Глава 1

— Это все возраст Сатурна, дорогая.

 

— Прости, что?.. — переспросила Гермиона.

 

— Двадцать девять лет, — объяснила Парвати. — Сатурн проверяет тебя.

 

Гермиона скептически подняла брови.

 

— Когда я спросила, я имела в виду «что за бред», а не «да, расскажи мне больше».

 

Парвати усмехнулась и накрутила темную прядь на палец.

 

— Зря ты так. Это все довольно серьезно.

 

— О да! Газовому гиганту, конечно же, есть до меня дело! — съязвила Гермиона.

 

— Просто будь осторожнее. Где тонко, там и рвется. Сатурн знает, где у тебя болит, и бьет прямо туда.

 

— И всегда в двадцать девять лет?

 

— Ну, плюс-минус. В промежуток с двадцати восьми по тридцать.

 

— Разумеется.

 

— Сатурн любит порядок. Он, как экзаменатор, проверяет нас во всех сферах жизни. Где мы что-то не дожали, не доделали, там все и рассыпается.

 

— У меня везде порядок, Парвати, спасибо.

 

— Это не только про порядок в документах, рабочем столе или доме, Гермиона, — вздохнула Парвати. — В личной жизни, в семье, в отношениях тоже не должно быть хаоса.

 

— Учту.

 

— Видела бы ты, как Кэти в прошлом году мучилась! Сатурн проверял ее на доверие. Бедняжка после той истории с проклятым ожерельем упускала все возможные шансы и предложения, потому что везде искала подвох.

 

— Угум, — Гермиона демонстративно вытянула карманные часы и посмотрела на них.

 

— А Анджелина? Ей досталось за командный тон и гиперконтроль, пришлось ослаблять хватку, чтобы сохранить брак!

 

Да-да, зато хватка Джорджа вокруг бутылки только укрепилась!

 

Гермиона решила не произносить этого вслух, уже зная, что Парвати и алкоголизм к Сатурну подвяжет.

 

— Я могу еще раз просмотреть твою натальную карту, кажется, у тебя в седьмом доме что-то не складывалось…

 

Парвати все говорила, говорила и говорила, хотя Гермиона честно пыталась сосредоточиться хотя бы из вежливости, но весь этот поток эзотерическо-астрологическо-пророческой чуши просто не собирался у нее в голове.

 

— …если тебе интересно, то можем задать вопрос моей колоде.

 

Честно? Гермионе куда интереснее было узнать, как Парвати умудряется рисовать такие аккуратные стрелки. Но вслух она ни за что бы не призналась в этом — вредно для имиджа. Гермиона Грейнджер не должна думать о таких приземленных вещах, как стрелки.

 

— Парвати, я люблю тебя, но, пожалуйста… давай без этого?

 

Парвати пожала плечами.

 

— Как скажешь, — сказала она. — Просто я почувствовала, что обязана тебя предупредить, зная, что ты предпочитаешь готовиться к кризисам заранее.

 

К настоящим кризисам — да.

 

— Сейчас мне скорее нужна подружеская поддержка, а не предупреждения, если честно.

 

Потому что ни Гарри, ни Рон не поймут. Даже Джинни, наверное, не поймет. Иногда Гермионе казалось, что она больше парень, чем все ее братья вместе взятые.

 

Да и в «Гарпиях» совсем другие порядки…

 

— Ну, этого у меня навалом! — хихикнула Парвати. — И что там в итоге?

 

И Гермиона принялась жаловаться. Много.

 

— …У меня этого декретного отпуска, по сути, даже не было! — возмущалась она. — Рон сразу же взял все на себя, я совсем немного побыла дома с Хьюго, пока у меня не пропало молоко!..

 

И все равно эти несколько недель отсутствия Гермионе припоминали до сих пор. Ее коллег-мужчин уже тысячу раз везде позвали, пригласили и продвинули, хотя они все время опаздывали или уходили пораньше — сложить все эти часы, так точно с полгода наберется!

 

— Казалось бы, магия должна уравнивать женщин и мужчин, но!..

 

— Материнство, — понимающе закивала Парвати. — Пока какая-нибудь гения не придумает зелье или заклинание, чтобы мужчины тоже могли вынашивать и рожать детей, всегда будет этот отрыв. Да и еще пойди потом заставь их это делать…

 

— Рон бы согласился, — уверенно заявила Гермиона.

 

— Ну твой-то да! — махнула рукой Парвати. — Но это особенный экземпляр…

 

Гермиона кивнула.

 

Ей и правда очень повезло, что Рон решился взять дом, детей и быт на себя, чтобы она могла строить карьеру.

 

Они много говорили об этом, пока пили кофе и общались с Парвати, и потом, когда Гермиона решила немного пройтись пешком, прежде чем аппарировать домой, тоже об этом размышляла.

 

Хотя решение было тысячу раз логичным, потому что в магазине Джорджа не так много карьерных ступенек, на которые Рон не смог бы запрыгнуть после большого перерыва, но Гермиону просто по-человечески грело, что он сам захотел остаться дома.

 

Как же много тревог с нее это сняло, когда они еще ждали Рози…

 

— Мерлин, наконец-то! — услышала она, едва переступив порог дома.

 

Гермиона не успела опомниться или хотя бы скинуть туфли, а на нее уже повесили хнычущего Хьюго.

 

— Забери, я уже три часа в туалет хочу! — простонал Рон и убежал.

 

Гермиона успела заметить, что он весь был в наклейках. Когда в коридор вышла Роза, вся в таких же наклеечках, стало ясно, кто выступил инициатором этого мероприятия.

 

— Па-а-ап!

 

— Погоди, милая, папа сейчас придет, — успокаивающим и убаюкивающим тоном произнесла Гермиона, переминаясь с ноги на ногу, чтобы заземлить плачущего Хьюго.

 

— Нет! — крикнула Роза, топнув маленькой ножкой.

 

— Нет?

 

— Не хочу!

 

— Не хочешь, чтобы папа вернулся? — уточнила Гермиона.

 

— Нет!

 

— Ты не хотела, чтобы папа уходил?

 

— Нет!

 

— Ты хотела… пойти в туалет с папой?..  

 

Большие синие глаза Розы наполнились слезами. Она запрокинула голову и завопила:

 

— Да-а-а!

 

Едва успокоившийся Хьюго подхватил рев старшей сестры. Гермиона тяжело вздохнула, кое-как скинула туфли, перехватила Хьюго одной рукой, а другой взяла ладошку Розы и повела ее в гостиную.

 

Да уж, сразу видно, что тут… веселились. Игрушки и валялись, и парили в воздухе, и бегали из угла в угол, а Живоглот за ними лениво охотился. Диванные подушки и пледы превратились в стройматериалы для домика. Кусок стены был разрисован фломастерами.

 

Мерлин, как же хорошо, что они волшебники, и большую часть этого бардака можно нейтрализовать парочкой бытовых заклинаний…

 

Хьюго неожиданно успокоился сам собой, Гермиона опустила его на коврик и подобрала несколько игрушек. Роза, увидев это, прекратила рыдать и стала «помогать».

 

Гермионе пришлось напомнить себе, что не нужно критиковать дочь или даже давать ей какие-то указания — кризис трехлетия превратит любую рекомендацию в драму вселенского масштаба.

 

Наконец-то вернулся Рон.

 

Пряди вокруг его лица были мокрыми, некоторые наклеечки на коже насквозь пропитались влагой и стали как будто… прозрачнее?

 

— Ну конечно, — устало выдохнул он, осмотрев гостиную, — как только ты пришла, так они сразу же и успокоились.

 

— Ты так говоришь, словно я виновата в этом! — усмехнулась Гермиона.

 

Ох, зря.

 

Очень зря…

 

Было видно, как Рон сжал зубы, как напряглась его челюсть, как дернулись крылья его носа. Он сцепил руки на груди и медленным шагом вышел в коридор.

 

Гермиона тяжело вздохнула. Она не хотела покидать гостиную, потому что за ее пределами сразу же начнется ссора…

 

— Рон? Я не хотела тебя…

 

— Угум, — буркнул он, оборвав ее попытки хоть как-то сгладить углы.

 

Гермиона зависла, не зная, что сказать, как убрать эту неловкость.

 

— Мне правда на секунду показалось, что ты… недоволен, м-м.. ну, что они успокоились, — осторожно заговорила она.

 

Аккуратность не помогла.

 

— Да потому что, блин, это все время так! — прошипел Рон, начав ходить из угла в угол. — Я их целый день утешаю, обнимаю, переодеваю, разнимаю, качаю, выгуливаю, развлекаю, и тут приходишь ты, и!.. И просто открываешь эту банку с огурцами!

 

— Банку?..

 

— Банку, которую я весь день раскручивал!

 

— Да о чем ты вообще? Я ничего не понимаю!..

 

Но их разговор прервался стуком в окно.

 

Сова.

 

Нет, совы…

 

Очень много сов.

 

Гермиона увидела, что почти у всех к лапкам были привязаны красные конверты.

 

Громовещатели.

 

Одновременно с этим в коридор выбежала Роза и с хохотом сообщила:

 

— Там голова горит! Она гори-ит!

 

Камин…

 

Гермиона бросилась туда, уже зная, что «горит» там голова ее начальника. И, скорее всего, не только голова…

 

— Грейнджер! — рявкнул мистер Баркли. — Ты что, опять сцепилась с этой Скитер?!

 

Ясно, эта жучиха, видно, что-то накатала в вечернем выпуске…  

 

По крайней мере, это объясняло громовещатели.

 

— Я все исправлю! — отчиталась она. — Уже разбираюсь!

 

Нельзя показывать, что она даже и не в курсе, что там за статья. Все должно выглядеть так, будто все взято под контроль.

 

Мистер Баркли, к счастью, не стал допытывать, он в целом редко ее о чем-то спрашивал. Каминный визит нужен был, чтобы продемонстрировать недовольство — и только.

 

— Рон? — позвала Гермиона, когда закончила накладывать защитные заклинания на все окна, двери и все возможные щели, куда могли бы пролезть настырные совы. — Мне надо в офис!..

 

Ответа долго не было.

 

— Рон! — уже громче и требовательнее повторила она.

 

Хьюго испугался повышенных тонов и заплакал. Роза скривилась и стала передразнивать брата, копируя его плач.

 

Рон же стоял с совершенно каменным и нечитаемым выражением лица.

 

— Если ты сейчас уйдешь, обратно можешь не возвращаться, — холодным тоном произнес он.

 

* * *

 

— А я говорила. Это все Сатурн, — напомнила Парвати.  

 

Гермиона скривилась.

 

Конечно же, она не собиралась признавать, что после предупреждения Парвати у нее посыпалось сразу все.

 

— Но ты же разобралась? — спросила Парвати, помешивая ложечкой кофе.

 

Гермиона устало потерла виски.

 

— Разобралась, — сказала она. — Гасила пожар за пожаром, один за другим, другой за третьим, но разобралась…

 

Почти.

 

Хотя Гермиона нашла способ разобраться с проблемой, не покидая дома, Рон все равно обиделся за нее на то, что она вовлеклась в решение рабочего кризиса, а не домашнего.

 

— Ну неужели он не понимает, что это было важно для моей работы? — простонала она.

 

— Понимает, — кивнула Парвати и поднесла чашку к губам, — поэтому и занимается детьми все остальное время.

 

На это у Гермионы не нашлось аргументов.

 

— У Рона тоже возраст Сатурна, — вдруг вспомнила Парвати, — только идет другая проработка.

 

Ну вот опять вся эта чушь!

 

Хотя…

 

Ладно, за последние двое суток Гермиона не раз припомнила дурацкий Сатурн. Просто потому что уже не знала, за что ей хвататься и кого во всем винить.

 

— И какая это?

 

— Ну-у-у, — протянула Парвати, — из того, что я поняла, полагаю, Рон учится слышать свои потребности и отстаивать границы.

 

— И обязательно делать это через скандал, да? Обязательно кричать? Хлопать дверями? Ставить мне ультиматумы?

 

Парвати вздохнула.

 

— Необязательно, — согласилась она, но тут же жестко обломала: — Если иначе тебя слышат.

 

— Я всегда его слушаю, — парировала Гермиона, сложив руки на груди.

 

— И тем не менее всегда выбираешь не его.

 

— Парвати! — возмутилась она.

 

— Гермиона! — скопировала ее тон Парвати.

 

В этом плане с мальчиками дружить легче. Они хоть и прямые, как доска, но хотя бы не занозы — не лезут под кожу…

 

— Но вот смотри! Рон жертвует многим ради меня, чтобы я могла строить карьеру, так? — спросила Гермиона, и сама же ответила: — Так. Я строю. Я пользуюсь всеми шансами, которые он мне дает. Получается, если… если я где-то что-то упущу, то я… обесценю и все труды Рона? Ведь ставка-то на то, что он создает условия мне, чтобы я шла вперед и не отвлекалась ни на что? — протараторила она, но тут зарычала от негодования, осознав, как беспомощно звучат ее доводы: — Да я просто не знаю уже, как мне разорваться!

 

— А может, тебе не нужно разрываться? — спросила Парвати после долгой паузы. — Ты же не пробовала. Вдруг окажется, что и с работой все наладится, когда ты начнешь больше проводить время с мужем и детьми?

 

— И каким это образом? — вздохнула Гермиона, схватившись пальцами за переносицу.

 

Парвати пожала плечами.

 

— Не знаю. Может, ты будешь чувствовать себя счастливее, меньше нервничать — и не совершать ошибки. Может, твои ребята наведут тебя на какие-то мысли, подбросят идею, которую невозможно придумать, сидя за столом в офисе. Может, ты начнешь больше отдыхать и…

 

— Да-да, поняла.

 

Гермиона все это знала и говорила про этот чертов баланс работы и жизни всем своим друзьям, но… не себе.

 

Чтобы человек был продуктивным и успешным, ему нужно уделять время себе, семье и хобби.

 

Чтобы Гермиона была продуктивной и успешной, ей нужно работать, работать, работать, работать и работать.

 

Сколько она ни пыталась, но так и не смогла сломать у себя в голове этот паттерн.

 

— Ну, рабочие пожары потушены, — напомнила Парвати, — если когда-то и стоит взять паузу, то сейчас самое время.

 

Гермиона пожевала нижнюю губу.

 

По правде, после всего стресса хотелось наложить на двери и стены чары тишины, а потом завалиться в кровать на все выходные.

 

Но…

 

Парвати права. Пока на работе стихло, надо браться за свои дела.

 

К тому же Рон как никто другой тоже заслужил завалиться в кровать на все выходные…

 

* * *

 

И она это устроила.

 

— От тишины в ушах звенит, — поделился Рон, уставившись в потолок. — Аж не верится…

 

Гермиона кивнула.

 

Конечно, в идеале они должны как бы проводить время все вчетвером: мама, папа, дети — в выходные августовских теплых дней. Но что-то подсказывало Гермионе, сначала им нужно выдохнуть и разобраться с Роном между собой. Без шума и фонового хаоса.

 

Так что дети отправились к бабушке Молли.

 

— Прости, что наорал тогда, — Рон перевернулся на бок и боднул лбом ее плечо. — Из-за зубов Хью я несколько суток нормально не спал, и меня здорово поплавило…

 

Гермиона запустила пальцы в его волосы, погладила затылок.

 

— Я знаю, что ты очень устал…

 

— Это просто какой-то кошмар, — перебил ее Рон, — поток дел никогда не кончается! Только ты убрал, что они пролили, а уже надо переодевать! Переодел — накорми, накормил — переодень, переодел — успокой, ведь это же такой лютый стресс для бедного ребенка — носить чистую и сухую одежду!

 

Гермиона фыркнула. Она знала, что речь шла о Розе.

 

— Она настолько ужасна?

 

— Вчера Роза заплакала, потому что целых три секунды не видела свою руку, пока просовывала ее в рукав.

 

— Мерлин…

 

— А еще она погрызла желтый карандаш и впала в ярость, потому что он на вкус не как зеленый.

 

— А какой на вкус зеленый?

 

— Ты удивишься, но почти как фиолетовый…

 

Гермиона хихикнула.

 

— Помню, как Роза плакала, потому что я не разрешила ей съесть кошачий наполнитель для лотка, — вспомнила она.

 

— Звучит как каждый мой вторник, — мрачно отозвался Рон. — Папочка — тиран, потому что не разрешает бедному ребенку лизать дверные ручки!

 

Гермиона хотела напомнить, что это все кризис трехлетия, который просто нужно пережить, но вовремя остановилась.

 

Это ведь не ей нужно сутками напролет взаимодействовать с психованной трехлеткой, которая впадает в ярость, потому что ее поцеловали не в ту щечку.

 

Или расстраивается, потому что она помахала сове ручкой, а сова не помахала ей в ответ…

 

— Я очень вас всех люблю, — призналась Гермиона, погладив Рона по щеке. — И очень благодарна тебе за то, что ты столько всего взял на себя…

 

Рон быстро и часто заморгал, Гермиона видела, что его глаза увлажнились.

 

— Спасибо, — выдавил он и, шмыгнув носом, добавил: — Мне бы очень помогло, говори ты подобное почаще…

 

— Прости, что я так мало участвую. Я… я просто не понимаю, как найти этот гребаный баланс!

 

— Да никто не знает, — вздохнул Рон и сполз ниже, чтобы почесаться носом об ее плечо. — Ты не знаешь, как сбежать домой, я не знаю, как сбежать из дома…

 

— Я что-нибудь придумаю, — пообещала Гермиона, — мне просто надо немного времени, и тогда я…

 

— А-ай, — протянул Рон, махнув рукой, — все уже, не хочу об этом. Устал.

 

— Ладно, — согласилась Гермиона, вновь запустив пальцы в его волосы.

 

С Роном ведь можно и по-другому. Не только словами, но поцелуями, касаниями…

 

— Мне нужно знать и чувствовать, что меня слышат, — спустя время буркнул Рон, расслабившись в ее объятьях. — А то иногда чувствую себя призраком, которого никто не видит.

 

— Ты не призрак, Рон.

 

— Угум. Но последние месяцы меня что-то жестко из-за этого кроет. Словно Вселенная меня проверяет…

 

— Гребаный Сатурн, — прошептала Гермиона.

 

— Сатурн? — Рон зашевелился и поднял на нее взгляд. — В смысле?

 

Гермиона страдальчески застонала, но собралась с духом и пересказала все, что сумела запомнить со слов Парвати и хоть как-то уложить в свою картину мира.

 

— Да ну бред! — засмеялся Рон, привстав на локте. — Еще бы она там в Уран* всмотрелась!

 

Гермиона шлепнула его по руке и зашипела:

 

— Не смешно!

 

— Ты же не веришь в это все! — заявил Рон, проигнорировав шлепок. — Откуда вдруг всплыл Сатурн?

 

— Знаешь, за последние дни со мной случилось столько всего, что я… кажется, я уверовала в Сатурн, — вздохнула она. — Только Парвати не говори!

 

Рон хмыкнул.

 

— На тебя это совсем не похоже.

 

— Знаю, — признала Гермиона. — Но я уже так устала думать, рефлексировать, разбираться и искать причины всего во всем, что хочу хотя бы на выходные отключить голову и… обвинить во всем этот идиотский Сатурн!

 

Рон довольно прищурился и переплел с ней пальцы.

 

— Ебаный Сатурн, — поддержал он и уточнил после небольшой паузы: — Это же у него кольца, да?..

 

— Да.

 

— Ебаные кольца! — уже уверенно воскликнул он. — Ебаные кольца ебливого Сатурна!

 

— Все из-за них, — закивала Гермиона, — Сатурн написал обо мне ту статью, Сатурн наслал на меня тонну громовещателей…

 

— Сатурн сжег мою яичницу утром.

 

— Сатурн нас поссорил.

 

— Сатурн посадил твой свитер при стирке.

 

— О нет, тот самый? — простонала Гермиона.

 

— Да-а, — жалобно протянул Рон, — прости…

 

— Не извиняйся! Это все Сатурн!

 

— Ебаный Сатурн!

 

И вот как-то… стало так легко. Как будто бы вся энергия, которую Гермиона раньше тратила на поиски причин, на логический последовательный разбор, на всю эту мучительную рефлексию… освободилась? Осталась при ней?..

 

Да и Рон как-то так втянулся в эту шутку про Сатурн… Они давно уже так искренне не хохотали, ленясь и валяясь в кроватке...

 

Ну и пусть это нелогично! Ну и пусть это выглядит, как дурацкое перекладывание ответственности!

 

В конце концов, Гермиона всегда была правильной и разумной девочкой. Раз в двадцать девять лет уж вполне имеет право обвинить во всем Сатурн.

Примечание

* Легендарная непереводимая шутка из канона, которую Рон шутил в книгах аж два раза. «Уран» по-английски — «Uranus», что читается и произносится как «your anus», т.е. «твой анус».