Ноги, свободно свисающие с крыши, покачиваются в воздухе, задницу слегка покалывает от мелких камешков, которые впиваются и ощущаются даже сквозь одежду. Минхо морщится от малоприятных ощущений и щелкает пальцами — камешки стираются в пыль и больше не беспокоят. Он удовлетворенно вздыхает, наблюдая за маленькой фигуркой паренька, который за последние десять минут успел столкнуться с велосипедистом и врезаться в старушку, у которой, от внезапного контакта с неуклюжим телом, рассыпался пакет с продуктами. Паренек неловко подбирал все, что не успело откатиться достаточно далеко, торопливо собирал обратно в пакет, пока старушка отчитывала его, а сам он беспрерывно извинялся и кивал головой на каждое оскорбительное слово в свой адрес.
М-да уж.
И вот почему именно у этого человека Минхо Ангел-Хранитель? — думал он раньше, — за какие грехи?
Хотя ответ на этот вопрос все же очевиден.
Не то чтобы он сильно был недоволен… парень неловкий, беда с друзьями — их попросту нет, но в опасности не встревает и вроде его жизни ничто не угрожает, разве что свойственная ему неловкость однажды подведет его к краю тротуара и спихнет под колеса машины. В общем-то, для этого Минхо и присматривает за ним. Чтобы с его подопечным не произошло ничего плохого.
Вообще, самому Минхо не сильно понятно, почему его назначили Хранителем Джисона, так звали парня, назначили не с самого рождения, но с весьма раннего возраста. И это было уже странно. Ему строго-настрого наказали, чтобы он глаз с него не спускал и Минхо не какой-то там безответственный Ангел-Хранитель. Хоть и примеривает эту роль для себя впервые.
Он не всегда был Хранителем, раньше он был воином, его крылья отражали Свет Эдема и слепили врага, а ноты флейты возвращали Падших туда, где им самое место — в Тартар. С тех пор прошло много времени или, как любят говорить люди — много воды утекло. Внутренние конфликты с самим собой, размышления о разумности методов, коими пользуется Эдем, сомнение в правильности своего предназначения и своего существования терзали его не один год. Он и сам не заметил, как белоснежные крылья, отражающие Свет Эдема — его дома — вдруг померкли, пронзая черными тенями перья, что так походили на Тьму Тартара.
Следить за неловким парнем с самого его детства не было чем-то увлекательным — так думал вначале Минхо. Вначале действительно было все довольно скучно и… никак. Парень просто был. Рос сначала быстро, потом помедленнее, куда-то ходил и чем-то занимался. Казалось, что все в порядке. Но отчего-то Минхо практически не слышал его смеха или не видел искренней радости, которые присущи людям его возраста. Спустя время до Хранителя дошло — парень одинок. Оттого и неловкость с людьми, он так и не смог влиться в социум, когда к тому располагало время и место, и в итоге он закрылся. В какой-то момент Минхо даже стал забывать звучание его голоса, так редко он говорил.
Чувство ответственности душило, и банально было жаль Джисона. Он ведь не плохой какой-то, нет, совсем наоборот. Джисон был славным парнем и Минхо видел, что душа его чиста и невинна, а Эйдос переливался перламутровым белым, что нечасто встретишь у людей. Но такие высокие показатели ничто, если ты не можешь и пары слов связать с незнакомцем — чистая душа и безграничная доброта неспособны дать тебе близких по духу людей, они попросту не дотягивают до этапа, когда дрожь в пальцах затихает и тиски не сдавливают грудную клетку от волнения и страха все испортить.
Все меняется в одночасье, когда сам Минхо и моргнуть не успевает, вокруг Джисона материализуется подозрительная парочка, даже с такого расстояния Минхо чувствует от них ауру Тартара. Он склоняется, с подозрением всматриваясь в них, но расстояние не позволяет услышать, о чем они говорят, хотя, напуганное лицо Джисона говорит само за себя.
Два далматиновых крыла за его спиной расправляются, и он камнем падает вниз, тормозя себя у самой земли и, прежде чем его заметят, растворяет их в воздухе. Он морщится от яркого запаха огня и гари, которые, судя по всему, обычный человек не способен учуять.
— Не подскажите время? — буднично спрашивает он, встречая удивленный взгляд Джисона. О, он впервые видит Минхо. Два взгляда тяжело липнут к коже, так, что возникает желание смыть с себя эти фантомные ощущение.
— Заблудился, ангелок? — с насмешкой цедит невысокий коренастый парень, обладающий тяжелым взглядом.
— Немного, — кивает он, — вы местными не выглядите, — он показательно оглядывает их с ног до головы, — а вот этот парень — вполне, — он указывает на Джисона, нахально улыбаясь Чертям. Да, не сильно уважительно, но в Эдеме все так их зовут. Не Падшие Ангелы, а Черти или Бесы, Ангелы-Искусители, да как угодно их можно называть, их сути это не поменяет.
— Д-да, я провожу куда скажите, — Джисон натянуто улыбается, смотря на Минхо с надеждой.
Хранитель на ходу сочиняет адрес, в который ему нужно и Джисон с больших энтузиазмом кланяется парням, торопливо прощаясь, спешит по тропинке вперед, чтобы показать путь Минхо, но тот все же немного задерживается.
— Вам не говорили, что пугать детей нехорошо? — он вскидывает бровь, с вызовом смотря на более адекватного, чем-то смахивающего на сторожевого пса, уравновешенного и закаленного многолетней службой.
— По человеческим меркам он уже не ребенок, и мы его не пугали, — спокойно отвечает он.
— Я надеюсь, — он выделяет это слово, — мы с вами больше не встретимся, катитесь в свое подземелье.
— Лучше следи за своим подопечным, ангелок, — слышится язвительный насмешливый голос коренастого.
Минхо не видит, но слышит сдавленное кряхтенье за спиной. Судя по всему, выводить из себя Хранителя не входит в их планы и тот, кто это понимал, напомнил и второму об этом.
Минхо следует за Джисоном, который стоял в стороне, нервно перебирая пальцами край футболки и ждал, когда его догонят.
Ситуация отстой, — думает Минхо. Такой наглости он еще не видел, да и слышал о таком немного, чтобы в присутствии Хранителя Черти из самого Тартара пытались осквернить душу человека, ну, или чем они там занимались.
Уму непостижимо.
Об этом стоит поговорить с кем-то умным, наверное, даже стоит поговорить с Феликсом.
***
Минхо хочет разгромить комнату, чтобы вся мебель в щепки разлетелась. Хочет, чтобы все реки вышли из берегов, а все океаны высохли. Хочет, чтобы все вулканы изверглись, а горы стерлись в пыль.
Какого черта он узнает о том, что Джисон претендент на трон Тартара только сейчас? Какого черта его не предупредили? Почему о том, что Джисон родился в ночь, когда один из Златокрылых одолел предыдущего Владыку Тартара — Люцилита, и когда из его тела утекла последняя капля крови вместе с наполняющей его мощью, на свет родился Джисон и еще несколько младенцев? Почему он узнает о том, что сила этого Люцилита, теперь в них распределена поровну?
Какого. Черта.
И как теперь он должен себя вести, зная такую важную деталь жизни Джисона? Джисон совсем не подходил на роль Владыки, тем более подземного мира. Он наблюдал за ним и ни одного намека на Тьму в его душе так и не заметил. Эйдос этого человека не имел и намека на тени.
— Именно поэтому мы хотим, чтобы ты его переманил к нам, с такой силой, как у него мы станем еще сильнее, — говорит Ханна, нимб над ее головой сверкает так, что Минхо думает — если на него посмотреть дольше минуты — ослепнешь стопроцентно.
— И как я это сделаю? Ему и без моего вмешательства сюда путь открыт, тем более, вы это поручаете мне? — Минхо удивленно вскидывает бровь.
— Тебе, с твоими пороками ты ближе к людям и тебе понятнее их мышление, — она морщиться, будто от оскомины, затем подбадривающе улыбается, — ты справишься, я уверена.
— Мои пороки не сыграют на руку нам в этом деле, душа Джисона сейчас чище, чем моя, справедливости ради — не мне заниматься тем, чтобы его в Эдем тащить.
— Ты его Ангел-Хранитель, Минхо, значит, тебе и нести за него ответственность.
Глупый бесполезный разговор, не более.
***
Человек и его Ангел-Хранитель имеют незримую связь, и если человек ее не чувствует или не осознает, то о Хранителе такого сказать нельзя. Миллионы тонких серебряных нитей связывают их, дергая и каждый раз напоминая о себе, и случись что неладное с Джисоном, Минхо это почувствует, где бы он ни был.
Однажды Минхо не почувствовал Джисона.
А когда связь вернулась, от него пахло гарью и огнем.
***
Как бы старательно Минхо не следил за целостностью Джисона, держать его под своим всевидящим оком не всегда получалось. Кроме Джисона была и другая работа, другие занятия, в общем, заняться всегда было чем, если Джисону что-то грозило смертельное или около того, то он это чувствовал пятой точкой и мчал к нему на всех парах, а пока это чувство не просыпалось, то, стало быть, и беспокоится не о чем.
Так думал Минхо всю жизнь Джисона.
Поменял он свое мнение после появления тех Чертей, потому как после их появления он стал замечать странности в поведении Джисона. Не плохие. Но все же ощущались они для Минхо сильно, и уловить, почему такие метаморфозы происходят, с расстояния никак не выходило.
Расстояние делу не поможет, — думал Минхо. Именно поэтому сейчас он улыбается широко и максимально дружелюбно, машет Джисону рукой.
— О, я помню тебя, ты мне помог недавно, — он подходит ближе к смущенному Джисону, который издалека заметив его активность, стянул наушники с головы.
И даже с такого близкого расстояния внешне ничего не изменилось, он все так же неловко переминается с ноги на ногу и перебирает пальцами болтающийся провод наушников, его взгляд бегает, не фиксируясь на собеседнике и уши краснеют.
— Привет, да это… ерунда, — он неловко посмеивается.
Его Эйдос переливается перламутровым белым и то ли Минхо мерещится, то ли мимо пролетала птица, но ему кажется, что там, прямо в центре груди, мелькает серая тень, заслоняя мутью непорочную душу.
— Не покажешь, где здесь можно перекусить? Я здесь все еще плохо ориентируюсь, вчера наткнулся на забегаловку — сплошное разочарование, — он старается выглядеть беззаботно и дружелюбно, надеется, что не слишком давит на Джисона.
Знакомство с людьми — процесс тяжелый, когда хотя бы один из них настолько не социален, как Джисон. Минхо нужно понять его лучше. Он хочет узнать его с близкого расстояния, его мысли, то, что его тревожит больше всего.
Может, так он узнает, есть ли у него шанс влиять на Джисона, сможет ли он убедить его не поворачиваться лицом к Тьме.
Джисон не выглядит так, будто хочет быстрее слиться с компании Минхо, потому они идут туда, где Джисон чаще всего бывает один — в его любимое кафе, прямо у пустынного железного мостика, окутывающее их запахом лимонов, выпечки и кофе.
***
— Знаешь, за последние несколько месяцев моя жизнь так сильно поменялась, — Джисон воодушевленно пинает камешки на тропинке парка.
— И что поменялось? Кроме того, что ты встретил меня? — Минхо шутливо поигрывает бровями, смотря за тем, как пушистые волосы ерошатся ветром.
Он знает, что изменилось. Те двое из Тартара приходили снова. И не раз. И по запаху, от которого у самого Минхо першит в горле, он понимает, что Джисон частенько проводит с ними время. Сам же Джисон Минхо про свои дела не говорит.
Ведь Минхо для него всего лишь человек.
Он явно осведомлен о своем положении в обществе, он уже знает, какая сила в нем скрыта, Минхо чувствует, как разительно он изменился за то время, что они знакомы лично. Джисон стал куда увереннее, он уже не отводит взгляда, хотя порой бывает, что все же румянец поднимается по его шее и щекам, когда они сталкиваются взглядами. Но уверенность в движениях сделала из него будто совершенно другого человека. И Минхо испытывает странное воодушевление от этих изменений. Хоть и понимает, чья эта заслуга.
Эйдос Джисона действительно переливается темными тенями и это уже не мираж, а действительность.
Джисон неопределенно пожимает плечами, слегка застенчиво улыбаясь.
— Чувствую себя живым.
***
Крупные капли с силой ударялись по окнам, разбавляемые мелкой дробью их брызг, серое небо скатертью накрывало город, пряча его от глаз любопытных.
Минхо тяжело вздыхает, обхватывая замерзшими ладонями горячую чашку чая, отдающего розмарином и лимоном, Джисон напротив тоскливо смотрит на дорожки стекающих по мутному стеклу капель.
В кафе, на контрасте с такой погодой — уютно, приятно пахнет и единственное, что как-то нарушает всю эту обстановку — шуточная перебранка бариста и повара.
— Выглядишь задумчивым, — Минхо краем глаза смотрит, как его Эйдос подернулся темной дымкой, граница плавает, будто сам Джисон еще находится на перепутье и выбор не сделан.
— Правда? — он удивленно смотрит на Минхо, — на самом деле, я думаю кое о чем, — он мнется, — не знаю, это так глупо.
— Я постараюсь тебя понять.
Его темные глаза сосредоточенно смотрят на Минхо, губы поджаты, будто он думает — стоит ли начинать разговор или все-таки нет.
— Мне кажется я плохой человек, ну, то есть не стопроцентно, все мы не без греха, просто я как будто чувствую, что во мне столько злости, мне так хочется ее выплеснуть, — он теребит пальцами салфетку, изредка поглядывая на Минхо, — я боюсь, что сделаю что-то плохое.
— Тебя все люди раздражают или в какие-то моменты это чувство ярче? — осторожно спрашивает Минхо.
Чувствовать злость и раздражение норма для человека, но это норма, когда на то есть причина, а не когда в тебе сидит уничтожающая все живое сила и ждет, когда ты ей воспользуешься.
— Не всегда, меня раздражают, когда ходят медленно, когда говорят громко, когда смеются визгливо, так, что по ушам бьет, когда за стенкой слышу храп соседа, когда на меня смотрят долго незнакомые мне люди, когда цепляются на улице с глупыми вопросами, — он выплевывает слова и его лицо краснеет, а взгляд становится острее.
Минхо не сразу понимает, что смотрит на него с улыбкой, больше умиляясь с недовольного пыхтения. Джисона раздражает то, что не оставит равнодушным, вероятно, никого. И то, что он этого боится или скорее боится своей реакции на эти вещи… необычно. Он будто всю жизнь прожил в вакууме, и то, что любой бы открыл в себе еще в детстве или в пубертат, Джисон открывает в себе только… сейчас?
Уж не связано ли это с тем, что Минхо всю жизнь вмешивался в его судьбу?
Осознание ударяет раньше, чем он успевает проконтролировать свои эмоции и Джисон осекается на полуслове.
— Все нормально? — осторожно говорит он.
— А… да, — он натянуто улыбается, чувствуя, как в груди холодеет, и мышцы лица каменеют. — Ты не плохой, Джисон, чувствовать раздражение это абсолютно нормально, пока это не выйдет из-под контроля.
— Контроля?
— Не навреди никому и себе в том числе.
***
Минхо ума приложить не может, где его жизнь свернула не на ту тропу. Или почему он сейчас чувствует себя, как бездомная кошка на собачьей выставке. Одним словом, не на своем месте. Хотя он соврет, если скажет, что не знает, как так вышло. Все началось с того момента, когда его поставили перед фактом: «Теперь ты Ангел-Хранитель того парня», а то, что этот парень оказался претендентом на трон Тартара… Ну и что? Отказываться от него теперь что ли?
Прошлого не вернуть и не поменять и вот он пошел на поводу у взволнованного Джисона, который привел познакомиться его со своими друзьями. Минхо лишь фыркнул на это слово. Какие из Чертей друзья, тем более для Джисона, которого он знает со времен, когда тот пешком под стол ходил.
Его представление об этом месте, что пропитано запахом огня и сажи, не сильно совпало с реальностью. Не то чтобы любому Ангелу а тем более Хранителю доводилось бывать в самом тартаре, но так уж получилось, что он здесь, и обстановку может оценить самолично. Не так уж и плохо, хоть и дико некомфортно, волосы дыбом встают, но не так, как писали об этом месте в книжках и учебниках. Похоже, библиотеки Эдема пора обновить.
— Ты зачем привел его сюда? — коренастый парень, что в прошлый раз не понравился Минхо смотрит на него тяжелым взглядом.
— Я говорил, что приведу друга, — Джисон бросает виноватый взгляд на Минхо и неловко улыбается.
— Чанбин, успокойся, веди себя прилично, в конце концов, — к ним подходит тот, кто показался Минхо в прошлый раз более адекватным и его мысли на его счет подтвердились. Он действительно выглядит более собранным и зрелым, от него веет спокойствием и подавляющей аурой.
Сильный и древний Падший Ангел. Чанбин не такой, от него исходит аура неровными толчками, как будто искрит, она не подавляет, но раздражает. Он не такой древний и не такой сильный, как первый, потому и выпячивает себя, хотя, может, он такой по своей натуре.
Минхо оценивающе смотрит на него, пропуская мимо ушей колкости.
— Эм-м, это Минхо, вы видели его в нашу первую встречу, — Джисон представляет его, — а это Чанбин и Чан, они… помогают мне во многом, — он замолкает. Сказать, в чем же они ему помогают, он не может, но Минхо и не давит, сам же прекрасно все понимает.
Чан приветливо протягивает руку Минхо, демонстрируя хорошие манеры, на что Минхо не может не ответить. Парень этот не простой и бесить его на его же территории не лучший вариант. Чанбин же кривит лицо, бросая едкое «ангелок хренов» и отворачивается, продолжая делать вид, что чем-то занят.
Если выбросить из головы тот факт, что Чанбин — гневливый вспыльчивой Демон, Чан — Падший Ангел и, судя по всему, древний, успевший повидать целую кучу дерьма и не одну войну Эдема и Тартара; если отбросить тот факт, что Джисон вынашивает в себе частицу той гигантской по своей мощи и сокрушимости силы Люцилита, то Минхо чувствует себя как старший брат или, может, даже родитель, который в режиме реального времени может наблюдать, как растет Джисон. И как это своеобразное взросление ему к лицу.
Однажды Минхо заметил, что стал забывать, как звучит голос Джисона, сейчас же он его слышит. Не тихим и потухшим, а настоящим и ярким, полным эмоций и чувств, он слышит его живой грудиной смех, видит широкую на пол лица улыбку и поверить не может. Не может поверить, что все это и есть Джисон, что это и был он всегда. Тот маленький человек, что впадал в ужас от людского внимания, спотыкающийся на ровном месте от чужого взгляда, сейчас уверенно стоял на своих ногах, активно жестикулировал, пока его струящийся мягкий голос что-то вещал.
Раньше Джисон был мягким, словно пластилин на солнце, не имел формы, а сейчас, оказавшись в тени, он обрел некую твердость, и это не было плохо. Он был словно рассада, из которой могло вырасти прекрасное райское дерево, что было бы способно накормить любого своими плодами и дать прохладу в жаркий день, либо же защиту в непогоду; а могло бы прорасти в корявое раскидистое дерево, что своими глубокими корнями высасывает жизнь из земли, лишая ее плодородия и губя все живое рядом с собой. То, каким деревом вырастет Джисон, зависит только от того, в какие руки он попадает. Лишь бы это не были руки идиота.
И Минхо не уверен, что он не тот самый идиот.
В какой-то из таких моментов Минхо ловит себя на том, что смотрит на лицо Джисона, наблюдает за его живой мимикой, за тем, как он смеется с совершенно отвратительной шутки Чанбина и в груди его разливается неизвестное доселе тепло. И он понимает, что не может вмешиваться, не может давить на него и насильно тащить в сторону Света, если тот сам не захочет. Но и целиком отдать его под влияние Тьмы он тоже не может. Все его нутро противится этому, кричит о том, чтобы он спас невинную душу, оберегал ее от теней.
Но никто не способен спасти человека от его собственного выбора.
Он не повлияет на него в лучшую сторону, потому что все свою жизнь, пока Минхо за ним присматривал, он был совершено невинен, и он не казался таким живым как здесь, среди Падших. Так может ему и не место там — в Свете?
Эйдос Джисона теперь на треть черный, такого цвета, который не отражается и не блестит, он не дает бликов и поглощает свет как черная дыра, которая постепенно всасывает переливающийся светом белый перламутровый.
***
Минхо не из конфликтных, на провокации поддаваться низко, да и, по-честному сказать, они его не трогают. Можно сколь угодно долго и яростно с пеной у рта говорить ему, какой он неправильный и не соответствующий нормам. Ничего он не может сделать с тем, что его не трогают чужие слова. Сейчас было все ровно так же. Чанбин искрил своей дымящейся и взрывающейся аурой, поливая Минхо всеми возможными видами нечистот, что как реки собирали все из его нутра, впадая в Стигийское болото, которое он щедро выплевывал на Минхо.
Чан устало потирает переносицу и вздыхает, к такому поведению молодого Беса нужно только привыкнуть, или же подождать пару сотен лет, пока он успокоится и обуздает в себе гнев.
Минхо равнодушно раскачивается на поскрипывающем стуле, без особого внимания пропуская мимо ушей грязь в свой адрес.
— Чанбин, хватит, пожалуйста! — три пары глаз одновременно смотрят на Джисона, удивленно и выжидательно.
Его губы превратились в тонкую полоску и брови хмуро нависают над глазами, что сверлят Чанбина острым взглядом. Его кулаки сжаты и костяшки побелели.
Минхо усмехается слабо, вот уж вывел, так вывел из себя. Джисон никогда не злится сильно, его максимум — это сердитое пыхтение и пару бранных слов в пустоту.
— Завали сам, привел сюда этого, — он пренебрежительно кивает в сторону Минхо, — и думаешь все нормально? Ему здесь вообще быть нельзя.
— Чанбин, — Чан смотрит на него укоризненно.
— Да хватит меня затыкать! Ты, — его указательный палец указывает на Джисона, — таскаешься всюду с ангелком! Или это он за тобой таскается! — его темный пылающий взгляд перескакивает обратно на Минхо, — Так почему ты не делаешь ничего, а? Что ты здесь вынюхиваешь? Что тебе вообще нужно?
— Мне? Ничего не нужно, — Минхо равнодушно пожимает плечами.
— Ты настолько слаб, что даже не пытаешься выполнять свои обязанности? — он ядовито усмехается, — или боишься замараться? Боишься свои крылышки испачкать в таком грязном месте? Так и валил бы отсюда к своим чистоплюям.
Чанбин наступает в сторону Минхо и его взгляд ничего доброго не предвещает, в темноте комнаты он слышит лишь шорох и за спиной Беса появляются черные, словно мутные воды болота, крылья, острые завивающиеся ребристые рога и красный огонь в глазах, направленный на Минхо.
А вот это уже не шутки, принимать истинную форму в таком ключе, все равно, что воину достать меч. Показал лезвие — быть крови.
Минхо давно не сражался, но как обращаться с флейтой он помнит, это невозможно забыть, даже если его лишат памяти. Прежде чем она появляется в его руках серебристой призрачной трубкой, перед глазами сверкает яркая темная вспышка и Минхо замирает, смотря за тем, как Джисон стоит перед ним в боевой стойке.
Дурак, у самого ни оружия, ни пробудившихся достаточно сил. Ему и с таким как Чанбин не справиться.
— С дороги, — рев отскакивает от стен и когтистая рука с вздувшимися черными венами толкает хрупкое тело человека в сторону с такой легкостью, будто он не весит и грамма.
Минхо поддается инстинкту, оказываясь мгновенно перед Джисоном, который затуманенным взглядом смотрит на него испуганно, пока по его лбу и щеке стекает струйка крови. Его нижняя губа дрожит, и загнанный взгляд бегает по лицу Минхо, затем за его спину.
Твою мать.
Минхо резко разворачивается на пятках, прожигая взглядом того, кто посмел навредить его человеку.
Клокочущая злость, что спала в нем веками, поднимается волнами, наполняя равномерно, кожа горит, и хоть сила его не на том уровне, если бы он был в Эдеме или хотя бы на земле, но мощный размах крыльев сносит мебель и воздушная волна откидывает Чанбина на шаг назад. Его глаза удивленно смотрят на Хранителя, что поднимает к губам серебристую флейту, и он удивленно замирает, огонь в глазах уже не такой яркий, как в начале, глаза искрят пониманием неизбежного. Каждый в Тартаре так или иначе слышал о воинах Света и точно знает, что значит флейта в руках воина, а тем более флейта, поднесенная к губам.
Прежде чем сделать глубокий вдох, Минхо чувствует леденящий холод, пробирающий до костей, давящую ауру, что слово ледяной лавиной накрывает и парализует. Все пространство кругом будто останавливается, воздух становится вязким и застревает в горле, не давая сделать ни вдоха, ни выдоха.
— Не надо, — теплая рука касается запястья и Минхо смотрит на Чана, что с твердостью смотрит ему в глаза. — С Джисоном все хорошо.
Эти слова неосознанно заставляют бросить взгляд на парня, что сидит в углу и безэмоционально смотрит на всю происходящую картину, его взгляд встречается со взглядом Минхо, и губы слегка приоткрываются, чтобы что-то сказать, но он не произносит ни звука. Разочарование и обида отпечатались на его лице и он, покачивая головой, встает на дрожащих ногах и просто уходит.
Черт.
Он ведь не знал.
***
— Так и зачем ты таскаешься сюда, терпел все мои нападки, хотя мог меня, как таракана раздавить, — Чанбин как никогда спокойно и смиренно сидел на месте, сдержано разговаривая с Минхо. — А ты что, знал все? — он обращается к Чану и в его голосе слышаться нотки претензии и обиды.
— Догадывался, в Хранители не берут абы кого, к тому же мне твое лицо показалось знакомым.
— Правда?
— Видел тебя пять сотен лет назад в бою — захватывающе. Вы нас тогда разнесли в пух и прах, — Чан улыбается, — но тогда твои перья были белые.
— Они и сейчас белые, — Минхо недовольно морщится.
— Не все, знаю, что не из-за незначительных косяков такое случается, не уж-то у Ангелов до сих проскальзывают темные мыслишки? — он вопросительно вздергивает бровь, неотрывно смотря на Минхо, немигающим взглядом.
— Не твое дело.
Откровенничать он здесь не собирается.
Джисон так и не вернулся. Но Минхо понимает — ему нужно время.
***
— Ты что творишь? — Феликс зол, его обычно уложенные волосы сейчас торчали во все стороны, как бы показывая, что он неспокоен.
— Ничего, — Минхо ковыряет заусенец на пальце и пожимает плечами.
— Вот именно, а должен был привести сюда наследника Люцилита, — Феликс расхаживает по всему периметру комнаты, сурово сведя брови у переносицы, — граница его Эйдоса каким-то чудом, удерживается на середине, но Света в нем все меньше и меньше, ты чем вообще занимаешься?
— Я не могу ему приказывать, если ты забыл — я всего лишь Хранитель, а он — целый наследник Тартара? — Феликс поджимает недовольно губы на явную насмешку со стороны Хранителя.
— Минхо, за такой грандиозный… промах тебя понизят, — Феликс бессильно смотрит на него.
— Ну и ладно, просто хочу напомнить, что вы дали мне заведомо провальное дело, поэтому сейчас не смей меня обвинять. Дать мне в попечение наследника Тартара! Да чем вы думали? — он всеми силами пытается загасить в себе вспышку злости.
Феликс устало трет переносицу, но проглатывает обвинения. Видимо, они или не думали вовсе, или наоборот думали о Минхо слишком хорошо.
— Хочешь вечность в архивах просидеть, дурень?
— Вечность там или вечность тут, не имеет значения.
— Я даю тебе шанс на исправление, пока он у тебя еще есть, повлияй на наследника и приведи его сюда, Ханна пока ничего не знает, но ты сам знаешь, что будет, если до нее дойдет.
Минхо знает. Решением Ханны было определить его в Хранители, хотя, Минхо думается, что у нее было другое решение, а вмешательство Феликса подтолкнуло ее к тому, что произошло. И вот кому от этого лучше?
***
Влиять на Джисона Минхо разумеется не собирался.
Он чувствовал, как связь, что была с ним на протяжении двадцати с лишним лет, меркнет, истончается и чем реже Джисон бывал на земле, тем призрачнее становились серебряные нити связывающие их. Минхо не знает — чувствует ли Джисон эту связь или нет, но он надеется что тот хотя бы не испытывает странную душащую тоску от ее исчезновения. Минхо и сам не рад, что на него так влияет разрыв с подопечным. Он слаб, он думал, что справляется со своей работой, что помогает человеку не попасть в беду, спасает его от опасности, подталкивает к правильному, на его взгляд, выбору, он думал, что своим присутствием в жизни Джисона сделает ее лучше и приблизит его к Эдему. А по итогу, что? Он испоганил и загубил ему все. Сделал из него невинного барашка, который боится сам себя и своих чувств. Он пытался взрастить Джисона правильным по меркам Эдема человеком. А что получилось? Несчастный одинокий человек. И виной тому только один конкретный Ангел, у которого у самого душа не отличается чистотой и непорочностью.
Влияние Тьмы и ее обитателей, как бы странно это не звучало, отчего-то делают Джисона действительно живым человеком. И, если честно, Минхо такой Джисон нравится куда больше. Ему нравится счастливый Джисон, а не правильный и несчастный.
Минхо принимает волевое решение не вмешиваться более в судьбу Джисона. И пусть Феликс в нем разочаруется, а Ханна сошлет в ссылку на несколько веков или до скончания его существования. Плевать.
Любой самостоятельный выбор Джисона ощущается для Минхо словно первый шаг ребенка для родителя. Он страшно гордится им, и пусть его успехи были в области противной Минхо, но каждый свой выбор он сделал сам. И кто бы мог подумать, что его успехи будут так велики, кто бы мог подумать, что он будет побеждать в поединках за трон, обладая половинчатым Эйдосом.
То, что он сохранил в себе Свет, грело душу Минхо похлеще весеннего солнца. Он наблюдал за ним незаметно, следуя невидимой глазу тенью. Исчезая, как только Джисон мог его заметить.
Как оказалось, он все-таки его заметил.
— Почему ты не подходишь ко мне? — говорит он, подходя к Минхо со спины, пока тот по обыкновению свесив ноги с крыши высотки, наблюдал за крошечным проезжавшими машинками.
— Думал, что ты на меня зол.
— Был — да, теперь — нет, — гравий скрипит под подошвой и Минхо чувствует одним боком тепло, от прислонившегося к нему тела.
— Прости, что не сказал, на самом деле, я не знал, как это сделать и не было подходящего момента, — опустив голову, говорит Минхо то, что следовало сказать еще давно.
— Я догадывался, что ты не просто человек, — мягко улыбается Джисон, — если так подумать, это было очевидно, да и Чанбин, оказывается, не просто так тебя ангелком называл.
Минхо удивленно смотрит на Джисона, который отчего-то застенчиво опустил взгляд вниз, туда, где шумел город.
— Мне с тобой было легко, как ни с кем ранее, такое ощущение, что я знал тебя с детства, будто ты не чужой незнакомый человек, а кто-то близкий.
— По сути, так и есть, я всегда был рядом.
— Я чувствовал это, — он кивает.
— Правда? — не то чтобы сильно удивительно, но Минхо не был до конца уверен, что люди чувствуют присутствие Хранителей.
— Я чувствовал эту связь и всегда, когда ты рядом я ее ощущаю, но в последнее время она стала не такой видимой, почему? — его глаза в лучах закатного солнца искрят светом янтаря.
— Думаю, Князья Тартара не нуждаются в Ангелах-Хранителях, — нервный смешок вылетает сам по себе.
— Даже если они им нужны?
— Ни одному существу в Тартаре не нужен Хранитель, тем более Ангел, тем более Владыке этого Тартара, — Минхо невесело усмехается, с интересом разглядывая лицо Джисона.
— Ты мне нужен, — звучит спустя время совсем тихо, — я не буду Владыкой, как они хотят.
— Что?
— Я думал, что мне это может подойти. Моя жизнь изменилась, но я не хочу менять в ней все, точнее, я не хочу лишаться того, что у меня было, пока я был обычным человеком, — он беспокойно теребит нитку в дырке джинсов, и Минхо во все глаза смотрит на него. Буквально на глазах замечая, как щеки и уши Джисона становятся насыщенного помидорного цвета. Он отводит взгляд, закусив губу, и слегка отворачивается от пронзительного взгляда Минхо.
— Если мой путь к трону лишит меня твоего присутствия, я откажусь от него, — говорит он твердо, упрямо сводя брови у переносицы.
Вот он. Тот самый момент, которого так ждали Ханна и Феликс. Самое время для того, чтобы вытянуть его из игрищ Тартара и привести к Свету Эдема.
— Я буду с тобой, куда бы ты ни пошел и какой бы выбор не сделал, — он улыбается ему искренне и ерошит отросшие волосы, ловя в ответ застенчивую улыбку и сияющий взгляд темных глаз.
И в этот вечер, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, погружая видимый мир в сумерки, Минхо впервые узнал насколько теплым может быть чужое тело в собственных объятьях, и как ощущается случайное касание горячих губ по собственной холодной шее, как чужое дыхание своим теплом запускает мурашки то ли от перепада температуры, то ли еще от чего.
Минхо будет рядом и будет на стороне Джисона, даже если в Эдеме кто-то очень сильно будет этим недоволен.