Распаковка Тоширо из надоевшего кимоно под шорох скользящей ткани. Затыкание вонючего прокуренного рта под удивленный вздох. Замена языка в его рту на большой палец с оттягиванием подбородка к шее, пока он дышит тише и опирается спиной на стену позади, чуть отставляя ноги вперёд, чтобы Сого не мешала разница в росте, что его сразу же раздражает. Ухватывание языка щипцами в свободной руке и ответный взгляд с интересом. Замена большого пальца на подбородке на иглу, направленную в рот, когда Хиджиката послушно оставляет подбородок оттянутым.
И никакого майонеза следующие две недели.
Усталое закатывание глаз к потолку и покорное растворение в руках, ненастойчиво касающихся торса под полой камзола. Не заходящих ни на слой глубже. Складывание головы в битве со своей безмерной социальной усталостью и неготовностью давать кому-то ресурс не то, что прямо сейчас, а в принципе. Масляно-невесомое рассасывание в Ничто сквозь пальцы, с молчаливым согласием просеивающие сегодняшнее Ничто Окиты. Многочасовая слитность Окиты с полом прямо у порога в рабочей одежде, позволившего себе притвориться, что вокруг него, опустившего выдержку, вакуум еще держится. И до едва маячащих на периферии покалываний всасывает его кончиками ногтей.
Выкладывание в Эдо-шотсы тренда с возрастом. Двадцать девять – двадцать. В казарме. Двадцать семь – восемнадцать. На зачислении Сого в Шинсенгуми. Двадцать – одиннадцать. На... Что? Ровно через три минуты прилетающий во двор багровый от злости Тоширо. Бессловесно с чуть-высокомерной насмешкой прощупывающий его взглядом Сого. Смотрящий три бесконечно давяще-липко-колючие секунды, потом заботливо протягивающий с ухмылкой Хиджикате предусмотрительно прикуренную сигарету. Тупое лицо Хиджикаты, кривящееся на звёздочку "для близких друзей" на истории от акка с 9 подписчиками (и потенциально возможным одним просмотром).