...
– Ты не о снежных сталкерах, верно?
– Верно.
Робин, не дождавшись дальнейших разъяснений, хмыкает. И почему бы не сказать прямо...
Немногим позже земля под ней дрожит. И проламывается. Долю секунды она видит огромное раскалённое до оранжевого свечения жало, и из-под льда наружу с грохотом выскальзывает тело громадного ледяного червя. Жало наклоняется.
Она бежит, ослеплённая паникой, и мысль о том, что здесь следовало поступить так же, как с акулой, потому что большое тело, пусть даже гибкое, не сможет завернуться под столь малым углом для удара, формируется у неё слишком поздно.
Робин приходит в себя за некоторое время до пробуждения, и в мыслях мелькает хвостик вопроса о том, где было её сознание прежде. Но исчезает слишком быстро, чтобы успеть отпечататься в этом самом сознании.
– Заперт, – слышит она глухой голос Ал-Ана затем. – Заперт. Заперт...
Тот повторяет снова и снова, с ужасающе точной, до доли секунды соблюдённой периодичностью, и к ней опять приходит сравнение этого с видом человека, бьющегося головой об стену. Должно быть, её мозг в каком-то смысле ничуть не лучше прежнего хранилища этого существа...
Стоп... опять?
Она просыпается со вскриком. Её трясёт. Перед глазами – отпечаток чего-то горячего, раскалённого до специфического оранжевого цвета, и её тошнит из-за того, что комната базы вся в стерильных оттенках. Хоть чего-то бы живого...
– Что-то не так? – тормошит её Ал-Ан. Тон того пропитан фальшивой доброжелательностью. – Я фиксирую необычное изменение мозговой активности.
Робин захлёстывает чувство дежавю.
– Может, хватит уже?! – она подрывается на ноги и шагает к окну, надеясь, что вид из окна немного сгладит тошноту. – Каждый раз одно и то же!
Повисает пауза.
– О чём ты говоришь? – вопрошает Ал-Ан в ответ. К искусственной доброжелательности присовокупляется искреннее непонимание, и ей становится дурно. – Мы с тобой ночуем во второй раз. В прошлый такого не было.
Робин резко наклоняется; её тошнит в клумбу, в которую она ещё не успела ничего посадить.
– Я хочу от тебя избавиться, – устало говорит она затем.
– Я знаю.
Тон у Ал-Ана печальный.
Робин садится прямо на пол, обхватывает колени и опускает голову под предплечья. Спрятать последнюю от взгляда изнутри, впрочем, невозможно.
– Прости, – говорит она затем: Ал-Ан, скорее всего, не заслуживает агрессии в свой адрес; тот – всё ещё узник, и у нового места содержания тоже может закончиться энергия для существования, причем... непредвиденно. Внезапно. – Знаешь, мне не очень хорошо. До меня доходила... скажем так, небольшая утечка информации... и я знаю, что на этой планете водятся здоровенные разумные твари, способные к телепатическому контакту.
Ал-Ан молчит, не перебивая, что удивительно. Наверное, чувствует, что не следует.
– И... я не знаю, но... может быть, одно из них пытается меня пощупать, потому что чувствую я себя паршиво. Но какой смысл?.. Я не представляю угрозы. Я здесь не для того, чтобы кому-то навредить.
– Я знаю, о ком ты говоришь, – роняет Ал-Ан.
– Правда?
– Здесь есть только один такой вид.
Робин одновременно расслабляется (действительно совпадение; кое-кто не видит, о чём именно она думает) и напрягается: её тревожит слово «есть», употреблённое вместо «был».
– А ты... имел с ними дело? Насколько они дружелюбны? С ними можно поговорить?
– Полегче, – осаждает её Ал-Ан. – Я бы предпочёл работать не более чем с двумя вопросами за раз, иначе наша беседа очень быстро превратится в мультиканальную. Я понимаю твою тревогу, однако лучше быть последовательными. Лучше и для тебя. Я... да, полагаю, можно сказать, что я имел с этими созданиями дело. Однако нельзя дать им характеристику. Они разумны; это делает формы их психики разнообразными и неоднородными.
– Так же, как у людей, – угрюмо констатирует Робин. Действительно, как вообще можно было односложно характеризовать очень развитых существ... Это она дала маху.
– Полагаю, да. И... хм-м...
Ал-Ан надолго задумывается. Теперь молчаливо ожидает Робин, предчувствуя, что тому есть что сказать об этих существах.
– То, с которым я имел дело, создавало впечатление... умеренно опасного, – наконец говорит Ал-Ан. – Я ошибся.
Робин покрывается холодной испариной. Она знает такую краткость. Ничего хорошего это не означает.
– Однако здесь живых особей нет, – уведомляют её следом. – Я бы почувствовал. То, что ты испытываешь – при условии, что ты правильно предполагаешь, разумеется, – может быть явлением остаточного воздействия информационного поля.
– Вот как... А что случилось с той... м-м... особью, которая была «умеренно опасной»? – чисто из кошачьего любопытства интересуется Робин. И получает сухой ответ:
– Я бы предпочел оставить это при себе.
Ну и ладно, думает Робин... хоть ей жутко любопытно.
– Что ж... тогда нам пора приступать к штурму льдов, – заключает она, вздохнув, и неохотно поднимается: заниматься упомянутым у неё нет ни малейшего желания. Но ей нужно двигаться вперёд. От сидения на месте ничего хорошего не случится.
– Тебе. Я в этом участвую сугубо опосредованно.
Робин фыркает.
– В твоём словаре вообще есть понятие «образное выражение»? – интересуется она, рассчитывая занять этим вопросом Ал-Ана на некоторое время.
Тот замолкает. Заговаривает только когда она уже готова выходить:
– Это когда ты имеешь в виду совсем не то, что сказала?
– Хм?.. – Робин останавливается перед шлюзом, задерживая пальцы на его ручке. – Нет, я бы сказала, что это ближе к иронии или сарказму. Образно – это...
Она и сама ненадолго задумывается, облекая естественную, интуитивно понятную вещь в слова.
– Думаю, ближе будет использование непрямого или постороннего смысла слова, устоявшегося в речи. Часто в разговорной.
– А. Лингвистика.
– Что-то вроде, – соглашается Робин, и медлит ещё немного. – Я постараюсь... не злоупотреблять.
– Да, пожалуйста. Я хотел бы тебя правильно понимать.
В тоне Ал-Ана сквозит облегчение, и Робин задерживается ещё немного, сама себе задавая вопрос о том, зачем ей нужно было обещать последнее; в сознании при этом маячит мысль о том, что Ал-Ану тоже тяжело. Новости...
В конце концов она выходит наружу, готовая сразу куда-то бежать и суетиться, чтобы не замёрзнуть, и через некоторое время её опять тормошит Ал-Ан:
– Осторожнее. Я помню ненасытных существ, роющих тоннели подо льдом.
Мороз проходит у Робин даже по внутренностям: описание ей не нравится.
Земля под ней дрожит.
Она подхватывается с места, бегом уходя оттуда, откуда пришла, и прижимается спиной к валуну, который наверняка не по зубам даже самой прожорливой твари. Расчёт у неё на то, что существо, ковыряющее землю с такой скоростью, не может на ходу резко сменить траекторию.
Там, где она недавно стояла, лёд вспучивается, и над поверхностью вытягивается тело громадного ледяного червя, горделиво изгибающего раскалённое жало в воздухе, словно красуясь. Затем червь уходит под землю.
До неё запоздало доходит, что оно умеет рычать, и это приносит ей некоторое облегчение. Надо бы прекращать отключать слух, а то привыкла уже под водой пропускать мимо ушей посторонний шум...
Повисает относительная тишина.
– Оно не следует за мной? – тихо уточняет Робин. Кажется, это впервые, когда она первой заговаривает с Ал-Аном, причём делает это не задумываясь, как с физически присутствующим рядом человеком.
– У них свой ареал обитания, – немедленно отзывается тот, отчего-то довольный. Ну да, если бы она погибла – тогда и он тоже...
– Хорошо.
Она переводит дыхание.
Вокруг всё начинает темнеть: световой день заканчивается. Робин, от рассеянности не прихватившая с собой толковый фонарик (да и вообще, теперь ей хочется такой, чтобы руки были свободны), торопливо направляется обратно, пока у неё есть время до второго заката. На базе же от нечего делать опять забирается под одеяло.
– Ты опять ложишься спать?
– Да. Прости, но тебе придётся поскучать немного.
Тишина.
– Робин?
– Да? – сдержанно отвечает она.
– Действительность не прощает ошибок.
– Что это ты имеешь в виду?..
– Ничего. Спи.
Робин словно бы отключает.
Утром она просыпается, чувствуя себя немного странно. Словно вчера было иначе. Должно быть, последствия хорошего сна...
– Что-то не так? – с плохо скрываемым интересом вопрошает Ал-Ан. – Я фиксирую необычное изменение мозговой активности.
– Это сон. Людям снятся сны. Может, просто результат работы подсознания, может, мог развлекает сам себя.
– И что тебе снилось?
– ...Не помню.
– Хорошее развлечение.
Ал-Ан смеётся... так устало. Робин умудряется расслышать хорошо упрятанную горечь.
– Знаешь что, давай-ка мы высадим тебя наружу побыстрее. А то у меня крыша скоро потечёт.
Пауза.
– Титановые постройки могут начать пропускать воду?
– Образно выражаясь. Боже.
Робин неуютно поводит плечами, представив себе течь в подводном жилище, появляющуюся, пока она спит. Шансы малы, но картинка яркая и неприятная.
– В любом случае, я рад слышать, что ты хочешь мне помочь. Я отмечу у тебя на карте парочку мест, из которых я слышу сигнал. Их стоит проверить. Вряд ли там сразу найдётся всё, что нужно, но с чего-то придётся начинать.
– Хорошо. Проверим.