Легче

Панорамный экран во всю стену напротив таких же панорамных окон, из которых открывается вид на море, переполнен вкладками с фотографиями, кусками текста мелким шрифтом и пляшущими моделями-шариками. Все вместе, они складываются в презентацию, которую Сережа кропотливо готовил последние месяцы. Вот только от кропотливости легче не становится.

Легче не становится ни от чего: ни от факта того, что Сережа давным-давно выучил план презентации и прокрутил у себя в голове сотню раз, ни от того, что ему каждый день сыпятся письма благодарности и поддержки. Ажиотаж, наоборот, лишь пугает сильнее. Заставляет съежиться на диване, поджав под себя ноги и сложив их “по-турецки”, опереться локтями о колени, в сто первый раз молча пялиться в экран, прогоняя все возможные исходы завтрашнего дня Икс. 

- Сергей, может, возьмете перерыв? - Слышится голос виртуальной помощницы Марго.

- С каких пор ты стала такой заботливой? - Отвечает вопросом на вопрос. Вздыхает, кивает сам себе: действительно, прервись. Ноги затекли, глаза сухие, как воздух в Сахаре, а спина сама для себя зарядку не сделает.

- Это исключительно ваши алгоритмы, - говорит бодро, по-своему язвит. Сережа в ответ лишь ухмыляется, поднимаясь с места и потягиваясь. Прямолинейности ей, конечно, не занимать.

Помещение - комнату, кабинет, студию - у этого места нет постоянного названия, заливают теплые лучи закатного солнца, засвечивая экран. Здесь даже нет штор, чтобы бороться с солнцем: оно не то чтобы частый гость в этом городе. Только вот от лучей теплом совсем не веет. Да, красиво. Сережа готов поспорить, что сегодня каждый второй пользователь “Вместе” похвастается тем, как удачно запечатлел их камерой своего телефона.

Мысли снова откидывают к завтрашнему дню. Честно, уже хочется дать себе пощечину, чтобы не думать о нем, чтобы переключится, отвлечься ненадолго. Сережа всматривается в бесконечное море за окном, в собственное нечеткое отражение. Босые ступни немного покалывает от холодного кафельного пола, хотя подогрев можно включить в любой момент. Из-за бледного цвета лица синяки под глазами выделяются сильнее обычного, пусть и звучит смешно. Сережа думает, что ему определенно стоит прислушиваться к советам Марго немного чаще. 

Сережа думает, что она запросто могла бы быть умнее его.

Погруженный в себя, он не замечает, как на плечо крупная ладонь опускается, стискивая шелковый халат. Стоит поднять взгляд, и в окне видится размытое отражение - очерченные грубым черным пиджаком мускулистые плечи, такая же черная водолазка и неизменный кулон. Сережа встречается с ним взглядом, и в глазах этих нет ни капли жалости, в них вообще трудно что-либо уловить. Но именно то, что уловить удается, как будто снимает с непомерно худых плеч стальной груз. 

Грудь больше не сдавливают беспокойство и тревога.

Ладонь медленно опускается на спину, одновременно с этим заставляя развернутся лицом. Олег - это больше не призрачное отражение в зеркале, Олег - это когда голову немного задирать приходится, чтобы глаза в глаза. Это когда без слов все понятно становится, и в груди совсем другое чувство появляется, заполняя пустоту. Хочется в него только глубже зарыться, словно в плед, и не вылезать наружу больше никогда. А презентация пусть идет к черту, мир вокруг - туда же.

Его рука теперь поясницу обхватывает, крепко и уверенно, к себе немного притягивает. Сережа поддается и на полшага подходит, и эти полшага такой уверенностью наполняют, что любые признаки волнения растворяются окончательно. Эти полшага - целый мир, полноправная вселенная, которая существует только между ними и только для них, в ней нет места кому-то еще. 

Эта вселенная в ком-то еще не нуждается.

Сережа теперь сам чужую талию обхватывает, а свободной рукой с рукой Олега сплетается, поднимая обе на уровень плеч. Сердце горит, и это самый приятный пожар из тех, что можно было вообще представить. Сердце горит, и веснушчатые щеки, кажется, тоже. Дурацкая привычка губу закусывать наружу рвется, и сдержать ее Сережа совсем не в силах.

- Я, Сергей Разумовский, приглашаю тебя, Олег Волков, на танец. Всего один.

- Не знал, что ты умеешь.

- Пожалуй, ты прав. Отдавлю тебе все ноги, ходить три дня не сможешь. Согласен?

- Оплачиваемый отпуск? - Спрашивает Олег, пока большим пальцем поясницу поглаживает. Под халат забирается, проходясь по хлопковой ткани футболки. Сережа взгляд от пронзительно-серых глаз не отрывает, только просит в сторону:

- Марго, включи музыку.

Марго, конечно, включает. Умеренная громкость не давит на перепонки и не заставляет прислушиваться к каждому слову из песни. Как раз то, что нужно. 

Сережа ведет, притягивая Олега еще чуть ближе, уже почти вплотную. Резко ступает вперед и вправо, стараясь попасть в такт пронизывающей до глубины души песни. Отдаляется и снова приближается вплотную, так близко, что в серых глазах свое отражение увидеть может. Замечает, что Олег морщится, и только после этого поспешно убирает ногу. Обещал же, что отдавит.

За секунду до припева, бесконечно долгую, они застывают, тяжело дыша. На скулах жаркое дыхание друг друга ощущается и обжигает, словно острый пар. В следующее мгновение меняются ролями, и теперь ведет Олег. Ведет не резко и рвано, как Сережа, а как будто успокоить пытается, дать сделать еще один вдох. И эта странная размеренность вписывается в музыку, как будто создана была специально для нее. 

Для этой песни и для них двоих.

Олег сжимает сережину ладонь, прижимает локоть к локтю, затем делает выпад влево, отдаляясь как можно дальше. Сережа же отходит вправо, и объединяют их в этот момент только сплетенные кончики пальцев. 

Задержаться на два вдоха и снова оказаться лицом к лицу. Краем глаза увидеть, как оранжево-красный закат за окном расползается, как линию скул и подбородка очерчивает. Заметить, как на стены кабинета тень падает, неестественная и угловатая, совсем в интерьер не вписывается. Выдохнуть. Окунуться по новой в мелодию, снова разойтись. Смотреть, не отрываясь, друг на друга. Не думать, только чувствовать.

Еще три шага, и Сережа оказывается обездвижен: руки скрещены через все тело, а за спиной чувствуются тепло и глубокое дыхание. Он отклоняется чуть вправо и слегка голову поворачивает - Олег наклоняется за ним, освобождает из сцепки, придерживая спину одной рукой. 

Хочется еще сильнее назад прогнуться, чтобы в итоге упасть и с собой Олега захватить. Но Сережа не падает, сохраняя шаткое равновесие. Застывает так, практически на грани; сзади - холодный, без подогрева пол, сзади - теплая ладонь, так удачно расположившаяся между лопатками. А спереди, прямо перед глазами, манящий кулон в форме клыка. 

Он хватает его зубами, тянет на себя. Олег вместе с кулоном еще ниже склоняется, почти носом в нос упирается. Ногу немного вперед выносит, чтобы не свалится окончательно, а рука на лопатках напрягается, стягивая цветастый халат. 

В тысячный раз глаза в глаза. Сережа знает их наизусть - они стеклянно-серые, с тончайшими вкраплениями, с еле заметными морщинками вокруг. Сережа знает, как на него смотрят эти глаза, когда слишком близко находятся. В них в такие моменты черти пляшут. Прямо как сейчас.

Песня на фоне медленно затихает, оставляя после себя горькое послевкусие и мурашки по всему телу. Олег медленно тянет на себя, заставляя вернуться в вертикальное положение и кулон изо рта высвободить. Он скидывает пиджак и отправляет его на спинку дивана, оставаясь в одной лишь водолазке, после чего сам на диван опускается, дышит размеренно.

Сережа же пребывает в легком ступоре. Какая-то его часть больше не бьет тревогу по поводу завтрашнего дня, наконец-то. Утром эта часть, несомненно, проснется, но до утра у него еще уйма времени. 

В горле пересохло. Нещадно пить хочется. 

- Ты сам не свой был, - долетает до ушей хриплый голос.

- Да, - соглашается Сережа, стоя спиной к его обладателю. Спасибо четырем вендинговым автоматам, напитки есть на любой вкус и цвет. - Олег, - кликает на кнопку, и через секунду вниз с грохотом падает бутылка минералки. - Спасибо.

Открутив крышку, он жадно присасывается к горлу. Так неаккуратно, что капли по подбородку под ворот футболки скользят. Горлу легче становится, туман с мыслей улетучивается, и он прерывается, чтобы развернуться и сказать:

- Правда, спасибо.

Вот только говорить больше некому. Ни пиджака на спинке, ни помятого сиденья. 

Ни следа присутствия кого-либо, кроме него самого.