Скакать вкруг шеста и выпячивать обтянутые латексом яйца не его эстетика – но его работа. Торфинн раздевается на сцене, Торфинн танцует, и когда сотню-другую просовывают за пояс узких шорт, танцы становятся куда откровенней. Не сказать, чтобы он делал это из чувства долга или рабочей гордости – просто он знает: если одежда будут вульгарней, а танцы – откровенней, клиенты скорее всего вернутся. Может – дадут еще денег, может – насильно трахнут на парковке после рабочей смены – как повезет, может и убьют.
Вот только когда ты на сцене, когда ты в центре внимания, когда ты на самом, кажется, социальном дне, тут не до дум о будущем: сейчас танцуешь, утром будет на что поесть, вот и все.
Торфинн улыбнулся, как всегда, вульгарной, призывной, игривой улыбкой, и вышел на сцену под шквал апплодисментов, виляя тощей задницей. Сегодня он был пилотом.
Ну, как сказать, "был пилотом" подразумевало только черезвычайно узкие брюки и белоснежную рубашку с эполетами. Ну и, конечно, фуражку, которую он, как правило, снимет в последнюю очередь, только если припрет. Ведь сними он ее сразу – кто поймет, что парнишка в стрингах изображает пилота?
Из динамиков послышались басы. Следом – барабаны и какой-то томный женский голос запел что-то о сексе на "инглиш лангуаге". Смысл песни угадывался в тихих перешептываниях на фоне, да и, впрочем, в тоне голоса и темпе мелодии – и не зная языка, можно было войти в нужное настроение, даже без всяких линдеманновских "just a little bit, be my little bitch".
Так или иначе, но то самое настроение или, может, актерское мастерство, придали танцору очень приятный вид. Торфинн, изгибаясь в пояснице и легко двигая тазом, под восторженные взвизги подпитой толпы: дам бальзаковского возраста и каких-то толстоватых дядек-джентельменов и работяг, черт знает, зачем, отвернувшихся от девченок на соседней сцене или, может, изначально на Торфинна и ориентированных, – почти что провальсировал в темпе три четверти, хорошо ложащимся на джаз-рэп трек, до шеста.
Господа, дамы и прочие индивидуумы, прибывающие в зале, оживились, когда парнишка цепко ухватившись одной рукой за шест, обошел его, как бы примеряясь, но следом – отстранился. Пока Торфинн был одет, "пилатос" не был первостепенной целью, потому он отошел от шеста, выйдя чуть вперед, поближе к "зрительному залу", и продолжил распалять зрителей танцами.
Взглядом Торфин окинул зал, закинул голову чуть назад, раздвигул ноги на ширину плеч и, поскольку ягодицы у стриптизера считались наиболее рабочей и пользующейся спросом как у мужчин, так и, как ни странно, у женщин, частью, парень слегка согнул колени, положил на них ладони и принялся плавно раскачивать зад в стороны, двигаясь корпусом в такт. Наверняка эти движения входили в категорию софт-тверка, если такая категория имела место быть, но до классической тряски жопой дело не дошло. Рукой Торфинн принялся оглаживать свою грудь, медленно, но в темпе подбираясь к пуговицам рубашки. Расстегивать ее он не торопился: видел на лицах нетерпение, слышал подначивания, но понимал, что пришли сюда в первую очередь за шоу.
Когда рубашка полетела в зрительный зал, открылась бледная грудь, обхваченная портупеей. В брюках, фуражке, портупее, галстуке и отменных кожаных туфлях Торфинн смотрелся если не классически красиво, то уж точно чересчур притягательно и очень презентабельно.
Аккуратно сбросив туфли в танце и, что, наверное, логично, куда более быстрым и отлаженным движением, чтобы не выглядело неловко, стянув брюки, он оказался в сетчатых чулках, черных стрингах, портупее и галстуке. Фуражка, конечно, тоже была на парне, и к волосам она была надежно прилажена заколками и шпильками, чтобы не слететь, но ее было предпочтительно считать за аксесуар, а не за предмет одежды, когда она не скрывала потенцию.
У Торфинна оставалась одна песня, и, наконец, он подошел к шесту. Последним треком оказался старый джаз без слов со страстным саксовым аккомпаниментом, и, под стать ему, Торфинн томно и неспеша обошел пилон, потерся об него, повытворял неспешно чудеса акробатики и, наконец, тяжело дыша, скрылся за кулисами вместе с последними нотами. За шторкой его встретил менеджер.
– Отличное выступление, парень.
– Спасибо.
– У тебя полчаса перерыв, а потом – "ви-ай-пи"-клиент.
– Несколько приватных танцев?
– Ага, несколько. Он взял тебя на остаток ночи.
– Он в курсе, что интим не предусмотрен?
– Да, я переспросил дважды.
– Ладно, – завершил Торфинн, направляясь в гримерку, чтобы переодеться и освежить мейкап.
"Наверное, пришел за светской беседой", – гмыкнул парень.
Накатив для проформы пару стопок какого-то пойла с общего стола в гримерке, Торфинн наконец отправился в приватный зал. Зеленая шторка, отделявшая дверь от общего зала, была приоткрыта охранником, и Торфинн вошел внутрь. В зале сидел мужчина, вроде бы входящий в возрастную категорию "поздние сорок", но выглядящий вполне прилично. На нем был серый костюм с красной рубашкой, в руке он держал стакан, кажется, с виски.
– Привет, – начал Торфинн, – есть особые пожелания?
– А ты, гляжу, времени зря не теряешь, – усмехнулся мужчина. – Зови меня...
– Папочкой? – перебил Торфинн.
–...по имени, – выдохнул мужчина. – А твой вариант, видимо, выбирают чаще, – Торфинн усмехулся.
– Ну да, и что с того?
– А вот дерзить мне не надо, – мужчина отпил из стакана с самодовольной улыбкой.
– Как вас зовут?
– Аскеладд. Можно на "ты".
– Хорошо, - улыбнулся Торфинн. – Трогать меня можешь, но в трусы не лезь, - дважды он постучал в дверь, заиграла музыка. – Смотри, Аскеладд.
Торфинн, с профессиональным изяществом обойдя комнату вокруг, наконец оказался лицом к лицу с клиентом. Вблизи чувствовался ненавязчивый аромат парфюма и немного более резкий запах алкоголя. Примерившись, приблизившись, притеревшись, он принялся кружить возле мужчины, всячески изгибаясь и улыбаясь исподлобья. Очень скоро он залез к нему на колени. Спустя еще немного времени мужчина заговорил.
– Не хочешь выпить? Ты выглядишь молодо, тебе вообще можно пить?
Торфинн, не прерывая танца, усмехнулся.
– Если бы мне нельзя было пить, я бы не работал в стриптиз-баре.
– Хм, вполне логично, – пожал плечами Аскеладд. – Так тебе налить?
– Я не могу пить, пока танцую.
– Можешь сесть рядом.
Дважды просить не нужно – Торфинн сел рядом. Мужчина налил во второй стакан, заранее заполненный льдом, из той же бутылки, из которой наливал себе, и протянул его Торфинну.
– Спасибо.
– Ага.
Торфинн отпил.
– Мне продолжить танец?
– Можешь и не продолжать.
– Не впечатлил?
Аскеладд рассмеялся.
– Не впечатлил? Хах, да нет, очень даже. Особенно своими вопросами. Как тебя зовут?
– Торфинн, – расслабившись, парень случайно назвался настоящим именем. Торфинн замешкался.
– Это твое настоящее имя?
– Псевдоним, – соврал парень.
– Настоящее. По-рабочему ты бы назвался "Конфетка" или, может, "Капитан Секс", разве нет?
– Я бы ни за что не назвался "Капитан Секс", плешивый.
– О, киска показала когти?
Музыка продолжала играть.
– Старпер, за дверью вообще-то охрана, а, как ты уже понял, работаем мы по стопроцентной предоплате, и бабки свои ты не вернешь, если я сейчас тебя вышвырну.
Аскеладд рассмеялся, как вдруг резко прекратил и прижал Торфинна к круговому дивану, обхватив его горло руками.
– Да? А если не успеешь? – пальцы сжались, но почти сразу же были разжаты. Мужчина отстранился. – Шучу.
Торфинн вскочил с дивана и отошёл на несколько шагов назад, прокашливаясь.
– Что тебе надо?
– Работай на меня.
Танцор рассмеялся.
– Личным стриптизером? Шлюхой? Водителем, что ли, блять? Ага, спешу и падаю. Делать мне больше нехуй.
– Не шлюхой. Можем, конечно, договориться и по этому поводу, если так рвешься.
– Тебе уебать?
– Переходи в мой клуб.
– С какого перепугу?
– Плачу шестьдесят процентов от выручки. Здесь же сорок?
– Ага, отдамся за плюс-пару процентов, конечно.
– Еще я заплатил владельцу заведения, чтобы ты перешел в мой клуб.
– Перекупил, что ли, блять?
– Ну, выходит, так. Пойдешь ко мне работать?
– Иди нахуй, – Торфинн зло зыркнул на Аскеладда и вышел из зала, направляясь к менеджеру. Весть об увольнении только вселила в парня уверенность в том, что пора завязывать с этим периодом в его жизни, он забрал деньги и вышел из клуба с желтой неоновой вывеской "Винланд", чтобы никогда сюда больше не возвращаться.