Авантюрин был хорош в азартных играх, это было неоспоримым фактом. Являлся ли он обладателем невероятной удачи? Не-а, оставьте подобные размытые понятия Безымянным. Авантюрин здраво оценивал все риски и свои возможности, и если он видел для себя положительный исход — он шёл ва-банк. В конце концов, он был топ-менеджером КММ, никогда не терявший деньги бессмысленно. Наоборот, он преумножал их, как преумножал и свой престиж с каждой ставкой, играя в карты с самим дьяволом. Обычно вот так и обстояли его дела.
И сейчас его риск, к удивлению, не окупился.
Он стоит на дорогом ковре тёмного, глубокого цвета красного вина, на который падал слабый свет от шикарной, тяжёлой и дорогой люстры. Кабинет находился в полумраке, что делало его похожим на довольно строгое и нелюдимое место приговоров. Панорамные окна выходили на Театр, открывая просто потрясающие виды огней Пенаконии, что переливались различными головокружительными цветами. Авантюрин поддерживает расслабленный вид безмятежного гостя, наблюдая за тем, как один из глав Семьи убирает прочь бумаги, что лично ему стоили часы долгих переговоров. На самом деле, это правда нервировало. Он ловит чужой взгляд, и прикрывает глаза в добродушной улыбке. В воздухе витал слабый аромат опасности.
Он даже не успевает раскрыть рта. Нет, он даже не пытается заговорить, когда в огнях Пенаконии к нему подходит мужчина, сохраняя вежливое выражение лица.
— Вы снова создаёте мне проблемы, — констатировал он, и в глазах мелькает что-то тёмное; на мгновение показалось, словно синий цвет поглотил всю жёлтую радужку. Но лишь на мгновение. Мгновение, казавшееся Авантюрину вечностью.
— Что ж, думаю, мне следует извиниться, — беззаботно пожимая плечами, чтобы смахнуть с себя наваждение, говорит он, сохраняя зрительный контакт. Глаза были привычного жёлтого цвета, лишь у зрачков виднелась тёмная синева, утягивающая душу прямиком в чёрную космическую дыру, чтобы разорвать её между пространствами и лишить возможности перерождения, навсегда заточая в чёрной пустоте.
— Обычно за нарушением порядка следует наказание, — звучит как обычно приятный голос, но Авантюрин прекрасно слышал угрозу.
— Прошу, будьте снисходительны, — Авантюрин смеётся. Голова немеет от глубокого взгляда, и он чувствует бегущие по телу мурашки. Чёрт.
Сандэй чуть шевелит крыльями, оборачиваясь к Пенаконии. Авантюрин смотрит ему в спину некоторое время, прежде чем мужчина возвращает своё внимание к нему, чтобы подавить одним лишь взглядом.
— Полчаса, — звучит неизменно вежливый голос, походящий на патоку. Если Авантюрин учился сладко говорить годами, то Сандэй был рождён таковым: сладким, мягким и опасным до дрожи в коленях, до первобытного страха… — У тебя полчаса, чтобы меня удовлетворить.
…до скручивающегося в низу живота жара, что обжигал внутренности и гнал по венам кипящую возбуждением кровь.