Затишье – роскошь редкая. А отдых для викинга пусть неведом и нежелателен, но, все же, ожидаемо приятен. И простои, конечно, для кошелька губительны и по карману ударяют ощутимо, но… было бы глупо не ловить момент, когда умереть можешь в любую секунду. И все это понимают, Аскеладд, разумеется, тоже. И тоже отдыхает, тоже пьет, тоже мясо вдоволь ест и отсыпается, когда задерживаются в деревнях.
Вот и сейчас – берет от жизни всё, по мере возможности: в лучшей избе сидит, пьет хорошее вино… А за окном – холод, буран. В такую погоду разбой – дело особенно тяжкое. Разумеется, не только с практической точки зрения – сани, теплая одежда… Но и с моральной. В конце концов, чувствуется что-то неправильное в том, чтобы забирать у семей жизненно необходимые ресурсы, обрекая их на верную гибель.
Но сейчас – не до того, слышен хруст снега. За дверью кто-то.
– Кто там?
А стука нет – глухой удар о дверь, и тишина. Аскеладд настораживается, меч берет, к стене жмется и дверь ногой выбивает. Удар – и ничего: ни слева, ни справа, но… присмотреться – на снегу пьяный мальчик. Лежит – не шевелится. Щеки красные, рубаха распахнута, а вином и с расстояния несет. Жалкое зрелище – глупый пьяный ребенок. Но сердце – щемит. Хочется дверь запахнуть и забыть, а что-то да не позволяет.
– Ну и ну… – глубокий вздох, и Аскеладд меч кладет, взваливает на спину мальчишку.
Торфинн крепкий – у него тело воина, но легкий – ребенок еще. На спине – лежит ровно, сопит мирно. И, кажется, даже прижимается бессознательно, но Аскеладд захлопывает дверь, а парня – на кровать кладет и шкурами укрывает. А сам рядом садится и берет рог.
Глоток, другой, и что-то согревает спину – оборачивается: вино? Не верно – немой вопрос тает в воздухе, пьяный Торфинн жмется – ненамеренно, сонно. Но руки кладет бережно и нежно.
Сейчас его лицо куда мягче – когда он спит, выглядит на свой возраст.
И вопрос сам напрашивается, обличая моральные качества Аскеладда – почему он сражается? Совсем еще ребенок, с угловатыми чертами и наивными надеждами… Что почувствует Аскеладд, если он умрет по его вине? Но вопрос – злободневный, он постоянно гонит его от себя, так почему же не может сейчас? Как глупо – и он выпивает пойло залпом и рог кладет. А сам – рядом ложится.
Сейчас подросток – совсем беззащитный. Весь красный, а лицо – наиглупейшее. Мужчина не может сдержать усмешки, а руку на голову кладет – волосы ерошит. Торфинн – смешно хмурится. Но к руке ластится, как кот.
И Аскеладд проговаривает:
– Торфинн, – не ожидая ответа, ни к кому не обращаясь на самом деле, только чтобы услышать собственный голос и его имя.
Но Торфинн все равно отвечает. Вернее, пьяно бормочет:
– Аскеладд?.. – будто и не осознавая смысла, по инерции, очень тихо и в полусне.
И горло пересыхает, а с губ – случайно – срывается, необыкновенно серьезно и нежно для Аскеладда:
– Не умирай.
И Торфинн снова пьяно бормочет, но уже и не разобрать, что. И сжимается, словно окончательно в сон погружаясь. А Аскеладд – придвигается и его заключает в обьятья. И сам закрывает глаза. К утру он уйдет, но сейчас
– можно.
А умер-то он, в итоге.