как здесь можно было уснуть? под оглушительный рёв электрогитары, вламывающийся в кукуху, как омон, бесцеремонно и неотвратимо. но гию спал, свернувшись на старом стуле со спинкой в позу, геометрическому описанию не поддающуюся, сместив центр тяжести против всех существующих законов физики. по идее он давным-давно уже должен был упасть, но он спал так уже часа полтора.
как здесь можно находиться в одной футболке? санеми зажимает струны посиневшими дубелыми пальцами, каждый раз, когда он открывает рот, вместе с воплями и завываниями спёртый воздух разбавляется белёсыми клубами пара, чуть более прозрачными, чем сигаретный дым. он без конца дёргает правой ногой, скорее всего, не от нервов, а чтобы немного согреться, но упрямо не собирается надевать хоть что-то поверх вытянутой сальной футболки.
пиво закончилось и хочется ссать, но обанай сидит на месте, понимая, что на улице будет ещё холоднее, чем в этом гараже. он поджигает сигарету, и это помогает согреться, но не так эффективно, как хотелось бы. санеми чувствует запах табака и отбрасывает гитару, прикуривая за компанию.
-ты закончил измываться над инструментом и моими ушами? по домам пора, - обанай прикидывает, сколько ему ещё осталось докурить, - у тебя две минуты.
-завали, тут человек спит.
-так разбуди!
санеми осуждающе косится, но всё-таки трясёт гию за плечи. никакого эффекта это не производит, поэтому он оттопыривает язычок кроссовки, закатывает носок и прижимает ледяную пятерню к лодыжке гию. он дёргается и пытается лягнуть санеми, но тот успевает отклониться.
-доброе утро, меня в ебало бить зачем?
оставшиеся за милостью обаная две минуты гию хлопает глазами и пытается прийти в себя, а потом снова познаёт мир за пределами гаража. не без ускорительного толчка в плечо, конечно. он хмурится на сыплющуюся в лицо колючую крупу:
-мне так херово, я бы прямо сейчас отъехал, честное слово.
"отъехать" - слово для обозначения летального исхода, неразрывно связанное с наркоманской обыденностью. входит в две тысячи единиц активного словарного запаса гию. обанай для подобного действия выбирает выражение "отдать душу богу". санеми предпочитает "двинуть кони". русский язык богат и красноречив, это позволяет одному и тому же желанию у каждого человека выражаться оригинально и самобытно, можно даже сказать эксклюзивно.
-а мы уже на пути. к чёрту клуб 27, - санеми бьёт коленом по створке двери гаража, чтобы поставить её на место, - у нас будет своё легендарное объединение. клуб 21.
он говорит слишком воодушевлённо для человека, который в -10 не застёгивает куртку и по щиколотку стоит в сугробе в тряпичных летних кедах. пожалуй, гитаре в потрёпанном чехле за его спиной куда теплее, чем ему самому. он стучит зубами и мелко трясётся, губы расцвечены блевотно-лиловым. но он не подцепит ни туберкулёз, ни пневмонию, ни хотя бы бронхит. он даже кашлять и чихать не будет.
-ты не моррисон, я не кобейн, а он, - обанай кивает в сторону гию, - ни разу не хендрикс. в чём смысл?
-пер ингве олин вышиб свои мозги, когда ему было 22. он планировал самоубийство 17 лет. я хочу побить его рекорд и уйти ещё раньше.
-чувак, ты двинутый на теме смерти, - гию в нерешительности топчется между обанаем, спокойно идущем вперёд, и санеми, уже босиком ступающем по льду, как по битому стеклу, с кедами под мышкой.
-а вы нет?
-и мы да. но мы не легенды. мы не гениальные музыканты или что-то типа того.
гию не прав. они легендарные обсосы. это самое карикатурное трио неудачников из всех, какие только могут себе вообразить писатели-фантасты или толкователи снов. наркоман с ангедонией и без работы; бывший сектант, ищущий и не находящий у бога прощения; выходец из предельно дисфункциональной семьи, помешанный на блэк-метале. нолан со своим готемом отдыхает, сигарев и девочка-волчок курят в сторонке.
они сидят на кухне и не видят друг друга из-за густого сигаретного дыма. гию уже минут пятнадцать не может попасть иглой в вену, кожу на плече под туго затянутым ремнём покалывает онемение. санеми даже и не пытается попадать финкой между пальцев, умело игнорируя правила игры в ножички, кожа на его левой кисти похожа на отслаивающуюся от сырости штукатурку.
-не умеешь - не берись, - санеми отбрасывает финку в сторону и опустошает наполненную ополаскивателем для белья рюмку, - у тебя уже в глазах двоится, что ли?
-либо заткнись, либо помоги.
санеми затыкается и помогает. в вену иглой он попадает с первого раза.
-мог бы медбратом стать, будь у тебя чердак на месте, - подмечает обанай, перелистывая страницу одной из десятка полукругом разбросанных вокруг него священных книг, - давай теперь серьёзно. когда и как пройдёт наше самоубийство?
-ты гонимый? без твоих сектантских замашек, пожалуйста, - санеми возвращается к уродованию левой руки, - групповое самоубийство не имеет никакого смысла. это не то, что нам надо.
-а одиночное смысл имеет, по-твоему?
-ещё как. это финальный аккорд, последняя ступенька саморазрушения. глубоко личная хуйня, у каждого она своя особенная, - лезвие входит между суставами среднего и безымянного пальцев сантиметра на два вглубь, санеми шипит и прикусывает щёку.
-симфония какая-то паршивая выходит. уж финальный аккорд должен быть красивым, как считаешь? - обанай закрывает книги и тушит огонь в лампадке.
-ну передоз - отвратная херь, помрёшь в блевотине, - санеми переводит взгляд на гию, которому сейчас слишком хорошо, чтобы слушать разговоры, между прочим, его тоже касающиеся, - прыгать с крыши и под колёса кидаться - прохожих пугать, утопленников тоже красавцами не назовешь, повесишься - провисишь в своем дерьме по ногам. самые эстетичные варианты самоубийства - застрелиться или вскрыться. но мы не в америке живём, охотниками не являемся, посему стволов у нас нет. а вообще плевать уже, как подыхать, лишь бы получилось.
-ну в твоём случае - да, - обанай кривится в усмешке и добавляет, - бессмертный.
***
есть одна штука, которая будет защищать человека похлеще, чем медведица своих медвежат. нервная система называется. все эти реакции "бей или беги", инстинкты (на деле никаких инстинктов у людей не существует, но сейчас это не важно) самосохранения - части механизма самозащиты. попробуй забавы ради откусить свой палец, у тебя сто пудов не получится. а вот чужим хрустеть будешь за милую душу. отвратительный подарок природы для потенциального суицидника. ты пытаешься вскрыть вены, а лезвие постоянно как-то неудобно в руке лежит, да ещё и ладошки потеют; ты пытаешься отравиться, а тебя тошнит; ты погружаешься на дно, но произвольно всплываешь, чтобы глотнуть кислорода. но санеми не пальцем деланный да не лыком шитый. он эти поганенькие механизмы самозащиты научился перебарывать, ему вены вскрыть что картошку соломкой нарезать. был бы ещё толк от этого умения.
у него на внутренней стороне предплечий крестики-нолики, он скользит кедами по венозной винного оттенка с алым артериальным отливом крови, гитару в руках держать тяжелее, чем обычно, пальцы немеют и не слушаются. ему по кайфу. но кровь течёт минут десять и сворачивается наподобие холодца. он чертит лезвием глубже и ещё ожесточеннее зажимает струны, но история повторяется. санеми настолько погружён в борьбу со своим телом, что не замечает зашедшего в гараж обаная и вздрагивает, услышав мрачно-монотонное:
-гию отдал богу душу.
-что? как? - чтобы сказать это, санеми даже перестаёт кусать губы.
-он перепутал уксус с водой.
-легенда...
-он был абсолютно безнадёжен. этот человек солил воду, когда варил яйца. в принципе, такая смерть была ожидаема, - обанай вяло и размашисто крестится и закатывает глаза к потолку, - царствие ему небесное.
-охереть, он первооткрыватель клуба 21.
-ну тебя обогнать не сложно, - обанай рассматривает кровяное зеркало под ногами санеми, - тебе жаль его?
-да... в смысле, я рад за него, но его будет не хватать. надеюсь, ненадолго.
-кстати, - если обанай говорит "кстати", это всегда оказывается некстати и из канвы разговора выбивается, - похоронных у него не было, обрадую тебя. родни тоже. вся финансовая часть упокоения тела лежит на нас.
у санеми и обаная похоронные были, поэтому эту проблему они переживают весьма спокойно. так же спокойно через две недели санеми переживает и смерть обаная, который попросту не заметил несущуюся на него на всей скорости фуру.
с этого дня жизнь превращается в увлекательный марафон неудачных попыток самоубийства, каждый день что-то новое, как в адвент-календаре. санеми засыпает с забитыми ватой ноздрями, но просто начинает храпеть; он садится на диету из волчьих ягод и антикоагулянтов, но его просто неделю поносит; он ввязывается в драку с футбольными фанатами, прыгает с моста на неокрепший лёд, каждый день вскрывает себе вены во всех доступных местах, поливает себя бензином и поджигает, но попросту остаётся без последних штанов. он пьёт всё не связанное с пищевой промышленностью, полностью отказывается от еды и сна, затягивает на шее ремень, не без помощи которого гию (легенда, царствие небесное) некогда кололся.
где-то санеми вычитывает, что в яблочных косточках содержится цианистый калий, поэтому озолачивает бабульку на рынке, мешками скупая антоновку. он ест соль ложками, ночует в морозы на улице без куртки и обуви, суёт гвозди в розетку, прыгает на все доступные ему рельсы, красит волосы чёрной аммиачной краской, имея аллергию на аммиак. санеми облизывает стульчаки общественных унитазов, перебарывая тошноту, валяется в скотомогильнике, записывается добровольцем в центр больных вич и ест с ними одними и теми же ложками. он настолько отчаивается, что решает сплагиатить идеи своих покойных друзей: пьёт уксус и, как ушатанный по голове мешком, расхаживает посреди федеральной трассы.
всё без толку, а время не на его стороне.
санеми отрезает толстый шнур от пылесоса и мастерит из него петлю. он отталкивает левой ступнёй табуретку, и петля затягивается. в заднем кармане джинсов жужжит телефон, и санеми, чертыхаясь, поднимает трубку:
-мне сейчас не очень удобно говорить...
-с днём рождения, дорогой друг! - и потом море каких-то абсолютно неуместных позитивных пожеланий минут на десять, - ой, сейчас вернусь, повиси пока на проводе.
и санеми еле сдерживается, чтобы не расплакаться и не прохрипеть, что он в общем-то уже полчаса как на этом несчастном проводе висит.
врата легендарного клуба 21 со стуком захлопнулись. для надёжности ещё и засов задвинули. санеми - бессмертный лох.