Леви раздражали люди, упивающиеся страданиями. Возможно, они имели на это право — особенно после смерти огромной части населения земли. Да и кем был он, чтобы их осуждать? Он ведь и сам многих потерял в бесконечной войне за свободу и чужие идеалы, которые его вовсе не волновали.
Аккерман почти год осваивался на материке, примерял новую жизнь, незаслуженно дарованную ему. Утрата конечностей и одного глаза не стала препятствием ни в бою, ни в быту, хотя мужчина признавался: к последнему приходилось привыкать. Было немыслимым и невероятным удовольствием спать сколь угодно часов, растягивать завтрак до обеда, питаться вкусными деликатесами и посещать вечера, на которые приглашали воинов-элдийцев, спасших остатки человечества. То ли из вежливости, несвойственной ему, то ли из желания увидеть знакомых, Леви выходил в свет. Правда, выслушивать многочасовые рассказы о славной победе и о геройстве он не любил и сторонился всего, что было связано с непрекращающейся похвалой.
А ещё он на дух не переносил удручённой физиономии одной девчонки, возомнившей себя мученицей — по крайней мере, первое впечатление Микаса производила именно такое. О том, что эта дурная особа сотворила бы с собой в подавленном состоянии — и представлять не требовалось, а потому Леви старался вытащить её на мероприятия и занять свободное время своей компанией. Вчерашние друзья её внезапно куда-то подевались, и она осталась одна — с горьким минувшим и убийственными кошмарами, мучившими её по ночам. Мужчина не был хорошим советчиком, потому что сам не ведал, как справиться с неуходящей болью, преследовавшей его после гибели товарищей, да и никогда не затрагивал личное — Микасе было тяжело, и он это понимал без объяснений.
Девушка мало с кем беседовала на приёмах, предпочитая избегать суетливой толпы, как и теперь — незаметно удалилась в невзрачный сад, и только её стройный силуэт мелькнул в сумерках. Леви неотрывно следовал за ней, сам не осознавая, что его вело: бескорыстная, но излишняя забота, стремление проследить за девицей или обострённый интерес. Было в её серых очах, наполненных отчаянием, что-то привлекавшее его, ведущее к краю обрыва, с которого Аккерманы могли бы вместе спрыгнуть, распрощавшись с опостылевшей реальностью, лишённой цели.
Мужчина подошёл почти вплотную — она не шелохнулась и не обернулась, но замедлила ход, когда он кашлянул в кулак, как бы сообщая о своём обществе.
— Как себя чувствуешь? — осведомился, поравнявшись с нею.
— Есть ли разница? — Микаса залпом осушила вино в бокале, который прихватила с собой, и поморщилась. Тусклые фонари освещали бледное, худощавое девичье лицо, её шрам, уже не горевший, но безмятежно дотлевающий на щеке, и простой наряд — выстиранную блузку и молочного цвета брюки.
— Мне кажется, что тебе нужна помощь, — заявил Леви. Спутница усмехнулась и измученно скривилась. — Ты не доверяешь мне?
Она остановилась, натянула маску безразличия, которую переняла у Аккермана, и пристально воззрилась на него. Воцарилось молчание — неторопливое и режущее нервы, в одночасье натянутые, вот-вот порвущиеся под напором непрошенного вмешательства. Леви уже корил себя за то, что завёл этот разговор, ибо собеседница поникла и, оглядев пустующую ёмкость, пробормотала:
— Я пойду, если позволите.
И Микаса стремительно скрылась, оставив мужчину в замешательстве.
✧ ✧ ♡ ∞ ∞ ♡ ✧ ✧
Пересечься с несносной девчонкой Леви более не удалось. Разыскать Микасу обычно не составляло никаких усилий, но на этот раз её нигде не было, словно она испарилась. Как и спокойствие, которого Аккерман лишился после общения с ней. Шум веселья ему надоел, липнущие к нему дамочки — тоже, а потому он последовал примеру Микасы и исчез бесследно, направившись к дому. Хотя Леви признавал, что номер в отеле с трудом можно было назвать родной обителью, в которую хотелось бы возвращаться, но это было единственное место, выделенное ему для жилья. И на радость мужчины, там его ждала излюбленная тишина.
Но сегодня она была не одна.
Часы в полутёмном коридоре давно огласили о полуночи, а Микаса, как ни в чём не бывало, стояла у комнаты Аккермана, облокотившись о стену рядом с цветочной вазой, и глядела в белый потолок. Пропажа обнаружилась в неожиданный момент.
— А ты чего здесь? — тонкие брови Леви полетели вверх. — Потерялась?
— Мне нужна ваша помощь.
Чётко и внятно, без преувеличений и прикрас. Мужчина, ошеломлённый просьбой — это она, он был уверен, быстро достал ключ из кармана и отпер замок, пропуская девушку в небольшое помещение.
— Могу заказать чай, — Леви снял пиджак, аккуратно повесил на спинку кресла и развернулся к Микасе, и она в тот же миг накрыла его губы своими.
Он не сопротивлялся, растерявшись от девичьих ласк, жадных до безобразия — так ни одна женщина его никогда не лобызала. Страсть ударила по голове напористой ладонью, которую гостья положила на выбритый затылок Леви, углубляя раскалённый до предела поцелуй. В её рту мужчина отчётливо ощущал вкус вина, и хоть он тоже приложился к алкоголю на банкете — то, что было у неё на языке, захмеляло мощнее.
Но необходимо было прекратить, ибо она…
— Ты пьяна, Микаса, — как сильно бы Леви не возжелал её, здравый смысл всё ещё главенствовал в его нетрезвом рассудке, но девушка своевольничала и дальше.
— Вы тоже, — она, расстёгивая пуговицы на его рубашке, осторожно блуждала кончиком носа по зажившим отметинам на его скулах.
Каждое девичье прикосновение будоражило и возносило к небесам, и низ живота его ожесточённо ныл, прося продолжения.
— Ты пожалеешь об этом, — твердил Леви, намереваясь прервать безумие или взывая к утерянной совести — он так и не разобрал. Но его бесстыдные руки произвольно гладили её спину, спускаясь ниже — к ягодицам.
— Нет, — шептала она, чуть ли не срываясь на мольбу — неугомонная, жаждала большего.
Неужели её так порывало обжечься?
Оттолкнуть её — значит идти против себя же, ибо Аккерман не был готов прерывать соблазнительное положение, в котором оказался, потому что оно ему нравилось. Лучший вариант остановить дьяволицу — упомянуть имя, что для неё послужит спусковым крючком. Мужчина проверял — это работало безотказно. Всегда.
— А как же твой драгоценный Эрен? — пришлось переступить через собственную прихоть овладеть девушкой. Пусть вспомнит того, кого так рьяно пыталась забыть. Она замерла, видимо обмозговывая что-то, но через несколько долгих, словно вечность, мгновений довела дело до конца, шустро стянув верхнее одеяние со спутника. — Глупая девчонка, — выдохнул он, не в силах терпеть вырывающуюся из штанов похоть, и впился в сахарные уста особы.
Плевать на Йегера. Плевать на то, что она искала утешения.
Весь мир сузился до неё одной.
Леви подхватил её и уложил на не расстеленную постель, попутно стаскивая со спутницы ткани, и устроился меж её ног, подминая под себя. Коснулся точёных упругих бёдер, поднимаясь выше — к её белью. Потёрся набухшей плотью о лобок девушки и рыкнул от судороги, захватившей его пах. Всё-таки воздержание давало о себе знать. И близость с прыткой чертовкой Аккерман была исключительно верным решением.
— Расслабься, — скомандовал он.
Она, извечно нарушавшая его приказы, послушно повиновалась, прикрыв веки и угомонив нервную дрожь. От вида покорной девы Леви до потери пульса понадобилось вдруг узнать, о чём или о ком она сейчас думала. Но спрашивать было верхом эгоизма — не будет же он отказываться от блаженства ради дурацкого вопроса.
Когда достоинство мужчины упёрлось в её влажность, медленно протискиваясь внутрь мягких стенок, Аккерман, пребывая на грани возбуждения, застонала, сплетая пальцы Леви и её. Она сделала пару неуклюжих и неловких движений, помогая себе же насаживаться, зажмурилась, изогнувшись, и робко приманила мужчину для поцелуя.
Это было странно — владеть бывшей подчинённой, разделять с нею полукрики и находить себя в её пламенных объятиях, доводить её до неописуемого исступления и самому проваливаться в пучину небытия. Пробиваться глубже к воспалённому девичьему сознанию, выталкивать из него прошлое и выжигать беспощадно прочую дурь, засевшую в нём. И сливаться с Микасой воедино — будто так и должно было быть.
Леви не помнил, сколько времени прошло, прежде чем всё утихло, когда оба лежали по разные стороны кровати и дышали — уже не томно и прерывисто, а затаённо, точно боялись присутствия друг друга. Сказать Микасе о том, что она идиотка и эта наглая выходка добьёт её окончательно — Аккерман не смог. Только придвинулся к девице, окинул настороженным взглядом и по-собственнически обхватил её за талию.
Микаса вздрогнула, но не отпрянула. Совсем наоборот: прижалась к крепкой мужской груди и едва слышно произнесла:
— Я не жалею.
В нотках её голоса звучала гордая уверенность с примесью непоколебимой правоты. Девушка не сокрушалась из-за содеянного или попросту не хотела об этом говорить. Леви заботливо пригладил её растрепавшиеся волосы, нежно чмокнул в лоб, накинул на их тела одеяло. И зачем-то ответил ей:
— Я тоже, Микаса.
И получил одобрительное бормотание, в котором понял для себя сокровенную истину: они нашли спасенье там, где меньше всего ожидали найти.