Хуедия

Жизнь Кнуда не комедия, а ёбаная хуедия, от «хуй», ласково начерченного Гармом на заборе. Жизнь Кнуда не сахар, а блядская сахарная фабрика. Жизнь Кнуда – будто сборник тупых фейлов на ютубе, но говорить об этом не стоит, можно только терпеть и молиться.

С Гармом они живут в съемной двушке, но спят все равно в одной комнате, потому что одну из комнат они завалили хламом: спортинвентарем и иконами, полюбовно вывезенными из родительского дома, несмотря на вопросительный взгляд отца. У них там стоит кинг-сайз кровать. А Гарм спит на диване. Вообще, они должны меняться, но бедняжку ему жаль, а к походным условиям он приучен.

Готовят они тоже по очереди. Ну, как, вообще-то, готовит Кнуд, потому что они не хотят снова провоцировать опасность пожара. И еще гренки у него вкусные, да.

Когда Кнуд возвращается из универа, Гарм встречает его взглядом ласковым и преданным, как собака, спрашивает, как прошел день, говорит, что сделал сегодня на один подход больше, и показывает разрезанные на части «Чокопаи» с апельсиновым соком в пластмассовой кружке, рассказывает, что он сделал ужин. А потом достает из шкафа по пачке «Лейс» со сметаной и укропом и с хитрым прищуром говорит, что сегодня у них вечер фильмов (но пересмотрят они в сотый раз какой-то тупой фильм про животных, и Гарм снова будет рыдать, как девчонка. Кнуд тоже).

Если Гарм принимает ванну, то сидит он в ней часами, и обязательно что-нибудь да забывает.

«Кнуд, принеси мне пиво из дверцы холодильника».

«Принцесса, пожалуйста, я забыл телефон в туалете».

«Эаэыыэыэыв, кис, принеси шампань с бокалами, я не думал, что они понадобятся…»

Музыка для ушей. Кнуд ворчит, когда приносит, но эти звуки давно стали родными, привычными. Он их слышит чаще, чем рингтон телефона.

– Эй, слышишь меня? Принеси арахис, он в микроволновке, – Кнуду смешно, ведь он чувствует себя с Гармом мамой-птицей, и он сдержанно улыбается перед тем, как зайти в ванную с полной чашкой.

– Вот твой арахис.

Но Гарм руку перехватывает через шторку, когда он протягивает в зазор тарелку, обхватывая запястье вместе с тканью. От неожиданности Кнуд роняет орешки в воду, а Гарм смеется.

– Ай-яй, Кнуд. Ты испортил орехи, – и хмыкает, – и ванну. Как хочешь загладить вину?

– Это же ты меня за руку схватил, – возмущенно шепчет Кнуд.

– Не я же высыпал арахис в ванну.

Приходится покраснеть и согласно кивнуть.

– Прости.

– Может присоединишься, чтоб загладить вину?

В других обстоятельствах Кнуд бы согласился, но сальные намеки его не впечатляют.

– Не смешно совсем, отпусти.

– Не отпущу, – и он чувствует рывок, и вдруг падает, обрывая штору, прямо в воду. Прямо на Гарма. – Знаешь, а в школе меня дразнили, потому что у меня большой хуй.

И Кнуду, блять, смешно и тошно становится, и кажется он никогда не был так смущен.

«Я, блять, чувствую!», – он не отвечает, потому что матерится только в своей голове. И в твиттере.

– Да-да, потому что занимался не алгеброй и геометрией, а гачи-борьбой, и всё, что вы оттуда вынесли – знания по ревизии членов… – тараторит он не то себе под нос, не то Гарму в ухо, в которое он так глупо сейчас упирается, весь сконфуженный, красный, заикающийся и до нитки мокрый. Потому, что ничего лучше он придумать не смог, а если бы промолчал, то скончался бы на месте от нехрестьянских измышлений.

– Оу, Кнуд, – почему-то смеется Гарм, и наматывает мокрые волосы парня на кулак, чтобы притянуть того к себе, заставляя сердечко сделать тудум, а потом вдруг шепчет. – Ты сейчас мокрый из-за меня?

Это выше его сил. О Боже, дай Кнуду терпения и сил сдержаться, и он практически вырывается и на пол падает, больно ударяясь головой о стену.

– Черт, Гарм!..

А Гарм смеется.

– А теперь играешь недотрогу?

Кнуд вскакивает и вздрагивает.

– Т-ты шлюха, Гарм, дай, Боже, мне терпения!..

Гарм вылавливает из воды орешек и кидает в рот.

– Ты целка, Кнуд, и мы с этим еще поработаем.

Жизнь Кнуда – ёбаная хуедия, подборка фейлов с ютуба. Но иногда ему это даже нравится. Кнуд краснеет.