1 — Предложение

И насколько бы сильно она не походила на мать внешностью — чуть ли не магическим двойником казалась, не отличимая как капля от капли — на отца Люси Хартфилия похожа больше, чем хотела бы признавать. «Характер у вас батюшкин», — причитают слуги наперебой, когда после очередной ссоры с упомянутым батюшкой Люси отказывается от еды — не спускается в столовую, перетаскивает самостоятельно нетронутые подносы с перекусами обратно на кухню. Врождённая баранья упертость обоих не позволяет идти на компромиссы, но Джуд первый приносит ей новые серебряные ключи или книги и журналы о магии, и Люси начинает есть, здоровается, как ни в чём не бывало, садится рядом за длинным столом. Редкие беседы и выданные советы Люси запоминает накрепко, не доверяя их даже бумаге. В чём–то она понимает попытки отца не смотреть на неё, не слышать её голоса. Сама избегала зеркал почти три года после смерти мамы.

Поэтому, когда самодовольно усмехающийся Лексус Дреяр предложил, казалось бы, непомерную цену за спасение, она решила ее принять. Из дурного упрямства, дурацкой уверенности, что справится с любыми последствиями.

Она смотрит внимательно, и отчётливо видит — все в Лексусе: поза, выражение лица, движение глаз — выдает браваду (она верит своим глазам, потому что училась смотреть в суть вещей, и потому что сама так долго скрывалась за бравадой, что в какой-то момент та и вправду превратилась в храбрость). Люси Хартфилия не успела официально дебютировать, но она, разумеется, присутствовала на домашних приемах, проводила и посещала чаепития, вела домашнее хозяйства с тринадцати лет и под присмотром (реже отца, чаще его поверенного) общалась с поставщиками и новой прислугой.

«Тело иногда выдаёт куда больше, чем люди считают, поэтому так важно себя контролировать. И научиться правильно смотреть.»

Эти слова она запомнила накрепко. Она знает, что лицо её по большей части открытая книга, как бы ни старалась достичь обратного, но и считывать чужое состояние по разным деталям дело на самом-то деле не слишком хитрое и, хотя бы ему обучилась.

Попытки научиться держать лицо она забросила сразу же, как только получила заветную метку розовеющую сакуровым цветом на запястье. Оказалось, что можно широко улыбаться, когда хочется, и плакать, когда боль разрывает душу. Что можно кричать от страха, что можно не бояться показаться дурой, если чего-то не знаешь, и не испытывать за это вины. Но чувствовать себя дурой она, пожалуй, жутко не любит, оттого и в гильдийскую библиотеку наведывается с завидной регулярностью, выделяя время между заданиями, восполняя пробелы. Она даже не задумывалась раньше, кому подчиняются гильдии, как работает Совет, какие проценты заработка удерживаются гильдией… Вопросов порой накапливалось столько, что даже Леви рассеяно разводила руками. Такие книги были вне зоны её интересов. А у Мираджейн не хватит времени между ворохом собственной работы отвечать на всё.

— Ты клянешься помочь с Фантом Лордом, если стану твоей девушкой, я правильно поняла? — она мягко перехватывает руку Миры, намеревающуюся прервать связь. Ловит удивленные взгляды отовсюду. Не ту реакцию ждали. Она бы тоже не такой реакции ждала, но ужас от того, что может совершить Фантом Лорд сильнее, чем здравый смысл.

— Да, — Лексус быстро косит глаза в сторону, явно ища у кого-то поддержки, она успела это заметить. Ну–ну, он думал, что назовёт нечто неприемлемое и останется в стороне. Природная вредность подталкивает на глупости. Видимо это относится не только к ней. Даже если всё это выльется в жуткую драму с криками и слезами, это будет потом. А сейчас она поможет товарищам хотя бы так, раз собственных сил хватает только на то, чтобы отсиживаться в стороне.

— Хорошо, тогда я буду твоей девушкой, — Люси Хартфилия улыбается ему вежливой светской улыбкой, настолько сладкой, что в ответ на нее сводит скулы. Лицо Лексуса в шаре лакримы на долю секунды искажается от удивления, брови высоко подняты, глаза раскрыты. — Тогда после разрешения ситуации мы поедем знакомиться с моим отцом. Все будет официально. Ждём тебя.

— Сиди в гильдии и не отсвечивай.

Люси морщится и выключает связную лакриму раньше, чем Лексус успевает добавить что-то ещё. Она и так не отсвечивает, от этого-то и тошно. Мира рядом прижимает руки к сердцу.

— Не надо было этого делать, Люси, — милая добросердечная Штраус почти плачет от бессилия. Ей бы, может, тоже расплакаться, но пробирает только на нервный смех. Времени для истерики сейчас нет. Потом, когда будет безопасно. Когда она останется одна, наедине с пережитым ужасом и чернильными строчками письма, которое никогда не дойдёт до адресата. — Он же…

— Самодовольный засранец, который должен отвечать за свои слова. Если я не могу помочь в битве, не значит, что я не найду другой способ разобраться с кошмаром, который начался из-за меня, — Люси качает головой и смотрит на потемневший шар. Что сделано, то сделано. — Пока, главное прекратить разборку на таких условиях, чтобы Хвост Фей не распустили. А с последствиями будем разбираться потом.

— Если что, скажешь, и я тресну ему по голове, — Мира находит в себе силы улыбнуться и тянется её обнять.

— Это я и сама могу. Но спасибо, — Люси обнимает Миру в ответ, сжимаясь. Хвосту Феи почти всегда неприлично сильно везёт, пожалуйста, молится она звёздам, пусть повезёт и в этот раз.

Холодные каменные стены подвала давят со всех сторон, взгляд натыкается только на серость вокруг и сложенные кучами никому не нужные вещи. А сверху — дом, продырявленный железом, израненный, вторая семья, бьющаяся на смерть ради неё, гудение эфира чувствуется даже тут, даже такой неумехой как она. И ей действительно страшно. Но не плачет она из упрямства. И надежды. Даже если эту надежду зовут Лексус Дреяр.

2 — Фантом Лорд

Как только связь прерывается, Лексус Дреяр глупо моргает под общий хохот товарищей по команде. В смысле она согласилась? Он придумал самое оскорбительное, что мог, чтобы не участвовать в разборках деда и Жозе, а…

— Как она красиво вокруг пальца тебя обвела, — Эвергрин обмахивается веером, глядя куда-то в потолок общего номера. — Кажется, нам пора спешить в Магнолию.

Ну, да, она никогда не упускала возможности поддеть его, с чего он взял, что на сей раз останется в стороне? И даже если она считает себя лучше всех девушек в гильдии, не означает, что она разрешит их обижать кому-то. И Эва права, стоит признать. Не важно почему Люси Хартфилия на это согласилась: по собственной глупости или потому что смогла просчитать его никудышный, в самом деле, план. Но в разборку он себя вписал.

— Но я же не так планировал, — он, правда, растерян. Смотрит на друзей, которые даже не пытаются сдержать смех. И вечно невозмутимый Фрид тоже улыбается. Это похоже на предательство, и чувствуется отвратительно. Растерянность сменяется раздражением. — Она дура? Как она вообще на подобное согласилась?

— Подумаешь об этом в поезде, — Бисклоу зловредно тычет его в плечи пальцами, заставляя подняться с кресла. Его куклы, сопровождая смехом, мельтешат перед глазами. И отмахнуться нельзя, их хозяин обидется. А обиженный Бисклоу становится вреднее, чем обычно, оборачивается катастрофой для всех и вся. — Или будешь скакать молниями?

— На поезде будет долго, — Фрид вливается в общий балаган голосом разума, успевшего в считанные минуты придумать план действий. — Поедем на монокате. За рулём будем мы трое.

— Я тоже могу сесть за руль, — Лексус скрещивает руки под грудью и ловит крепкий подзатыльник. Эвергрин показательно дует на пальцы.

— Не дури. На тебя скорее всего придётся основной удар. Мира была перепуганная не на шутку, а значит Жозе пришёл не просто со своей армией. Иначе бы они справились и сами, — говорит девушка, быстрыми движениями укладывает совсем небольшое количество вещей в дорожную сумку. — Тебе стоит поберечь силы.

— Блять.

— Выражения, — Эва щурит глаза и стучит по оправе очков. После этого разговор замолкает. Сборы заканчиваются быстро, они всегда путешествуют налегке. До станции с монокатами он переносит их магией, отмахивается от чужих причитаний. Фрид отсчитывает деньги и регистрируется в базе. Времени у них мало. Первой за руль садится Эвергрин. Смазанными пятнами мелькает зелень всходов на полях, редкие лесополосы вдоль дороги, случайные пешие путники. Девушка вдавливает педаль газа до упора, резко входит в повороты, с силой сжимает руль. Руки у неё совсем белые от напряжения.

— Молчи, — шипит она, когда Бисклоу предлагает сменить её. — Мы и трети пути не проехали. Я не настолько слабая.

— Я знаю, Эвергрин, — звучит в ответ. — Но дальше поведу я. Останавливайся.

Монокат дёргается от резкой остановки, им с Фридом на заднем сидении приходится выставить руки и вцепится в передние кресла, да только всё равно заносит и ударяет в дверь. Лексус успевает заметить только, как Бисклоу пересев за руль незаметным жестом сжимает ладонь девушки. Едут дальше с той же скоростью на пределе чужих возможностей.

— Возможно тебе придётся использовать Храм Молний или Закон Феи, — говорит Фрид ему, нервно щёлкает пальцами и сводит брови к переносице. — Это единственный вариант, при котором ты сможешь победить Жозе.

— Ты уверен, что Лексусу придётся с ним столкнуться? — Эва поворачивает голову к ним.

— Он точно не позволит Мастеру рисковать собой, — Фрид дёргает уголком губ. Лексуса жутко бесит, когда они говорят о нём так, словно он не рядом. Но и против ему сказать нечего. Он может сколько угодно ненавидеть эту гильдию, но единственным человеком, который посмеет её критиковать и предпринимать что-то против — он сам. И против деда… тоже.

Фрид сменяет Бисклоу, когда остаётся ещё треть пути.

— Моя магия не требует больших затрат маны, — говорит он, пейзаж сливается в одно большое пятно. — Наберитесь сил.

Издалека видна какая-то махина, эфир от которой давит даже настолько далеко за городом. Они сдают монокаты, не доезжая до городской черты. Лексус суёт Эвергрин в руки мешочек с заряженными лакримами.

— Фрид прав, — говорит Лексус. — Мне придётся использовать Храм Молний. И Закон Феи. И возможно не единожды. Если я буду валяться после этого в больничке донесите до деда, что он придурок. И что он должен был сказать мне о нападении сразу как оно случилось. Я не должен был узнавать о нем из слухов.

Черный луч извергается из жуткого строения с флагом Призраков на вершине. Лексус знает, что силён. Но достаточно ли, чтобы одолеть Богоизбранного?

— Это только что было похоже на Разлом Бездны, — Фрид бледнеет, сжимает пальцы на гарде. Сумасшествие. Подобное уничтожит не только Хвост Феи, но и всю Магнолию разом.

— Пиздец, — Эвергрин не находит других слов, нервно сглатывает, подкидывает в пальцах несколько лакрим, наполненных энергией молний. — Чтож, других вариантов нет… — начинает она, прищурившись.

— Нам надо сломать эту махину, — заканчивает вместо неё Бисклоу, тянется руками вверх, разминает шею.

— Эвергрин, Фрид, на вас установка Храма, — Лексус кивает товарищам, начинает прикидывать план действий. Нет времени переживать. — Бисклоу, проверь всех, раненных оттащи в лазарет, если Полюшки ещё нет, приведи её. Я постараюсь разобраться с Жозе.

— Лексус, — Эвергрин зовёт его, уже расправив крылья за спиной. — Не будь опрометчив, следи за окружением. Рядом с ним опасные маги.

— Я знаю.

Все четверо кивают друг другу и разбегаются в разные стороны, на Эвергрин мелькает руна, нарисованная Фридом, и она исчезает из поля зрения. Лексус короткими телепортациями оказывается перед пушкой. Эрза стоит с осыпавшимся доспехом, из царапин сочится кровь. За её спиной он замечает всех дееспособных магов, в таком же отвратительном состоянии. Придурки. Они должны были заявить о нападении на гильдию в совет сразу. Может до такого бы не дошло.

— Ты? — Эрза переводит на него рассеянный взгляд.

— Потом обсудим, — Лексус качает головой. Он чувствует, что половина сфер уже установлена. — Есть ли кто–то из наших там внутри? И сработает ли эта штука снова?

— Нацу, Грей, Штраусы, — Эрза схаркивает кровь и стирает остатки с губ тыльной стороной ладони. Воздух ещё ощутимее пропитывается железным запахом. Мерзко. — Мастер был, но сейчас лежит в лазарете. Один из четырех элементов… развеял его магическую силу.

Дальше он помнит только как в первый раз открыл глаза в лазарете гильдии и упёрся взглядом в хорошо знакомый потолок. Он достаточное количество времени провалялся тут подростком, знает каждую трещину. В тишине чётко различается чужое взволнованное дыхание и шум, кажется, стройки откуда-то снаружи.

Он поднимается на локтях, тело мгновенно отзывается тупой болью, перед глазами мельтешат черные пятна, голова тяжёлая.

— Хартфилия? — с трудом произносит он, сосредотачивается на единственном человеке рядом. Девушка сидит напротив его больничной койки у самой стены, закинув ногу на ногу и уставившись в талмуд со стёртым названием на обложке. Хотя глазам он сейчас не слишком доверяет, слишком они болят. — Ты что тут делаешь? — второе предложение даётся несколько легче.

— Исполняю роль девушки, — она усмехается краешком губ, не поднимает на него глаза. Но сердце у неё бьётся быстро и громко, выдавая волнение с головой. — Тебя нашли в очень тяжёлом состоянии, Полюшка сказала, что ты истратил свой резерв в ноль, когда использовал второй Закон Феи. И что это скорее всего спровоцировало неконтролируемое открытие второго источника. Ты пролежал без сознания неделю.

— А что с Жозе? — Лексус садится на кровати, не обращает внимание на дискомфорт. Туго наложенные бинты на груди и руках мешают дыханию и движениям. Кажется, драка далась ещё труднее, чем они все думали. Он не ощущает Храма Молний, значит и его использовал в ноль. И дрался наверняка на грани своих возможностей. Странно, что очнулся настолько быстро. С Полюшки бы стало продержать его под сонными чарами подольше.

— Ты его одолел. Мастер Призрачного Владыки сейчас за решеткой. Выявилось, что он брал с вступавших магов очень сомнительной законности клятвы. Среди документов в тайниках обнаружилось сотрудничество с некой системой R. Я не уверена, что это значит. Скоро должен состояться суд.

А он уверен. Эта система была связана с культистами, поклоняющихся Зерефу. И работорговлей. И с союзом тёмных гильдий. До него долетало много слухов. Теперь понятно, почему дед так ненавидит того старого ублюдка. Если он знал хоть о части, но не мог ничего доказать, не удивительно, что его трясло от бессильной ярости. Лексус не удивится, если вскроется ещё нечто такое же мерзкое в процессе расследования дела.

— Спасибо, что рассказала, — девушка качает головой и закрывает книгу. Молча встаёт, достает какие-то пузырьки из ближайшего шкафа.

— Полюшка сказала дать тебе все эти зелья, как только ты проснёшься. Разрешила уйти долечиваться домой, начать использовать магию можно будет ещё недели через две, — Хартфилия ставит лекарства рядом с ним, забирает книгу со стула, раскачивается на каблуках. Дыхание у неё становится поверхностное, и вид какой-то отрешенно-смущенный. — Спасибо, что пришел на помощь.

— У нас был уговор, — Лексусу на мгновение становится стыдно. Как бы эти придурки выкручивались без них четверых?

— Точно, — девушка кивает и прикрывает глаза. — Я скажу Мастеру и Громовержцам, что они могут тебя проведать. Скорейшего выздоровления, Лексус Дреяр, — прежде, чем она успеет развернутся, он замечает на её губах улыбку. И приходила она, оказывается, каждый день. Читала вслух. Когда Фрид сказал об этом, захотелось, почему-то, смеяться и плакать. Плакать и смеяться.

3 — Дом

О знакомстве с отцом, условие которое так уверенно поставила Люси, разговор первым поднимает Лексус, одуревший от скуки всего за пару дней.

— Не откладывать в долгий ящик, — говорит он. Сделать бесполезное дело, пока он не может ходить на задания. Ну и ладно. Покупку билетов берёт на себя и Люси только пожимает на это плечами. Как хочет. Здороваются на вокзале, мирно идут до выкупленного для них двоих купе, до нужной станции едут в тишине. Хотелось бы завести разговор, но тем не находится.

Когда Лексус Дреяр находится так близко, что при желании можно рассмотреть короткие ресницы, он вызывает немного опасений. Она неделю приходила к нему в палату, никак не находя ответ в своей голове, что же делать сейчас. Не придумала.

— Долго будешь рассматривать? — Лексус вдруг поднимает веки и смотрит в ответ прямо. Глаза у него поразительно чистого голубого цвета.

— Извини, — Люси отворачивается к окну, щеки покрываются румянцем. Чужой взгляд ощущается пронзительно-остро. — Я просто… Думала.

— Глядя на меня легче думается? — голос звучит по-доброму насмешливо.

— Нет, — она качает головой, пытается сдержать нелепую улыбку. — Совсем наоборот. Я слабо представляю, что буду говорить отцу на счёт тебя. И как знакомить вас тоже не знаю. Нельзя же оставить вас в одной комнате и убежать. Я в целом не думала, что начну встречаться так рано. Ощущается… странно, — слова подбираются с трудом, поэтому говорит она медленно, с долгими паузами. Но Лексус терпеливо слушает. — И начало не такое, о каком мечтала. Но если совсем ничего складываться не будет, то можно расстаться и не мучать друг друга.

— Да, всегда можно расстаться, — Люси краем глаза видит согласный кивок и поворачивается к нему. Сердце заполошно бьётся. — Я с родителями девушки тоже буду впервые знакомиться.

— С отцом, — поправляет Люси, набравшись смелости. Лексус не задаёт уточняющих вопросов и молчит. Люси делает глубокий вдох и вызывает Плю, обнимает его в попытке заземлиться. Скоро она увидит дом… В переживаниях остаток дороги проходит настолько незаметно, что когда Лексус аккуратно трогает её за плечо, она вздрагивает.

— Пора выходить, — он подхватывает две их лёгкие сумки и уходит первый. Люси гладит Плю по голове и отзывает. Да, пора.

До поместья доходят пешком. Можно было бы взять монокат или нанять дилижанс, но… она соскучилась. Ей хочется прогуляться от ближайшего города до поместья, наслаждаться тишиной и ароматом цветов. И оттягивать встречу. Гравий знакомо скрипит под подошвами туфель. Раз-два-три. Раз-два-три. Если прикрыть глаза, то кажется, что ей снова пять и так скрипят на дороге мамины туфли. Сладко пахнет почти невесомый ветер, греет солнце.

— Это всё принадлежит вам? — рассеяно спрашивает Лексус, глядя по сторонам. Люси выныривает из воспоминаний, мелко вздрагивает, поднимая глаза вдаль. Дом уже возвышается вдалеке. Приветственно моргает отражающимися в окнах лучами и почти персиковыми от закатного света стенами. Как давно она не видела его.

— А? — медленно моргает, переводит взгляд дальше. — Ну да. Вплоть до гор.

Когда они доходят, слуги уже толпятся у входной двери, заприметив её издалека, и Люси не может сдержать улыбки. Вглядывается в едва ли изменившиеся всего за год родные лица, смаргивает накатившие слёзы.

— Я тоже рада всех видеть, — она обнимает каждого, для каждого находит несколько слов. Тёплое многоголосие звучит успокаивающе. — Джереми, — паренёк подпрыгивает на месте и кивает. — Проводи, пожалуйста, моего гостя в салатовую гостиную и подай закусок. И передай Лиз принести ему каких-нибудь книг из библиотеки. Если мы с отцом не спустимся туда через час, то проводи в гостевое крыло.

— Конечно, госпожа.

— Спасибо, — улыбается она, и разворачивается к Лексусу. — Извини, что оставляю вот так одного.

Лексус отмахивается, передаёт сумки шустрым мальчишкам, губами только обозначает «Удачи» на прощание. Люси точно так же благодарит, уходит в сопровождении к себе в комнату. Домашнее платье слегка жмёт в плечах и груди, короткими приходятся рукава, да и длина уже не по росту. Она и не заметила, что так выросла. Волосы собирает лентой в низкий хвост.

— Как себя чувствует отец? — спрашивает она у Спетты, когда с подготовкой окончено. Отражение смотрит на неё забытым образом, ставшим тесным не только физически. Если будет приезжать — перешьют всё, если нет, то и не важно.

— Он перестал принимать выписанные лекарства, — жалуется женщина и возмущенно машет руками.

— Подготовь, пожалуйста, я сама их занесу.

Легко сказать, что занесёт сама. Люси держит руки на холодном поручне тележки и боится войти. Тяжёлая дубовая дверь перед глазами давит на порядком расшатанные нервы, дыхание становится прерывистым, и она кажется себе меньше, чем есть на самом деле. В детстве она с трудом могла открывать двери дома самостоятельно — слишком тяжёлыми те были.

— Дальше тянуть нельзя, — говорит она сама себе и, не давая времени передумать, стучит ровно три раза слишком сильно.

— Входи, — слышится глухо. Люси делает глубокий вдох в последний раз и открывает дверь, заталкивает тележку с закусками, чаем и лекарствами в кабинет, заходит сама. — Люси?

— Здравствуй, отец, — сердце пропускает удар, когда он встаёт на ноги с рассеянным выражением лица. Не злым, не строгим, не равнодушным, как она боялась. Она сколько угодно могла оправдывать его действия в чужих глазах, обеляя действия. Но отец бывает не в меру импульсивен, когда дело касается семьи, и не в меру, пожалуй, даже жесток, и он вполне мог дать заказ на то, чтобы её привели силой. Пусть даже и бессознательную, пусть даже и раненную, главное, не смертельно.

— Я думал, ты не зайдёшь сегодня, — он садится обратно в рабочее кресло, откидывается в нём на спинку, складывает руки перед собой в замок, отгораживаясь от неё. Хочется по-детски обиженно надуть губы, но она сдерживается. Разливает по чашкам чай, раскладывает на журнальном столике по центру закуски и жестом просит присесть. Разговор выдастся долгий. Скорее всего, с её криками. Но его надо провести, и желательно, прийти к перемирию. Она насмотрелась на сирот в Хвосте Феи, отчаянно скучающих по дому и по семье. И пока у неё есть и то, и другое, ей стоит попробовать исправить свои ошибки.

Сначала они едят в тишине, и почувствовать бы дискомфорт от этого, но почему-то спокойно. Слышен только нечаянный стук приборов о тонкий фарфор. Затем она следит, чтобы отец выпил лекарство, а потом подогревает чай, заливает по расписным чашкам и говорит первой:

— Я виновата, что сбежала, не оставив даже записки, но новость про возможную помолвку мне не понравилась. Ты не удосужился даже спросить моего мнения, — она смотрит прямо отцу в глаза, бросая вызов. Сидит ровно, расправив плечи, и все же с опасением ждёт ответа.

— Я хотел, чтобы о тебе было кому позаботиться после моей смерти, — Джуд отпивает, долго держится пальцами за горячие стенки, кажется, даже не обжигаясь. — Я выбирал хорошего человека.

— И мой брак с ним позволил бы расширить железнодорожную сеть, — Люси неодобрительно качает головой. От волнения хочется плакать, но она уже давно выросла. — Я знаю, что ты волнуешься, но брак… Эта не та вещь, которую я позволю решать за себя. Я сумею позаботиться о себе сама.

— Ввязываясь в каждую самоубийственную заварушку, которая выпадает на долю твоей сумасшедшей гильдии?

— К последней такой заварушке приложил руку ты, — Люси не знает почему на губы лезет улыбка. Это выглядит странно, чувствуется неуместно.

— Виноват. Но в задании я просил уговорить на встречу со мной, а не вот это всё, — отец неопределенно машет рукой куда-то в сторону. С плеч сваливается, кажется, тяжесть мира.

— Спасибо, — Люси улыбается. Слезы все-таки начинают течь по щекам, и она не знает, как это остановить. Стирает их руками, размазывая по щекам, пытается набрать побольше воздуха.

— Вся в мать, такая же эмоциональная, — Джуд подаёт ей платок и молчит, не зная, куда себя деть. Скомканное общение после смерти Лейлы даёт о себе знать. Когда Люси успокаивается, она в три больших глотка выпивает остывший чай и прячет лицо в ладонях. Она не плакала при отце, наверное, с двенадцати лет. И сравнения с мамой после ее смерти она не слышала. — К слову, кем тебе приходится молодой человек, который с тобой приехал?

— Это мой парень, — Люси поджимает губы, задумавшись. — И он тебе обязательно не понравится.

— Оптимистично, — Джуд давит смешок и Люси робко улыбается в ответ. Между ними ещё много несказанных слов, незакрытых вопросов, но сейчас — начало положено. А значит дальше — легче. И не так страшно.

— Вы познакомитесь за завтраком. И, пожалуйста, если тебе не понравится, как он одет, не называй его сутенёром.

— Не буду, — Джуд соглашается. — Я назову его альфонсом, потому что на фоне нашей семьи очень многим можно прилепить этот статус.

— Отец, — Люси закрывает рот рукой, но смеха сдержать не может. И он тоже, кажется, смеётся. Она и забыла, что он так умеет. Не наигранно, для гостей и деловых партнёров, а по-доброму. Становится легко. Она, наверное, могла бы стать пером, если бы превратилась в лёгкость своих чувств. — Доброй ночи, — она уходит первой, кивает служанке, чтобы та убрала в кабинете, бредёт в сумраке по знакомым коридорам и сердцу хорошо.

4 — Знакомство

Лексус видит, как неуверенная в гильдии и в битвах новенькая мгновенно преображается, стоит ей открыть рот перед работниками дома. У неё меняется поза, речь и даже дышать она начинает как-то по-другому. Более размеренно, что ли. Книги по её указаниям принесли сразу, еду чуть позже. И в гостевое крыло отвели ровно через час.

— Если вам что–то понадобиться — зажмите связную лакриму в руках на несколько секунд, — вежливо говорит Джереми, показав где за неприметной дверью находится ванная комната, и, сделав поклон, уходит. Лексус обводит взглядом пышное убранство комнаты и задумчиво хмыкает. Зачем Люси было уезжать из места, где все её обожают? Где не надо зарабатывать на жизнь, рискуя здоровьем? Если такого огромного размера гостевая спальня, то он боится представить хозяйские. Сумка с вещами лежит на полу, запечатывающие руны не тронуты. Славно. Он достаёт сменную одежду и идёт ванную, хочется смыть дорожную пыль. Принимает душ, игнорируя встроенную в пол ванную, больше напоминающую по размерам маленький бассейн, сидит после этого на непозволительно широком подоконнике. В открытое окно светит блеклый диск луны. Отчего-то становится тошно.

— Ты спишь? — Лексус поворачивает голову на открывшуюся дверь и едва заглянувшую в комнату Люси. Узнал её больше по запаху, чем по виду. Обычно она выглядит… иначе.

— Проходи, — он качает головой, опускает босые ноги на пол. Девушка прикрывает дверь и включает мелкие фонарики на незаметной панели у входа. Свет выходит рассеянный и не яркий, приятный глазу в темноте. — Как прошла встреча? — спрашивает он скорее из уважения, чем из действительного интереса. Девушка пожимает плечами и садится на подоконник напротив, откидывает голову назад.

— Буду знакомить вас завтра утром, — отвечает она, смотрит куда-то вниз, стягивая ленту с волос. С распущенными волосами на себя из гильдии она похожа чуть больше. — Не передумал на счёт наших отношений?

— Ты надеешься на положительный ответ, — Лексус глухо смеётся, когда девушка неловко улыбается и разводит руки в стороны. Он сам не знает, чего именно хочет, но глупую затею с «будешь моей девушкой за спасение» продолжает. Из-за дурацкого упрямства, которое, кажется, является обязательным условием для вступления в Хвост Феи. — Сама сказала, что если совсем всё складываться не будет, то всегда можно расстаться. А вот так не попробовав…

— Тогда надень завтра что-то более классическое по стилю, — Люси встаёт с подоконника, заправляет волосы за уши быстрым движением и оправляет платье. — Отец консервативен в своих взглядах на одежду, — добавляет она, чуть задумавшись. Смотрит на него долгое мгновение, а потом качает головой и идет к двери. — Джереми проводит тебя к завтраку. Доброй ночи, Лексус.

— Доброй ночи, — Лексус смотрит, как она выключает за собой свет и скрывается за дверью. Комната погружается в темноту, оставляя наедине с мыслями, которым нет ни конца, ни края. Туман в голове и дурацкая вялость никак не уйдут с момента его пробуждения после недели бессознательного состояния, и что с этим делать непонятно тоже.

Утром он встаёт с первыми лучами, задолго до того, как за ним зайдет Джереми. Он не знал, что делать в четырёх стенах у себя дома, здесь вариантов не находится и подавно. Без интереса просматривает принесённые вчера книги: история Фиора, роман какого-то не известного ему автора, теория магии и артефакторики. Последнее звучит хотя бы полезно. Устраивается все на том же подоконнике, сгибает в коленях ноги, чтобы поместиться, начинает с затянутого вступления. Когда за ним приходит Джереми, он доходит до середины первой главы.

— Вы готовы или надо дать время переодеться? — мальчишка входит в комнату только после ответа и хлопает глазами.

— Если я одет достаточно формально, — Лексус запоминает страницу, на которой остановился, кладет книгу на низкий кофейный столик, накидывает на плечи шубу, оставляет наушники висеть на шее.

— Э, — Джереми чешет нос. — Если разрешите сказать моё мнение, то верхнюю одежду и аксессуары лучше оставить тут. Господин Джуд очень консервативен, в вопросах одежды в том числе. Если вы придёте в таком виде, то скорее всего поставите госпожу Люси в неловкое положение. Извините.

Лексус сдерживает рвущийся с языка мат, но остаётся по совету только в рубашке и брюках. Полностью в чёрном. Только на ногах вместо туфель, которые бы смотрелись в этом наряде более уместно, тяжелые ботинки. Джереми ведёт его с редкими комментариями.

— Госпожа приказала подать завтрак в оранжерее, они уже внутри, — Джереми указывает на дверь и уходит. Заходит Лексус без стука, моргает привыкая к обилию зелени вокруг, находит взглядом девушку. Сегодня она розово-воздушная, напоминающая закат. И её отца. В строгом коричневом костюме, с уложенными волосами, идеально выбритый. Теперь понятно, что значило это «консервативен в одежде».

— Доброе утро, — говорит он, подходя ближе. Слова заканчиваются. Джуд Хартфилий смеривает его высокомерным взглядом и поджимает знакомым жестом губы — точно так несколько раз делала Люси — и пожимает протянутую руку.

— Я ожидал худшего, — наконец выдаёт он, повернувшись к Люси. Та стоит почти зашуганная, дышит через раз. — Не могу сказать, что рад знакомству, учитывая обстоятельства начала ваших отношений, но тем не менее. Чай, кофе? — сразу же переводит тему мужчина, не давая сказать и слова.

— Кофе, — отвечает Лексус и плюёт на вежливость, садится за стол без приглашения рядом с Люси. Прекрасное начало. Ничего не скажешь.

***

— Ну, могло пройти хуже, — Люси прикрывает рот ладонью, скрывая свой смех, когда Джуд покидает их общество, вытянув, такое ощущение, все жилы. Она после завтрака показывает ему сначала сад с большим количеством и декоративных деревьев, и плодоносящих, с пышными цветочными клумбами и лужайками простых полевых трав за домом. И сам дом. Он почему-то даже не сомневался, что в одном крыле будет филиал музея и картинной галереи.

— Ты шутишь? — Лексус медленно моргает, пытаясь, прийти в себя. Этот человек — монстр слова. Он ругался на Фрида с Бисклоу, но этим двоим до мужчины далеко. — Мне как будто мозг магией распотрошили. Какие мои способности, интересы, планы… Я столько даже в детстве не говорил.

— Он любит знать всё… И контролировать тоже, — улыбка несколько потухает, когда она говорит эти слова. — Не со зла. Просто такой человек. К слову, я даже слухов не слышала, что ты хочешь стать Мастером в будущем.

— Мне это не светит, так что нет смысла говорить об этом в слух, — Люси с ним как правило честна до предела, и ему хочется вернуть эту честность. И хоть в гильдии нет тех, кто откровенно бы врал, многие обычно не распространяются о собственных чувствах и мыслях. У каждого за плечами свой груз, и своя история. И иногда кажется, что дед собирает под своё крыло только душевно измучанных людей, подбирает их как раненных животных, помогает встать на ноги. Он с детства смотрел на текучку — люди приходили мрачные, почти потухшие, с едва трепещущим чем-то внутри, позволявшим держаться на плаву. Оставались, кому сколько надо, оживали, находили или отстраивали себя заново, и исчезали. Он знает, что многие оставляли путь магии, рассыпаясь по миру бисером. Дед хранит в толстой папке ворох открыток и писем из огромного количества стран, от огромного количества людей. Трепетно перечитывает раз в какое-то время. — Мы с дедом во многих вещах не слишком сходимся во мнении, так что пост после него получит Гилдартс. Или Эрза.

— А ты обсуждал с ним это открыто? — Люси разворачивается на каблуках и заглядывает в глаза. Лексус смотрит на неё задумчиво, какая-то она слишком цельная для гильдии, может, потому и зацепила его с первого взгляда так сильно.

— Нет, — он качает головой. Стыдно признать, но попросту страшно. И непонятно, что именно так страшит.

— Если долго держать в себе мрачное и тяжёлое, то оно будет собираться как гной, — отвечает она, задумавшись. — Я не буду давать советы, не в таких мы близких отношениях, — от сложившейся иронии становится странно. — Но такие раны самые страшные, и чистить их долго, и залечивать.

И эта мысль остаётся с ним. Всплывает каждый раз, как он остаётся наедине с самим собой. Поступить так, как хотел или попросту поговорить с дедом? Ответ определяется в то короткое время, что летит подкинутая монета.

***

Любимой комнатой Люси в этом огромном доме является музыкальная гостиная. После библиотеки, разумеется. Ее кабинет находится рядом.

— Ты можешь возвращаться в гильдию, — Люси совершенно не аристократично падает на диван в ней, скидывает мягкие домашние туфли. По поместью она ходит в соответствующей одежде и образ задорной девчонки из гильдии едва ли прослеживается, когда она ведёт себя сдержанно. — Я должна задержаться ещё на какое-то время и разобраться с делами.

— Дед меня съест, если я приеду без тебя, — Лексус качает головой, оглядывает фортепиано, арфу, несколько флейт, какие-то странные струнные инструменты. Он сидел рядом с Люси в один из вечеров, когда она поочередно сыграла на нескольких одинаковую тягучую мелодию без названия. И от темы отмахнулась, как от не важной, с влажными от поступивших слёз глазами. — И я все ещё не могу пользоваться магией.

— Как хочешь, — она смотрит украдкой на дверь, и ложится. Платье задирается до колен, когда Люси сворачивается каким-то неведомым образом на узкой тахте.

— Может я могу помочь?

Они встречаются. По его дурости, конечно, начали, но тем не менее. Предложить участие — правильно. Люси медленно моргает, раздумывая.

— Почитаешь мне вслух?

Лексус кивает. Сам идёт за последней взятой книгой и начинает с первых страниц. Люси лежит, сцепив руки в замок на животе и бесцельно смотрит в потолок. Она шевелит губами, повторяя слова, и слезы катятся из уголков глаз. Он делает вид, что не видит. И когда он останавливается, потому что голос совсем сел, непривычный такой нагрузке, она говорит спасибо, и поцеловав в щеку с совершенно разбитым видом, уходит. Оставляет его сидеть в пустой потемневшей музыкальной гостиной, в которую до отъезда больше не заходит.

5 — Возвращение

Она не приходила на кладбище настолько долго, что память стёрла последний её визит. Писать письма, которые мама никогда не прочитает — вера в то, что она жива, но так далеко, что даже духам не донести вести. Прийти на её могилу — в очередной раз признать, что встретятся они только на той стороне жизни. Люси долго мнется у входа, глядя на ровные ряды чужих ухоженных могил, залитых теплым закатным светом. Тихо-тихо. Спокойно. Букет в руках кажется непомерно тяжелым.

А на другом конце кладбища протягивает вперёд руки ангел, растягивает каменные губы в успокаивающей улыбке, словно сейчас шепнёт, что всё будет в порядке. Пока она дышит — так и будет. Так что Люси делает первый шаг, выдыхая.

— Давно меня не было, — вместо приветствия она наполняет вазу у надгробия водой и по одному кладёт в нее цветы. — Прости, — ответа, конечно, не последует. Люси садится на корточки, не волнуясь, что платье запачкается. Обнимает себя за колени. Смотрит на могильный камень с датами жизни. Сорок восемь. Семьдесят семь. Она едва ли дожила до тридцати. Из-за магии. Из-за ключей. Отец так и не получил ответа зачем ей нужны были все двенадцать золотых. Признался только, что мама устало улыбалась и говорила, что так надо. Что это ради неё. Она не знает точно, что приключилось, но почему-то кажется, что было бы лучше оставайся мама рядом. Живой.

— Мне сказали, что ты тут, — Лексус подходит совсем близко и Люси вздрагивает от звука его голоса. Задумалась настолько, что не услышала шагов, не заметила, как закончился закат и мир вокруг стал почти сизым.

Люси встаёт на ноги, оттряхивает подол платья как может, пожимает плечами. Что отвечать она не знает. Люси смотрит на Лексуса, такого неуместного тут, и думает, что вся эта авантюра с отношениями настолько дурацкая, что хочется плакать. Она хотела не так. Она мечтала о другом. Но попытка отца вернуть её домой для разговора, самовольство Жозе, дурацкое условие… Совсем не похоже на постепенное сближение с романтическим предложением встречаться. Расстаться можно всегда, повторяет она себе, и ищет что сказать. Он, кажется, волновался… Или ей так хочется думать, чтобы примириться с реальностью.

— Да, — она кивает, растягивает губы в тяжёлой улыбке. — Я уже собиралась домой.

Лексус молча выставляет локоть, и Люси, чуть задумавшись, берется за него. Он подстраивается под её шаг, несколько раз смотрит под ноги, прикидывая размер шагов, оглядывается на неё. И молчит. И молчание между ними не ощущается тяжёлым, Люси не хочется первой открыть рот и говорить хоть что-то, просто заполняя пустоту. От этого появляется дурацкое желание опустить вмиг отяжелевшую голову ему на плечо, или ещё лучше, остановиться, положить её на грудь, и простоять обнявшись, пока не пройдёт.

Она фыркает, качает головой, пытаясь скинуть это чувство.

— Что-то случилось? — звучит следом. И чужой внимательный взгляд чувствуется кожей, глаза поднимать почему-то не хочется.

— Я закончила с делами, — ложь слетает с языка легко, но сердце бьётся почти под горлом, и выдох получается почти судорожный. Хотя с делами они действительно разобралась. — Завтра можем ехать в Магнолию.

Лексус только кивает в ответ. Люси рассматривает его украдкой, как в первый раз, и не считает шаги от кладбища до дома, как делала это раньше. Чувствует себя спокойно. Нет ни тяжёлой грусти, ни слёз, и о смерти больше не думается. Может и прав ангел в своем каменном спокойствии с уверенностью в позе, что все будет хорошо. Лексус доводит её до комнаты, целует на прощание костяшки её пальцев на руках, гладящим движением проводит по ним пальцами.

— Доброй ночи, — прощается он, и уходит. А она как дура стоит в дверях, смотрит на удаляющуюся спину и ловит бабочек в животе.

Отправленная с утра на станцию служанка принесла два билета на вторую половину дня, и Люси провела это время делая блаженное ничего. Долго валялась с утра в кровати, проснувшись слишком рано для завтрака, посидела на кухне, слушая новые сплетни, убедилась, что собрала все вещи, выпила с отцом чаю.

— Я жду тебя дома каждые три месяца, — это все, что он ей сказал на прощание. Потрепал её по голове, как когда-то в детстве, еще до смерти мамы, и вернулся к документам. — Доброго пути, — послышалось ей, когда она уже открыла дверь, но, когда обернулась, отец сидел, уставившийся в документы. Игра воображения, или нет, но спасибо.

Потом они добираются до вокзала, снова пешком, снова молча, Лексус снова забрал ее сумку. И слов не находится. Вот они сейчас вернуться в гильдию, и будут вопросы, на которые надо давать ответы. Ответы, которых нет. Всю ту неделю, что Лексус провел в лазарете, она пряталась там днём, читая вслух несколько часов подряд, сажая голос, а потом пряталась в доме. Она думала, что надо ехать домо8й одной. Вставала посреди ночи, собирая вещи, порывалась купить билет на ближайшее время, а потом перед глазами вставало чужое бессознательное лицо, и поездка откладывалась. Она избегала вопросов Эрзы, не знающей об их уговоре, избегала Миры с её сочувствием. А сейчас по возращении с этим всем придётся сталкиваться.

По словам Миры Лексус рисовался чуть ли не монстром. Но она не увидела тех страшных черт, нарисованных воображением. Реальный Лексус оказался куда многогранней. И собирать его образ в голове заново приходилось по кусочкам. Случайным, несдержанным взглядам, неаккуратно сказанным фразам, поступкам… Холод, надетый поверх застарелых ран, как броня, и отстранённость. И если смотреть поверх, то и впрямь кажется, что Лексус Дреяр ходячий ночной кошмар гильдии. Но она припоминает как он сидел в общем зале, когда она только вступила, как за него переживали друзья, после того, как увидели второе применение Закона Феи. И в поместье она видела, как он отказался от привычного стиля и ходил почти в официальной одежде, прислушавшись к её словам. Люси смотрит, и видит только то, что Лексус Дреяр мягкий к тому, что имеет для него значение. И эту мягкость он старается прятать.

— Так и продолжим молчать? — спрашивает ее Лексус, когда они проходят в вагон. Люси ведёт плечом назад, чувствуя неловкость после вчерашнего его жеста больше, чем, когда поцеловала его в щеку. И это смущение заставляет молчать, боясь случайно задеть его взглядом дольше положенного. Она все ещё не знает, как относится к их отношениям. И как их показывать на людях. В поместье — казалось логичным и чувствовалось безопастно.

— Зачем ты вчера поцеловал мне руки? — она чувствует, как у нее горят щеки, но все равно решается на вопрос. Лучше быть до неприличия прямолинейной, чем накручивать себя до предела догадками. Ладони неприятно потеют, от волнения грудь сжимается. Лексус поднимает их сумки наверх.

— Ты ощущалась грустной, — Лексус пожимает плечами, садится напротив, поправляет шубу на плечах. — Захотелось тебя отвлечь.

— У тебя неплохо получилось, — глаза закатываются сами по себе, и она откидывается назад. Всё-таки знак заботы. Сердце начинает стучать быстрее.

— Всю ночь думала об этом? — Лексус подначивает ее с вредным видом. И ему неожиданно идёт. Она права, что его холодность в гильдии ощущается неправильно, хотя просто сдержанность — к лицу.

— Да, — Люси тихо смеётся.

Лексус повторяет ее настроение и улыбается. И кажется она впервые видит его искреннюю улыбку. Если смотреть на него такого и откинуть все свои предпочтения, то не восхититься его красотой невозможно. Приятные черты лица, теплый голубой цвет глаз, солнце в волосах… Его внешность нельзя назвать тонкой, или аристократичной, но и гиперболировано мужественной, как у Эльфмана, тоже назвать нельзя.

— Ты красивый, — говорит она, и, смутившись собственной решимости, смотрит в окно. Поезд медленно набирает скорость, пейзаж за окном начинает плыть. Лексус чуть-чуть меняется в лице (она замечает на кончике носа и ушах румянцевый цвет), и не реагирует, сложив руки на груди. — Если хочешь поговорить, расскажи про Храм Молний, пожалуйста. В домашней библиотеке я ничего не нашла, а до гильдийской не известно, когда дойдут руки.

***

Люси вспоминает долгий монолог про магию молний, артефакторику и рунологию, который Лексус рассказывал, не смотря на странное укачанное состояние в транспорте. А она смотрела на его открытое вдохновенное выражение лица и думала, что он явно занимает не тем. Он начал рассказ с Храмов Стихий и как они являются показателем и силы, и ума, потому что находятся на стыке нескольких дисциплин, что ему на создание ушло три года: долгим был процесс сбора информации и ресурсов. Что сначала получались одни фонарики-ночники невнятных ассиметричных форм.

— Ты не думал уйти в артефакторы? — спросила она, когда Лексус довёл её до самой двери квартиры. — Мне кажется у тебя здорово получается, раз ты смог разобраться из чистого интереса с чем-то настолько сложным.

Лицо у него тогда стало совсем задумчивое. Он попрощался и исчез в молниях, а она спряталась в теплоте квартиры. Ночь выдалась зябкой. Почему он казался почти удивлённым? Словно и не задумывался о подобной возможности?

— Свидание? — Люси смотрит на Лексуса, крепко держится пальцами за барную стойку. Она слишком задумалась, и услышала кажется только последнее слово. Становится волнительно.

— Мы же встречаемся, как никак, — Лексус усмехается краешком губ и садится рядом. Она на его фоне чувствует себя смехотворно маленькой. Сердце быстро бьётся. Рядом с ним такое происходит слишком часто.

— Ну да, — Люси качает головой. Прав он. Они встречаются. Нормальное пары ходят на свидания, наверное. Но об отношениях она знает по большей части из чужих сплетен и книг, и совершенно не понимает, как они должны работать в реальной жизни. И судя по некоторой неловкости Лексуса, которая считывается по мелким жестам, они в одной лодке. — Да, — повторяет она для уверенности, заглядывая ему в глаза. — Мне нравится эта идея.

— Тогда на выходных идём в кондитерскую, о которой ты рассказывала, — звучит утверждающе, и хочется придумать несуществующие планы. Из вредности. Но этого она не делает. Он подошёл к ней при всех, говорил громко и чётко, словно пытаясь показать, что он лучше, чем все в гильдии думали. Что он не обижает их драгоценную Люси, ради которой сражались на смерть.

— Звучит отлично, — она улыбается, борется с желанием поцеловать его в щеку на прощание у всех на глазах и глядит на удаляющуюся на второй этаж спину. Он не пытается как-то нарушить ее личное пространство, даже, кажется, не смотрит лишний раз, и это ощущается безопасно. Может, ей стоит поступать так же, но хочется… Она любит прикасаться к людям, напоминая себе так, что они живы. И рядом.

— Я впервые за долго время вижу его таким, — Мира смотрит вслед старому другу, и во всей ее позе проскальзывает ненавязчивое любопытство. Люси часто замечает за ней подобную черту. Это кажется милым.

— Каким? — Люси кладет голову обратно на руки. Интересно, что она скажет в этот раз.

— Спокойным. И без демонов в голове, — Мира разворачивается на каблуках и уходит в подсобку без слов. Кажется, она не хотела говорить этой фразы. Люси мало знает о прошлом Лексуса, да и то, что знает, пришлось складывать из обрывков информации и собственных домыслов.

Он внук Мастера, мать умерла при родах, об отце не говорят вслух, но старшие товарищи по гильдии красноречиво переглядываются. Значит, какой-то неприглядный семейный секрет, который остался на сердце кровоточащей раной. Или который выбил землю из-под ног и ожесточил. Вариантов много, гадать глупо.

— Без демонов в голове, — повторяет Люси одними губами и вспоминает Храм Молний, уничтоживший здание Фантом Лорда почти в труху. Она вспоминает его рассказ, что Храмы стихий не самая лёгкая техника, и что подготовка занимает много времени. Правда ли он занялся им только интереса ради? Ведь предназначался он точно не для этой битвы.

6 — Расставание

— Ты странный в последние несколько дней, — Люси останавливается, склоняет голову набок и смотрит на него своими черезчур внимательными глазами. Он останавливается в нескольких шагах перед ней, не поворачиваясь. Ответ на язык не идёт. Что он должен сказать? Что планировал реформировать гильдию полностью во время праздника Фантазии, а один из ключевых элементов исчез? Всё ещё есть ловушки Фрида… Но в них одних он не верит. — Не ответишь, — она не спрашивает. Он слышит тяжёлый вздох и шаги, чувствует, как она берёт его за руку. Ладонь у нее узкая и сухая. — Проведи меня до дома.

Она ничего не говорит. У неё спокойное дыхание, размеренное сердцебиение, и она ничем не выделяется в толпе этого города. Но она бесстрашно держит его за руку, не смотря на слухи. Не смотря на знакомство. Не смотря на обстоятельства. Они впервые идут, взявшись за руки. Он не слишком инициирует физический контакт. Ему, господи боже, страшно её напугать. Путь до её дома проходит слишком быстро.

— Я пойду, — говорит Лексус, доведя свою девушку до двери. Она качает головой.

— Сначала выпьешь успокаивающий сбор, — Люси не просит, ставит перед фактом. И вопреки всем своим убеждениям он её слушает. Покорно заходит в квартиру, стягивает ботинки, идет за ней на кухню. Следит за действиями. Всё это с теплым древесным запахом вводит в медитативное состояние. Тихо закипает на плите чайник, стукают друг о друга чашки, которые она снимает с верхней полки, с шорохом пересыпается заварка. — Сахар? — Лексус моргает, приходя в себя, отрицательно качает головой. Девушка ставит перед ним чашку. Пар белесыми завихрениями поднимается к потолку. Себе она заваривает что-то кислое и красное, добавляет две ложки меда. Пьют молча.

Лексус смотрит в свою чашку, ищет на дне смысл. Почти не пьёт. Тизан в его руках медленно остывает. Люси, судя по всему, уже допила. Он слышит шаги, шум воды.

— Допей, пожалуйста, — просит девушка, подойдя совсем рядом. Лексус выпивает все в несколько глотков. Она забирает чашку, ополаскивает под струёй воды. — Идём, — она тянет его в гостиную. Силком сажает на диван, садится сзади, обнимает. От такого жеста хочется сжаться. Она прижимает его к себе, обхватив поперёк грудь, и дышит под счёт. Четыре счета вдох, четыре пауза, четыре выдох, четыре пауза… Он повторяет за ней. Туман в голове от этого немного рассеивается.

— Я запутался, — произносит он, сам от себя того не ожидая. Люси в ответ только кладёт подбородок ему на голову. — У меня был план. Но очень важной детали больше нет. И мысли, появились, и сомневаюсь… Времени в обрез. Пройдёт нужное, и никогда не решусь. А что делать без этого не знаю.

— Ничего не делай, — говорить ей явно неудобно. Он и не подумал, что ей может быть трудно в таком положении. Всё же он тяжеловат, чтобы лежать на ней всем весом. — Просто выполняй свою работу, как следует. Отдыхай, когда хочется. Учи новое. Проводи время с друзьями… У тебя они есть. Занимайся тем, что нравится. Можешь попробовать вписаться в разбор документов. Думаю, Мастер будет рад.

— Себя в список дел не добавляешь, — отмечает он. Люси размыкает руки. Он оборачивается на неё, перекручиваясь. Тяжело опирается рукой на спинку дивана, чтобы не придавить её случайно. Её лицо слишком близко. Она только неопределенно пожимает плечами, глядит прямо в глаза. Оставляет на его выбор. Губы у неё сложены в горькую улыбку. Он чувствует её тёплое дыхание на своей щеке. Ещё немного повернуть голову, и они столкнуться губами, если она придвинется вперёд. Она может его ударить потом. Это будет в ее праве.

Лексус поворачивается ещё немного, едва склоняясь. Люси поддаётся вперёд. Губы у нее полные и мягкие, и на вкус то кисло-сладкое нечто, которое она недавно пила. И оба они сначала с распахнутыми глазами наблюдают за чужой реакцией. Лексус перебирает губами, целует её в уголки губ, Люси повторяет его движения. Поцелуй ощущается бесконечно нежным. Ему хочется продлить его дольше, взять её к себе на колени, любить-любить-любить… Нельзя.

— Прости, — голос становится совсем хриплый. — Я пойду. Увидимся завтра вечером на Фантазии.

Он слышит грохот сердца, и не уверен, чьё именно бьётся так быстро.

***

Они встречаются вечером на Фантазии, оба делают вид, что вчерашнего поцелуя не было. Здороваются, вместе смотрят на парад. Лексус знал, что она хотела участвовать вместе со всеми, но разбираясь с делами дома и с ним, решила остаться за кадром и помогать только с костюмами и оформлением платформ. В добавок к её навыкам работы с документами, за тот период, таскаясь за ней по всем делам, пока магия была совсем недоступна, и позже, пока он шаг за шагом возвращал себе над ней контроль, выяснилось, что Люси Хартфилия умеет шить, готовить и обходиться в огромном количестве ситуаций без магии.

— Красиво, — она произносит это шёпотом, восхищенно глядя на словно проплывающие в воздухе платформы, но он всё равно выхватывает её голос из гама чужих, музыки, хлопков, шагов, готовки в палатках. Ему это зрелище приелось. Разговоры о Фантазии, силе дружбы и важности уз в Гильдии начали набивать оскомину после изгнания отца. Он старался оказываться как можно дальше в такой период, отмахиваясь и от деда, и от друзей. Им не понять. А в этом году… Что-то пошло не так. Всё, на самом деле. Или пошло так, но он пока этого не понял.

Ему смотреть на это всё не хочется, но Люси указывает рукой, и он поднимает глаза. Красиво, ярко, празднично. И гильдийцы предстают в другом свете. И людские пересуды о гильдии кажутся другими.

Когда парад заканчивается, он тянет её к друзьям. Своим. Люси хмыкает, но не говорит ничего. Мило общается с четверть часа, а потом её почти что похищает Эрза. И возмутиться бы наглости, но он машет рукой, ловит благодарную улыбку и знает, что от шуток ему не отвязаться.

— Кажется не отсутствие Храма Молний тебя остановило, — Эвергрин прячет усмешку в веер, провожая девушек глазами. Бисклоу ненавязчиво стоит за её спиной, пряча от лишних взглядов. Лексус пожимает плечами, медленно потягивает заказанное пиво, чтобы не отвечать. Люси по сути не сделала ничего, чтобы менять его мнения. Но некоторые её фразы…

— Может быть, — находится он со словами. — Я просто подумал… Что если мне не нравится текущее положение дел, и если я не могу на это повлиять, то могу просто… уйти.

Последнее слово повисает звонящей тишиной между ними четырьмя, и её не перекрывают даже звуки праздника. Первым приходит в себя Фрид, крутит прядь волос между пальцев и смотрит в сторону.

— Мы в любом случае будем тебя ждать обратно.

— Или соберём вещички и последуем надоедать дальше, — хохочет Бисклоу, и слишком нежно сжимает плечо Эвергрин. И та, в первые не скрываясь, откидывается на него, позволяя обнять себя попрёк талии.

— Не забудь сказать об этом Люси, — Эвергрин обмахивается веером. Рот у него после этой фразы наполняется вязкой слюной. О ней он не подумал. И в совет чем заняться, если ничего не выходит, она себя тоже не включала. Предчувствуя? Лексус допивает остатки пива. Машет друзьям. Он найдёт её, и, может, они проведут сегодня ещё немного времени.

И находит он её быстро, ориентируется на голос, легко выхватывает его из шума праздника. И подойти не решается. Люси сидит между Греем и Эрзой, смеётся прикрыв рот ладонью, громко и искренне, что-то на пальцах объясняет Нацу. Она с ними давно не проводила время, думает он, продолжая смотреть на неё со стороны. И уходит. Ему надо её отпустить. Слишком эгоистично держать рядом.

***

Он решается на разговор в следующую их встречу. Она планировала пикник в тот день, но дождь несколько испортил планы. Он предложил посидеть у него дома с книгами.

Она устраивается с ногами в его любимое кресло, открывает на середине любимый роман. Она не выбивается своим присутствием в его доме. Словно так и должно было быть всегда. Он смотрит на неё по большей части. Уютно трещит камин, огонь тёплыми отблесками, игрой теней остаётся на чужом лице.

— Люси? — девушка отвлекается от книги и поворачивает к нему голову.

— Что такое? — спрашивает она, считав странное его настроение.

— Давай расстанемся, — слова даются легко. Лексус долго думал, считал, что не будет жалеть об этом решении, но все-таки жалеет. Но держать ее рядом с собой больше не будет. Только если она сама захочет остаться. Он незаметно сжимает подлокотник кресла пальцами. Собственный дом кажется сейчас маленьким, почти игрушечным и очень-очень душным. И ему страшно. С сжимающейся тугой пружиной в груди он смотрит как Люси медленно садится, отложив книгу, как она медленно моргает, как переводит на него рассеянный взгляд.

— Я не уверена, что расслышала правильно, — голос у нее звучит хрипло. Он ни разу его таким не слышал. — Повтори, пожалуйста, — добавляет она, еле передвигая губами. Настолько тихо сказано, что он кажется, додумал эти слова, чем услышал.

— Я… — горло перехватывает от волнения. Боги, как глупо он себя чувствует. — Я предлагаю тебе расстаться, — он берёт себя в руки. — Наши отношения начались только потому что я повел себя некорректно из-за нежелания помогать гильдии в очередной передряге. Это неправильно держать тебя рядом.

Он следит за ее лицом, запоминает каждое движение в этот момент. Сахарную светскую улыбку вмиг налезшую на губы он тоже запомнит на вечно.

— Я согласна, — она кивает, не глядя, хватает книгу, встаёт на ноги. Касается с пятки на носок несколько раз. Как будто чего-то ждёт. Лексус продолжает сидеть молча. — Тогда я пойду. Провожать не надо.

Он слушает ее шаги до парадной двери, слышит шуршание куртки, шорох затягиваемой шнуровки на теплых ботинках. Скрип несмазанных петель. Тихое: «Я думала, что складывается… дура».

Люси уходит, и дом хочется разнести. Он сам виноват. Везде и кругом. И это надо принять, и с этим надо работать.

«Нет никого, кто прожил бы жизнь без ошибок, парень, — в голову не кстати лезут слова Джуда Хартфилия в их единственный разговор наедине. Запах его любимых сигар фантомно оседает где-то в глотке. — Главное вовремя уметь их признать. И исправить.»

Не сказать Люси, что она стала ему дорога ошибка или нет? Он бы хотел, чтобы отношения у них заладились не из-за дурных условий, а потому что он хочет за ней ухаживать, а она хочет принимать его заботу и заботиться в ответ. Что она хочет видеть его в своей жизни столько, сколько отведет им жизнь. Но для этого надо не молчать. И признаться в собственных чувствах в слух, и подкрепить их действиями. Идущими от души, а не завоевания и показухи ради. И о уходе из гильдии рассказать тоже.

Лексус догоняет ее босой на углу квартала. Шагала она очень неспешно. Размазывала слёзы по щекам.

— Что-то ещё? — спрашивает она вежливо, глядит куда-то мимо. На бледные пастельные стены жилых домов, на облетевшие деревья, на клубящиеся сизое небо. Не на него.

— Да, — он кивает. Сейчас говорить надо быстрее, чем он подумает. Потому что, если будет думать, обязательно сглупит. — Я хочу попросить у тебя разрешения ухаживать за тобой. Ты удивительная девушка, Люси Хартфилия, и я хочу, чтобы ты была со мной только по своему желанию. Когда я предложу тебе встречаться в следующий раз, я хочу, чтобы твой ответ был искренним. И я буду уважать любое твое решение.

Он кажется впервые видит ее улыбку настолько яркой, адресованной ему.

— Ладно, — она кажется смеётся. — Я разрешаю.

— Тогда тебе будет удобно если я зайду за тобой в субботу в семь?

— Будет, — она кивает, склоняет голову на бок кошачьим движением. — Не мерзни, — говорит она на прощание. И кажется на секунду выглянувшее солнце подсвечивает чужие волосы золотом.

— Люси, — зовёт он её снова. Девушка оборачивается. — Я собираюсь уйти через какое-то время из гильдии. Я… собираюсь готовиться к аттестации на артефактора. Мне придётся какое-то время пробыть в столице. Я… думал, что проще будет расстаться. Но и пяти минут не выдержал.

Люси обнимает его. Он медлит.

— Если ты сейчас меня не обнимешь в ответ, я пожалуюсь своему отцу и твоему деду, — говорит она, угрожая. — И Эрзе с Мирой. Они обещали тебя прибить.

И Лексус, смеясь, обнимает в ответ.