Девятиэтажка находилась прямо у дороги, на последнем перекрёстке перед лесополосой. Реликт брежневской эпохи, памятник индустриализованной деревни, находился в типичном для типовых зданий состоянии — дата последней перекраски считалась по основанию "Машины времени", водопад давно перешёл из разряда протечек в достопримечательности, а первые жильцы растили внуков и мастерили садовые украшения из автомобильных шин. Бетонная парадная, впрочем, удивляла иногда работающим домофоном с камерой. При правильной постановке кадра и погоде, такой как сегодня — серой, угрожающей напрягающе-низкими облаками, картина получается идеальной для обложек всего спектра пост-панка.

Мы стоим внутри, ждём лифт, застрявший где-то наверху. Обшарпанный ковёр, подарок ленивого жильца, прокинулся от самих железных врат механического эпилептика, до стены, надёжно глуша шаги и скрывая пролитые жидкости, которые здесь же обычно и распивают различные неблагонадёжные личности, пользующиеся отсутствием камер. Левая стена испещрена наскальной живописью и древними плакатами, призывающими воспользоваться услугами обанкротившегося оператора связи. На правой же стороне блестели афишной бумагой сгенерированные нейросетью монстры-знамёна онлайн-школ.

Эхом раздаются стоны и кряхтения умирающего, который должен был выйти из эксплуатации ещё двадцать лет назад. Чудом, лифт пока никого не убил. Я мечтал, чтобы это сегодня изменилось при моём непосредственном участии.

За всеми этими мыслями я пытался спрятаться от того, что ждало впереди. Я давно решился, распланировал сегодняшний день, но, от томительного ожидания, теперь уже лишь тщетно пытался успокоить готовившееся выскочить сердце. Сейчас, медленно собирая силы, я стараюсь на него не смотреть — ноги сразу подкашиваются. А он, дурила, стоит спокойно и даже не догадывается!

Я с шести утра на ногах, потому что Морфей издал указ, запрещающий пускать меня в его царство. Мерой пресечения нелегальной эмиграции стал страшный сон в гипер-реализме: мы стоим с ним, прямо, как сейчас, я признаюсь ему в чувствах длинной речью, а он отвечает жёстким отказом, крича о том, что я разрушил нашу дружбу, что я ненормальный, ничтожество, что мне стоит теперь умереть... Сон обрывается, я просыпаюсь в холодном поту и отчаянии, через силу засыпаю обратно, и так ещё два раза. Дальше шести решил уже занять себя домашними делами. Я бы даже сказал, что это было мне полезно — столько времени я ещё никогда своей внешности не посвящал: крема, взятые у матери, парфюм, выбранный специально под него, по-новому уложенные волосы, цветочная заколка и клипсы-бабочки, достаточно длинная и объёмная футболка в общий стиль, а также, будто бы на меня сшитые, широкие женские джинсы слегка панковского вида, которые я обманом уговорил купить мне мать. Если уж он — нормальный, то я хотел выглядеть хоть немного феминно.

Мы договорились встретиться в кафе, в час дня. Солнце неистово грело — около двадцати градусов. Он пришёл с опозданием в минуту, а я, допивая третий кофе из-за неловкости от слишком раннего прихода, уже весь извёлся под выдуманными и раскрученными взглядами окружающих. Мне казалось, что они смотрят на меня, догадываются, точно знают, какой я, сдадут родителям... Всё сразу ушло из головы, когда я увидел его. Особенно далеко убежали мои планы, так что в итоге мы просто гуляли по районы, разговаривали обо всём на свете, кроме главного. И вот, стоим у лифтов, готовимся прощаться. Ноги стоят некрепко, чувствую, что если всё так и продолжится, то упаду. Сейчас или никогда!

"Я тебя люблю! Давно люблю как безумный. Ещё с тех пор, как подсел к тебе за парту в средней школе. Я знаю, что ты нормальный, что шансов никаких у меня нет, но я и ни на что и не надеюсь, не переживай. Мне только необходимо выразить, как ты мне дорог! С самого нашего знакомства я понял, что хочу проводить с тобой всё свободное время. Я тогда не понимал, что это такое. Лишь много позже осознал свою ненормальность и сразу, слегка приврав об источнике чувств, рассказал тебе, и ты был очень добр, помог мне это принять... В самые тяжёлые моменты ты меня поддерживал, а я, хоть и пытался отвечать тем же, всё ещё чувствую, что сделал и сказал недостаточно. В последний год мы сильно отдалились, но я часто думаю о тебе, чувствую себя из-за этого ужасно — прекрасно болен. Я ничего от тебя не требую, всё, что мне нужно — сказать, что ты — самый лучший человек на свете! Надеясь, что после такого наша дружба не развалится..."

И много дальше я размышлял, глядя на заскучавшего его. Лифт приехал, и я, наконец, заговорил:

— Было весело, Женя! Надеюсь, что мы скоро снова сможем встретиться!

— Правда, до встречи!

Мы обнялись на прощание, я зашёл в лифт и поднялся домой.