Глава 3

Джисона настойчиво одолевало чувство, будто он свернул куда-то не туда.

У него жизнь складывалась прям заебательски — то есть так великолепно, что и по-цензурному не выразиться. Чуть ли не каждый может найти, чему завидовать.

Престижный университет, восхитительные сонбэ и без проблем закрытая сессия? Да.

Понимающие родители, которые приняли его избранника, притом мужчину, с лёгким сердцем? Да. Кто-то отрицал такие пары, даже если они оказывались родственными душами. А у них слишком уж гладко всё прошло: родители Минхо Джисона сразу вторым сыном величать стали, чуть ли не в семейный реестр зазывали, да и вообще, знакомство с родителями заслуживало отдельной истории. Минхо семье Джисона тоже очень понравился, маме — потому что собирался становиться учителем (значит, любит детей и ладит с ними, чем не подходящая партия?), папе — потому что был спортивным и предпочитал активный отдых (а ещё у них одинаковый дедовский юмор), невестке — потому что отпадно танцевал, модно одевался и был «в тренде», брату — из-за кошколюбия и потрясной готовки (а брат у Джисона тоже горазд щёки дуть).

Совпадение в характерах, быту, увлечениях, сексе? По всем пунктам снова «да». Когда они справились со своими психологическими барьерами, то будто установили какую-то ментальную связь. К примеру, Джисон принимал душ и забывал взять с собой зубную щётку — Минхо, зашедший в ванную умыться, без лишних слов её ему подавал, даже просить не приходилось. Или Минхо готовил кимчи, а Джисон, заглянувший на кухню в поисках бутылочки воды, совал в холодильник голову и доставал забытый чеснок. Если Джисон писал лирику и упускал какое-то слово, то ему достаточно было обернуться к Минхо, чтобы услышать правильный вариант. А когда они сидели по своим квартирам, Джисон даже свои описания гуглу объяснить не пытался, сразу голосовое Минхо отправлял.

…увлечения были не совсем схожими, но если один предлагал другому чем-то заняться вместе, то результат всегда один: им было весело. Они несколько раз заваливались на бесплатные мастер-классы по приколу, а потом находили, что лепка, вязание крючком и плетение из бисера не такая уж бесполезная фигня. То есть бесполезная, но не совсем фигня.

При просмотре дорам или аниме у них обыкновенно возникали схожие чувства, но зачастую они долго обсуждали концовки, потому как Джисон ратовал за счастливые финалы, а Минхо — за логичные.

Насчёт секса… Минхо называл то, чем они занимались за закрытыми дверями, сексом. Интернет тоже говорил, что любой половой контакт — это секс. В любом случае, после Рождества они часто касались друг друга, находили особые зоны на телах друг друга, прикосновения к которым повышали восприимчивость, и пользовались этим вовсю, но… дальше совместной дрочки или межбедренного секса как-то не заходило.

Джисон не понимал, почему. Он спрашивал тысячу раз, и каждый раз Минхо находил новую причину.

Они даже роли обговорили: оба универсальны, но если Джисону вот действительно не принципиально, то Минхо предпочитал активную позицию, потому что в обратном случае последствия проникновения вызывали дискомфорт, которого при его-то профессиональной стезе лучше было избегать.

Ну, а дальше что? Джисон девственником ни в каком из смыслов не был, проблемы не видел — подготовка к сексу, может, и не самая приятная его часть, зато потом так охуенно будет, что перекроет все постылые ощущения.

А Минхо очерепашился, в панцирь свой ныкался каждый раз, когда Джисон эту тему поднимал. Джисон предполагал многое: кто-то обидел Минхо словом, мол, он плохо справляется со своей ролью (то есть ебёт плохо), или Минхо кого-то травмировал в прошлом, и это травмировало его самого, но — уже психически. Но при образовавшемся у них взаимодоверии, что мешало Минхо переступить через это с помощью совместных усилий?

Прошлую свою ошибку Джисон давно понял: ему нужно было словами объяснять Минхо то, что он от него хочет, чего ждёт, то есть чуть ли не полноценный договор об отношениях подготовить, расписав каждый подпункт. Минхо-то в начале слепо тыкался, на свои ощущения полагался, а для этого ему требовалось тратить кучу внутренних ресурсов.

Гладко да сладко, а на деле есть ещё над чем работать, но всё это меркло перед цельным образом получившихся у них отношений. Джисон представлял их как огромную картину лоскутным шитьём. Да, пара лоскутков не подходили по фактуре и цвету, а ещё несколько вообще отсутствовало, но это всё правится банально временем. Времени у них было — вся жизнь.

Так при всём при этом, почему не исчезало чувство «не туда»?

Потому что Джисон предвкушал подвох. Кроме вышеизложенного существовала необъятная куча факторов, которые могли бы подгорчить.

Вроде родственной души Минхо — что, если она объявится вот прям завтра? Даже если Минхо признался, что её не искал и искать не собирался, случайности случаются вне зависимости от его хотелок. Родственные души — квинтэссенция современного общества, его мотив и песня, и противопоставить им абсолютно нечего. Как говорят счастливцы, найти друг друга — это как подобрать верный ключ к замку, ощутить себя полноценным, чуть ли не законы мироздания понять — вот такое просветление на них нисходит. Всё это было и у Джисона сообразно связи с Минхо, но раз они — случайные люди, то что же будет, когда тот найдёт настоящую родственную душу?

Чанбин-сонбэ сказал, что раз Джисон нарывается на головомойку, то он её получит сразу же, как начнётся семестр.

Чанни-хён жаловался: Джисону хватает лишних минут заморачиваться столь несусветной чушью, а у него самого времени просто ни на что нет. Он бы с радостью с Джисоном местами поменялся, но если бы это было возможно!.. Чанни-хён планировал заканчивать универ в этом году, поэтому каникулы ещё не кончились, а он уже ушёл с головой в работу.

А мама и вовсе хотела надеть на Джисона кастрюлю и как долбануть по ней молотком! Говорила: неужели наш с папой пример не является образцом для подражания и ничему тебя не учит? Да только у них обоих родинок не было вовсе, а у Минхо — была.

Наверное, поэтому Джисон захотел как можно скорее скрепить их «союз», хотя с любой точки зрения это было тупо. Дать парню, чтобы он от тебя не ушёл? Ха-ха, что с твоей самооценкой, Хан Джисон? Как низко ты пал, что думаешь, будто бы отношения зиждутся на сексе?

У них и без секса всё отлично, да. А Минхо и сказал ещё тогда, в их поцелуйный вечер: «Ради тебя я был готов покинуть пост последнего некастрированного мужика в этом доме, прикинь. Чего смеёшься? А вдруг бы ты оказался асексуалом каким». И не понять — придуривался или всерьёз рассматривал возможность себя покалечить. Минхо же, оба варианта равнозначны и имеют право на существование.

А Джисон не асексуал. Джисон — второй раз через пубертат проходит. И хочет трахаться.

Он успел развести Минхо и на вирт, и на секс по телефону («Не ожидал от тебя такой прыти, Ханни» — «Я ещё найду, чем тебя удивить»), и фото провокационные скидывал (на деле Джисон и сам от себя не ожидал, раньше он смотрел на тех, кто занимался подобными вещами, как на извращенцев каких-то).

Чанни-хён прав, наверное. Джисону стоило загрузить себя чем-нибудь, чтобы самоедством не заниматься. Но чем? По специальности работу искать рановато, не по специальности — бессмысленно, да и на жизнь ему так-то хватает уже с того, что перепадает за фриланс и за роялти, то есть авторские отчисления — он же выкладывал готовые свои треки на разные площадки, на саундклауде популярен, благодаря связям Чанни-хёна портфолио неплохое собрал. Ценным специалистом его пока не назовёшь, но и местечковым профаном он давным-давно не был.

Легче было попытаться ещё раз договориться с Минхо или на крайний случай затащить его к сексологу.

Будь Джисон недалёким невежей, не умеющим строить отношения, он бы ультиматум поставил (или ты меня трахнешь, или между нами всё кончено). Но Джисон уважает желания своего партнёра, хоть и не мирится с ними.

Джисон был готов вовсе отказаться от секса, если бы это означало возможность остаться с Минхо. Но отказаться не попробовав? Вот именно это его и грызло.

В остальном у них всё гладко.

— У тебя неиссякаемые запасы артистизма, — подметил Минхо после того, как прошёл «обряд знакомства» с друзьями Джисона. Не то чтобы он до этого не знал Чанни-хёна или Чанбина-сонбэ, но собраться вчетвером одной компанией — совсем не шапочное знакомство, что было у них до этого.

— О чём это ты? — не понял тогда Джисон.

— Когда ты в кругу близких людей, то становишься душой компании, общительным и тактильным, всё юморишь и улыбаешься без остановки. Это очень мило. Многие бы не поверили, что ты с друзьями и ты в универе — один человек. Мне нравятся такие перемены в тебе, они означают, что у тебя многогранная и уникальная личность.

— Вот уж кто уникален, так это ты, — не согласился Джисон, начав перечислять противоположные черты характера Минхо, опираясь как на подноготную, так и не общеизвестные факты его жизни.

В Минхо и правда было много того, что обычно в одном человеке не сочеталось. От боязни высоты до любви к американским горкам, от врождённой лености до круглосуточной активности, от колких языкастых шуточек до повышенной ранимости. Минхо был азартен и любил побеждать, но мог специально проигрывать, чтобы над кем-то посмеяться или кого-то подставить. Джисон сказал бы, что Минхо — человек-настроение, но и тут определение слишком обтекаемое и описывает Минхо не до конца.

Потом началась учёба и стало не до головоломок.

Делить время вместе получалось с трудом — разные расписания, после учёбы — клубные комнаты разных специалитетов, подготовка к конкурсам, тестированиям и целая гора домашнего задания: на Джисоне висело три доклада, два совместных с одногруппниками проекта и один индивидуальный, подготовка презентации по продюсерскому мастерству, задания по английскому и корейскому, эссе по истории музыки. Что там было у Минхо — и вовсе вообразить сложно.

Если бы они жили вместе, то у них хотя бы были совместные ночи и утра, но задумываться о том, чтобы съехаться после полутора месяцев отношений — поспешно как-то, разве нет? Джисон любил свою холостяцкую берлогу, она была оборудована по его предпочтениям, а в квартире Минхо было слишком тесно для двоих, впихнуть туда музыкальный уголок с кучей аппаратуры и при этом сосуществовать так, чтобы не мешать друг другу — задачка не из лёгких. Хотя Джисон уже понял, что ужиться с Минхо совсем не сложно, он готов был и ряшечкуРяшка — лицо, физиономия (полное, заплывшее жиром). отъесть (еда Минхо это вам не фастфуд и полуфабрикаты из 7-eleven), и с котами поладить — его уже не удивлял появившийся шерстяной покров на одежде, он не вздрагивал, когда сигналила автоматическая кормушка, не пугался, когда случайно в темноте наступал на какую-нибудь резиновую пищалку. Он тонко чувствовал, когда Минхо злился и нуждался в одиночестве, а когда к нему нужно было подойти, по голове погладить, закормить зефиром и задавить объятиями. Джисон даже случайно перенял привычку Минхо таскать везде с собой влажные салфетки, отчего терялся, когда не находил пачку у себя в рюкзаке или кармане куртки. А Минхо перестал ворчать, когда Джисон, предпочитающий ходить босиком, по десять раз мыл ноги и «транжирил воду».

И Джисон однажды не выдержал.

Когда у него выдался условно-свободный вечер, он припёрся к Минхо, переоделся в его розовые спортивки и чёрную футболку с банановыми осьминогами, засунул в стиралку своё шмотьё, понадеявшись, что к завтрашнему утру оно успеет высохнуть, сетовал на то, что сил ему хватит только на пару серий новой дорамы про криминалиста и миску поп-корна.

Минхо выбирал подарок ко дню рождения Хёнджина в онлайн-магазине и, пока Джисон, привалившийся к его плечу, не начал засыпать, всё спрашивал его мнения: лучше вот эти, с гульфиком до пола и надписью на жопе «сюда влезет ещё больше», или эти, стринги с плюшевым огурцом? Джисон краем глаза смотрел дораму, краем уха слышал бурчащего Минхо, и чувствовал себя самым счастливым человеком в мире, нашедшим своё место.

Иногда что-то отвечал, иногда говорил по теме дорамы вроде: «Ну и реквизит у них, сразу видно — из пластмассы» или «Вот мне бы такую харизму — подался бы на актёрское».

А, уже засыпая, обронил: «Вот в таком доме я хотел бы с тобой жить», когда главный герой, детектив, пришёл на место преступления и пытался найти подсказку, оставленную преступником.

«В доме, где до этого убили четырёх человек?», смешливо уточнил Минхо.

«В доме, где нам всем хватило бы места. А ещё хочу собаку».

Джисон почувствовал, как его подхватывают на руки и несут в спальню, он обессиленно сопел Минхо в плечо, вдыхая ставший родным запах цветочного мыла, думал о том, почему Минхо так нравится носить его на руках — а тому нравилось, он не упускал возможности поднять Джисона и дома, и на улице, и даже в универе. Поднять и прижимать к себе, или кружить, или просто качать на руках.

Джисон сразу сам себе казался таким маленьким, защищённым и любимым.

Минхо осторожно опустил его на кровать, укутал в одеяло, поцеловал куда-то в переносицу, пожелал хорошенько отдохнуть, а потом оставил его — но вряд ли надолго. Просто свет и телевизор выключит, котов проверит, умоется и вернётся. Чтобы печкой пыхтеть рядом, вездесущие руки-ноги на него складывать, плечо сопливить — бывало у него такое, с его-то выдающимся носом.

Снилось Джисону что-то тёплое, жёлто-розовое, сворачивающееся спиралью, как клубнично-банановые леденцы или голландские улитки.

А утром…

…утром Минхо его не разбудил: ушёл к первой, оставив на плите жаренный с яйцами рис, овощную нарезку и упаковку сока на столе — Джисон не любил слишком холодное, это и для здоровья и для голоса вредно. К его пробуждению сок изошёлся конденсатом и почти разогрелся до комнатной температуры, и этот маленький жест заботы вызывал в Джисоне очередную волну нежности, такую большую, что не волна — девятый вал. Слишком много, с угрозой для жизни (потому что сердце аж сжалось и едва не отказалось биться), и Джисон понимал теперь, почему в кинематографе безграничную любовь выставляли такой слезливой.

Он и сам бы денно и нощно ревел в подушку от осознания этих чувств, от попытки их понять и разложить по полочкам, от принятия того, насколько ему повезло, насколько исключительным был тот факт, что они с Минхо встретили друг друга и так по-дурацки влюбились.

Из одежды высохли только носки и бельё, а толстовка и джинсы оказались слишком плотными, чтобы их взяло слабое мартовское солнце, поэтому Джисон совершенно спокойно полез к Минхо в шкаф. Минхо чуть выше и шире, но у него было достаточно свободных шмоток — они уже пару раз обменивались гардеробом, так что в этом не было ничего странного.

Джисон совершенно спокойно надавил на торец раздвижной двери, и она заскользила под его ладонью вбок. Взял первый попавшийся тёмный низ — им оказались чёрные багги на эластичных манжетах, — какую-то безразмерную рубашку в полоску (было бы странно, если бы ему попалось что-то не в полоску), и уже перед тем, как он развернулся, чтобы уйти, в глаза Джисону бросилась белая картонная коробка слева от стопки со свитерами.

Минхо не запрещал ему рыться в своих вещах, даже наоборот — как-то поощрял любопытство, объяснив это тем, что так Джисон узнает о нём гораздо больше. Да и сам частенько нос совал куда-нибудь в квартире Джисона и как резаный орал, когда находил грязные носки в самых удивительных местах (топ-1: десятикилограммовый мешок стирального порошка).

Поэтому Джисон открыл коробку без задней мысли.

И закрыл её спустя мгновение. Находка не была чем-то из ряда вон. У любого половозрелого мужчины такое найдётся, что вообще удивительного в годовом запасе кондомов? Это у Джисона никого не было больше двух лет, а Минхо его всю жизнь не обязан был ждать.

Но червячок сомнений закрался в размышления пунцовеющего Джисона… Ведь раньше этой коробки определённо не было, а они во время секса презервативы не использовали.

Может быть… Минхо всё же готов был уступить?

Новый сюрприз Джисон обнаружил уже в университете, когда пришёл на пару многоуважаемого профессора Пака, любимого студентами тем, что за полтора часа успевал по десять раз отходить от объясняемой темы и пускаться в витиеватые словоблудия на тему исторического наследия республики.

Джисон расстегнул рюкзак, на ходу опускаясь за парту, и в глаза ему сразу же бросились два жёлтых бумажных конверта формата А4. Конечно же, на парах профессора Пака Джисон всегда прятался на задних рядах, ну потому что не слушать же ему про шаманизм или конфуцианство при династии Чосон!

Так что он заозирался по сторонам в поисках случайных свидетелей.

Но на Джисона всем было плевать: Джихён с Минсоком играли в «камень-ножницы-бумага» на щелбаны, Хонджун и Сонхва смотрели стрим по старкрафту с планшета, а спереди Джисона спало чьё-то неопознанное тело.

Джисон, стараясь не привлекать внимания шумом, достал конверты и положил их перед собой. Один — запечатанный, со стикером «чтобы всё было по-честному».

На втором — неумелой рукой выведенный рисунок двух человекопалок, держащихся за руки.

Как бы ни отзывался о художествах Минхо Хёнджин, Джисон видел в них некое очарование (поэтому этот рисунок он тоже потом аккуратно вырежет и вложит в специальный блокнот).

Внутри оказались какой-то распечатанный тест на пяти листах, объединённых скрепкой.

Очень мелкий шрифт, двухсторонняя печать, вопросов — много, и когда Джисон бегло прошёлся по ним глазами, то чуть не выкашлял изо рта лёгкие.

Mission «не привлекать внимание» failed.

— Студент Хан? — звонкий высокий голосок профессора Пака пронёсся по аудитории. — С вами всё в порядке?

— Воздух… — всё ещё покашливая, просипел Джисон, — воздух не в то горло пошёл. Простите.

Заминка разрешилась быстро, Джисон глянул во фронталку — посинел аж весь, глаза чуть не лопнули, а лоб вспотел, и теперь нечёсанные пряди прилипли к нему волнами. Джисон тут же убрал их под кепку.

А вопросы никуда не исчезли.

Так, ладно, Джисон берёт все свои слова назад (даже те, о которых не помнит).

Минхо тоже… пытался что-то с этим делать. Только своим способом — крайне… неординарным.

1. Что для Вас важнее: любовь или секс?

И три варианта ответов.

«Что ж, хён, я тебя понял», пронеслось у Джисона в голове. Он снял с ручки колпачок и принялся отвечать на этот идиотский тест так, будто от него зависела его жизнь.

Конечно же любовь.

3. Когда, по Вашему мнению, наиболее подходящий момент для ласк?

Когда мой партнёр в игривом настроении.

6. Кто чаще проявляет инициативу: Вы или Ваш партнёр?

Под убаюкивающий голос профессора Пака приятнее всего делать три вещи: спать, медитировать или заполнять анкеты тире тесты на сексуальную совместимость.

Уверенно ответив инициатива исходит от обоих в равной мере, Джисон чуть не завис на следующем вопросе.

7. К каким сексуальным практикам Вы относитесь резко негативно?

Джисон смело вычеркнул сначала групповой секс, потом золотой дождь и копрофилию (вместе с кучей других -филий), нашёл себя ужасно закостенелым традиционалистом и немного этого засмущался: что, если Минхо тайно практикует БДСМ или трансвестизм?

Но честные ответы — то, что Минхо от него хотел.

12. Отметьте имеющиеся у Вас фетиши.

Джисон тут же смело представил себе Минхо в своей пижаме с тупой плюшевой акулой из Икеи, потом — в тех кожаных леггинсах (почему их ещё не запретили на законодательном уровне?), отметил «фетиш на одежду».

Как оказалось, и других фетишей у него было немало (ради некоторых пришлось лезть в бездонные сети интернета, потому что столько новых названий он видел впервые), вроде фетиша на части тела (мягенький животик Минхо, его грубо высеченный словно стамеской нос, изгиб его уха, а бёдра — Минхо мог бы запросто свернуть ими чью-нибудь шею), на запахи, на обездвиживание, на униформу, на ролплэй.

Более изощрённые формы фетишей Джисон пропустил.

Но дописал в скобочках: «При выявлении у себя новых интересов обязуюсь уведомить о них партнёра в ту же минуту».

15. Довольны ли вы своим телом?

Рядом с вариантами ответов была небольшая строчка для пояснений. Джисон погрыз колпачок ручки, прежде чем просто поставить галочку на пункте Нет и пойти дальше.

21. Как Вы отнесётесь к тому, что Ваш партнер будет рассказывать о своей сексуальной жизни «до Вас»?

Нейтрально, с интересом

25. Насколько важна для Вас прелюдия?

Джисон счёл, что важна. Зачем ему просто секс, если перед этим он не вылижет Минхо с головы до пят?

На вопросе о предпочитаемой длительности полового акта Джисон чуть не помер со стыда. Но кое-как отметил, что длительность не имеет значения, если в итоге оба партнёра окажутся удовлетворёнными.

Возбуждает ли Вас, если партнер демонстрирует свое возбуждение?

Однозначное Да. Буквально три дня назад Минхо сидел на другом конце дивана от Джисона, широко расставив ноги и «демонстрируя» то самое. Минхо гладил себя по бедру в опасной близости от паха, второй рукой подпирал невозмутимое лицо без единого признака стеснения, в телевизор так пялился, словно Джисона не существует.

Что Джисону оставалось делать кроме как смотреть, пока Минхо не осмелеет, не приспустит штаны и…

Агрх, ну не на паре же, Хан Джисон!

***

Джисон сказался больным перед одногруппниками и попросту слинял. Обратно, в маленькую квартирку в соседнем от университета районе.

Почему-то он не был удивлён, увидев окуклившегося в плед Минхо, скрючившегося на диване и слушающего какой-то грустный плейлист. Минхо ни на звук захлопнутой двери не отреагировал, ни на шум торопливого раздевания из прихожей, ни на громкий топот. Не поздоровался даже, только бесцветно произнёс:

— Какой Ханни нетерпеливый.

— Почему ты дома? Когда ты вернулся? — беспокойство Джисона возрастало с каждой секундой. — Мне казалось, у тебя пары до самого вечера.

— Я ушё-ёл, — протянул Минхо вальяжно и перевернулся на спину, чтобы смотреть на Джисона снизу вверх. А Джисон стоял растерянный и чего-то не понимал. — Мне стало плохо.

— Что болит? Ты пил таблетки?

Суетиться Джисон не стал: Минхо мог о себе позаботиться, как-то же он дожил до двадцати четырёх, верно? Поэтому Джисон просто сел Минхо в ноги, руку под плед засунул и за пятку схватился. Минхо недовольно зафырчал, а потом выдал коронное:

— Душа болит, — Джисон чуть не шлёпнул себя по лицу. Голову повернул — на барной стойке обёртка из-под шоколада и пустой стакан с тёмными разводами. — Да я как ушёл, всё о тебе думал. И о себе, о нас. И такой: чё я ваще заморачиваюсь? Чего боюсь? Не может же быть всё идеально, говорил я себе. А потом такой: а вдруг может и я просто зря нам нервы мотаю.

Джисону захотелось заскакать на месте с криками «аллилуйя», чтобы над ним ещё транспарант развернулся, запели птички и из кустов выскочили Чанни-хён с Чанбином-сонбэ с дудками-язычками. В его фантазии всё примерно так и произошло. А в реальности он просто сбросил лямку рюкзака с плеча, вытащил оба конверта и бросил их Минхо на грудь.

— Ну, вот. Все пятьдесят восемь вопросов. Правда, только правда и ничего кроме правды. Профессор Пак старательно отвлекал меня от них своими шаманскими болезнями и лечением духами, но я справился, — и похлопал Минхо по голени. — А теперь, вне зависимости от того, какой там у нас получится в результате уровень совместимости, я иду в душ. И когда выйду — ты меня трахнешь, хён.

Вот так они и пришли к согласию и даже не мнимому.

Минхо согласно что-то промычал и слепо пнул Джисона под копчик.

А у Джисона внутри всё схватило, чуть ли не каждый орган сдавило спазмом — наверное, потому что тесно для того, чем заполонило каждую клеточку тела, чем вскипятило кровь.

Он на негнущихся ногах поплёлся в ванную.

Что, вот так просто, да?

Итак, Джисон девственником абсолютно точно не был, поэтому он не взял с собой сменной одежды, и время тянуть тоже не стал. Сразу разделся (Чанбин-сонбэ сегодня ехидно заценил его прикид, подчеркнув, что на самом Минхо его шмотки выглядят куда как лучше), по шкафчикам пошарился (потому что похлопал себя по животу и понял, что простым облегчением без каких-либо вспомогательных действий не обойдётся), того, что искал, не нашёл.

Задумчиво оценил шланг и прикинул, насколько непотребным сочтёт Минхо осквернение своей собственности.

После облегчения естественным путём Джисону хватило трёх процедур осквернения шланга (если что, потом извинится перед его хозяином в самых разнообразных позах), чтобы не бояться эксцессов.

Чистенький (хоть по локоть руку засовывай) Джисон прикрутил лейку обратно к шлангу, вдел её в стойку и зашёл в кабинку. Не, ну а что? Чистым нужно быть не только внутри, но и снаружи. Переведя картридж смесителя в режим погорячее, Джисон блаженно прикрыл глаза, когда вода равномерным напором умыла его лицо и примяла волосы. Он распределил ладонями жидкое мыло из дозатора и заскользил руками по телу; после вода очищала его от поднявшейся пены самостоятельно, пока Джисон рот полоскал на всякий случай.

Мысли в голову лезли совершенно не те: он наконец-то дорвался, а думает о всякой чепухе. Почему, например, белки-летяги называются летягами, если они не летят, а планируют?

Видимо, защитная реакция на стресс: ещё бы Джисон не стрессовал, когда у него тут такое намечается!

После размышлений о конечности Вселенной Джисон счёл себя достаточно приятным для секса.

К фену решил не притрагиваться. Просто промокнул полотенцем волосы, а потом уложил их назад пятернёй на три четверти.

— Денди-бой, йе-е, — сказал он своему отражению, стрельнув сердечками из пистолетиков.

Прикрыть срам? Да к чёрту.

Если бы Джисона не заботила сохранность жилья Минхо, он выбил бы дверь ногой и встал бы на пороге, сложив руки на груди. Но его заботило, поэтому он вышел достаточно цивильно.

Минхо стоял в трусах посреди гостиной и бездумно пялил в пространство перед собой. На явление Джисона полуобернулся — да что он там не видел, — и спросил:

— С чего начнём?

— Как обычно? — неуверенно предположил Джисон. — Я, ты, кровать, твои пальцы на моём члене? — и бёдрами вильнул.

Минхо наказал Суни, Дуни и Дори не проказничать, пока «папочки» своими грязными делишками занимаются, и гордо проследовал за Джисоном в спальню, мягко шаркая шерстяными носками по полу.

У Минхо часто мёрзли ноги, так что, в отличие от Джисона, он носки почти никогда не снимал. У него была целая коллекция, которую ему стабильно пополняла мама и тот самый Феликс, бывший Чанбина-сонбэ.

Джисон в Минхо эту деталь любил, особенно любил поджавшиеся маленькие пальчики на миниатюрной ступне, обёрнутые цветастой тканью (что было крайне забавно: размер обуви у них одинаковый, но всё же ступни Минхо казались чуть ли не в полтора раза меньше), да проще было перечислить то, что Джисон в Минхо не любил, и список бы оказался подозрительно пустым.

Стоило им убедиться, что мимо них вперёд не прошмыгнула чья-то мохнатая задница (или не скрывалась где-нибудь под кроватью), Джисон запер дверь.

Минхо был в полушаге от него, и это расстояние стёрлось, стоило Джисону за запястья Минхо к себе привлечь.

Руки Минхо быстро нашли своё место — на талии Джисона, равно как и губы — на губах.

Они уже целовались вот так у двери, только одежды на них было побольше: Джисон тогда за ворот подбитой овечьей шерстью джинсовки Минхо так же притянул, и дальше двери они потом не продвинулись, потираясь друг о друга через брюки и спустив прямо в бельё.

Минхо почти вплотную в Джисона вжался, а Джисон ему руки на плечи закинул да так и свесил, полностью поцелую отдаваясь. Грудью он чувствовал, как от прохлады съёжились соски Минхо, у него, наверное, так же — он не знал точно, его соски не были такими же восприимчивыми (о чём он иногда жалел, потому что Минхо очень уж нравилось их покусывать), и всё было бы круто, если бы в какой-то момент в живот Джисона что-то не кольнуло, а после не царапнуло.

— Ауч, — цыкнул он во влажные, возмущённо поджавшиеся губы. — Ты чего царапаешься?

И вниз глянул.

Ха.

У Минхо к телу была прижата резинкой трусов лента кондомов. Тех самых, из белой коробки. Значит, Джисон таки понял всё верно.

А Минхо вдруг приблизился, в ухо шепнул:

— Иди-ка сюда, любопытная мышка, — и под бёдра подхватил своими руками мощными, Джисон взвизгнул и обнял шею Минхо посильнее, посмеиваясь от игривых покусываний за ухо.

— Эй, — позвал Джисон.

Привычный домашний Минхо ничего не стеснялся, даже заколок в волосах, которые позабыл снять и сверкал сейчас открытым высоким лбом. К которому Джисон прикоснулся своим, а потом принялся глядеть глаза в глаза под аккомпанемент ритмичного стука в ушах и их дыханий, громко перебивающих друг друга.

Слишком часто в последнее время Джисон думал о том, что ему хотелось обнимать Минхо просто так, касаться его без причины. И всё чаще и чаще он так и делал: клал ладони на живот, очерчивал косые мышцы кончиками пальцев, проводил по груди и отыскивал за мышцами рёбра: он теперь мог, да, и всё это — ему.

Минхо разрешал делать с собой что угодно по умолчанию. И Джисон этим бессовестно пользовался, иногда и сам подвергаясь подобным нападкам.

Сейчас они замерли в самой неудобной позе, Минхо держал Джисона практически на весу — тот только лопатками двери касался. Вот Джисон и сказал:

— Сделай уже что-нибудь, нам ведь обоим хочется.

Хитрый прищур за невесомыми на вид, но жёсткими на деле ресницами и лукавство на обветренных зимой губах заставили облизнуться и сглотнуть.

Шея у Минхо крепкая, перерастающая в такие же крепкие, широкие плечи, и кадык на ней острый и тёплый, но почти незаметный: Джисон наклонился, а Минхо пришлось из-за этого голову запрокинуть и открыть путь к желанной цели. Джисон коротко куснул кадык, сжав бёдрами бока Минхо посильнее и тот не выдержал: зарычал, Джисона к кровати потащил и бросил грубо, сверху опускаясь.

Джисон вернулся к своему занятию даже в новой позиции, вибрация от «э-эм», переросшего в «а-ах» под его языком ему определённо понравилась, поэтому он ловко изогнулся, чтобы оставить поцелуй на коже под ухом Минхо. Тот возмутился лживо:

— Ты такой вертлявый.

— Хочу тебя трогать, — честно признался Джисон. — Как можно чаще, где угодно. В постели и вне её, хочу держать тебя за руку и смотреть твои тупые мультики, хочу много-много совместных фоток из фотобудки, чтобы целый альбом собрать, хочу чтобы ты меня трогал — как тогда, когда только подкатывал, а не как сейчас — опасаясь, будто боишься сломать.

Минхо фыркнул, Джисон же вновь жадно припал к его шее и начал перемежать лёгкие укусы с влажными поцелуями, и отстранился, почувствовав вставший член Джисона, мазнувший его по животу.

Джисон на этот живот посмотрел. Самый обыкновенный мужской живот, безволосый (ведь Минхо за собой ухаживает в двадцать раз лучше Джисона, а может и больше), плотно сбитый, если не считать мягкой полуокруглости над линией паха.

Минхо занимался тем же, чем и Джисон: оценивал, и то, что он видел, приходилось ему по вкусу. Особенно он любил делать так: класть Джисону руки на бока и проводить большими пальцами по выступающим рёбрам, заставляя его заполошно глотать воздух и сжиматься, — Джисон словно уходил от прикосновения всем телом и становился ещё меньше.

— Сними наконец свои чёртовы трусы, — взмолился Джисон, потому что грубая для чувствительной части тела ткань вызывала неудобный зуд, а Минхо только усиливал напор, наклонившись над Джисоном и дразня его недоходящими до адресата поцелуями.

Джисон попытался было снять их сам, протиснув руки между их телами, но Минхо их перехватил и отвёл в сторону, зато наконец поцеловал — глубоко и медленно, задав происходящему новый ритм.

И не сказать, что Джисону не нравилось: у него где-то там, внутри, всё бурлило и шипело, как будто кто-то на его кишках решил барбекю устроить, и Джисон от жара плавился, плавился от грубых, граничащих с болью, прикосновений Минхо, что явно сдерживаться больше не хотел.

Минхо опускался ниже и ниже, заставляя Джисона чуть ли не кричать, россыпь проявляющихся алых отметин расцветала на шее и груди, и в будущем Джисон непременно отомстит за каждую, если Минхо остановится хоть на секунду.

Минхо уже ему отсасывал пару раз, но в этот отчего-то ощущения были острее; Джисону до чёрных пятен перед глазами хотелось посмотреть, как натянутся пухлые губы вокруг его члена, как раздуется гладкая щека от налитой головки, в прошлый раз Минхо дразнил его, показывая зубы прямо вот так, насадившись на него глоткой, и это было сродни изощрённой пытке.

И Джисон взглянул бы, если бы Минхо не остановил его рокочущим:

— Лежать.

Потому Джисон и лежал, спрятав лицо скрещенными предплечьями, только кончик носа и стонущий рот оставил на виду. Он прогибался в пояснице и вскидывал бёдра, пока Минхо его член в одной руке держал, другой смазку из-под скомканных одеял доставал, а губами — засосами помечал, да такими, что потом как настоящие гематомы выглядеть будут, и ничем их не объяснишь, если заметят.

— Как жаль, что насухую твоя задница мне не поддастся, — мурлыкнул Минхо, тюбик смазки открывать стал, а пока руки заняты — языком широко качающийся перед носом член лизнул, от основания и до головки.

Мышцы под пальцами Минхо покорно разомкнулись, Джисон даже не дёрнулся, когда ледяная смазка, которую Минхо не удосужился разогреть в ладонях, коснулась входа, а Минхо подобрал для проникновения внутрь такой момент, что Джисон и не заметил бы, потому что наконец Минхо взял в рот.

И Джисону так хорошо стало, потому что его член в горле Минхо, а тот брал глубоко, целиком, так, что аж слёзы на уголках глаз выступали, и слюны было слишком много — она стекала по подбородку и громко хлюпала, опошляя момент — но Джисону это было по душе.

Как и то, что Минхо вставит ему через пару минут.

Минхо хозяйничал у него в заднице как заправский демон-искуситель, не забывая и мышцы разминать, и по шву ноготком большого пальца проходиться, и растягивать тугой, позабывший ощущение большого члена, вход.

Когда Минхо впервые ткнулся указательным пальцем в простату, Джисон просто-напросто заплакал. И просил: ещё, дай мне ещё.

И Минхо давал, Минхо сосал, Минхо был везде, где мог, особенно в дурной башке Джисона, опустевшей и от пустоты звенящей. Минхо забрался в каждый уголочек воспоминаний Джисона, даже в те далёкие места, где обычно помнились глупые мелочи вроде цвета помады первой девушки или дня рождения одноклассника.

— Хён, Минхо, о-ох! Прекрати, прекрати, — Джисон бормотал бессвязно что-то глупое, вплетал пальцы в тёмные густые волосы, обводил завитки ушей и, в конце концов, обхватил ладонями лицо. — Давай уже потрахаемся, а?

Минхо выпустил его член изо рта, вытер лицо предплечьем и подтянул одну из свободных подушек поближе: знал, что Джисон любит видеть партнёра, спасибо тупым анкетам из интернета.

Но… замер почему-то.

— Эй, мне кажется, что происходит какая-то хуйня.

— Потом, всё потом, — потребовал Джисон.

Минхо засмеялся тем самым своим смехом, что означал самый забавный, по его мнению, розыгрыш. А Джисон, явно переоценивший свои возможности, заскулил, едва Минхо, севший на колени перед раздвинутыми ногами Джисона, начал входить.

Минхо задышал тяжело, извинялся, хотя на самом деле ему было плевать, нужны ли Джисону извинения, он просто бесконечно повторял «прости», пока вталкивался внутрь, успокаивающе похлопывал его по бедру, а Джисон тянул к нему руки, в плечи вонзался до пурпурных борозд, ноги в лодыжках удержать пытался за спиной Минхо. Минхо поддерживал их, а на них, деревянно-напряжённых, вспотевше-скользких, точно будут синяки, но Джисон звал Минхо слишком отчаянно, и у того все предохранители сорвало. Он помечал Джисона везде, где сумел, — по шее, по плечам, по кистям и сгибам локтей, по линии челюсти — и всё шептал «прости» вперемешку с «дорогой» и «люблю».

***

Обычно люди обожали излагать на всяких форумах свои истории обретения родственных душ, иногда Джисон натыкался на треды, созданные мамашами, гордыми за своих дитяток.

Но самая цепляющая история, по мнению Джисона, была рассказана пользователем со странным ником «секретная технология чая». Тот родился в консервативной стране с ужасающими своей жестокостью законами, а по профессии своей был актёром. И его родственной душой тоже оказался мужчина — они встретились на совместных съёмках, но у них и шанса не было образовать пару; за «неправильными» парами усердно бдел специальный отдел, отслеживающий их местонахождения и пресекающий любые попытки наладить связь. Так и по сей день этим двоим приходилось скрывать «проявленные» родинки с помощью косметики — те, как вишенка на торте, оказались на их лицах. И, пока их карьера не подойдёт к концу, ничего сделать они не могли.

После этой истории Джисон считал, что никакой историей о родственных душах его не удивить.

А потом он и сам прошёл обряд «инициации».

Но о нём делиться стрёмно было даже в интернете.

Задница! Серьёзно?!