Холодный ветер воет где-то за толстыми стенами замка, словно неистовый зверь, ищущий добычу, и свистит в тщетной жажде пробиться во внутрь. А здесь, в могучем замке, пропитанном магией и заклинаниями, этому хищнику не достать учеников, ради которых были наложены чары, ослабляющие влияние суровых зим и согревающие сквозные коридоры и помещения. Но, слыша угрожающий рёв бушующей погоды, всё равно возникает желание укутаться сильнее в мантию и удобнее устроиться среди теплых вещей, нагретых его же телом.
Песочные часы ведут свой отсчёт, убегая многочисленными крупицами, страницы переворачиваются одна за другой, потрескивая под руками, и теплый свет лампы окутывает тайную комнатку. Его укрытие.
Спокойствие — вот ради чего он сюда и забрался. И сейчас оно переполняет его душу, пока разум утопает в печатных буквах, а голова заполняется лёгкостью мыслей и рассуждений.
И так бы и продолжалось, если бы не внезапно открывшаяся дверь.
Аль-Хайтам опускает книгу, предварительно мазнув пальцами вглубь страниц, и с задержкой поднимает взгляд, чтобы в тот же момент позабыть обо всём. Не важно сколько раз они виделись и как часто встречались, ему никогда не удавалось быть достаточно подготовленным, чтобы с достоинством выдержать эти моменты.
Его дыхание прерывается, задерживаясь в лёгких, а глаза непроизвольно вспыхивают при взгляде на вошедшего. Он замирает всем естеством, вглядываясь в нежные черты лица и теплые глаза, от которых становилось по-хорошему дурно, и физически ощущает невыносимой силы притяжение, накапливаемое уже не первый год.
— Кавех, — задушено шепчет, сглатывая ком и тут же жалея о вырвавшемся проявлении слабости.
Так явно и глупо до безобразия!
А Кавех же поднимает голову и удивленно вскидывает брови: он уж точно не думал найти именно здесь когтевранца.
— Хайтам! — тем не менее приветственно звенит он с такой радостью, что сжимается сердце и отдаётся сладостным трепетом.
Его волосы растрепались, обрамляя лицо и выгодно подчёркивая мягкость карминового взгляда, а форма под мантией сбилась от, по всей видимости, излишне активных движений владельца. Аль-Хайтам с превеликой выдержкой сдерживает желание распрямить каждую складку широкими ладонями, позабыв о палочке, что впилась в ногу, и помочь оправить одежду самостоятельно. Никакой магии, только теплота прикосновений. Ему это было необходимо.
Но вместо этого сжимает руки, что было дрогнули ещё и от искушения заправить блондинистую прядь волос за ухо, и коротко спрашивает, попадая в самую цель:
— Что такое?
Готовый было что-то сказать Кавех широко распахивает глаза от удивления и тут же захлопывает рот, замолкнув на мгновение от неожиданности. Он проходит вглубь комнаты, ближе к нему, а затем тихо смеётся, вздрагивая плечами:
— Так сразу и видно?
Это было неудивительно и вполне сама собой разумеющаяся мысль, возникшая при первом же взгляде: он слишком часто и долго наблюдал за Кавехом, подмечая многие детали в его внешнем виде и в действиях, а также знал, как часто тот мог попасть в неприятности, из которых сам же потом помогал ему выкарабкиваться.
Но Аль-Хайтам вместо слов склоняет голову, и гриффиндорец, определенно знающий этот жест, понимает: не ответит. А потому набирает побольше воздуха и честно выпаливает на одном дыхании:
— Искал одного заносчивого и весьма скрытого когтевранца. И, знаешь ли, это было нелегко. — его руки шарят по карманам мантии, прежде чем выудить палочку и недовольно встряхнуть ею. — Интересно, по чьей вине заклинание поиска не сработало?
— Я не хотел, чтобы меня искали. — брови слегка сводятся к переносице, а губы сжимаются в тонкую полоску.
Ему часто хотелось избавиться от излишней хогвартской суеты, находящей его на каждом шагу и за каждым поворотом, а потому приходилось извращаться, вычитывая необходимые заклинания из учебников более старших курсов и оправдываться жаждой к знаниям перед библиотекарем (спасибо факультету «одаренных умом» за дополнительное укрытие, делающее такие нелепые оправдания достаточно правдоподобными, чтобы поверить). И это всё для того, чтобы в необходимый момент спрятаться в укромном местечке с книжкой и помешать всякому найти его.
Чего Хайтам не ожидал, так это того, что этот невыносимый гриффиндорец вдруг решит искать его, чего раньше ни разу не происходило. Стоило ему предупредить о том, что он нуждается в тишине и пространстве, как все вопросы отпадали и его просто терпеливо дожидались, даже если он был для чего-то нужен. Но не в этот раз.
Более того, Кавех искал его с таким рвением, что ему удалось не просто сделать это, а преодолеть сразу несколько наложенных на совесть заклинаний самим Хайтамом. Это невольно пробудило в его светлой голове череду логической цепочки, возникшей непроизвольно как по щелчку. Он всегда знал: Кавех был куда способнее, чем он сам думал, даже если его уверенность в себе и так была на достаточно высоком уровне. Но не настолько, как…
— Я помешал? — Кавех оглядывает пустующую комнатку, захламлённую и полную вещей непонятного предназначения, прежде чем взглянуть на когтевранца, застывшего на мягких подушках.
Было понятно, что он откровенно прятался уже по выработанной привычке, явно не желая в таком месте присутствия посторонних, отвлекающих от чтения или же мыслей. Хоть в таком укрытии сейчас и не было необходимости, когда стены Хогвартса уже знатно опустели в связи с каникулами.
— Вовсе нет, — быстро отрицает Аль-Хайтам, перекладывая наконец мешающуюся палочку в более удобное положение.
Он встаёт, оправляя мантию с подшивкой благородного синего цвета, твердящего о глубине суждений и живости ума, и продолжает:
— Просто не ожидал, что ты станешь вдруг искать меня.
— Не спросишь зачем?
Прежде чем когтевранец успел прийти к какому-либо умозаключению, Кавех опередил его, прерывая и глядя на него блестящими решимостью глазами. Ни для кого не было секретом то, как он всегда отличался нетерпеливостью, стоило в дела вклиниться Хайтаму. А тот даже не знал, как к этому относиться.
— Хорошо.
Он с легкостью соглашается, не удовлетворяя чужого желания послушать хотя бы парочку предположений и проследить за течением чужих мыслей.
— Зачем ты... — в горле отчего-то пересыхает, и он делает паузу, прежде чем аккуратно продолжить, вглядываясь в лицо напротив и чувствуя, как поднимается волнение в груди: — Кавех, зачем ты искал меня?
— Мерлинвеликий волшебник и как наше «Боже», «Господи»., и чего я собственно ожидал от тебя? — усмехается тот, качнувшись на пятках, словно разочаровавшись, что Хайтам — великий когтевранец — не достиг разгадки самостоятельно.
Тем не менее Кавех быстро сдаётся, медленно приближаясь, и поясняет так, словно это могло стать ключом к пониманию всего:
— Сегодня канун Рождества.
— Я... в курсе.
Не то чтобы Аль-Хайтам напрочь забыл.
В этом году, как и в предыдущем, он оставался в стенах замка, не возвратившись на праздники домой, в привычный ему город и маггловскую жизнь, по одной простой и болезненной причине: там некому было дожидаться его возвращения. Бабушка уже второй год покоилась в земле рядом с могилами родителей, которых у него в помине не было с самого детства. А потому именно она своими тёплыми и морщинистыми руками без какой-либо магии создавала для него праздник из года в год, оставаясь единственной резонной причиной, по которой он стремился домой, несмотря на волшебные миры, представшие перед ним с поступлением в Хогвартс.
Бабушка значила так много, как никакое иное чудо и сокровище.
Без неё же значимость каждой красной цифре в календаре стерлась, как само собой разумеющееся, оставив лишь горечь и слишком явное ощущение утраты из-за принудительной смены привычного. Смысла возвращаться туда, где всё оставалось прежним, знакомым и неизменным, но лишенным её, не имело более смысла.
— Но всё ещё не понимаю, — покачал он головой вздыхая, — мы уже обменялись подарками.
«Так чего ты хочешь? И что задумал?»
Мы: Тигнари, Сайно и они двое — их маленькая компания. Единственное, что на короткое время спасало от, казалось бы, хандры, хоть Хайтам и продолжал избегать слишком долгих посиделок из-за непонятной природы неловкости, которую отрицал, время от времени тратя время в их шумной компании и иногда находя даже в этом умиротворение.
Сайно не только поражает обширными познаниями анекдотов и их составлениями, но и часто нарывается на словесные перепалки, вызывающие скорее усмешку, нежели раздражение, а также умело отбивает атакующие заклинания. Едва ли кто-то мог выиграть его на дуэли, особенно если в его руках — обожаемая палочка из красного дубаистинным хозяином палочки из красного дуба является обладатель необычайно быстрой реакции, что делает ее превосходно подходящей для дуэлей. идеальный хозяин — легкий, сообразительный и гибкий человек, часто создатель патентованных заклинаний со своими отличительными свойствами, которого хорошо иметь рядом в борьбе., верная ему. Тигнари же частенько занимательно высказывается, многое понимая и зная, а потому заслуженно имеет роль потенциально интересного собеседника, порой отвечающего так колко, что повергает неподготовленных в шок. Он невероятно искусен в зельеварении. Да так, что признан самим преподавателем, а среди младших курсов узнаваем, как любитель ядов, из-за чего его редко дёргали, чтобы попросить о помощи.
А Кавех... Кавех для Хайтама всё и сразу.
Ещё с первого дня в незнакомом и чужом замке, с самого распределения сварливо-крикливой Шляпы, он, проходя мимо стола гордых и шумных львов, был поражен этой широкой и лучезарной улыбкой. Она приковала взгляд новоизбранного когтевранца, тревожа наивную душу и заполняя всё собой, вытеснив любые иные мысли кроме. Карминовые глаза, переливающиеся на свету сладчайшим медом, мягкий изгиб губ в улыбке, способной остановить время без какой-либо магии, и неизменное дружелюбие, направленное ко всем без исключений. Именно Кавех заставил его усомниться и даже пожалеть о принятом Шляпой решении.
В тот день ему хотелось резко развернуться и прыгнуть обратно на стул, чтобы Шляпа незамедлительно исправилась и отправила его ко львам. Точнее, к одну единственному. Но этого не произошло.
— Так в чём дело, Кавех? Почему ты здесь?
— Да я.. Тебе правда понравились подарки?
«Это ещё что за вопрос такой?»
Аль-Хайтам хмурится, поняв замысел юноши, и качает головой. Так и быть, он принимает эту неумелую игру и даёт ему больше времени:
— Знаешь, вам определенно не стоило так стараться.
— Как раз из-за тебя мы особенно постарались и приложили усилия. — признаётся Кавех и неловко фырчит: — Но это ты ещё не слышал, что изначально предлагал Сайно.
— То есть мне повезло?
Само собой они вдруг улыбаются друг другу, и Хайтам с нескрываемой теплотой заглядывается на него. Если бы был дуэль на лучшую улыбку, что поражала до самого сердца, Кавех бы выигрывал. Всегда.
— Верно, тебе очень повезло.
И они замолкают.
Помещение наполняется лишь их дыханием и предчувствием чего-то важного (или же невероятно глупого, зная, в какие ситуации попадал частенько Кавех), но гриффиндорец всё равно не спешит раскрывать истинных намерений, а потому Хайтам вновь уступает ему:
— А что насчёт тебя? — и поясняет следом, замечая недоумение на чужом лице. — Тебе понравились подарки, Кавех?
Что-то мелькает в его карминовых глазах, что заставляет Аль-Хайтама насторожиться, в то время как ему неожиданно заговорщицки усмехаются:
— Только не говори ничего этим двоим, ладно? Но... твой мне понравился больше всего.
Хайтам теряется и ощущает, как покалывание зарождается на кончиках пальцах, когда Кавех ныряет рукой за воротник и цепляет цепочку, засверкавшую в приглушённом свете ламп. Казалось бы, довольно простенькая и не примечательная, с силуэтом льва и золотистым обрамлением, определенно пришлась по вкусу настолько, что теперь гриффиндорец даже не имел и мысли снимать её. Она каждый раз приятно холодила кожу на груди, напоминая о себе и о том, кто же именно подарил её.
Кавеху понравился его подарок.
Это не просто льстит, это сильно волнует и подслащает жадный разум Хайтама, не имеющего сил сопротивляться чувствам, одолевающим его с каждым разом всё сильнее.
Он медленно моргает, против воли сглатывая волнение, и прерывает эту щекотливую атмосферу следующим вопросом:
— И всё же, почему ты искал меня?
Вместо ответа, тот почему-то вновь замолкает на непозволительно долгое время, словно в мгновение оробев перед самой сутью разговора. И это заставляет Хайтама выгнуть бровь и непроизвольно слегка нагнуться к нему, заискивающе заглядывая в глаза и ища в них ответ. Его взгляд, как всегда открытый и располагающий, будоражит гриффиндорца до такой степени, что он вдруг шумно выдыхает и достаёт из кармана мантии ещё что-то, что незамедлительно привлекает внимание.
— Что это?
Пытливый взор ещё не успевает рассмотреть предмет, когда смутная — и смелая — догадка возникает в голове когтевранца, на мгновение стрельнувшего глазами в Кавеха. Он пытается ухватиться за реальность, но она ускользает из его ладоней, пока напротив взмахивает рябиновая палочканаиболее уютно ей у человека с ясной головой и чистым сердцем, но эта добродетельная репутация не должна никого сбивать с толку — эти палочки не хуже остальных, часто даже лучше, и во многих случаях превосходят на дуэлях другие. и звучит взволнованный шепот: «Энгоргио». Стоило заклинанию прозвучать, а предмету увеличиться, как и следующее уже было наложено — парящие чары. Следуя воле юного волшебника, предмет медленно поднимается выше и выше, замаячив перед самым носом, поражая свежестью морозного запаха, и застывает над их головами.
Хайтам не мог перестать шокировано глядеть на этот самый предмет, не смея даже вдохнуть, потому что тогда, он уверен, точно всё исчезнет. Ведь это не может быть правдой, чтобы…
О, Мерлин... омелаВ волшебном мире, так же как и в мире маглов, омелу вешают для красоты под потолком или в виде венка на дверь во время Рождественских праздников. Существует обычай: люди, встретившиеся под омелой перед Рождеством, обязаны поцеловаться. Сам этот поцелуй должен стать залогом счастья и вечной любви..
Сердце подпрыгивает к горлу, а дрожь поражает грудь и непроизвольно сцепленные в кулаки руки, которые Кавех берет в свои нежным и едва различимым прикосновением, будто боясь спугнуть.
— Кавех, — глухо и неверующе, на что гриффиндорец криво улыбается и сжимает его руки чуть сильнее.
Тоже нервничает.
— Надеюсь, наш дорогой Хайтам, незаинтересованный в таких глупостях, знает, что это значит?
— Странно было бы, если нет, но…
Ещё один тяжёлый стук сердца поражает его, стоит Кавеху стремительно приблизится к его лицу и на мгновение — волнительное мгновение — опустить взгляд на губы. Ток бьёт по позвоночнику, отдаваясь в дернувшихся руках, удерживаемых Кавехом, и дыхание сбивается, теряясь где-то между.
Между их телами, такими близкими друг к другу, между их губами, дрожащими от переизбытка чувств, и между их глазами, переполненными красноречивым «люблю».
может это и правда всё сон?
— Я могу тебя поцеловать? — их щёки незамедлительно алеют, вспыхивая красками и растекаясь жаром по скулам и кончикам ушей. — Ответь мне, прошу.
он уснул за чтением?
— Да, — на грани слышимости произносится и незамедлительно запечатывается мягкими губами.
пожалуйста, пусть это будет реально.
Чувства, что они прятали друг от друга так долго, выплёскивается через край с каждой секундой близости, обжигающей уста. Руки цепляются за мантии, за форму и с нетерпением зарываются в волосы, удерживая долгожданный момент на последний секундах подольше.
Кавех не спешит: с удовольствием пробует чужое смущение, отдающееся на кончике языка сладостью, размеренно вкушает эти губы, рукой лаская разгоряченную щёку, и запоминает так, чтобы в сознании отпечаталось. Ему так давно хотелось этого, и он чувствует откровенное сожаление, что не разобрался с этим как можно раньше. Чувства были взаимны, а они ждали, ждали...
А ведь он даже готов поклясться, что слышит, как идеально в такт стучат их сердца, что вызывает волну дополнительных эмоций, ведь.
громко, сильно, до боли приятно.
Ощущая торопливость, исходящую от когтевранца, Кавеха пробивает на довольную улыбку от того, насколько Аль-Хайтам нетерпелив: сминает его губы, горячо выдыхая, ведёт кончиками пальцев по позвоночнику вверх, чтобы отросшие кончики волос оттянуть и заставить теснее прижаться, и утыкается с удовлетворением в изгиб шеи.
Кавех глядит вверх, запыханный и ошеломлённый счастьем, на веточку омелы, и гладит Хайтама по волосам подрагивающими ладонями.
— Тебе.. понравился и этот подарок?
— Не говори никому, но твой мне вновь понравился больше всего.
Он выпрямляется, тянясь за следующим поцелуем, и ему мгновенно поддаются на встречу.
***
— Мне кажется, мы пропустили что-то невообразимо важное. – складывая руки на груди, озвучивает Сайно, буквально физически ощущая изменения в двух друзьях, сидящих за обеденным столом, соприкасаясь плечами.
Только вчера он вернулся в Хогвартс, отдохнувший в кругу семьи вдалеке от учебы, а сегодня уже хмурился, усердно анализируя странную атмосферу, царившую вокруг этих двоих.
— Неужели? – словно бы удивляясь, спрашивает Хайтам, отвлекаясь от книги и кидая насмешливый взгляд в его сторону.
— Вне всяких сомнений! Скажите же, в чём дело?
Сайно переводит взгляд с одного на другого, ожидая хоть какого-то вразумительного ответа со стороны Кавеха или хотя бы очередного подкола от Хайтама, но замирает при виде того, как первый подкладывает второму в тарелку еду. При чём выбирает не абы что, а именно из тех блюд, которые нравились Аль-Хайтаму, хоть он никогда не говорил о предпочтениях открыто и многое им всем доводилось или спрашивать напрямую, или запоминать из личных наблюдений.
— Да какого... – обескуражено шепчет Сайно, прежде чем кинуть взгляд полный надежд на Тигнари, который приехал лишь на день раньше, чем он. –Но ты же тоже понимаешь о чём я, верно?
— Ты просто соскучился, – фырчит тот, – признай это и ешь наконец.
Слизеринец, делает вид, что куда больше увлечен завтраком, нежели отношениями между друзьями и смехотворными беседами, хоть Сайно и не собирался шутить. Уж точно не сейчас.
Но несомненно он и сам заметил изменения: в том, как эти двое смотрели друг на друга, уже не скрывая явное обожание, и как соприкасались чаще и дольше обычного, а ещё это поведение, присущее разве что сладким парочкам... Немудрено, что после Рождества по Хогвартсу ходило куда больше влюбленных, ведь именно в праздничный период, что накален до предела атмосферой волшебства и чувства близости, предоставлялся наиболее романтический и удачный момент, чтобы начать встречаться.
Лучше и не придумаешь возможности.
А потому Тигнари наверняка уже и причину разгадал, но всё же молчал, предоставляя всё друзьям и без слов показывая, что готов ждать, пока они сами не решат озвучить это.
Кавех благодарно и широко улыбается в сторону Тигнари, отставляя свою тарелку в сторону, мгновенно исчезнувшую, и ощущает, как к нему сильнее прижимаются. С ним соглашаются. А потому самым будничным голосом, на который он только способен, оглашает:
— Мы с Хайтамом теперь в отношениях.
В эту же секунду Сайно давится рыбной косточкой, на что когтевранец беззлобно улыбается, наконец откладывая книгу в сторону и невозмутимо приступая к трапезе, как ни в чем не бывало. И сжимает под столом нежную руку под улыбающийся взгляд Тигнари, что подаёт стакан бедному Сайно и искренне, с ноткой торжественности шепчет им: «Поздравляю!»