- А-ха-ха, моя сестрица та ещё соплежуйка! - заливался безумным смехом Ци Жун. - Могу поклясться, что она так понадеялась, что народ Сяньлэ и дальше продолжит подмахивать юнъаньцам, что прирезала твоего папашу, не моргнув и глазом, а потом героически взяла на себя всю вину! Вот дура конченая, верно?!

- Заткнись! - Лан Цяньцю в ярости сжал кулаки.

- А вот и не заткнусь! - дразнясь, Ци Жун показал ему язык. - Я дражайшую сестрицу знаю поболе тебя, и поверь, когда ты её в гроб заколачивал, она однозначно лежала и ублажала себя мыслью, что вся из себя такая великая спасительница. Что её жертва ненапрасна! Умора, правда?!

- Тварь! - Его Высочество Тайхуа схватил демона за волосы и стал бить головой об стену пещеры, в которой он, наконец, сумел его настичь после трёх дней изнурительных поисков. - Заткнись! Заткнись! Заткнись!.. Ты ничего о ней не знаешь! Не смей говорить о Наставнице в подобном тоне!

Дикий смех демона не смолкал ни на мгновение, хотя голова мужчины, чьё тело он занял, уже начала трескаться, а кожа давно была содрана об каменные стены до голой кости черепа, заливая кровью всё вокруг себя. В углу, сжавшись в комок от ужаса, сидел Гу Цзы, но стоило Лан Цяньцю отпустить внезапно притихшего Ци Жуна, как малыш стремительно подбежал к неподвижно лежащему телу и начал трясти его, шепча сорванным голосом: «Отец, пожалуйста, очнись!».

Его Высочество Тайхуа молча смотрел, как мальчик, заливаясь слезами и пачкаясь в крови, безуспешно пытается докричаться до мёртвого тела, и чувствовал, что весь его мир, всё, что было основой его существования, опорой всех мыслей и поступков, рушилось, словно игрушечный дворец из золотых листов, что непременно рушится, как бы ты ни был аккуратен при строительстве.

«Дворец всегда рушится, просто прими это», — говорила его Наставница, да только он тогда отмахивался, будучи уверенным, что это всё из-за неловкости или отсутствия сноровки. И стоит только постараться, приложить больше усилий, и он будет гордо сиять на своём постаменте во всём своём золотом великолепии. Он даже подумывал о том, чтобы схитрить и приказать каждый листок перед тем, как пустить в ход, обмазывать клеем, но всё же решил, что это будет мошенничество, и Наставница его за это не похвалит.

Когда, после резни на Золотом пиру, он сумел, вымотанный до предела и разбитый до основания, добраться до своих покоев, то недостроенный дворец был первым, что пало от рук разбуянившегося Наследного Принца. А точнее, нового Императора Юнъани. После слуги, наводившие порядок в разгромленных покоях, куда-то убрали поломанный дворец, но Лан Цяньцю это уже совершенно не волновало. Он вырос, и ему больше не были нужны эти глупые игрушки. Пришла пора строить золотые дворцы своей жизни в реальности.

И сейчас он ощущал лишь, как дворец, уже почти достроенный до самой макушки, опять разрушился до основания, погребя под собой всю его жизнь. Жизнь, как и многие другие, выкупленную Наставницей. Жизнь такую же игрушечную и глупую.

***

Се Лянь смотрела на небо, не понимая, откуда внезапно набежали серые тучи. Только было нежно-голубое небо, и вот уже кажется, что сейчас пойдёт дождь. Какая жалость, она только сумела с относительным комфортом расположиться на этом жёстком, но таком тёплом камне. Вдруг ей смутно почувствовался какой-то дискомфорт внизу живота. Это было странно, но камень был таким удобным, что не хотелось поднимать голову, чтобы посмотреть, что там происходит. Да и вообще, какая разница? Может, она просто съела накануне что-то совсем уж не то. Или выпила. Кажется, это было вино, что предложил ей Владыка. Владыка? Откуда он в этом лесу? Се Лянь моргнула раз, потом ещё, небо отчего-то подёрнулось рябью, сквозь которую проступал какой-то белый потолок. Тянущая боль внизу становилась всё сильнее, и каким-то образом она точно знала, что ни за что не захочет смотреть туда.

Се Лянь осознала, что чувствует боль. Как необычно. Она перестала ощущать что-то подобное слишком давно, тогда, когда её тоже уложили на похожий камень. Уложили? Зачем? Се Лянь в панике всмотрелась в потолок.

Нет, это не ТОТ храм. Она бы узнала ЕГО из тысячи, даже спустя многие века. Боль отвлекала, путала мысли. Она не хотела чувствовать её, хотела вновь в тот тёплый лес, где так хорошо и тихо. Почему её вытащили оттуда?! Почему?!

Боль была странной. Режущей, давящей. Проникающей, но не так, как когда тебя пронзают мечом. Зачем она об этом думает? Зачем? Ей больно. Больно. Больно! Она хочет уйти, но её словно что-то удерживает на этом холодном камне. Сковывает по рукам и ногам. Она боится поднять голову, даже просто повернуть её в сторону. Ей кажется, что если она это сделает, то увидит что-то, что её убъёт. Она не понимает почему, но знает лишь, что нельзя смотреть. Нельзя думать. Нельзя чувствовать. Слышать.

Её раздражает постепенно нарастающий гул. Неподалёку улей? Сквозь гул она иногда различает отдельные слова, фразы. Откуда здесь ещё люди? Что они тут делают?

- Хватит! - надрывно кричит кто-то.

- Нет, не могу на это смотреть...

- Хех, жаль, тут нет Пэй Мина...

- Да, он бы сам попросился...

Чей-то смешок режет Се Лянь слух. Разве неподалёку происходит что-то смешное? Даже в ТОМ храме никто не смеялся. Почему же здесь смеются? Разве они не видят, что ей больно? Перед глазами всё расплывается, а по щекам течёт откуда-то взявшаяся вода, и она ловит эту возможность, чтобы больше ничего не видеть.

Где же Сань Лан, почему он не приходит?! Ей так хотелось, чтобы он вернул её обратно в тот тёплый лес. Она бы показала ему, где растут самые вкусные фрукты и цветы. А после они бы гуляли в самой чаще, куда ещё не забредал ни один человек. И не было бы этой боли, этих туч, не было бы этого странного говорящего улья и страшного смеха. Она хотела, чтобы он прилёг рядом с ней на камень и вновь согрел его. От чего-то она была уверена, что Сань Лан способен согреть ради неё что угодно.

Внезапно откуда-то раскатистым громом пронеслось: «Хватит!», и давящее чувство прошло. Она вздохнула с облегчением, словно только что вынула из тела занозу. Рана внизу ныла, но божественная регенерация начала потихоньку делать своё дело, и чувство боли становилось всё тише, пусть Се Лянь ЗНАЛА, что рана всё ещё там. И всегда будет знать.

Вдруг рукам и ногам стало так странно легко и свободно. Её словно подняли в воздух и укутали чем-то мягким, как одеялом. Всё же закончилось, верно?

***

Цзиляо Ци споро положил окровавленный жезл обратно на поднос и отошел на пару шагов от лежащей перед ним девушки. Нет, теперь уже женщины. Его женщины.

Разумеется, он был доволен той должной покорности, что выказала эта Принцесса во время их странного соития, но он всё же предпочёл бы, чтобы она подала хотя бы голос или ещё как-то показала, что происходящее касается её напрямую. Пусть зрелище погружающегося в неё жезла и было возбуждающе приятным, а он всегда любил смотреть, как его член ритмично вбивался в очередное лоно какой-то из своих прелестных наложниц, но общая неподвижность девы и её безжизненный взгляд больше вызывали в нём ощущение, что он препарирует очередное мёртвое тело, что ему принесли с улицы или достали из подвала со льдом. Странная смесь весенних утех с изучением трупа будоражила, вызывая в нём непривычные ощущения, которые он хотел бы поскорее развеять в более привычной ему обстановке спальни своего дворца. Надо бы поскорее унести эту Принцессу к себе и там уже показать ей разницу между ним и этой нелепой палкой. Он был уверен, что она по достоинству оценит новые ощущения, и не пройдёт и одного дня, как девушка вытрет слёзы и начнёт улыбаться ему, как и все его наложницы.

Но стоило ему вновь шагнуть в сторону Се Лянь, как путь ему преградил сам Владыка Небесный Император, что одним взмахом руки разомкнул сковывающие её по рукам и ногам кандалы, взял на руки и укрыл её своей алой шалью.

- В-владыка, позвольте я сам отнесу свою...

- Свою? - задумчиво спросил Цзюнь У, смотря на Бога врачевания столь внимательно и пристально, что тот почувствовал, как его язык прилипает к нёбу, не давая ему произнести и звука, который, вероятно, мог стать последним в его долгом божественном существовании. - А разве Его Высочество Цзиляо Ци уже не получил от Нас свою награду в полной мере? Или Мы что-то упустили в Своей формулировке приговора, что дало Его Высочеству думать о чём-то большем, нежели Мы соизволили ему дать?

- Н-нет, Владыка, ни в коем разе... - пробормотал Небожитель, внутренне отвешивая себе одну пощёчину за другой.

Это каким же глупцом надо быть, чтобы решить, что ему эту Принцессу подарили?! Всё его участие с самого начала было лишь фарсом, насмешкой над ним, будто он какой-то бродячий пёс, коего поманили куском мяса, а стоило ему подойти, как вместо еды отвесили крепкий удар палкой по хребту. Одной вполне себе конкретной отполированной палкой из ценной породы дерева. Всё изначально было фарсом, и все в зале были его невольными участниками.

Внезапно ему стало страшно. Что за игру ведёт Владыка? Боги, бывало, и до и после Вознесения творили вещи и похуже той резни, но мало кто удостаивался действительно ужасного и позорного наказания. Особенно среди тех, кто имел немалый вес или связи. Чем ему не угодила эта Принцесса? Может, своей дружбой с одним из Непревзойдённых, и он, Цзиляо Ци, только что был хладнокровно принесён в жертву Владыкой, дабы пасть от рук этого демона и тем самым уничтожить долгие века холодного нейтралитета между Небесами и Призрачным городом, чтобы у Богов появился веский довод к нападению? Судя по взгляду Владыки, Цзиляо Ци уже мёртв.

Нет, так просто он не сдастся! Как не сдался своим многочисленным братьям и их семьям по материнской линии. Как не сдался, когда в их королевстве вспыхнула эпидемия чумы, и он был одним из тех, кто руководил Лекарской Академией, что боролась с этой напастью. Пусть в ближайшие лет десять он не рискнёт покинуть порог своего дворца, усилив охрану и навесив на его периметр тройную магическую защиту. Но вот так просто сделать из себя жертву на заклание Непревзойдённому Кровавому Дождю он не позволит!

***

Когда Се Лянь была маленькой, один иностранный купец преподнёс её матушке в подарок изящно сделанную терракотовую статуэтку. Та изображала девушку полностью укрытой длинными одеждами, струящимися словно вода и покрытыми голубой глазурью. Купец уверял, что это фигурка богини из настолько далёких земель, что лица людей там выглядели совершенно иначе, а волосы были жёлтыми, как солома. Маленькая Се Лянь тогда не удержалась от смеха, когда представила этих далёких людей, у которых нет лиц, а на головах пучки соломы. Матушка тоже не удержалась от улыбки, но сумела вежливо скрыть её за рукавом одежд. И всё же статуэтка была невероятно хороша. Ткань одежды словно скрывала её тело полностью, но в то же время позволяла очертаниям фигуры проступать среди этих складок, а насыщенный голубой вызывал чувство, словно смотришь на полуденное небо в самый жаркий летний день.

Матушка тогда убрала статуэтку на самую верхнюю полку в своих покоях и строго-настрого запретила маленькой Се Лянь прикасаться к данной редкой диковинке. И всё же любопытство ребёнка, особенно того, что привык получать желаемое, никогда нельзя остановить. Разочаровавшись в слугах, что напрочь отказались нарушать приказ Императрицы, несмотря на умильно-грустное личико юной Принцессы, Се Лянь решила действовать самостоятельно. Пробравшись тайком в матушкины покои, она поставила стул напротив полки и, встав на него, с большим трудом смогла дотянуться до заветной статуэтки. Но увы, стул оказался не самой надёжной опорой, и вскоре Принцесса вместе со статуэткой оказалась лежащей на полу. К счастью, сама Се Лянь не пострадала, но она помнила тот охвативший её страх, когда увидела, что статуэтка раскололась на множество небольших осколков. Прибежавшие на грохот и звуки плача слуги, сами заливаясь слезами, просили Императрицу наказать их за то, что не углядели за Принцессой и ценной диковинкой. И пусть сама матушка была невероятно огорчена, она всё же не стала наказывать и слуг, и Се Лянь. Она лишь сказала, что произошедшее будет для дочери ценным уроком, а слугам велела исправить содеянное, собрать осколки в коробку и найти хорошего мастера, что способен отреставрировать статуэтку.

Сейчас Се Лянь чувствовала себя этой статуэткой. Она ощущала, как медленно осыпаются на пол её осколки, пока кто-то большой и сильный нёс её прочь из зала, где её разбили об пол на глазах у всех Небожителей. Она не знала, куда её несли, но была уверенна, что к концу пути руки этого Бога будут пусты.

Когда её опустили на мягкую кровать и укрыли одеялом, Се Лянь подумала, что хорошо, что её успели вовремя донести и убрать в коробочку. Так что-то от неё и сохранится, а то, что просыпалось, пусть слуги сметут куда подальше. Не жалко.

Вдруг она почувствовала у своего уха горячее дыхание, и кто-то очень знакомым голосом, который она тем не менее никак не могла вспомнить, прошептал:

- Глупое, глупое дитя.

Се Лянь закрыла глаза. Накройте коробочку крышкой и уберите подальше в ящик. Она хочет полежать в темноте. Как тогда. А потом найдите мастера, что её склеит.