— Какого чёрта?!

О, этот рык он узнает из тысячи. Его боль и отчаяние, его первая и единственная любовь, бывший муж собственной персоной. Докча выдыхает, успокаивая сердце, смотрит в сторону Джунхёка, вовсе не удивлённый его ярости.

Ну ещё бы, его заметили, да ещё и в окружении молодых и красивых альф. То, что эти альфы — его дети, ну... вряд ли Джунхёк наводил о нём справки. Ему было настолько плевать, что он и бровью не повёл, когда их разводили, хотя даже адвокат смотрел на него неодобрительно, попеременно поглядывая на внушительный живот Докчи.

Тогда было больно. Больно и тяжело. Но он справился. Справился с горечью одиночества, с первой и, он надеялся, единственной беременностью, с тяжестью быта в состоянии, близком к нетрудоспособности. Живот был огромен, он ног своих не видел до самых родов. А уж как часто ему приходилось отлучаться в уборную...

Поблажек на работе, естественно, никто ему не делал. Хорошо, что контракт он не планировал продлевать, а жить можно и на доход от акций его собственной компании. Жаль только, что теперь ей единолично руководил бывший муж.

Оставалось надеяться, что Джунхёк не развалит их детище так же как и брак. На всякий случай нужно присмотреть новую сферу деятельности, кто знает, как быстро кончатся деньги.

Первой неожиданностью в его новой жизни стали родственные связи. Едва знакомый племянник со стороны отца попал в передрягу, угодив в полицейский участок. Почему позвонили именно ему история умалчивает, ни полицейские, ни сам подросток так и не признались, откуда вообще в базе его номер. Но Докча тогда подумал и забрал ребёнка к себе. С условием помогать ему по дому, ну и в мелочах. Шнурки завязывать было сущим мучением! Так что здраво рассудив, что малолетний преступник вещь в хозяйстве полезная и главное безопасная, Докча забрал Намвуна на поруки.

Пацан был жуть какой ершистый, хорошо, что минимального чувства такта хватало не бить в больные места словами. Прикосновений он избегал до боли знакомо. Но Докча не настаивал, сам до сих пор вздрагивал, стоило кому-нибудь положить руку ему на плечо или не дай боже приобнять. Намвун это подмечал. Это и много другое, что могло бы выдать всегда готового к побегу Докчу. Общество друг друга странно заземляло их обоих. Докча, наконец-то, начал обживать неуютную квартиру, превращая её в их дом, Намвун оттаивал, впервые за многие годы ощущая безопасность. Медленно, очень плавно и осторожно они двигались в своём темпе, привыкая друг к другу.

Пока однажды ночью Суён не привезла к нему в дом тощего, дрожащего от шока совершенно незнакомого пацана.

Из пространных, немного несвязных объяснений старинной подруги он понял, что пацан какой-то очень дальний её родственник и нуждается в присмотре, а больницам она не доверяет (и Докча с ней в этом вопросе солидарен).

Намвун молчал весь разговор, сверля долговязого пацана взглядом. Кто бы знал, что твориться в его голове, но поймав этот взгляд Докча заёрзал на месте. Его посетила странная мысль, что Намвун вполне может надумать себе лишнего и сбежать. Вновь стало страшно остаться одному, без помощи и поддержки, без какой-либо компании. Дрожащий пацан не в счёт, судя по ступору из него пока даже слова не выцепить. В тот миг Докча осознал, что привязался к племяннику, что его временное проживание должно стать постоянным в доме и жизни Докчи.

Он попросил Суён подождать, а сам поплёлся на кухню, позвав с собой и Намвуна. Ребёнок всё ещё насупленно молчал, когда Докча ставил чайник и доставал для них чашки.

— Намвун-а, мы справимся с ещё одним жильцом или лучше отправить гостей восвояси?, – он спрашивал тихо, мягким успокаивающим голосом, разглядывая обиженного ребёнка перед собой.

— Тебе решать, это твой дом.

Н-да, всё как он и думал. Намвун увидел конкурента за место и внимание, и сразу же сдался, зная, что никогда не будет первым.

— Это и твой дом. Я вписал тебя в документы, так, чтобы тебе всегда было куда вернуться.

Племянник вскидывает голову, взгляд, едва видимый из-под чёлки ошарашенный и немного недоверчивый. У него есть дом?..

Докча смеётся, так же тихо как и говорил до этого, медленно тянет руку к Намвуну, как к зашуганному зверьку, и не встречая сопротивления едва ощутимо поглаживает его по голове. Это немного неудобно, племянник уже перерос его, но Докча продолжает поглаживать, приговаривая:

— Куда бы я не переехал, в квартиру или дом, хоть на остров, но там всегда найдётся для тебя место.

Сердце бьётся так сильно, почти больно, Намвуну сложно справиться с такими сильными и непонятными эмоциями, жарко в груди и тесно, глаза подозрительно жжёт, но почему-то это так хорошо, словно тяжкий груз сняли с плеч.

Им обоим требуется ещё немного времени, чтоб окончательно открыться, но половина пути уже пройдена. Намвун успокаивается, пряча смущение за чашкой чая.

— В моей комнате много места, можем поставить там раскладушку.

Он звучит чуть-чуть гнусаво, слёз так и не было, но было близко. Если Намвун согласен, то пусть юный мистер Хан перекантуется у них пару дней.

***

"Пара дней" плавно перетекла в пару месяцев, а Докча и не заметил в подготовке к родам. Не сказать, что пацан их обоих как-то напрягал, он был таким незаметным, что поначалу постоянно пугал. Не специально, конечно, сам вздрагивал, когда его наконец замечали. Донхун был тихим, зашуганным даже и Докча с Намвуном переглядывались меж собой, зная отчего так бывает.

Докча не давил и Намвуну не давал, переведя парня сначала в школу племянника, а потом и на домашнее обучение. Это значительно снизило стресс для ребёнка. Он меньше вздрагивал, почти не заикался дома и стал больше есть.

Намвун, глядя, как старательно тот делал домашнюю работу, которую потом ему же нести в школу, тоже начал больше времени уделять учебникам. Что ни говори, а конкуренция для него была стимулом.

Но больше всего, пусть и малодушно, Докчу радовало, что мальчики полностью взяли на себя домашние обязанности. Ему сложно было просто переваливаться из комнаты в комнату, так что все бытовые хлопоты были на приходящей уборщице и его детях.

Докча же окончательно обосновался в соседском парке, гуляя ежедневно, размеренно вышагивая в компании кого-то из мальчиков, не забираясь никуда дальше, сил не было гулять по торговым центрам, так что для будущего ребёнка всё выбирали по интернету. Тогда же и купили кровать Донхуну. Кажется, он у них вполне прижился, так что пора ему обзавестись своим углом.

Роды вполне предсказуемо начались внезапно. Они сидели на крохотной кухне все вместе, делясь закусками и новостями, когда Докча почувствовал влагу между ног. Лилось много и непереставая, заливая брюки, стул и пол. У него отошли воды.

Дальше всё было как в тумане, это было неожиданно, никаких схваток за сегодня, ни ложных, ни реальных, а дочь уже просилась наружу. Сумка была давно собрана, его акушерка вызвана в больницу истеричными криками Донхуна по телефону, Намвун уже организовал для него такси.

Как он оказался в палате, где сёстры и акушерки в яркой одноразовой форме готовили его к родам Докча не помнит. Он пришёл в себя только осознав, что тужится на команды врачеи, сжимая ладонями чьи-то руки.

Левая ладонь, мокрая от пота, скользит в мозолистой руке, но хватка крепкая, даже жёсткая. Докча с трудом вертит тяжёлой головой в ту сторону, стараясь не забывать дышать в нескончаемой боли.

Без извечной пушистой чёлки и не узнать, волосы убраны под чепчик, халат скрывает растянутую домашнюю футболку. Намвун дышит вместе с ним, забавно пуча глаза на команду тужиться.

Правая рука, ничуть не менее мокрая, обхвачена двумя костлявыми ладонями, такими же влажными. Докча смотрит туда, напрягая расплывающееся зрение, разглядывая ту же медицинскую форму.

Донхун бледнее мела, но упрямо держит его ладонь в подрагивающих руках, терпит крепкую хватку, стараясь ради него.

Его мальчики сейчас вместе с ним, делят его боль и страх, помогая пройти сквозь самое сложно время.

Сознание уплывало в боли, Докча едва ощущал себя чем-то большим, чем агонизирующая масса, всё длилось вечность, схватки и потуги, собственные крики, слышимые как сквозь толщу воды, отчаянный детский плач...

Когда всё закончилось ему на грудь положили красный сморщенный комок целиком не длинее локтя. Он смотрел на личико, напоминающее печёное яблоко, на крохотные ручки и ножки, непроизвольно дергающиеся. Это должно было быть неприятным зрелищем, вопящий, едва вытертый от крови младенец, но перед ним было самое прекрасное на свете существо.

Его мальчики ужа давно отпустили его, дрожащими от натуги руками он аккуратно прислонил к себе дочь, боясь уронить её. Его больничная рубашка расстегивалась на груди, но он не мог справиться и с парой пуговиц, пока Донхун дрожащими пальцами не помог. Докча кивнул, не уверенный, что способен говорить, горло саднило.

Чуть придвинув младенца поближе, Докча с удивлением наблюдал как распахивается беззубый рот, вцепляясь в его уже текущий молоком сосок, как жадно и неумело дочь ест, впервые в своей жизни.

Хриплый короткий смешок сорвался с его губ и он, наконец, оглянулся на своих детей, подумывая про себя, что это того стоило.

— Познакомьтесь со своей сестрой, с Бию.

***

После выхода из роддома и короткого восстановления в санатории, Докча зарегистрировал Бию как дочь и подал две заявки на усыновление, естественно поговорив с мальчиками и спросив их желания.

А сейчас бывший муж, случайно встреченный в торговом центре, куда они выбрались пополнить гардероб Намвуну в честь его поступления в военную академию, прилюдно оскорбляет его и, что важнее, его детей.

Нападки в свою сторону Докча ещё мог стерпеть, но на сыновей...

Он позволяет Джунхёку подойти ближе, практически вплотную, морщится от силы голоса бывшего мужа и слюны, летящей из широко распахнутой пасти. Ему же хуже, ведь Докча на нужном расстоянии и апперкот подбрасывает ублюдка в воздух. Не на много, на пару сантиметров, но Джунхёк вряд ли ожидал такого, раз даже не закрылся.

Прямой в челюсть отбрасывает его на метр, силы достаточно, чтоб альфа свалился с ног, нелепо приземляясь на пол пятой точкой. Докча разминает ладонь, морда у бывшего мужа просто каменная.

Было бы славно надавить на него сверху стопой, не позволяя подняться, но в людном месте, при собирающейся любопытной толпе он не может себе этого позволить. Даже двух ударов достаточно, чтоб провести выходные за решеткой. Остается только уповать на доводы разума, нельзя оставлять детей одних, а потому нужно перетянуть общественное мнение на свою сторону:

— Ты можешь мешать с грязью меня, в конце концов этим ты и занимался весь наш брак. Но не смей оскорблять моих детей!

Он намеренно повышает голос, вкладывая дрожащие нотки, тело напряжено как струна, руки подрагивают и кулаки сжаты, пока плечи самую малость подняты. Весь его вид буквально кричит "омега защищает детей", вызывая гомон у собравшихся.

Теперь Джунхёку будет трудно оправдаться, особенно, если люди слышали, напыщенную речь бывшего мужа, где самым приличным эпитететом в сторону мальчиков был "жиголо".

Будь они наедине, то ему не пришлось бы сдерживаться, подбирая слова и Докча с удовольствием надавил бы на больное место — за те три года, прошедших с их развода, цена акций и суммарный доход компании упал в половину. Как хорошо, что он успел подсуетиться, избавляясь от неликвидного актива, пока тот ещё был в цене. Сказать об этом всё равно, что ударить ниже пояса, но выходить из роли пока рано, Джунхёк не спешит вставать под гнётом чужих голосов, а дети недоумённо стоят по бокам от него, понимая опасность сердитого взрослого альфы.

Нужно дождаться охраны и если Докча сыграет правильно, то бывший муж будет выпровожден и занесён в чёрный список торгового центра. Жаль потереть глаза не выйдет, слишком много свидетелей. Придётся вспоминать их развод, чтобы слезы выглядели правдоподобно.

Он всегда знал, что его муж мелочен и злопаметен, но надеялся, что на него это не распространяктся, хотя бы пока они в браке. Но нет, Джунхёк не был готов к детям, сказав ему "избавиться" от их ребёнка. Это стало последней каплей, в тот же вечер Докча собрал свои вещи и съехал, оставив кольцо на прикроватной тумбочке.

Джунхёк воспринял это как личное оскорбление, намереваясь лишить его всего при разводе, но вот беда, именно Докча больше вкладывался в их бизнес, основные контракты тоже вёл он. Даже их дом был куплен на деньги семьи Ким, а не Ю.

Да, номинально во главе компании остался Джунхёк, но контрольный пакет акций был за Докчей. А вот их дом пришлось продать, Докча не хотел возвращаться в место, полное воспоминаний, когда Джунхёк просто не мог себе позволить жить в нём.

Но то, что до сих действительно могло вызвать его слёзы — это фраза, сказанная уже бывшим мужем ему напоследок:

— Твой ребёнок родится ублюдком.

Как нельзя вовремя, охрана наконец-то здесь, и он может со спокойной душой вынырнуть из болезненных воспоминаний, оглядывая зевак полными слезами глазами.

Вперёд выходит пузытый низкий джентльмен в форме, одним видом показывая кто тут главный. Лысина скрыта форменной кепкой, руки упёрты в бока и даже отдышки нет, хотя поднимались они на третий этаж по лестнице ради скорости. Голос немного хриплый, возраст не скрыть, но всё равно громкий и чёткий:

— Что здесь происходит?!

Игнорируя отдельные голоса свидетелей он смотрит сначала на крепкого альфу, сидящего прямо на полу, а после и на омегу, прикрывающего своим тщедушным телом молодняк.

— Я-я... у-ударил его, - голос дрожит и заикается, Докча старается выглядеть немного напуганным, показывая на бывшего мужа дрожащим пальцем.

Люди вокруг, услышав его слова начинают довольно громко оправдывать и пояснять охранникам и друг другу, что альфа вполне заслуживает того, что получил. Это именно то, что нужно, ведь старик смягчает тон, немного ворчливо прося продолжить и Докча не заставляет себя ждать:

— Он оскорблял моих детей, - всё ещё дрожащим голосом, позволяя слезам скатиться по щекам, — он угрожал моим детям!, – вот теперь он почти кричит в негодовании и толпа поддерживает, требуя вышвырнуть смутьяна вон. Никому не нравится, когда детей задирают, Докча знал на что ставить. Жаль, что камеры наблюдения не записывают звук, у него мог быть материал для иска.

Но и так не плохо, ведь Джунхёка конвоируют на выход, заведя руки за спину, как у преступника. Какой удар по репутации, наверняка кто-нибудь их зевек выложит фото позорного шествия в сеть.

Пузатый охранник остаётся рядом, считая своим долгом успокоить омегу. Докче это не требуется, но он не скажет и слова против ради разрушения жизни бывшего мужа.

***

Хаён непривычно опаздывала на свидание, чего раньше не случалось. Он встал из-за столика, намереваясь встретить её у дверей, выйдя на свежий воздух. Атмосфера в заведении хоть и была на высоте, но обилие различных запахов, так близко к гону — не то, чего он хотел бы.

Его девушка нашлась тут же, о чём-то споря на парковке ресторана с незнакомым ему мужчиной. Он поспешил ближе, улавливая часть разговора, хоть Хаён никогда не была хрупким цветочком, но от домогательств это не спасало.

— ...она ждёт тебя! Неужели ты не придёшь на соревнование?

Это не похоже на подкат. Джинву замедляется, подходя к спорящей паре со спины, внимательно вслушиваясь:

— Теперь она твоя дочь и ко мне не имеет никакого отношения!

Мужчина явно поражён её словами, отшатываясь от Хаён, натыкаясь спиной на Джинву, что с лёгкостью ловит его за плечи, останавливая в падении.

Длинный белый плащ скрывает фигуру, но плечи под руками не толще женских. Незнакомец поднимает голову, встречаясь с ним взглядом и Джинву заворожен этими глазами. Миндалевидный разрез, яркая и чистая склера, и тёмная радужка, полная мерцающих всполохов.

Таких глаз он раньше никогда не видел.

Незнакомец вырывается из его хватки, оборачиваясь полностью и Джинву может рассмотреть его всего. Невысокий, чуть выше Хаён, стройный, возможно даже болезненно, одежды подобраны, больше чтобы скрыть, а не подчеркнуть. Брови изломаны в тревоге, губы сжаты в тонкую линию.

Джинву поднимает руки, демонстрируя ладони. Он пришёл сюда не драться, хотя незнакомец явно что-то для себя решил.

Масла в огонь чужого беспокойства внезапно подливает Хаён, вереща обиженным тоном:

— Он ко мне приставал!

Джинву не двигается с места, он слышал только окончание разговора, но этого хватило понять, что его девушка безбожно врёт.

Мужчина, тем временем, меняется в лице — глаза полны боли, он выдыхает, смиряясь, не поворачиваясь к Хаён лицом произносит:

— Я тебя понял.

И просто уходит, не глядя ни на кого из них. Джинву запоздало принюхивается, но в воздухе только собственный запах, давно уже привычный землистый аромат, да полных разных эмоций медово-цветочный запах Хаён.

После всего свидание прошло скомкано, Хаён старалась его разговорить, щебетала что-то, но Джинву раз за разом допытывался у неё о мужчине, что покинул их с видом, словно отказываясь от Хаён в своей жизни.

И что за загадочная "она", что будет ждать Хаён? Неужели у его девушки есть внебрачная дочь? Джинву не бросил бы её из-за этого.

Он планировал приятно провести вечер, порезвиться перед гоном, когда мозги отказывают и удовольствие не запоминается, оставляя в нём голые инстинкты. Но вместо этого отвёз Хаён в квартиру, а сам вернулся на работу, пробивать прошлое своей девушки и, если повезёт, то и того мужчины, чьего имени он даже не знал.

Не то, чтобы было сложно выяснить. Двух запросов в архив мерии было достаточно, но вот результат...

Джинву знал, что у Хаён сложная семейная история — нет матери, да и отец частенько проигрывал деньги, не оставляя ей выбора кроме как вцепляться в любую работу.

Но что Хаён не единственный ребёнок в семье... Она никогда не упоминала, ни словом не обмолвилась, хотя они уже давно вместе и успели хорошо изучить друг друга.

Вторая семейная книга, что запросил Джинву, лежит перед ним на столе, поблёскивая глянцем фотографий. Теперь ему понятно отчаяние мужчины, нечаянно сорвавшем их свидание.

Сестра Хаён пошла по её стопам, выбрав своей стезёй спорт и кто как не любящий родитель захочет поддержать ребёнка всеми силами?

Его собственные родители всегда приходили на соревнования, где он участвовал, сестра тоже частенько присутствовала, подбадривая с трибун и их поддержка хоть и смущала, но грела сердце.

Хаён же предпочла прекратить любое общение с родной сестрой, стоило ей выйти за порог отчего дома. Он не знает всей ситуации, возможно между ними был серьёзный конфликт, но рвать все связи с сестрой, что на десять лет младше?

Ещё есть время выяснить, до гона пара дней, хоть дискомфорт и нарастает, но пока терпим. Он успеет на соревнования по борьбе, где среди юниоров зачислена Ча Джаенг.

Сегодняшний визит явно был последней попыткой достучаться до Хаён, судя по распечаткам звонков и сообщений, мистер Ким напоминал и упрашивал её почти два месяца. Это... неприятно знать.

День икс уже завтра, ему не составит труда раздобыть себе место, достаточно предъявить нагрудный значок как любые двери будут открыты.

Он останется в участке до утра, в комнате отдыха есть небольшой диванчик, самое то для короткого сна. Ему нужно разобраться в этом деле, прежде чем возвращаться к Хаён.

...он чуть не проворонил мистера Кима, банально проспав. Едва умывшись, забив на гнездо из волос, нёсся сломя голову, успев к самому концу боя Ча Джаенг.

Серия настолько быстрых ударов руками, что Джинву замечает их наличие лишь по смазанному изображению на экране и характерным звукам, завершается нереально прекрасным разворотом в прыжке и ударом ноги. Это триумф мастерства, чистая и заслуженная победа.

Джинву наблюдает как девчушка несётся с матов прямо в распростёрные объятия опекуна, повисая на мужчине, что едва больше неё самой, но закрывающем ладонями её плачущее лицо от камер, аккуратно умостя голову ребёнка в сгибе шеи.

Джаенг трётся лицом, не стесняясь, так близко к ароматической железе, что наверняка купается в успокаивающем родительском запахе. Его мама тоже так делала, когда он был маленьким.

Ему становится неловко от того, что он собирается сделать в такой важный для них день. Вряд ли это будет простой разговор, но он обязан узнать всё из первых рук. Недоверие, что поселилось в душе к собственной девушке противно скребётся, прося оставить семью Ким, постепенно собирающуюся на паркете перед трибунами, в покое, не тревожить неудобными вопросами, а поверить фактам. Но он не может так просто всё отпустить, не после стольких лет вместе. И Джинву делает шаг навстречу.

***

Естественно она не пришла. Сколько бы он не звонил и не писал, но ответа не было, Хаён просто игнорировала его. Неужели сестра для неё действительно ничего не значит?

В отчаянии Докча решился на последнюю попытку, но не преуспел. Из плюсов — он узнал, что у Хаён есть парень, из минусов — Хаён обвинила его в домогательствах в надежде на защиту своего альфы.

Может быть ему повезло, и парень слышал их разговор, может тому было просто плевать, но домой Докча ушёл на своих двоих, а не поехал на скорой в больницу с побоями. После Джунхёка всякое случалось...

В любом случае, сейчас он должен сосредоточиться на Джаенг и её выступлении. Его, конечно, заснимут и профессионалы, и Донхун, который наверняка смонтирует все её удары к какой-нибудь танец, но смотреть вживую это совершенно другие эмоции.

Джаенг бьётся как тигрица, не оставляя противникам и шанса. Кое с кем на матах у неё счёты и судя по агрессивному прямому удару ногой в самом начале третьего матча — это будет лёгкая победа.

Перерывы короткие как и сами бои, она не затягивает свои матчи, стараясь сохранить энергию до конца, зная, что её уже ждёт торт, заказанный заранее и она получит его вне зависимости от своих результатов.

Для неё это всё ещё ново — не выкладываться по полной ради одобрения, не стараться заслужить любовь. Докча любит её любой, поддерживая именно в том, что ей самой нравится.

Отец всегда сравнивал их с Хаён, на фоне которой она была гадким утёнком, недостаточно сильная, недостаточно быстрая, не такая красивая... Сестра держалась отстранённо, не защищая её от пьяных нападок отца, смотрела холодно. А потом и вовсе ушла, оставив их.

Тхэквондо, куда её привёл Докча, помогло выплеснуть накопленные разочарование и гнев. Ей понравилось, хотя по началу она просто лупила противников ногами, но тренер сказал, что у неё талант и она начала стараться. Не для того, чтобы впечатлить опекуна, не для того, чтобы утереть нос сестре, для себя.

И сейчас она раз за разом сбивает с ног и бросает противников на маты, заслуженно получая аплодисменты и подбадривающие крики от семьи.

Последний бой особенный — её соперник надёжный друг и старый соперник, ради него она покажет класс, дубальдан*, который хотелось показать ей пока плохо удаётся, но разворот в прыжке даст нужный импульс, чтоб свалить Дракона с ног.

Это победа, она не может сдержать слёз, ведь одолела паршивца впервые, да ещё и на глазах семьи, что сидят на нижних скамьях, поближе к матам, развернув позорные плакаты, нарисованные детскими руками (она безошибочно узнаёт любимый маркер Бию, тот, что с блёстками).

Докча на ногах с её третьего боя, не садиться, боясь пропустить хоть мгновение и Джаенг бросается к нему разделить момент своего триумфа, выплеснуть напряжение, почувствовать, что она важна, что ей есть куда вернуться.

Она обвивает тонкую шею руками, всхлипывает от обилия чувств и ощущает, как узкая ладонь обхватывает затылок, мягко надавливая, пряча лицо в основании шей.

Запах едва ощутим, спрятан, замаскирован запахами семьи, тёплым и нежным ароматом свежей выпечки и горячего молока Донхуна, яростным и дерзким освежающим бризом Намвуна, обволакивающими нотками свежего белья и пряжи Юсон, странным, ни на что не похожим горьковатым запахом Гильёна, искрящимися нотками шампанского и шоколада, которыми так не по возрасту пахнет Бию и даже её собственным, запахом дыма в цветочном саду.

Но она принюхивается, воспроизводит в памяти те короткие моменты, когда Докча не скрывал свой запах, вспоминает рассказы старших братьев, знавших Докчу до того, как он вообще начал прятать естественный аромат. Старые книги, горечь свежесваренного кофе и едва ощутимая нотка дыма, как от камина.

Лучший запах в мире. Так ощущается безопасность, так пахнет дом.

***

В трубке гудки, конечно же ему не ответят, но Докча не был бы собой, если б не попытался. Он сделает ещё пару попыток и если Хаён не ответит, то воспользуется телефоном её парня, в отключке валяющегося на смятой постели дешёвого номера, в который Докча его затащил.

Всё их общение с Ча Хаён как-то сразу не заладилось, ещё в больнице, откуда он забирал Джаенг по просьбе Ли Сеолвы. Подруга боялась, что в системе девочка не приживется, не после того, через что ей пришлось пройти.

А Докче она доверяла достаточно, чтоб отдать на поруки симпатичную четырнадцатилетнюю девчонку.

Сейчас-то Докча оценил иронию — все его дети, кроме разве что Бию, появлялись в его жизни "на время", как котики на передержку, но оставались навсегда, забирая в его сердце для себя уголок.

Тогда было не до смеха, ребёнка изъяли из семьи, всю в ссадинах и синяках, прямо как Гильёна, что уже успел влиться в семью. Докча боялся, что она пережила ещё и домогательства от собственного отца, ведь у него дома уже два взрослых альфы, не спровоцирует ли это срыв?

В коридоре больницы, помимо него самого и Сеолвы, была прекрасная как ангел сошедший с небес девушка. Холодное выражение лица её совсем не портило, но всё, чего она хотела — это подписать отказ от ребёнка на больничной койке. Докча её не держал, но контактами обменялся, решая, что лучше спросит о ней у своей новой подопечной.

Джаенг ершилась, за словом в карман не лезла и совершенно ничего не боялась. Вот только эта бравада его не радовала, Докча сам так делал раньше, когда его задирали.

Мальчишки дома восприняли весть о сестре, да и саму сестру пофигистично-спокойным настроем, Докча ходил допытывался, не покусал ли их Донхун, но Намвун был занят подготовкой к экзаменам, а Гильён просто смотрел Докче в глаза, когда говорил:

— Она такая же сломанная как все мы.

Он видел суть.

Юсон же обрадовалась новой сестре, надеясь, что хоть у кого-то в семье будет художественный вкус, пока лишь Бию проявляла редкие всплески интереса к моде, раздевая кукол Юсон.

Её ждал облом.

Джаенг... была духовной сестрой Намвуна. Агрессивная, громкая, яркая во внешности и проявлении эмоций, она энергичным комком странных тряпок и воплей носилась с мальчишками по дому и саду, лишь изредка останавливаясь повозиться с Бию.

Уж незнамо чем, но ей до жути нравилось наблюдать как Докча играет с дочерью, то строя замки, то читая вместе детские книжки, зачастую присоединяясь к ним. В тихих незамысловатых играх её глаза сияли так ярко, что Докча забывал — Джаенг с ними временно.

Звонок от адвоката расставил всё на места. Ча Хаён, следуя требованию в завещании отца, забирает сестру домой...

После Гильёна, что появился в семье внезапно, Докча решил переехать в квартиру побольше, а в новом комплексе он повстречал Юсон, что осталась на его попечении всего спустя два месяца после переезда.

Это был знак и вся расширенная семья перебралась в собственный дом в черте города. Пришлось повозиться, чтоб найти такое место, но зато дети могли добираться до учёбы на общественном транспорте и Докча не переживал, что кто-то воспользуется наивностью и увезёт его ребёнка в лес.

Так что у Джаенг была своя комната, удобная подушка-сидушка в столовой, накинутая на стул, любимое кресло в гостинной, где они смотрели в основном мультики и добытый совместными с Юсон усилиями собственный (на двоих) санузел.

Естественно, что Докча напросился к сёстрам Ча, оценить, так сказать, новые условия жизни его пока ещё не дочери. Аппартаменты в центре были не из дешёвых, стильный ремонт, дорогая сантехника и мебель... И никакого места для активного ребёнка.

Но решающее слово было за Джаенг. Она хорошо вписалась в странную и разношёрстную семью Ким, чувствовала себя свободно и безопасно, но Хаён была её сестрой. Может быть у них ещё не всё потеряно?

Докча расстроен, хоть и пытается ей улыбаться, он заботился о ней так, как никогда и не пыталась Хаён, но Джаенг хочет рискнуть, дать себе последний шанс на семью с сестрой.

Она остаётся, пока Докча собирается уходить, Хаён не провожает, оставляя гостя на сестру. Они говорят одновременно, звук голосов накладывается друг на друга, создавая тихую какофонию, хозяйка дома не услышит, а если и услышит, то не поймёт:

— Ты всегда можешь вернуться.

— Можно я приду в гости?

Докча улыбаться светло, треплет ей волосы и прощается, говоря напоследок:

— Если тебе нужна будет помощь...

Он не продолжает, Джаенг знает, что Докча горы свернёт, если ей будет нужно, прилетит как на крыльях и это знание горит вглубине груди, согревая изнутри.

Она звонит каждый день, рассказывая о том, что случилось за день, болтает с братьями и сёстрами, обменивается шутками, словно не вернулась в семью к сестре, у уехала погостить у дальних родственников.

Дважды в неделю Джаенг у них в гостях, тиская упитанные щёчки Бию, или отмывая очередную кошку, притащенную Юсон. Теперь она более тактильна, сама лезет за обнимашками, скучая по контакту.

Докча насторожен её поведением, но одна единственная сестра не сможет сразу заметить целую семью, так что не высказывается, разве что звонит Хаён чаще, чтоб уточнить расписание Джаенг. Она не знает, зачастую даже не слушает, но опять же, резкая и кардинальная перемена в жизни не всем даётся просто.

В конце концов Джаенг жила с ними полгода, а с сестрой всего ничего. Докча действительно так думает, пока Джаенг не сбегает обратно, принеся свои пожитки в рюкзаке, пряча покрасневшие глаза.

Докча не допытывался, рассудив, что сейчас ребёнок нуждается в успокоении, нежели в разборе полётов. Он просто притянул девочку в объятия, гладил по голове, пока тихие всхлипы не прекратились. Такая громкая во всём, Джаенг совершенно беззвучно плакала, только шмыгая изредка носом.

Отправив дитя спать, поручив пригляд за младшими Донхуну, Докча всё же позвонил Хаён, но трубку никто не взял. Что-то дёрнул, какая-то догадка смутно подступала в сознании и он позвонил адвокату, что разлучил их с Джаенг.

Мистер Хан совершенно не помнил завещания покойного Ча, а на запрос был ли Мистер Ча его клиентом вообще ответил отказом. Всё странее и странее...

На следующий день, через день и даже спустя неделю Хаён всё ещё не отвечала на звонки и не связывалась с ним сама. Джаенг продолжала жить в доме Ким, притворяясь, что всё в порядке. Вот только ничего не было в порядке. Докча вновь подал прошение на удочерение, но с формальным опекуном, являющимся кровным родственником ему мало что светило.

Только две недели спустя возвращения Джаенг её сестра наконец-то дала о себе знать, позвонив поздно вечером, начав разговор с упрёков:

— Зачем так названивать, я была на сборах, мне не до общения!

Докяа опешил от напора. Какие сборы, а как же ребёнок? Он высказал это вслух, надеясь на разумный ответ, но всё, что услышал лишь леденило сердце.

— Ну она большая, найдёт, что поесть, чего трястись-то?

После этого разговора не спросить Джаенг, что же между сёстрами произошло Докча уже не мог. Это было больно видеть как яркая улыбка блёкнет, сползает с лица, как из глаз уходит весь свет. Ей было больно даже вспоминать, но Джаенг не таила, не он Докчи:

— Она сказала, что у нас есть дом. Что хочет продать его, а деньги оставить мне на колледж. Привела юриста со склизкой рожей, сунула под нос бумажку, думая, что я не прочту, а там...

Докча не торопит, терпеливо ждёт, даёт собраться с мыслями, уже подозревая, что именно было в этой самой "бумажке", раз на его запрос в мерию пришли документы, подтверждающие, что мистер Ча не оставил никакого завещения. Джаенг шмыгает носом, но упрямо продолжает:

— Там был отказ от моей доли в её пользу. Она сказала, что так легче продать, что пока я несовершеннолетняя, то никто не купит. А когда я попросила время подумать, – Джаенг судорожно вдыхает побольше воздуха, — она просто оставила меня в одиночестве.

— Она и раньше так делала, когда ей что-то не нравилось, – она торопливо добавляет, пытаясь оправдать сестру, ничуть не улучшая ситуацию, — но тогда был отец...

Взгляд Докчи пугающе тёмен, он знает эту тактику, одна его тётушка тоже выбирала наказание игнорированием. Звучит гораздо лучше, чем является на самом деле. Ребёнок нуждается в заботе и внимании, а оставлять его, предоставляя самому себе...

Он останавливает оправдания Джаенг, они не помогут, её сестра намеренно уехала, по сути бросив ребёнка одного. Легче немного приврать и успокоить, чем позволять ей накрутить себя ещё больше:

— Дом и правда трудно продать, но Хаён могла просто подождать твоего совершеннолетия, сдавая его в аренду, — вопросительные интонации в конце предложения выдают сомнения Докчи, но сейчас это не принципиально, он меняет тему внезапно, задавая действительно интересующий его вопрос, — Хаён устраивает тебя как опекун?

Джаенг не отвечает, замолкая и пялясь на Докчу широко распахнутыми глазами, побуждая его продолжить:

— Я подготовил документы на удочерение. Если ты хочешь, конечно.

Губы подозрительно дрожат, когда она неуверенно спрашивает тихим тоном:

— Когда?

— Ещё до... Хаён, – Докче неловко, он хотел поговорить об этом в спокойной обстановке, но тянуть дальше смысла нет. В его доме и его сердце Джаенг обосновалась вполне уверенно, он отпустит её, только если она сама этого захочет.

После согласия и слезливых объятий, где Джаенг умудрилась размазать сопли по его рубашке, Докча взялся за дело всерьёз, добившись от Хаён согласия на его опеку, пригрозив ей статьёй за оставление ребёнка в опасности.**

Джаенг требовался какой-то выход эмоций, переполняющих её через край, ситуация с сестрой больно ударила по ней и Докча начал искать занятие, что было бы ей по душе. Такой яркой девчушке не помешает умения защитить себя...

И спустя год Джаенг одерживает оглушительную победу на местных соревнованиях, уничтожая противников за рекордно короткие сроки.

Он притащил всю семью на соревнования, Донхун снимает на камеру каждый бой, зная, что Джаенг пересмотрит и пометит для себя слабые места, Намвун занят кричалками, горланя во всю мощь своих лёгких, Юсон с Гильёном, в кои-то веки не шипит друг на друга, помахивая самодельным плакатом с кривыми надписями. Только Бию тихо сидит между ними, не до конца понимая концепт борьбы.

Сам Докча не может усидеть, вскакивая на каждый удачный удар дочери, а после третьего матча и вовсе оставил все попытки сесть.

Джаенг держиться молодцом, сражается с остервенением, хотя в первых матчах показывала лишь осторожность, но последний бой вызвал шквал аплодисментов. Осознание победы даётся Джаенг со слезами облегчения, она не остаётся в тренером, кидаясь в объятия Докчи и он с радостью закроет своё дитя от мира, давая ей выплеснуть напряжение в слезах.

Остальные подтягиваются на паркет поучаствовать в групповых обнимашках. Джаенг терпит взъерошивание волос от Намвуна, обнимая своих мелких в ответ. Полтора года назад она и подумать не могла, что в её жизни это будет возможно, что кто будет болеть за неё, переживать, ждать и поддерживать.

Они потихоньку собираются, дома уже ждёт торт, Донхун слил в их чат фотки. Докча не поскупился, заказал в дорогущей кондитерской "три шоколада" с дополнительной глазурью и посыпкой. Всё как она любит.

Народ не расходится, кто-то празднует, кто-то спорит, кто-то ждёт своих детей, а у них на пути вырастает высоченный мужик, мешая пройти, пытаясь забрать их опекуна на разговор.

Вчерашний парень Хаён оказался полицейским. Докча надеется, что он не доставит ему неприятностей, чтобы обрадовать свою девушку. В конце концов то, что провернул Докча в некотором смысле было преследованием.

Когда Джаенг выразила желание поучаствовать в соревнованиях, она застенчиво намекнула, что хотела бы видеть всю семью. Докча не был уверен, что Хаён ещё входит в это понятие, но постарался пригласить для дочери и родную кровь.

Знал бы, чем всё закончится, то плюнул бы на всю задумку, их с детьми за глаза хватит.

Мистер Сун просит его о разговоре, отделяя от детей. Докча не переживает, у двоих из них уже имеются права, да и такси до дома вызвать они в состоянии. Полицейский отводит его в укромный угол, не желая делиться своими чаяниями и мыслями с окружающими. Докча терпеливо ждёт, внутренне закипая от излишней медлительности оппонента.

Он хочет домой, к детям и торту, выпить кофе, а не стоять и ждать, пока эта дылда соберётся с мыслями и скажет хоть что-то.

Будь он всё ещё на таблетках, было бы проще, меньше раздражал бы насыщенный запах альфы, исходящий от молодого мужчины напротив. Но Сеолва чуть не побила его, когда он заявил, что не будет делать перерыв в приёме контрацепции. Никаких течек, никакого запаха, чужие феромоны словно притуплены... Разве это не рай?

Вот только подруга знала, куда надавить, чтоб переубедить его. Сказала, что такими темпами он не доживёт не то, что до внуков, даже не увидит, как Юсон с Гильёном поступают в универ.

Так что да, сейчас Докча планомерно выводил из организма всё лишнее, даже курить меньше стал, на всякий случай.

Раздражающая паузу всё тянется и тянется, а запах всё насыщенней, хотя эмоций в нём не разобрать. Докча напрягается, его же не приняли за соперника в любви?

От него, конечно, почти не пахнет, чтобы принять его за бету, но мысль о том, что он добровольно выбрал бы Хаён по меньшей мере оскорбительна. Да, она красива, и запах у неё приятный, хоть и на вкус Докчи излишне сладкий. Но на этом все плюсы и заканчиваются.

Он готовится отбиваться словесно, а то и физически, тайком сжимая кулаки, когда мистер Сун нападает. Или не нападает, смотря как посмотреть. Эта длинющая шпала падает на него, часто дышит и просто пышит жаром.

Докча трогает чужой лоб, аккуратно сажая непосильную ношу на пол, заглядывает в мутные, подернутые поволокой глаза и с ужасом констатирует, что мистер Сун впал в гон.

Прелестно.

***

Номер так себе, конечно, хорошо хоть чистенький. Докча сгружает со своих многострадальных плеч тушу мистера Суна на весьма немалых размеров кровать. Что ж, в этом реклама отеля не наврала, сюда и впятером можно влезть, есть потесниться.

Не сказать, что Докча в восторге от всей этой индустрии разового перепихона, но любовные отели на каждом углу стали спасением при нерегулярных течках или гонах. И на рецепции его никто не остановил и даже не спросил, а какого, собственно, хрена тщедушная омега тащит в номер отключившегося альфу.

Он не представлял на что рассчитывал этот альфа, выбираясь из гнезда, чтоб найти его для разговора, вот только не на того напал — жизнь с шестью детьми научила Докчу быть готовым ко всему, так что в небольшой наплечной сумке, помимо салфеток всех мастей, у него был и спрей-подавитель.

Удобная штука, особенно когда дома трое альф с нестабильным циклом, только познающие собственные тела. Один пшик и даже крупный взрослый альфа больше не воздействует на окружающих феромонами, да и сам не сходит с ума. Жаль хватает всего на полчаса, но обычно Намвун, да и Донхун, что представился позже, успевали запастить едой и запереться в комнате. Джаенг так ещё и успевала свиснуть у него и девчонок по тряпке, чтоб удобнее гнездиться.

По идее, мистер Сун должен был остаться в сознании, но видать горячка гона всё решила за него.

Докча достаточно добр, чтобы не оставить меченного альфу без своей пары, так что звонит Хаён со своего номера, из раза в раз слушая гудки.

Он шарит по карманам лежащего в отключке альфы, отмечая про себя, что тот весьма недурно сложен. Телефон, естественно, находится в кармане брюк и Докча невзначай ощупывает зад мистера Суна, пока достаёт прямоугольник из заднего кармана. Крепкий...

Звонок с номера своего парня Хаён берёт моментально, не заставляя слушать гудки. Докча хмыкает многозначительно, ему такой чести не оказывали. Не потрепать ли барышне нервы? В трубке уже раздаётся сладкий голосок, но он не в настроении слушать любовный щебет, прерывая Хаён ещё на приветствии:

— Твой паршивец в номере ххх заведения XXX. Приезжай забрать, пока я его не укатал до смерти.

И вешает трубку. Хм, может он переборщил? Докча осматривает распростёртое тело, решая что одних слов Хаён будет мало. Ставит аппарат на беззвучный режим, кидая на подушку, звонок может разбудить альфу, для Докчи это не с руки.

Он стягивает туфли и носки подицейского, кидая их у входа, забирается сверху, седлая крепкие бёдра, тянет за ворот футболки с длинным рукавом, надрывая и лишь после стягивает тряпку вовсе. Для цельной картины расстегивает пуговицу брюк, не притрагиваясь к молнии, у него есть границы, спасибо. Чего-то не хватает...

Придётся слезть, но Докча не против выбесить мисс Ча. Он отрывает маскирующий пластырь с задней стороны шеи, железа выделяет феромоны, скоро в комнате его запах станет отчётливей, но этого всё ещё мало.

Докча изворачивается, потираясь железой о шею и грудь мистера Суна, оставляя на нём концентрированный запах, помечая словно они спарились. Жаль, что реакции Хаён на всё это безобразие он так и не увидит.

Время делать ноги, дома ждут торт и дети.

Он не знает, что его дёргает, но Докча останавливается, зачем-то говоря бессознательному телу:

— Не обессутьте на мою маленькую выходку, мистер Сун, ваша девушка попортила мне немало крови. Я использую на вас подавитель ещё раз перед уходом, так что очнётесь вы в здравом уме. Надеюсь, больше ни Хаён, ни вас не видеть в своей жизни. Всего доброго.

Ответа он не получает, да и не ждёт, брызгая в лицо спящего спреем. Нужно уйти поскорее, не столкнуться с наверняка разъярёной Хаён. Кто знает, она ведь и в драку может полезть.

Чего Докча не знает, так это того, что стоит двери номера закрыться за ним как мистер Сун открывает глаза.

***

Увести омегу на разговор вышло проще, чем он думал. Конечно его окатили подозрительными взглядами, особенно троица старших, но мистер Ким парой слов успокоил и отправил домой всю свою араву.

Многодетный отец нервничал, но виду не подавал, Джинву заметил, что движения рук стали дёрганней, чем раньше, когда мистер Ким праздновал с семьёй. Ему всё ещё немного неловко, особенно из-за того, что он лезет со своими вопросами словно палкой ворошит осиный улей.

В отдалении от толпы, в примеченном укромном уголке Джинву наконец-то выдыхает, впервые за суматошное утро, рассматривает омегу перед ним. Весьма привлекательное зрелище, хоть и немного расплывется перед глазами, он незаметно принюхивается, но в воздухе мешанина запахов, даже клыки чешутся от раздражения.

За свой забег, исключительно на адреналине, Джинву не мог заметить изменения, прошедшие с ночи. Но теперь он осознает, что загнал себя в ловушку. Это последняя здравая мысль, гон берёт своё.

Тело раскалено, воздуха не хватает, зрение туманно, а кровь стучит в висках, не давая услышать, что ему говорят. Джинву пытается глубоко дышать, стремясь остаться в сознании, но тело подводит, он отключается, падая.

Сознание возвращается постепенно, почему-то толчками. Слабый удар носком ноги здесь, задетый плечом угол там. Его несут? Разум окончательно выныривает из глубин когда его тело приземляется на что-то мягкое. Он успевает открыть глаза и заметить знакомую фигуру, но что-то не даёт выдать себя.

Сначала кто-то тихо ругается на него, называя тяжеленной шпалой, потом голос ругается в сторону его девушки, что и не думает брать трубку. После этого его похититель? спаситель? он ещё не уверен, но кажется это мистер Ким. После неудачного звонка следует шорох и Джинву ощущает как холодные ладони аккуратно ощупывают его грудь и талию, похлопывая поверх одежды. Что бы он не искал, но всё мысли из головы улетучиваются, когда ладони опускаются на бёдра.

С тихим радостным "аха!" из заднего кармана исчезает телефон. Кхм, пока он надумывал себе лишнего, мистер Ким кому-то звонил с его номера. Всё, что он слышит только заставляет его застыть и даже не дышать.

— Твой паршивец в номере ххх заведения XXX. Приезжай забрать, пока я его не укатал до смерти.

Этот омега... собирается его изнасиловать???

С него стягивают неудобные туфли и зачем-то носки, отбрасывая куда-то с глухим стуком. Потом на бёдрах возникает весьма знакомое давление, словно его оседлали.

Нужно открыть глаза и сбросить с себя мистера Кима, прекратить это, чем бы оно ни было, но какое-то ненормальное предвкушение внутри ожидает продолжения.

Холодная ладонь на ключице, поглаживающая ворот футболки, мыслей нет совсем, но Джинву не торопиться показать, что давно очнулся. Немного тянет, слышно как рвётся ткань, а после с него весьма умело стягивают футболку.

Тихий "чпоньк" и продолжающийся шорох — пуговица брюк сдалась без сопротивления.

Нет касаний, давление тоже пропадает, мистер Ким слёз с него, задумчиво похмыкал и внезапно Джинву почувствовал запах. Нет, не так. Запах. Разожённый камин, свежесваренный кофе и книги, много старых книг.

Запах становится ближе, отчетливей, уже у самого носа, хочется зарыться в него целиком и мироздание милостиво исполняет его молчаливую мольбу — мистер Ким натирает его шею и грудь своим ароматом. Он купается в приятном, успокаивающем запахе, едва осознавая себя, пока не слышит:

— Не обессутьте на мою маленькую выходку, мистер Сун, ваша девушка попортила мне немало крови. Я использую на вас подавитель ещё раз перед уходом, так что очнётесь вы в здравом уме. Надеюсь, больше ни Хаён, ни вас не видеть в своей жизни. Всего доброго.

Мелкие капли подавителя возвращают разум, дверь закрывается с тихим щелчком и Джинву открывает глаза.

Он продолжает лежать, осматривая место, куда его затащили. Маленький номер, кровать, две тумбы, телевизор. Может быть санузел, есть какая-то неприметная дверь. Отель для свиданий значит, в его ситуации лучший вариант.

Не смотря на странную выходку, мистер Ким позаботился о совершенно незнакомом ему альфе, не оставив валяться на полу спортивного комплекса. Он даже вызвал его девушку, хоть и довольно скандальным способом, но после всего раскопанного на неё, Джинву не мог его винить.

Подавитель не даёт горячке вернуться, словно запирая её внутри, оттягивая момент, когда тело не выдержит. Запах мистера Кима всеобъемлющ, кажется, что всё в номере пропахло этим потрясающим ароматом. Но сильнее всего пахнет он сам.

Стоит принять душ, смыть большую часть запаха, раз уж Хаён скоро прибудет. Они договорились вместе встречать его гон и её течку. Спустя столько времени отношений их циклы всё ещё не совпадали, но они не сдавались, как бы сложно не было.

Может быть всё это время Хаён ему просто не подходила? У них были планы на будущее, может не такие глобальные как свадьба, но Джинву рассматривал и такой вариант. Ему ведь нравился её запах, такой сладкий, прямо как десерт. У мистера Кима запах горчащий на языке, многогранный, совсем не в его вкусе, но Джинву наслаждался им. И наслаждается до сих пор, так и не встав с постели.

Футболка, отброшенная на край кровати, при ближайшем рассмотрении чуть надорвана у горловины, не критично, едва заметно. Он прижимает ткань к груди, водя с нажимом, стараясь отпечатать на ткани аромат, оставить себе вещь с этим запахом, когда в номер влетает Хаён.

***

Очнуться после гона, в том же номере, в котором оставил его мистер Ким, полном смеси их с Хаён запахов было мерзко. Мутило от приторной сладости, хотелось проветрить номер и желательно вымыть голову прямо изнутри.

Гон не оставил воспоминаний. Судя по спящей Хаён, он не был излишне страстен — ни засосов, ни укусов, но Джинву проверяет её железу. Шея не тронута и это хорошо. В зависимости от разговора, что последует за пробуждением Хаён, он решит встречаются ли и дальше.

Душ освежает, смывая все запахи, горячая вода приятно согревает мышцы. В голове обрывки разговоров, смутные воспоминания о скандале, учинённом ему Хаён. Он предпочёл бы родиться бетой, но помнить всё, что с ним творится.

Выйдя из санузла Джинву осматривается, ища свою одежду. Грязное бельё отправиться в мусор, уж лучше он доберётся до дома совсем без него, чем надевать на чистое тело.

Футболка под кроватью и боже, она всё ещё пахнет. Джинву прижимается к ней лицом, втягивая слабый запах, дышит свежестью кофе и древностью книг. Этому запаху здесь не место, да и Джинву не хочет оставаться, но нужно расспросить Хаён.

Он не даёт ей толком прийти в себя, будит лёгким толчком. Она успеет умыться и после его ухода. Сейчас важнее получить ответ на давно мучающий его вопрос, так что Джинву не медлит.

— Не расскажешь, как твоя сестра оказалась в семье Ким?

Хаён моргает спросонья, хмурится непонимающе, передёргивает плечами и натягивает на них одеяло, всем видом показывая как ей некомфортно. Может она ждала от него завтрака в постель? Раньше Джинву её таким баловал, но сейчас он холоден, равнодушен к её комфорту.

— Давай после завтрака поговорим? Я такая голодная!

Она делает голос выше, хотя после сна связки ещё расслаблены, звучат хрипло и сухо. Хаён преувеоиченно хлопает ресницами, кокетничая с ним. Вот только Джинву это совершенно не трогает.

— О, нет, дорогая, мы поговорим прямо сейчас. Что с Джаенг?

Холод стали в голосе заставляет Хаён морщится, она планировала похоронить эту тайну до их свадьбы, но Джинву всё раскопал гораздо раньше. И как всегда во всех её делах, что идут под откос, в этом торчал любопытный нос Докчи. Вечно он ей всё портит. Она хмыкнает, решаясь на правду, раз уж Джинву с Докчой уже знаком.

— Ненавижу её. Мамина любимица, вечно ей всё внимание.

— Твоя мать умерла десять лет назад, – в его голосе неподдельное удивление. Хаён ревновала к ребёнку?

— И что? Она всё равно любила её больше меня, – Хаён фыркает, но продолжает с улыбкой, — зато папа её не любил, жаль не додумался оставить дом только мне.

Надутые губы в любой другой момент выглядели бы привлекательно, чтоб укусить, продолжить поцелуями, но сейчас этот капризный тон вызывает лишь головную боль.

Хорошо, он может с этим справиться. Его девушка настолько ревновала к сестре, что предпочла выбросить её из своей жизни. Но почему она обманула его на парковке, выдавая беспокойство родителя за домогательство?

— А Докча?

Лицо, словно лимон проглотила целиком. Ей явно не хочется отвечать, Хаён даже отворачивается от него, смотря в окно. За ответ вполне подходит. Джинву собирается дальше молча.

Уже выходя из номера он слышит удивленное:

— Куда ты?

Так не пойдёт, Джинву закрывает глаза, выдыхая, собираясь с мыслями. Это короткое признание, что Хаён так небрежно дала, было выше его сил. Он оборачивается, глядя на голую девушку, едва прикрывшую тело тонким одеялом. И когда успела, была же завернуть как гусеница?..

— Мы расстаёмся, Хаён.

Он не даёт ей ничего сказать, рывком открывая дверь в новую главу своей жизни. Никакой больше сладкой лжи, у него есть новая цель.

***

Он возвращается домой нереально довольный собой и как раз вовремя — дети разгружаются из семейного фургона. Хм... Заехали за пиццей, пока его не было рядом? Впрочем, сегодня можно.

Джаенг верещит, когда Намвун с Донхуном тащат её за руки и за ноги, раскачивая в воздухе. Её бросят на диван с размаху, именно из-за подобных забав детей диван сделан по спецзаказу, выстоит и после взрыва. Гильён прыгает на не успевшую встать Джаенг, Юсон подкрадывается со стороны ног и вскоре в гостиной звучит хохот подвергшейся пытке щекоткой юной девушки. Мгновение позже к брыкающейся куче присоединяется и Бию.

За гомоном дети пока не заметили, но Докча сосредотачивается, стараясь расшевелить железу, обволакивает своим запахом все поверхности. Это их дом и он хочет, чтобы он пах соответствующе, смесью из запахов детей и их опекуна.

У бытия без чудодейственных таблеток больше минусов, но есть и свои плюсы, в конце концов запах замечают и вскоре Докча похож на дерево, облепленное коалами.

Намвун был первым, притиснувшись к его боку, аккуратно потираясь о шею, чтоб не расцарапать тонкую кожу жёсткой щетиной. С тех пор, как он поступил в академию брить лицо приходиться по уставу, ежедневно.

Донхун из-за своего роста скорее тычется куда-то за ухо, стараясь щеками собрать побольше выделившегося секрета. Гильён с Юсон даже не ворчат друг на друга, когда дружно обхатывают его за талию, пока Докча гладит детей по волосам.

Младшая дочь сидит на старшей, ожидая, пока отец не подойдёт сам, подхватывая её на руки. Джаенг под ней бессильно ерзает, зная, что её тоже пометят родительским запахом. Докча редко это делает и это всегда вызывает ажиотаж.

***

Правки пришли за полчаса до сдачи в печать. Восхитительно. Ни в жизни он больше не будет работать с юными дарованиями. Нет, в целом нынешняя работа его устраивала, в конце концов ему платили за то, чтобы он читал.

Предложи ему это кто десять лет назад, то подумал бы что умер и попал в рай. Но реальность была не столь радужна, конечно, его огромный опыт в прочтении всякого говн рода произведений сильно помог в работе и его даже не выворачивало на постельный сценах в стиле "нефритовый жезл разорвал трепещущую хризантему".

Вот только сами авторы... Менять сцены полностью, исключать или вписывать новых персонажей, в конце концов менять им имена прямо до сдачи в печать? Сил его уже никаких нет. Нужно покурить, пока дети не дома.

Он всё равно выходит за дверь, не желая портить домашние запахи резкими нотками дыма, затягивается глубоко, набирая полные лёгкие отравы, выдыхая тонкой струйкой. И наблюдает как к его дому подъезжает незнакомая машина.

Автомобиль паркуется напротив дома и из него выходит парень Хаён. Н-да, день сегодня явно не задался, а он так надеялся. Одной сигаретой это не обойдётся, а в его заначке осталось совсем немного.

Он закрывает глаза, чтоб не видеть высокого красавца, что идёт прямо к нему, затягивается ещё раз, задерживая дым в лёгких и выдыхает его прямо в лицо подошедшего альфы, медленно моргая.

Мистер Сун даже не морщится на эту выходку, наверняка не ждёт от него ничего хорошего после своего гона. Если, конечно, он очнулся до того, как подавитель прекратил действовать. Хаён могла и не оповещать его о наличии чужих запахов на теле, покрыв своего парня собственным, ярким и сладким.

Чтобы взглянуть в глаза оппоненту приходится задрать голову, а ведь он стоит на ступеньках низкого крыльца. Что за идеальное лицо, Докча морщится, так и хочется врезать, слишком уж лощеная морда, напоминает бывшего мужа.

— Мистер Ким.

— Мистер Сун.

Формальные приветствия окончены, можно уже и подойти к сути, только вот Докча замечает как совершенное личико напротив чуть кривится, словно принюхивается. Этот юнец в край оборзел его обнюхивать?! И даже не скрывая этого!

— Вы используйте подавитель перманентно?

— Не ваше дело, мистер Сун.

Как славно что их весьма нелепый разговор прерывает рычание подъездающего байка Намвуна. Донхун с ним же, они учатся рядом друг с другом, и если количесво пар не сильно различается, то и домой ездят вместе. Он радуется ровно до того момента, как Намвун срывается с места, спрыгивая с байка и роняя шлем, бросаясь нему.

Что-то не так, эмоции ребёнка плещут через край, он почти плачет, сдерживаясь из последних сил, но всё, что делает при этом — вытягивает сигарету из тонких пальцев опекуна и затягивается сам.

Докча уже хочет возмутиться, но подошедший за братом Донхун останавливает его одной только фразой:

— Ему это нужно.

Докча молчит. Молчит и ждёт, когда ребёнок немного успокоится, нет смысла его ругать, сам показал дурной пример. Да и взрослый он уже. Мистер Сун и не думает отступить, дать им немного пространства для внутрисемейных дел, стоит поблизости и наблюдает за разворачивающейся драмой.

— Возможно, плохой вкус на партнёров — это у нас семейное,– голос Намвуна хрипит, словно он кричал. Ничего не понятно, пока старший брат не поясняет:

— Джихё почувствовала твой запах на Намвуне.

Всё ещё не понятно. Ну почувствовала и что? Его дети вообще пахнут ядрёной смесью из всех их запахов, одним больше, одним меньше, в чём проблема?

Намвун доканчивает сигарету, туша бычок о подошву ботинок, выкидывая с стоящую поблизости урну. Поднимает глаза к небу и говорит, обращаясь к отцу:

— Она назвала тебя шлюхой. Сказала, что я нашел себе вонючую омегу и весь пропитался мерзким запахом.

В глазах слёзы, Докча ведь первый взрослый в его жизни, что был добр к нему, что увидел за агрессией ребёнка. Его запах ассоциируется с домом, с безопасностью и пониманием, с прощением. А его девушка так больно била по самому важному для него...

Возможно в этом есть и его вина. Он слишком привык прятать запах, таблетки, пластыри и спрей, боясь вновь привлечь ненужное ему внимание. Да и может, с большой натяжкой, понять Джихё, с которой даже не знаком — Намвун вырос красивым, высокий, широкоплечий, грива вьющихся волос скрывает яркие раскосые глаза. В кого только? Если его омега неуверенна в себе, то новый запах вполне может быть воспринят в штыки.

От Джунхёка на протяжении их брака периодически пахло разными запахами, но он гнал от себя мысли, доверяя мужу. Может зря.

В любом случае, всю эту драму можно решить банальным знакомством с рожителями, осталось только убедить саму Джихё. Если ей, конечно, ещё важен Намвун.

Сейчас его детям нужны успокоение и объятия подойдут как нельзя лучше. Но сначала Докча отклеивает пластырь с шеи, если милой Джихё так не привычен запах папы её парня, то он поможет ей и пропитает каждую чистую вещь своим запахом.

Намвун обнимает за шею, утыкаясь лицом прямо в железу, пробивающаяся щетина немного щекочет, но он может потерпеть, видит бог, его ребёнку это нужно.

Донхун посматривает на из гостя, мягко отодвигает мистера Суна с пути, освобождая себе место и тоже тянется за объятиями. Обычно такие "стайные" штучки родители прекращают лет в 10-12, с началом пубертата у детей, но в его семье ситуация особенная.

Его дети ментально старше, практически лишённые детства, они нуждаются в удовлетворении самых фундаментальных потребностей, в безопасности, в подтверждении их важности и ценности для единственного родителя. Как Докча может отказать?

***

Гон уже закончен и он даже подождал сутки с завершения, просто на всякий случай, так почему от одного только этого запаха у него коленки словно желе? Приходится напрягать всё тело, контролировать мышцы, что расслабляются от этого волшебного аромата. Сейчас он так завидует этим молодым альфам, даже зная, что в их действиях нет никакого сексуального подтекста, только дети, что ищет успокоения у родителя.

Запахи смешиваются и так легко закрыть глаза, представить свой собственный, вплетёный в многогранный запах мистера Кима, словно кто-то долго гулял по осеннему парку, загребая подошвами прелые листья, ступая по влажной земле, а после пришёл домой, сел у жарко натопленного камина, вытянув замерзшие ноги, взял с полки любимый роман и теперь наслаждается теплом кофейной чашки в руке.

Их запахи создавали целую историю вместе, дополняли и раскрывали друг друга. Это ли не знак?