Пёс

День выдаётся на редкость отвратный — с самого утра идет хлёсткий дождь, у Виктора крутит ногу и тянет в висках, а в довершение, они с Джейсом ещё и поссорились. Не очень сильно, просто поцапались — потому что у Джейса тоже сегодня был не лучший день. Виктор раскрывает зонтик на крыльце Академии и надеется, что его — и зонтик, и его самого — не сдует ветром. О том, что Виктору пора бы начать нормально питаться Джейс тоже сегодня сказал — а Виктор резонно указал, что это вовсе не его дело. Они много про что сегодня сказали, и Виктору жаль, что он вообще открыл рот. Джейс за своим столом остался сидеть прибитый и совсем грустный.

Пёс увязывается за ним на повороте, когда до дома по лужам остаются считанные минуты, и Виктор прижимается к стене — он опасается собак. В Зауне их можно было встретить редко — дружелюбные не выживали в самых нищих районах, мясо есть мясо, а те, что позлее сбивались в своры, и если ты не умеешь очень хорошо бегать, то лучше бы тебе их обходить по широкой дуге. Виктор, очевидно, бегуном не был никогда. И рисковать единственной здоровой ногой он не особо не планировал.

Если так прикинуть, он и в Пилтовере почти не встречал бездомных собак — он подозревал, что их или отстреливали, или свозили в Заун, подальше от брезгливых глаз и в качестве своеобразной гуманитарной помощи.

Пёс смотрит на него — здоровенный, мокрый, и, такое чувство, что грустный. Виктор осторожно делает шаг вдоль стены. Пёс делает два шага к нему.

— Уйди, — спокойно просит его Виктор. Что там про визуальный контакт? Это вызывает агрессию или наоборот её снижает? Виктор ни черта не знает про собак. Махать руками и убегать не стоит, это он помнит. Кажется, поворачиваться спиной, тоже. Он делает ещё шаг, пёс снова следует за ним.

— У меня ничего для тебя нет, — пытается убедить его Виктор. Со стороны моря с самого утра ворчал гром, но так и не разродился полноценной грозой. И вот сейчас тоже, Виктор слышит его далёким и угрожающим. Пёс же... угрожающим не выглядит. Крупным, лохматым и теоретически опасным — да. Грустным и потерянным — да. Но озлобленным — нет.

— Ты потерялся? — в такую-то погоду даже самый плохой хозяин вряд ли выставил бы его за дверь. Он склоняет голову, одно ухо смешно свешивается. — Где твой дом, ты слишком упитанный, чтобы быть бездомным.

Пёс слабо машет хвостом и подходит ещё пару шагов. Виктор бы дал понюхать свою ладонь, но в одной он сжимает зонт, а во второй трость. Хозяйка, у которой он снимает квартирку — из Зауна. Вышла замуж за пилтоверца, стала престижной дамой, но к выходцам, которые так же, как и она сама оказались оторваны от Нижнего города, она относится мягче. Вряд ли она вообще узнает, если Виктор всего на одну ночь приютит этого пса — при мысли о грозе, которая всё обещает накрыть город, Виктору становится его жаль. Ей, должно быть, станет тоже, если она прознает.

— Ты... хочешь пойти со мной? — пёс машет хвостом сильнее и бодает его тёмным лбом в бедро. Какой он огромный, о боги. Кажется, это значит «да». — А ты смышленый. Может, и команды какие знаешь? — пёс почти вежливо гавкает, и это звучит как утверждение. Виктор сдаётся — у него, несмотря на зонт, промокло плечо, сыреют ботинки и в целом, на улице холодно. — Ладно. Только на одну ночь. Я вообще-то не собачник.

Просто сердобольный.

Он осторожно, медленно поворачивается, но пёс агрессии так и не проявляет. И славно, убежать Виктор всё равно бы не смог. Пёс послушно и спокойно следует за ним по пятам, почти вежливо садится, пока Виктор замерзшими пальцами воровато открывает собственный замок, и только снова бодает его лбом в здоровую ногу, оставляя на серой ткани мокрое лохматое пятно. Виктор вздыхает. Он... он правда не любитель животных. Но всё-таки даёт псу понюхать свою ладонь, и всё равно улыбается, когда в неё тыкаются холодным мокрым носом.

Он расстилает старое полотенце на полу у самой двери, затапливает угольную печь в углу комнаты и залезает в благодатно тёплый душ. Когда он возвращается, пёс всё ещё лежит на полотенце. Только полотенце теперь расстелено возле печки, не так аккуратно, но, хей, он же сделал это... зубами и лапами. Виктор впечатлен.

Его, наверное, надо накормить и напоить — с водой проблемы не будет, но чем кормят собак? Он слышал, что им нельзя человеческую еду, но ещё он знает, что для них варят кашу. Виктор теперь может позволить себе мясо, он его и покупает. Он смотрит на вчерашний кусок. Он планировал сварить себе суп, но ему, если честно, хватит и половины. В детстве у него даже по праздникам и четверти от этого не было.

Наливает воду в глубокую миску, пёс благодарно фыркает и начинает пить.

Виктор честно делит отварное мясо пополам, кладет рядом на тарелку утреннюю кашу и закидывает морковь и лук в бульон — ладно, он правда может себе позволить завтра сходить на рынок и купить ещё.

— Ты... можешь не есть кашу, если не хочешь. Но она на молоке, — зачем-то оповещает он пса. Теперь, когда он подсох, Виктор видит, что он явно породистый. Или, может, он состоит из нескольких пород, но Виктор в них ничего не смыслит.

Он моет их посуду после, если это можно так назвать, совместного ужина, наливает ещё воды в миску и задумчиво смотрит на пса. Он выглядит домашним — упитанным, хоть немного грязным, но спокойным и умным. Сорвался с цепи? Его бросили? Виктор не знает, но хочет кое-то проверить. Он откашливается, привлекая к себе внимание, пёс как будто поднимает брови, глядя на него карими собачьими глазами. Виктору чудится в них интеллект.

— Эм, сидеть?

Пёс слушается мгновенно. Садится, подметая хвостом пол, смотрит почти воодушевленно. Виктор впечатлен.

— Дай лапу? 

Ему на ладонь опускается увесистая когтистая лапа с грубыми крупными подушечками. Виктор впечатлен ещё больше. Не стоит просить его подать голос — он всё-таки без спроса притащил огромную собаку в арендованную квартиру.

— Хороший мальчик, — говорит Виктор осторожно, и пёс хвостом сметает полотенце. Виктор осторожно гладит его по морде — там, где у человека должна быть бровь, у него виднеется шрам. Как у Джейса. Это кажется милым и забавным, пока Виктор не вспоминает, что они поссорились.

— Завтра найдём твоих хозяев, ты не можешь быть дворовым, — обещает Виктор и подкидывает ещё угля, расправляя полотенце на полу.

Пёс перетаскивает его к кровати, шумно по-собачьи вздыхает, когда Виктор всё же опускает руку и теребит шерсть между его ушами. Виктору впервые жаль, что он не может позволить себе собаку — он не создан для утренних прогулок. И по такому умному красивому псу почти наверняка скучают его хозяева, наверняка они его ищут. Виктор засыпает, впервые за очень долгое время в этой квартире, не один.

***

Утром пёс лижет Виктору руку, когда он ещё не успевает даже продрать глаза как следует, потом стоит возле двери и кладет лапу на ручку, стучит хвостом и скулит. Утренняя прогулка, думает Виктор. А... за что привязать верёвку? Он найдёт какую-нибудь бечёвку, может даже быстренько сварганить подобие ошейника, но пёс почти изнывает, и Виктор решается. Осторожно приоткрывает дверь, и пёс убегает так поспешно, как будто опаздывает на работу. А вообще-то, на работу опаздывает как раз Виктор. И ладно, решает он. Меньше мороки.

Они мирятся с Джейсом почти сразу, сталкиваются в дверях — Джейс извиняется первым. Он почти всегда извиняется первым. Виктор смотрит на шрам на его брови, и вспоминает про пса — он надеется, что он вернулся к себе домой.

Вечером он моет миску и сворачивает полотенце — оно немного пахнет собакой и всё в шерсти, но терпимо. Виктор всё ещё надеется, что пёс вернулся к себе домой.

***

Пёс приходит к нему дня через три — выныривает из-за угла, когда Виктор идет домой, и радостно сучит хвостом, высовывает язык. У него блестит шерсть, он выглядит счастливым и ухоженным. Виктор качает головой.

— Ты домашний. У тебя есть семья. Иди домой.

Пёс прижимается к нему меховым боком.

— Кто-нибудь подумает, что я ворую породистых собак. Уходи домой.

Пёс, почти ожидаемо, не уходит, только ластится еще больше и лижет руку. Виктор сдаётся.

Он рассказывает про это Джейсу следующим утром — когда пёс снова убегает то ли по своим собачьим природным делам (Виктор чувствует себя ужасно безответственным), то ли к своей брошенной семье. А Джейс внезапно смущается.

— Я слышал, что бездомным собакам живётся очень несладко, — в итоге мямлит он, а Виктор думает, что потерянную собаку от бездомной отличает только ошейник.

Он покупает его тем же вечером — просто на всякий случай. Будет жаль, если с таким умным и покладистым животным что-нибудь приключится. Может, ошейник хоть заставить подумать, прежде чем нажать на спусковой крючок. Еще он покупает немного собачьего корма, но миску не берет, хотя ему настойчиво предлагают.

Пёс ждёт его под дверью ещё через пару дней.

***

Виктор смиряется с тем, что он приютил пса-изменщика. Он не может быть бродячим, он выдрессирован, спокоен, чист и он абсолютно, совершенно чудесный. Он тихо лежит, положив голову на большие лапы и как будто с пониманием смотрит на его записи, когда Виктор работает по вечерам, он неизменно тянется ластиться и подставляет пушистый бок Виктору под ладонь, и Виктор привязывается. Он почти перестал оставаться в лаборатории допоздна, потому что пёс может ждать его в любой момент, а Виктору действительно не хочется, чтобы с ним что-то произошло.

***

Что-то происходит примерно через полтора месяца их странной несовместной жизни, когда Виктор возвращается домой.

Пару раз Джейс провожал его — сам хотел взглянуть на нового почти соседа Виктора, но тот, как назло, не появлялся. Джейс пил чай и уходил. Виктор, сказать по правде, хочет видеть в своей квартире Джейса больше, чем собаку, которой даже не дал имени, но каждый раз, когда за Джейсом закрывалась дверь, он выдыхал почти с облегчением. Больше года он пытается изгнать свои чувства, и почти два года Джейс даёт намёки, что всё взаимно, а потом мимо них проходит какая-нибудь симпатичная девушка, и Джейс заинтересовано поворачивает голову. Или Виктор наконец набирается смелости и отвешивает чуть многозначительную шутку, но Джейс только смеётся и явно не понимает, что это был флирт. Виктор за время их совместной работы к такому почти привык — но каждый раз досада всё равно скребет ребра.

Итак, что-то случается как раз в день, когда Джейса нет в лаборатории. Примерно раз в месяц он берет внеплановый выходной — стал говорить о них честно, просто предупреждать накануне, что его не будет, примерно на шестой месяц их совместной работы, когда Виктору надоели его нелепые отговорки вроде «мама очень попросила помочь» или «Кейтлин делает сложный проект для школы». Всем иногда хочется поваляться в постели на пару часов дольше. Виктору не нравилось, когда Джейс от него что-то пытался скрыть, потому Джейс тогда нервничал, и работе это не помогало.

И сегодня был один из таких дней — Джейс вчера сказал, что его не будет, Виктор кивнул и спокойно продолжил паять.

Так что, когда он отрывается от работы, то понимает, что засиделся слишком уж долго даже для себя, собирает вещи, закрывает лабораторию и идет домой. Пса он по дороге не встречает — зато встречает трех громил в переулке — вопреки обыкновению, решил срезать немного между домами. У них скошенные носы, шрамы на лицах и руках, и они явно из Нижнего города — и им плевать, земляк он им или нет. Ещё хуже — он Заун бросил. Только вот из своей груди Виктор Заун вынуть так и не сумел за долгие годы.

Они видят лёгкую добычу — Виктор видит три проблемы.

— Дружище, хочешь отказаться от трости и оказаться в коляске? — с мерзкой ухмылкой говорит предводитель.

Виктор намеренно качает головой слишком испуганно. В последнее время нога его подводит — это будет сложнее, чем было бы лет пять назад. Да, учитывая их рост, то, как они его окружили, может быть затруднительно. Но Виктор выбирался и из передряг похуже этой.

— Жалко даже бить такого хлюпика, а мы сегодня добрые. Просто гони, что у тебя там в твоих карманах и разойдёмся без крови, — говорит ублюдок у него за спиной, кладет тяжелую руку на плечо и больно его стискивает.

Виктор начинает судорожно копаться в кармане — он делает вид, что копается судорожно. Придурки даже не догадываются, какой грозной силой может оказаться маленькая невинная отвёртка, которую он всегда носит с собой.

— Да, да, пожалуйста, я... я всё отдам, только, — резко выхватывает отвёртку, всаживает ублюдку в лицо со всей силы — жаль, до глаза не дотянуться, только щеку пробил. Урод хватается за лицо, вопит, делает шаг назад. Его товарищи слишком расслабились, ожидая лёгкой наживы — ориентируется медленнее подготовленного Виктора. Одному он с размаху врезает тростью между ног, тут же бьёт локтем сзади, попадает прямо в шею — слышит мат и... рычание? И вопль третьего, к которому ещё даже не прикоснулся.

Пёс — кажется, пора дать ему имя — вылетает из-за угла, и он не похож на ту собаку, которую Виктор знает. Этот — со вздыбленной шерстью, со свирепым оскалом. Он бросается на третьего раньше, чем Виктор успевает нормально удивиться. И ногу он ему мощными челюстями прокусывает тоже быстрее, чем тот соображает, что эти самые ноги пора бы уже делать.

Главарь — самый мозговитый, самый целый, держась за пах пытается встать, но пёс уже нависает над ним, рыча и капая кровавой слюной ему на плечо.

— Такую тварь без поводка! Псих!

Виктор наконец-то отмирает.

Опирается на трость обеими руками, не даёт псу команды.

— Сейчас мы просто уйдём. А вы в следующий раз хорошо подумаете, прежде чем вылезать сюда, ясно? Я вот подумал хорошо в свое время.

Он не удерживается — с размаху опускает кончик трости на пальцы главаря, когда проходит мимо. Пёс всё так же скалится, и утробно, надрывно рычит.

— Пойдём домой, мой ты защитник, — говорит Виктор так ровно, как только может. Убирает окровавленную отвёртку в карман, приглаживает взъерошенную шерсть и старается дышать. Раньше такое давались легче. Он слишком обмяк здесь, расслабился, перестал поджидать опасность — и вот чем это ему обернулось.

Он слышит возню и мат из переулка, он слышит яростный рокот из глотки пса, и не знает, как его отблагодарить. Виктор всегда верил в свои силы и он никогда не испытывал такой благодарности к... собаке. Это странно.

Закрывает дверь, пачкая ключ в подсохшей липкой крови и медленно сползает по стенке в коридоре. Руки дрожат, дыхание тоже.

Пёс толкает его головой в плечо, тревожно и влажно дышит в ухо, едва слышно скулит, и Виктор запускает трясущиеся пальцы ему в шерсть.

Он плачет — отстраненно это понимает, когда пёс начинает лизать ему лицо.

Это животное только что прокусило человеку ногу — а он позволяет ему лизать свое лицо и нервно перебирать передними лапами возле своей больной ноги. Виктор шепчет благодарности и думает, что пёс поймёт — он слишком умный, чтобы не догадаться.

Виктор долго моет руки, смывая чужую кровь — осталось её мало, пёс почти всю слизал, — долго стоит в душе и старается прикинуть, а справился бы сам, если бы пёс не появился так вовремя. Скорее всего, справился бы. Но он так привык ощущать поддержку со своим плечом — в мягком теплом прикосновения Джейса, в его улыбке, в его взгляде.

И вдруг, оказавшись один, он почти растерялся.

Он нарезает мясо и отдает его псу сырым — он заслужил это как никогда. И, видимо, он не против свежей крови. Это должно пугать по идее, но Виктор превысил лимит эмоций на сегодняшний день.

Пёс не укладывается на старом полотенце у его кровати — он прыгает на саму кровать, кладет тяжелую голову Виктору на живот и тяжело вздыхает. Его хочется назвать Джейсом, но у него ведь наверняка есть свое имя. Виктор слишком устал, чтобы напомнить и себе, и ему, что животным в кровати не место, так что он кладет руку и гладит его возле уха до тех пор, пока не засыпает сам.

Джейс утром опаздывает — так же как и сам Виктор. Он выглядит встревоженным и нервным.

— Всё в порядке? — Спрашивает Виктор, пока Джейс теребит камень в браслете. Виктор чуть вздрогнул, когда он положил руку ему на плечо — на секунду его перенесло во вчерашний переулок. Это забудется через несколько дней, но лучше бы Джейс сейчас не проявлял излишней тактильности.

— Да, а у тебя? Ты какой-то... дерганный.

Виктор отмахивается.

— Мелочи. Как прошёл выходной?

Джейс тоже отмахивается — не хочет говорить. Ну не хочет, и не надо.

Хотя, если бы он его сейчас обнял, Виктору стало бы легче. Как вчера, когда он обнимал пса в коридоре.

***

— Я с ним в открытую флиртовал, а он даже не понял, — в один вечер жалуется Виктор псу. Пёс преданно смотрит ему в глаза. — Вчера он сам отвесил мне комплимент, а сегодня даже не понял. Снова.

Пёс, конечно, ничего не отвечает. Не то чтобы Виктор ждал ответа — разговаривать с животным это уже само по себе странно, но если уж ты ждёшь, что оно продолжит диалог — то это уже закрытый госпиталь на побережье. С дурманящими микстурами и рубашками с очень длинными рукавами.

Виктор вздыхает.

— Я его люблю, а он думает, что я его лучший друг. И кто из нас после этого дурак?

Пёс стучит хвостом по кровати и чуть наклоняет голову. Виктор теребит его между ушами и закрывает глаза. Пёс вон тоже не понимает— ему не до человеческих сложных психических процессов. Ему нравится лежать возле печки и когда Виктор чешет его брюхо.

***

— Я мог его сегодня поцеловать, — говорит Виктор, сидя на стуле. Пёс внимательно на него смотрит. Боги, до чего он опустился — изливает душу собаке. Самой умной и воспитанной из всех, что встречал Виктор в жизни, но всё ещё собаке. Прошло пару месяцев с тех пор, как они вдвоём отбились от тех типов в переулке, и пёс ночует у него в кровати раз или два в неделю. — В смысле, я могу поцеловать его в любой день, но сегодня он бы таким... дурацким, — пёс смотрит на него с вежливым непониманием.

— Если бы он хоть раз тебя застал, ты бы ему понравился, знаешь? Он бы тебя всего затискал.

Пёс снова мотает хвостом — снова ничего не понял, наверняка. Виктор опускает лицо в ладони.

— Джейс, он... такой невыносимый. Такой нелепый иногда, такой, знаешь... щенячий. Я не понимаю, сколько у меня на самом деле собак, одна, две или ноль. И ты делу не помогаешь, кстати.

И тоже, то ли остаётся, то ли уходит. То ли смотрит так, что будь это кто другой, Виктор подумал бы, что в него влюблены, а в следующую минуту точно так же смотрит на доску с расчётами или на чертеж. Виктору надоело. Виктор от этого устал.

— Я его правда люблю, а Джейс даже не пытается догадаться, — зачем-то почти повторяет он, а пёс внезапно садится и смотрит своим почти человеческим взглядом. Склоняет голову и фыркает.

Виктор хмыкает.

— Что, тоже только что дошло? — он качает головой. — Вы и тут похожи, вроде умные такие, а как дело до чувств, так всё.

Он тянется привычно погладить его за ушами, но пёс внезапно не начинает на эту ласку вилять хвостом. Виктор хмурится. Кажется, своими глупыми чувствами он замучил не только себя, но и собаку. Прекрасно.

Пёс впервые за несколько недель не ложится с ним в кровати. Тревожно встаёт на ноги несколько раз за ночь, лакает воду, издаёт какие-то почти свистящие звуки, и Виктор очень надеется, что он не завоет. И что он не заболел. Утром убегает, даже не лизнув руку на прощение — Виктор чувствует себя брошенным дважды.

***

Пёс не появляется день, два, три, неделю. Виктор начинает беспокоиться. А если его отловили? Что если он побежал в Заун и наткнулся там на свору — людей или собак, не важно. Виктор старается себя успокоить, твердит, что он домашний. Что у него есть семья, которая чешет его за ухом и кормит полезной собачьей едой, вычёсывает шерсть, гуляет по утрам и всё прочее.

Ещё Виктор беспокоится за Джейса — он ведёт себя странно. Сверлит взглядом и опускает глаза, стоит Виктору повернуться в ответ. Начинает что-то говорить и путается в словах. Пару раз Виктор видел, как он поспешно закрывает свой личный блокнот, явно обрываясь на полуслове. Джейс не прикасается к его плечам и спине, почти не улыбается ему — избегает, паникует. Виктор не понимает. Он пытался поговорить, но Джейс ссылался на внезапные дела и прятался на другом конце лаборатории или вне её. Виктор всё ещё не понимает. Виктор всё ещё тревожится. Ему действительно не нравится, когда Джейс что-то скрывает, это действительно мешает их работе. Это мешает самому Виктору. Это заставляет чувствовать себя непонимающим и неразумным. Он же не сделал ничего, чтобы Джейс так реагировал на него, верно? Не забывал про праздники, не говорил ничего лишнего. За почти два года он выучил Джейса наизусть, это было не так уж и сложно, но теперь он наткнулся на то, чего раньше не знал — на Джейса, который не хочет быть рядом с ним. И Виктор даже ведь не просил быть рядом в том смысле, которого очень хочется — его почти устраивало и то, что было неделю назад. Общие шутки, совместная работа, тёплая рука на плече.

— Тот пёс не появлялся почти две недели, — говорит он вместо приветствия одним утром. Джейс поднимает почти испуганный взгляд. Виктор поджимает губы — интересно, сколько это еще будет продолжаться?

— А он... — Джейс слишком рассеян — с него станется спросить, не оставил ли пёс записку. — Он, эм, совсем не появлялся?

Виктор качает головой.

Отчуждения с двух сторон он не ожидал. Такого резкого и синхронного особенно.

Виктор хотел попросить Джейса поискать его вместе — даже если бы не нашли, это могло бы вывести Джейса на диалог, но он смотрит на взгляд, в котором явно видно паническое желание сбежать, на нервно оглаживающие браслет пальцы, и поджимает губы.

Задерживает взгляд на шрам на брови — раньше шрам собаки напоминал ему о Джейсе, теперь — наоборот.

— Надеюсь, он в порядке. Ладно, давай работать. Что там сегодня по плану?

Джейс немного расслабляется — а ведь он никогда прежде не был против почесать языком. Виктору почти больно.

***

Виктор редко ходит на все эти мероприятия, пригласительные на которые приносят им еженедельно, но в этот раз он идёт. Во-первых, потому что Джейс его даже не спросил в этот раз, очевидно решив, что Виктор снова откажется, во-вторых, потому что Виктор чувствует тоску от осознания, что его никто не ждёт в переулке или у двери, и в-третьих, потому что Виктор всё ещё не понимает, что происходит с Джейсом, и он надеется, что тот выпьет и наконец-то всё расскажет.

Джейс теряется в толпе через каких-нибудь пять минут, и Виктор думает, уйти ему самому или мстительно и почти жестоко испортить ему вечер тоже, прикинувшись через какое-то время пьянее, чем он есть и потребовав проводить до дома. Сам понимает, что это ребячество. Решает уйти через бокал вина, но замечает старого знакомого. Они с Бредли не виделись с выпуска — а на последнем курсе провели вроде как вместе почти три приятных месяца. Они были молоды, строили планы на жизнь и вели исследования в разных сферах — им тогда, не так уж много лет назад, было не по пути. Они расстались почти друзьями. Он сам подходит к Виктору первый, сам расспрашивает о его работе, сам берет под локоть, провожая до стола с закусками. Виктор пару раз замечает ошалевший взгляд Джейса, и назло ему, улыбается шире. Не он один может подобным хоть немного наслаждаться, Виктор тоже. У Виктора здесь приятная компания, воспоминания о поцелуях украдкой, разговоры о науке и о том, как сложились их жизни. Бредли приглашает его на свидание, пока он не уехал обратно копаться в землях Таргона и Виктор соглашается, потому что когда-то он очень симпатизировал этому человеку. Не так сильно, как Джейсу, но всё же. Может, тогда это вино было молодым и слегка играло, давало сладкий привкус, легко опьяняло и также быстро отпускало — а теперь, настоявшись, оно раскроет весь букет. Им есть что вспомнить и есть о чем рассказать, и даже если это в итоге ни к чему не приведёт, он проведёт пару часов в приятной компании. Он ничего от этого не потеряет.

***

Он прощается с Джейсом пораньше, и Джейс, который весь день бросает на него ещё более странные взгляды, чем за прошедшие две недели — чем ужасно утомляет еще сильнее обычного — выглядит совсем ошарашенным.

— Куда ты? Время ещё...

— У меня встреча, — уклончиво отвечает Виктор.

— Деловая?

Виктор вздыхает. Джейс и правда бывает ужасно твердолобым, когда это касается вот таких вот моментов.

— Личного характера. Не ты один можешь брать отгулы. Доброго тебе вечера.

Встреча заканчивается, толком не начавшись. Они сидят на веранде уютного кафе, пьют лёгкое вино, довольно приятно беседуют — возможно, самую малость натянуто и скучновато, но для начала пойдёт, — когда Виктор замечает пса. Тот будто идёт по следу — уткнувшись носом в землю, поднимает голову, как будто растерянно оглядывается и... и лает, видя его. Нет, Виктор не придумывает — пёс действительно запрыгивает на веранду, огромными передними лапами встаёт прямо на его ногу, счастливо лижет в щеку. Виктор расплескивает часть вина себе на жилет — только бы отстиралось потом.

Виктор не знает, как ему реагировать — ругаться, что он ведёт себя так, радоваться, что он в порядке.

— Сидеть! Да сядь же ты, — Виктор оглядывается — официант уже о чем-то переговаривается с коллегой, его спутник сидит с выражением ужаса и брезгливости на лице, сейчас кто-нибудь позовёт инфорсеров и начнётся настоящий балаган.

— Вообще-то, это не совсем мой пёс, — говорит он и поспешно нащупывает трость. Кажется, им лучше уйти. Пока их отсюда не выставили. Пёс стучит хвостом по лёгкой деревянной ограде.

— Я эээ, очень боюсь собак, – панически сообщает Бредли.

Пёс, решая укрепить этот страх, начинает ворчать — не так угрожающе, как было тогда в переулке, но с намёком на то, что лучше него рычать не умеет никто.

— Я напишу тебе, нужно его отвести, — побледневшее лицо напротив и возгласы вокруг. Не так Виктор ожидал провести сегодняшний вечер. Достает купюру из бумажника — свидание сорвалось по его вине, ему и расплачиваться.

— Да, да, в другой раз, Виктор, увидимся, это, пожалуйста, он ведь...

— Рядом, — спокойно говорит Виктор и только кивает. — Увидимся.

Он на это немного надеется.

— Ага, только, пожалуйста, забери своего...— умоляет Бредли, вжимаясь в спинку стула.

Пёс послушно семенит сбоку — преданно заглядывает в глаза, а Виктор злится. Глупо злиться на собаку, особенно глупо это делать, когда на самом деле рад, что её не отловили и не причинил ей вреда — но он всё равно сердится. У него мог быть отличный вечер, он впервые за много-много месяцев решил попробовать наладить свою личную жизнь. И её своими здоровыми лапами разрушил пёс. Даже не его пёс, стоит заметить.

— Сидеть, — строго говорит Виктор, когда закрывает дверь в квартирку. Пёс остервенело машет хвостом, стучит им по стене коридора, он явно готов прыгать и ставить свои лапы ему на грудь. Виктор этого веса не выдержит. — Сидеть. Сначала пропадаешь на две недели, заставляешь волноваться, потом появляешься в самый неудачный момент, ты думал, я буду радоваться?

Пёс, высунув язык, продолжает вилять хвостом. Кого Виктор здесь пытается обмануть — радоваться он кончено будет. Но и сердиться тоже.

— У меня, — обвиняюще говорит он, — мог бы быть секс. Ты не мог появиться завтра? Первое свидание за два года, и, конечно, тебе надо его испортить.

Пёс, конечно, не понимает, что Виктор от своего тела пытается взять всё, на что оно пока что способно. Пес не знает про усиливающиеся боли, про накапливающуюся всё больше, быстрее и проще усталость. Псу неоткуда знать о том, что Виктор хочет себе побольше хороших воспоминаний не чтобы было что вспомнить в старости — до неё он точно не дотянет, но чтобы когда придёт время, ему было хоть не так обидно. Обидно будет все равно, но про это думать Виктору не хочется.

Он вздыхает и идёт готовить себе ужин — ему даже не успели принести заказанное блюдо.

Пёс вертится под ногами и радостно заглядывает в глаза. Виктор наливает ему полную миску воды и насыпает корма.

После ужина он пишет короткое письмо, извиняется за сорванную встречу, предлагает устроить вторую, кладет письмо в сумку и уходит в душ.

Письмо из выпотрошенной сумки он находит под полотенцем у кровати — изгрызенное в мелкие клочки и обслюнявленное. Виктор тяжело опускается на кровать.

— И что такое ты устраиваешь, позволь узнать?

У пса в глазах ни следа раскаяния. Виктор откидывается на кровать, чуть машет ногой — пёс лижет его колено.

— Я планировал, что сегодня меня будет лизать не собака. Почему ты решил объявиться именно сегодня, а? Да хватит уже мне ногу лизать, щекотно, перестань!

Он гладит лохматую шею, чешет за ухом и вздыхает.

— Письмо он сгрыз, посмотрите. Думаешь, мне бумаги не хватит новое написать? На работе напишу, раз уж тебя это так раздражает. Ты хуже Джейса. Сначала две недели от меня шарахается, а как я говорю, что у меня планы, так всё, взгляд как будто я неверный муж и из семьи ухожу. 

Пёс, ясное дело, никак не пытается это прокомментировать, только ложится на спину и подставляет пузо.

Виктор впервые за долгое время снова засыпает не один, а уткнувшись в меховую тёплую шкуру.

— Я рад, что ты вернулся, — зачем-то всё-таки оповещает он пса. Пёс, что довольно стандартно для собак, на это заявление вздыхает. Совершенно по-собачьи.

Утром награждает слюнявыми облизыванием по щекам, ест свой корм, пока Виктор чистит зубы, топчется у двери, и, что не очень для него характерно, не убегает сразу, а сначала оглядывается, и только потом неспешно начинает трусить по переулку. Виктор качает головой и уходит завтракать.

— Пёс вернулся, — говорит он Джейсу на работе. Джейс поднимает брови и улыбается.

— О, правда? Хорошо! Я рад, что с ним все хорошо. Да.

Виктор прищуривается. Кажется, игнорировать его резко перестал не только пёс, но и Джейс — если судить по его виду, а по его виду Виктор умеет судить очень хорошо, — он хочет что-то сказать. Виктор терпеливо ждёт, когда Джейс перестанет хватать ртом воздух.

— А, ммм, а как твоя встреча? — наконец умудряется выговорить Джейс. Виктор вздыхает. С одной стороны, лучше бы не напоминал — а с другой, спасибо что напомнил переписать письмо и отнести на перерыве до ближайшего студента и попросить добежать до почты за всю сдачу.

— Никак. Пёс прибежал прямо туда. А мой знакомый боится собак. Я ему письмо написал, а он его сгрыз, не знакомый, а пёс, я имею в виду, — Виктор качает головой и достает из ящика чистый лист. Джейс нерешительно топчется на месте за его спиной.

— А может, это вроде как знак? Что не надо писать второе?

Виктор поднимает глаза. Джейс выглядит как нерешительный школьник, который пытается пригласить на свидание самую красивую девочку — только этот взгляд и позу Виктор уже проходил не раз. И после этого следует полная глухота к ответному флирту и никаких других шагов. Ему надоело.

— Джейс, собака сгрызла письмо. Такое бывает, собаки грызут вещи. Ты бы видел, что он сделал с игрушечной косточкой, надо бы новую купить уже.

— А может, он приревновал? — с некоторым вызовом говорит Джейс и делает шаг вперёд. Виктор откладывает ручку.

— Джейс, это собака! Не думаю, что он в целом способен на такие сложные эмоции.

— Но тот парень ему не понравился, он же зарычал! — восклицает Джейс и тут же прикрывает себе рот рукой. Виктор хмурится. Потому хмурится ещё сильнее. В груди наливается и спеет злость, обида и раздражение.

Да как он смеет.

Две недели он от Виктора бегает, два года не замечает ничего в упор, а теперь вдруг, как только Виктор решил наконец-то хотя бы маленькими осторожными шажками двигаться дальше, ведёт себя вот так.

— Ты что, за мной следил?

— Нет! Нет, я... да. Ладно. Я просто... да, хорошо, я за тобой следил. Я же не знаю этого парня, что если бы он...

— Джейс, я встречался с ним несколько месяцев. И тебе вовсе не обязательно знать, с кем я встречаюсь или встречался, это, при всем моем уважении, не твоё дело.

Уважения сейчас у Виктора мало — злости гораздо больше. Джейс бы знал, если бы он за два года хотя бы попытался. Ладно. Не важно. Пёс никогда раньше не появлялся два дня подряд — Виктор знает гостиницу, где Бредли остановился, можно попросить отнести письмо сразу туда, тогда сегодня вечер всё равно может выйти славным.

— Виктор!

— Джейс, ты можешь не мешать мне назначать свидание, ладно?

Джейс, почти топая, отходит к своему столу. Он тяжело дышит, бесцельно перекладывает там всё с места на место и раздражает одним своим присутствием. 

Виктор на секунду думает, не попросить ли его выловить кого-нибудь в коридоре, но с него ведь станется просто выкинуть это чёртово письмо. Вряд ли он додумается его сгрызть, кончено. Виктор запечатывает конверт и встаёт, Джейс — какая наглость — преграждает ему дорогу.

— Виктор! Не надо, пожалуйста! Может, это правда был знак?

— О чем ты, Джейс? О том, что ты буквально следил за мной, пока я в кои-то веки выбрался куда-то не один и ты увидел, как даже не моя собака зарычала на незнакомца? О том, что эта чертва собака съела дурацкое письмо? Хватит. Бредли уезжает на следующей неделе, и я хочу хорошо провести время и вспомнить молодость. Прекрати себя так вести.

— Тебе двадцать семь!

— А тебе двадцать шесть, а не десять! Хватит. Вы с псом — два сапога пара, обоих одна и та же муха укусила. Дай пройти.

Джейс отходит не от его слов, а от того, что Виктор отталкивает его руку. Он тоже похож на собаку, похож на не совсем его пса — такой же брошенный и несчастный.

— То есть, этот твой Бредли уедет. Просто полапает тебя всего, и убежит обратно в свою... куда там он убежит. Не важно.

Виктор с силой и яростью ударяет по полу тростью. Нет, он не позволит Джейсу себя вывести. Не позволит себе сказать «ну, ты же меня не лапаешь, придется кому-то другому». Он делает глубокий вдох, считает до пяти.

— А ты не думаешь, что мне может хотеться, чтобы меня кто-нибудь полапал, нет?

Сегодня он будет всматриваться в людей вокруг очень внимательно — он не увидел вчера Джейса из-за всей этой суматохи с псом, но если заметит сегодня, то просто его прикончит. Мало ли у них в работе опасностей. Всегда есть место для несчастных случаев.

У Джейса такой вид, будто его толкнули в грудь. Он отмирает, когда Виктор уже подходит к двери, подбегает сам, захлопывает её у него прямо перед носом. Виктор не понимает. Виктор злится.

Джейс выглядит, как будто бы он сходит с ума от ревности, но это просто нелепо. Он не имеет ни единого правда чувствовать даже намек на ревность.

— Виктор! Пожалуйста, не надо!

Он следит глазами за конвертом — пёс также следит взглядом за маленьким зелёным мячиком у Виктора в квартире. Как бы не начал его пытаться вырвать.

— Джейс, ты ведёшь себя хуже собаки. Перестань, мне надоел этот разговор, — Джейс всё ещё стоит прямо перед дверью, перекрывает путь своей широкой грудью. Кажется, Виктору тут поможет только таран. — Нет, ладно, ты ведёшь себя ровно как собака. Он тоже сначала две недели даже не подходит, потом слюнявит меня всего, прыгает...

— Может, ему просто нужно было время? — у Джейса в голосе проскальзывают почти истеричные нотки. — Может, он что-то понял, и не знал, что с этим делать, может он просто...

Джейс говорит с таким пылом, с такой обидой и почти страхом, что Виктору становится смешно. Он и правда коротко смеётся.

— Джейс, мы говорим о собаке.

Джейс вдруг опускает плечи и говорит совсем тихо — резкий контраст с его предыдущей фразой. И как-то убийственно серьёзно.

— Мы говорим обо мне.

Виктор не понимает. Виктор делает полшага назад.

— Что?

Джейс прислоняется затылком к двери, смотрит на потолок, закрывает глаза. Как-то очень страдальчески изгибает брови.

— Я должен был рассказать тебе гораздо раньше, но не мог... себя заставить. Я бы показал, но сегодня новолуние, и...

Виктор всё ещё не понимает. Может, у Джейса жар? Он ведёт себя очень странно, может, он ударился головой, плохо выспался... или, может, это Виктор начал бредить, может, это все один дурацкий затянувшийся сон, и он сейчас проснётся.

— При чем тут фазы луны, Джейс, я не...

А Джейс вдруг сжимает кулаки и почти злится.

— При том, что по новолуниям я только человек, по полнолуниям только собака. В остальное время — по желанию.

Виктор делает ещё шаг назад. Да, это или сон или бред. Возможно, коллективный. Странно, они не тестировали в последнее время ничего, что могло бы изменять сознание. Но тут Джейс достает из своего кармана ошейник, и Виктору кажется, что у него сейчас начнут подкашиваться ноги. Не так уж и ново для него.

— Откуда это у тебя?

Ошейник ничем не отличается от десятка таких же ошейников в лавке товаров для животных, где Виктор берет корм для пса. За тем исключением, что этот явно заношен. И он ничем не отличается от того, что Виктор купил и надел на собачью шею сам.

— Виктор, пожалуйста. Мне и так сложно про это говорить.

А вот Виктору сложно сейчас стоять, но он же не жалуется.

— Джейс, подожди, это просто нелепо. Ты сейчас хочешь меня убедить в том, что ты...

— Оборотень. Да.

— Джейс, ликантропия это сказка. Легенда. Что дальше, Кейтлин Кирамман — русалка, а Хаймердингер — фея?

Джейс смотрит на него неожиданно серьёзно.

— Хаймердингер — йордл. Это само по себе достаточно... мифично. Кейтлин человек.

— Тогда, я не знаю, лошадь пекаря на самом деле единорог?

— Виктор, я серьёзно. Я... хорошо, я первый раз показался тебе, когда мы поссорились. Мне было грустно, а когда я собака...

— Почему собака? Оборотни же волки. По легендам.

— Ты можешь дать мне договорить, пожалуйста? Не обязательно. Это просто самое традиционное. Бывают лисы, бывают медведи, олени, кошки, это... от характера больше зависит. От происхождения, от того, как это передалось... И это нельзя объяснить наукой и логикой, правда, я пытался. 

Виктору всё же нужен стул. Когда они поссорились шёл дождь — и когда пришёл пёс шёл дождь. Это Джейс знает — Виктор про это говорил. То есть, он рассказывал по то, как к нему этот пёс пришёл в первый раз.

— Джейс, это все ещё звучит как полный бред.

— Знаю. Так вот, я просто хотел пройтись, мне правда легче переживать всякое, когда я ну... собака. Учуял твой запах, захотел просто пойти за тобой, чтобы с тобой ничего не случилось, а ты пригласил к себе, так что я пошёл. Что ты мне не рассказывал? Мне, я имею в виду — мне. Не собаке. Про нападение. Я прокусил тому уроду ногу. А ты ни слова мне не сказал, что на тебя, чёрт возьми, напали! Как будто это вообще не имеет значения! А если бы я тогда не захотел пойти к тебе, Виктор! 

В Викторе уже нечему холодеть. Джейс не может знать про эту потасовку — Виктор про неё и правда ни слова не сказал. Пёс тогда лизал ему лицо и успокаивал, а Виктор сидел в собственном коридор и плакал, обнимая пушистую шею. Нет. Это всё — звенящий бред.

— Я бы отбился. Я вырос в Зауне, очнись, я умею себя защищать получше тебя.

Джейс трет лицо.

— Извини меня, я правда не должен был... я должен был тебе рассказать. Но мне так нравилось сидеть у тебя, когда ты что-то делал, нравилось, когда ты меня чесал и гладил, я собирался рассказать, правда, Виктор!

Джейс хочет взять его за руку. Виктор отшатывается.

— Не трогай меня. 

Он позволял псу спать в своей постели. Он позволял псу лизать свое лицо. Он совершенно идиотски изливал ему свои мысли и чувства, зная, что это собака.

— Виктор!

— Я сказал, не трогай меня. Дай пройти, — Виктор тянется к дверной ручке, Джейс наконец его пропускает. Он и правда выглядит как брошенный пёс.

— Пожалуйста, не отправляй то письмо!

В этот раз Виктор захлопывает дверь перед его носом.

Ему сейчас не до письма — он идёт в библиотеку.

Ликантропия — миф. Легенда. Все книги сходятся на этом единогласно, и Виктор был бы с ними согласен, если бы не шрам на бровях у Джейса и пса. Если бы пёс не смотрел на доску с его записями с таким пониманием. Если бы Джейс не начинал пальцами чесать за ухом, когда задумывался, и мог это делать слишком долго. Это не может быть правдой — но Джейсу неоткуда было знать про тех уродов и прокушенную ногу. Джейсу неоткуда было взять изношенный поводок, который Виктор вертит в своих руках.

Ему неоткуда знать, что пёс зарычал на Бредли, если он не шпионил — а его высокую фигуру не так уж просто скрыть… или если он сам и не зарычал. Это все ещё звучит как бред.

Он возвращается в лабораторию под вечер — они будут выбиваться из графика, если такие вот дни станут нормой, но Виктор просто не смог заставить себя вернуться раньше. По большей части, он надеется, что Джейс уже ушёл домой, но Джейс всё ещё сидит за своим столом — взлохмаченный и явно на взводе.

Он встаёт сразу, как видит Виктора, и у него такой вид, как будто он бы махал хвостом изо всех сил, если бы мог. Виктор замечал это раньше, но теперь это приобретает некий новый смысл.

— Виктор!

— Не сейчас, Джейс. Я пойду домой. Не надо за мной ходить. Ни в каком виде, пожалуйста.

Джейс садится обратно на стул и грустно кивает.

— Тогда... поговорим в понедельник? — долетает Виктору уже в спину, но он не отвечает.

***

Лай под своим окном он слышит днем. Он надеялся провести выходные наедине с собой, поразмышлять, побыть в тишине и одиночестве. У Джейса, или всё-таки у пса, планы другие.

Виктор открывает дверь, отрывисто свистит и отходит в сторонку, чтобы его не снесли с ног. Он до последнего надеялся, что это шутка — но у пса в зубах сумка, которую он осторожно кладет перед Виктором и подталкивает носом. Виктор ставит её на свой стол, прямо рядом с так и недонесенным письмом, открывает. Комплект одежды, знакомый дневник, совсем уж знакомый браслет с камнем. Виктор не разрешает себе привычно опустить руку и потрепать пса между ушами — это не пёс. И про свою затянувшуюся влюблённость он говорил вовсе не псу. И по ночам зарывался в тёплую шерсть тоже.

— Ты можешь стать человеком, так?

Пёс кивает. На самом деле кивает. Потому что это не пёс. Боги, такая история могла случиться только с ними.

— Тогда превратись. Перекинься, как там это у вас.

Пёс — Джейс — подходит к столу и вежливо берет лямку от сумки зубами. Потом замечает письмо, кладет сумку на пол, берет конверт, пачкая его в слюнях, осторожно кладет в сумку, а Виктор думает, что если вся эта затея с хекстеком провалится, они всегда смогут податься в цирк. Станут звёздами.

Джейс, цокая когтями, уходит в ванну, Виктор садится на кровать, слышит странный звук, потом тихий скулеж, который превращается в ещё более тихий стон знакомым голосом и закрывает глаза. Почему это всё не может оказаться просто дурацким сном?

Он слышит, как Джейс вздыхает и как он одевается. Абсурд.

Из-за двери Джейс выглядывает с виноватым видом. Прячет за спиной руки, сумку ногой отпихивает под стол. Многострадальное письмо вываливается на пол, и Джейс морщится.

— Я разрешал тебе спать в своей кровати.

Джейс опускает голову. Виктор почти переносится на два года назад — когда Джейс вот так же стоял, обвиняемый в незаконных экспериментах. Тогда Виктор был только заинтригован — сейчас он сам чувствует себя обвинителем. Им и является.

— Ты тёплый. И на кровати мягче, чем на полу. Если ты разрешишь, я куплю сюда лежанку.

— Мне, эм, вроде как нравилось спать с собакой. Это правда было достаточно тепло. Но... Ты лизал моё лицо. И руки. И ноги.

Джейс снова морщится.

— Когда я собака это... немного не так ощущается. То есть, человек может сказать и сделать так много всего, а у собаки не настолько много опций. И... не настолько много внутренних фильтров. То есть, я всё понимаю и осознаю, но выражаю это... проще. И всё чувствуется тоже проще. Без человеческих заморочек.

— Куда девается масса? Человеком ты весишь гораздо больше.

Джейс начинает ходить по комнате.

— Я не знаю! Я тоже много думал об этом, но это не очень поддаётся логике.

— Сядь, пожалуйста.

Виктор не хочет сейчас проверять, отреагирует ли Джейс на окрик «сидеть» так же, как он делает это в другой форме. Хотя Джейс всё равно послушно садится, хоть и на стул, а не на пол.

— Какие ещё бонусы? Легенды говорят про нечеловеческую силу...

— У меня просто всё довольно быстро заживает, — Виктор ведь и это замечал. Бывало, Джейс по утрам приходил с маленькой царапинкой от неудачного бритья, а к вечеру уже и следа не было. Он должен был бы обратить на это внимание. — Ну, и я вроде как сильный, да, но... ничего такого. Никаких светящихся глаз или суперскорости. Зато есть желание почесать за ухом ногой и иногда хочется выть. Просто так.

— Почему ты начал приходить? После того первого раза.

— Потому что мне хотелось быть к тебе поближе. Потому что мне нравилось с тобой ходить. В смысле... мы и так кучу времени проводим вместе, но я узнал тебя с другой стороны, и мне было хорошо. И... мне просто нравилось сидеть здесь с тобой, слушать тебя, и ты начал высыпаться, и ты вкусно пахнешь, у тебя приятный голос, ты гладил меня, и...

— Ты настоящая псина, Джейс.

— Не спорю.

— И что ты чувствовал, когда я рассказывал тебе о том, что влюблён?

Джейс опускает взгляд. Опускает он его очень прицельно — на чуть пожеванный конверт.

— Я думал, что этот кто-то — настоящий идиот, раз не понимает какое счастье он не замечает под своим носом. Всё пытался прикинуть, кто это может быть.

— А идиотом оказался ты.

Джейс опускает голову.

— Я правда идиот, Виктор. И когда ты наконец сказал, что это я, я по-идиотски испугался, потому что... потому что никогда не смотрел на тебя вот так! То есть смотрел, но не понимал, а потом ты сказал, и я... запутался. Начал обдумывать всё, что было между нами, вспоминать, осознавать, а потом этот парень на банкете! И ты ему улыбался!

— Джейс, я имею право улыбаться кому захочу.

— Да! Конечно, да, просто... а потом ты сказал, что у тебя встреча, ты фактически сказал, что это свидание, и я представил, что он тебя поцелует, что он будет тебя трогать, и что ты будешь этому рад, и...

— И ты решил эту маленькую радость у меня отнять.

— Нет! В смысле... в смысле я подумал, что у меня был шанс. Что у меня правда была тысяча шансов, а я их всех проморгал. Что я не видел ни одного.

— Я слышал, что у собак не очень хорошее зрение.

Джейс неопределенно ведёт плечом. Он говорит совсем тихо и очень грустно.

— Я просто представил, что это я мог бы быть тем, с кем ты пойдёшь на свидание и будешь улыбаться. И что ты мог бы целовать меня, если бы не был таким непроходимым идиотом, и... — Виктор его не торопит. У него на все эти осознания и мысли были два года, у Джейса это проходит за две недели. Джейс вздыхает и наконец-то поднимает взгляд. — Я просто... пожалуйста, дай мне ещё один шанс. Только один, я не облажаюсь в этот раз, клянусь.

В прошлый раз, когда Джейс умолял дать ему шанс, это закончилось летанием под потолком и началом самого чудесного, что с Виктором в жизни происходило. В этот раз — ну, потолки здесь низкие, конечно, но у него здесь есть кровать, и это может стать неплохой альтернативой. Если, конечно, всё зайдет достаточно далеко после его кивка.

Так что он кивает, и понимает, что Джейсу вовсе не нужен физический хвост, чтобы им махать.

А ещё Виктор слишком долго ждал и надеялся на этот поцелуй, чтобы сейчас в нём отказать.

***

Спустя пару недель Джейс обращается прямо в постели — когда Виктор уже почти спит, так что он слышит его тихий почти что стон сквозь дрему. Джейс сам сказал, что это не больно, просто не очень приятно. Удобно лежащая на его животе голова тут же становится уже не такой удобной, давит широким подбородком. И дышать становится немного труднее — Джейс-человек тяжелее.

— Что такое? — он всё равно проводит пальцами ему за ухом, Джейс пару раз лижет ему живот, потом ойкает — сразу после обращения у него немного всё спутанно. Исправляется, прижимаясь к тому же месту губами.

— Виктор, давай на выходных съездим загород? Как раз полнолуние, ты весь день будешь кидать мне мячик. Или палки. И я буду бегать, и...