Буэнос-Айрес

      Декабрь, 1930

      Аккордеон взял первую низкую ноту. Спустя три такта к нему присоединились две гитары, одна из которых слегка фальшивила, но почему-то это только придавало мелодии особое, притягательное звучание. Гармоническое и очаровательное, как и сама ночь в этом городе.

      Уличные музыканты под их окном, выходившим прямо на сторону парка, снова начали свой ежедневный концерт. Наверняка там уже собралась в ожидании целая толпа любителей потанцевать, пообжиматься с партнерами. Джаспер даже здесь, на высоте трёх этажей, улавливал всплески их эмоций: страсть, желание, освобождение, счастье, любовь.

      Элис вскочила и уже в следующую секунду стояла у открытого окна, все внимание обратив на вечернюю улицу, где уже зажглись фонари и гирлянды, крест накрест пересекавшие улочки и опутавшие ветви деревьев в парке. Их теплый свет приятно рассеивал полумрак небольшой меблированной комнаты, где тускло горела лампа под большим винтажным жёлтым абажуром с длинной бахромой, создавая причудливый контраст теней в углах, бежевых стен с парочкой пейзажей в тонких рамах, круглому столу из светлого бука и плетеных ротанговых стульях.

      Джаспер отложил томик Моби Дика на испанском, который заявлялся на книжных полках снимаемой ими комнаты, и моментально оказался рядом с Элис, встав за спиной и смотря через ее голову, не доходящую ему даже до плеча. Да, как он и думал. Несколько парочек уже без стеснения трогали и изучали друг друга, пользуясь танцем.

       — Здесь почти как в Нью-Йорке. Только пальмы кругом, — ее тонкий силуэт медленно колебался в такт звучащей внизу музыки, которая то замедлялась, то снова превращалась в нечто стремительное.

      — Я был в Нью-Йорке только однажды, хотя с трудом помню тот день. Шумно, многолюдно, воняло мусором и пролитым спиртным… — он встал за ее спиной, наблюдая, как вокруг музыкантов собирается все больше пар, моментально подхватывая ритм. Эмоции уже бурлили кипятком, какой-то дикий необузданный фейерверк.

      — Почти ничего не изменилось, — рассмеялась она, поглощенная отрывистыми и в то же время плавными движениями танцующих. — Все стало только шумнее, многолюднее и воняет гораздо сильнее. Тебе понравится, я почти уверена.

      Может, и понравится. Но Нью-Йорк был слишком далеко отсюда, практически другой мир. Джаспер выкинул из головы эти ненужные сейчас мысли. Ему нравилось смотреть с высоты их окна на танцующих внизу людей. Они часто не попадали в такт, совсем немного, человеческий глаз вряд ли заметит, но только не вампир. И все же взгляд было не оторвать. Их красота была в несовершенстве.

      — Это очень странный, неправильный танец. Никакой равномерности и четкости. Каждый танцует так, как хочет. Скорее всплеск эмоций, чем отточенные движения. Они называют его танго.

      — Скоро он станет известен во всем мире, — в ней была даже не уверенность, непреложное знание.

      — Не удивлюсь. В нем что-то действительно есть, несмотря на всю неправильность. Необъяснимое и притягивающее.

      Он склонился к ее макушке, чуть касаясь носом и делая глубокий вдох. В голову пришла идея, такая же странная, как и танец. Наверное, все дело в ее запахе, смешанном с южной ночью, ароматами сине-сиреневой жакаранды и красных Петушиных Гребней, которые ярко цвели в ночи, служа естественным рождественским украшением.

      Джаспер аккуратно развернул Элис к себе, обхватил талию, провел рукой вдоль тела, скрытого за тонкой хлопковой тканью сарафана, и потянул на себя, когда пробила сильная доля.

      — Мы что, танцуем? — ее пылающий восторг горел даже в глазах. — Я никогда не танцевала танго.

      — Я тоже. Ничего сложного, — теперь он наступал на нее, подталкивая бедрами и лавируя между стульями, столом и креслом. — Я наблюдал несколько раз. Все вполне предсказуемо. Тебе ведь нравится, — он не спрашивал, а утверждал, прижимая ее к себе теснее, а иногда и приподнимая над полом.

      — Очень нравится, — выдохнула она, когда он в очередной раз приподнял ее, плавно крутанул и аккуратно поставил.

      Ее живот и грудь приятно тёрлись об него при каждом движении. В этом танце не было ни капли пространства между партнёрами. А каких-то полвека назад вальс считался слишком фривольным. Элис была права, люди менялись слишком быстро.

      Джаспер провел ее по всей комнате, пару раз перейдя на вампирскую скорость. Просто немного забылся и в одно мгновение перемахнул от окна к двери, все ещё крепко держа ее талию и чуть наклоняя вперёд. А потом так же быстро переместился обратно, пока притягивал ее снова к своему телу.

С лица Элис не сходила улыбка. Она вскинула вверх ногу, как это делали местные танцовщицы, и задела круглый стол, который, конечно же, разлетелся вдребезги с сухим треском. Ее счастливый смех и цветочный весенний запах заполнили комнату. Джаспер не мог не улыбаться в ответ таким пронизывающим насквозь чувствам, точно так же как не мог не дышать ею сейчас. Ее счастливый смех и ласкающий запах проникли в него, под кожу и ещё глубже, дальше. На мгновение полумрак комнаты растворился, и он снова был семнадцатилетним парнем, человеком, танцевал на каком-то приеме с милой девушкой, имени которой он не помнил. Но у нее было лицо Элис, ее улыбка и почему-то длинные черные волосы. Она смеялась, сверкая темными карими глазами и крепко держалась маленькими изящными ручками в атласных перчатках.

      Джаспер моргнул, и перед ним снова была все та же Элис, и неважно, что с красными глазами и короткими растрепанными прядями, спадающими на лицо. Это была она, он точно знал.

      Он снова подтолкнул ее бедрами, заставляя двигаться стремительно, почти лететь. И не удержался, провел рукой по всей спине, прогнувшейся под его ладонью, до шеи и головы.

      Гитары заиграли крещендо, так громко, будто музыканты находились не в трёх этажах внизу, на улице, а прямо в их комнате. Джаспер целовал ее, продолжая покачиваться в такт музыки. Наступила плавная протяжная часть, скрипка растягивала ноты, рыдая на высокой минорной ноте. Босые ступни Элис прочно стояли на его ногах, он вел ее всем телом, соприкасаясь с ней от бедер до груди.

      Снова резкая смена музыки, и теперь аккордеон выдавал резкие отрывистые ноты. Джаспер крутанулся вместе с ней, чудом не задев кресло, подхватил Элис под бедро и наклонил, и все-таки снёс ротанговый стул.

      Он с самого начала знал, что в этой комнате было слишком много мебели.

      — Прости. Надо приновориться, — с улыбкой прошептал он, не отпуская ее бедра, ведя рукой по нему выше, сминая тонкую ткань сарафана.

Элис не носила нижнего белья, и его ладонь уже нежно гладила голую кожу ягодиц, идеально ровную и приятно упругую.

      — У тебя отлично получается.

      Джаспер не понял, что она имела ввиду. Танец или откровенную ласку. А впрочем, плевать. Он, не отрывая руки, повел ее дальше, к открытому окну, где звуки музыки слышались ещё громче. Снова заиграла медленная и мягкая мелодия, и он с сожалением убрал руку, опуская ее на пол и неспешно ведя в танце.

      Улыбка Элис была похожа на кошачью в полосах фонарного света, проникавшего в комнату. Ровные зубы белели в полумраке, острые кончики клыков, которые выдавались чуть сильнее, чем у людей, задевали нижнюю губу. Он не мог оторвать глаз. И снова поцеловал, намеренно касаясь их языком. Элис тихо простонал ему в рот, толкнув его маленьким сильным телом. Он снова приподнял ее одной рукой, медленно кружа по свободному пространству. Второй приспустил сарафан, оголяя плечо. Дёрнул слишком сильно, и тот рваным лоскутом ткани теперь свисал с талии, обнажив левую грудь. Она лишь прерывисто вздохнула, когда он накрыл ее ладонью. Острая вершина соска колола ему кожу, пока он деликатно сжимал и гладил приятную маленькую грудь, полностью утонувшую в его руке.

      Томительное удовольствие Элис растекалось по нему, заполняя пустые вены, пульсировало вместо крови в груди, голове, паху. Джаспер хотел ещё больше. Он приподнял ее выше, и теперь стоящий торчком сосок упирался прямо ему в лицо. Почти идеально. Одно лёгкое движение, и вторая половина сарафана тоже повисла с другой стороны. Элис с силой обхватила его талию ногами, а он уже водил носом от от левой груди к правой, задевая твердые бусины сосков, целовал ложбину между ними, вдыхал неповторимый аромат полевых цветов. Язык вырисовывал влажные узоры, следуя тягучей мелодии ведущей скрипки. Тело Элис двигалось в такт, волнующими плавными движениями, задевая чувствительные точки на нем.

      Джаспер так хотел ее сейчас. Невыносимо. Невозможно. Запах цветов сводил с ума. Протяжные аккорды отдавались своим ритмом между их телами. Музыка резко закончилась, а он все продолжал целовать и ласкать языком ее грудь.

      Заиграла новая мелодия. Очередной танго, но с более низкими и гулкими нотами. Сколько же этих танцев успели сочинить. За все время здесь он почти не слышал повторов.

      Джаспер поставил Элис на пол и повел в танце. Она ничуть не смущалась, следуя за ним, по пояс обнаженная, с горящими возбуждением глазами и поджатыми в раздражённом ожидании губами. Снова резкий наклон, и ее груди задорно подпрыгнули, выставляясь перед ним на полное обозрение. Он погладил и сжал одну, вторую, не спеша поднимать ее. Элис выгнулась и поднялась сама, не дожидаясь. Гневно сверкнула глазами, стрельнула желанием. Несколько секунд они смотрели друг на друга, почти соприкасаясь губами. У Элис был такой вид, будто она собиралась оттяпать ему половину языка, в гневе или страсти. Вполне возможно, так и было.

      Джаспер сминал ее зад сквозь тонкий ситец остатков сарафана. Она будто бы невзначай коснулась его паха. Он напряжённо усмехнулся, ожидая чего-то ещё — он никогда не думал, что с ней все будет легко и просто. И тут же маленькая ладошка с силой сжала его член сквозь ткань брюк. Он зашипел, толкнувшись в ее руке, и одним махом сорвал остатки сарафана. Теперь она была полностью голая. К черту одежду, кому она вообще нужна! Он наслаждался ее гладкой кожей, проводя руками по всему телу, жадно целуя, издавая при этом совершенно неприличные влажные звуки. И ни на миг не останавливался, практически вслепую ведя ее по комнате. Если они снесут всю оставшуюся мебель — плевать.

      Элис терлась об него уже всем телом, пробралась под ремень и ласкала, сжимала рукой невыносимо твердый член. Джаспер проникал языком между ее губ, имитируя толчки, сильные и ритмичные. Именно так он будет иметь ее, прямо здесь и сейчас.

      — Джаспер, еще немного и придется вести в танце мне, — отрывисто прошептала она.

      — Я никогда не был против женской эмансипации, — сдавленно рассмеялся он на ее возбуждённо-недовольное ворчание, закинул ногу высоко себе на талию, чуть наклоняясь в бок, растягивая ее тело вместе со своим.

      Боже, наверняка сзади вид просто невероятный. Жаль он не мог посмотреть. Но Элис права. Пора заканчивать с играми. Иначе он взорвется прямо сейчас, под натиском ее настойчивой ладони.

      Гитары снова ворвались в мотив, ветер задул прямо в окно, колыша занавески и короткие волосы Элис. Джаспер поднял ее себе на талию, чувствуя крепкий захват ног с обеих сторон, и медленно усадил на свой член, не останавливаясь, пока не оказался в ней полностью.

      Наконец-то.

      Он постоял пару секунд, не двигаясь, наслаждаясь ее теснотой и приятным давлением, цветочным запахом и видом острых маленьких грудей прямо на уровне лица. Элис нетерпеливо приподнялась и опустилась, сжав его внутри себя чуть сильнее. Прерывисто выдохнула и снова двинула бедрами, будто сидела на коне. Джаспер крепко сжал ее ягодицы и резко насадил на себя, услышав удивленный вскрик. Его пронзало ее чистейшее удовольствие, пока они сталкивались телами под яростную игру аккордеона. Элис скакала на нем не хуже техасского наездника, который объезжает норовистого дикого мустанга. Она изгибалась, крепко держась бедрами, запрокидывала голову, каждый раз издавая при этом совершенно невероятный приглушённый стон.       Джаспер толкался ей навстречу, в каком-то своем собственном безумном танце, пока музыканты все ещё самозабвенно играли танго. Ее шея была абсолютно открыта, и он облизывал, прикусывал ее. И только одно небо знало, как он хотел вонзить в нее свои зубы, так же глубоко как сейчас был его член. Он знал, чувствовал, что если он сделает это, Элис не станет злиться. Они столько раз за это короткое время вместе были близки, что не сосчитать. Они занимались любовью медленно, как люди, или трахались с немыслимой силой и скоростью — ни один человек не выдержал бы подобного. И каждый раз он был на грани, хотел проникнуть в нее ещё сильнее и глубже. Каждый раз она сама хотела этого все отчётливее. И сейчас он снова не станет заходить до конца. Ещё больше чем укусить ее, Джаспер желал, чтобы Элис сама об этом попросила. И она попросит. Рано или поздно. Или укусит его сама. Не так, как она цапнула его в порыве злости, по-другому, по-особенному, по собственному желанию. А он найдет в себе силы подождать.

      Он торжествующе улыбался, думая об этом моменте, насаживая ее на себя ещё сильнее. Элис кричала, сдавливая его снаружи и изнутри. Ее крики сливались с отрывистыми громкими нотами танго, растворялись в ветре, который обдувал их сцепленные тела. Джаспер уткнулся лицом между ее грудей, шумно вдыхая усилившийся запах. Худенькое маленькое тело Элис изгибалось и дрожало в его руках, почти трещало под его напором. Его собственные мышцы все напряглись в ожидании.

      Музыка достигла кульминации, гитаристы чуть не рвали струны, аккордеон громко надрывался, пока она сжималась в оргазме. Он глухо стонал ей в грудь, изливаясь мощными толчками. А потом замер, так и держа ее в своих руках, стоя посреди разрушенной мебели, в полумраке их комнаты. Танго смолкло, музыканты смеялись и шутили, кто-то чиркнул спичками, закуривая сигарету. Его обоняния коснулся едкий дым, но ничто не могло перекрыть запах Элис, насыщенный и яркий. Джаспер гладил ее спину, худые плечи и гладкие бедра, не желая отпускать, отстраняться. Ее собственное желание оставаться ближе отдавалось внутри, звенело чистым звонким колокольчиком. Они могли бы простоять так до самого утра, до следующего столетия, до конца мира.