Я внесла очередную пометку в блокнот и отложила его в сторону. Он должен был всегда оставаться в поле моего зрения, поэтому я никогда не убирала его, таская с собой даже в ванную. Сухие факты, даты, цифры и наблюдения, охватывающие только последние несколько месяцев. Ни одного имени, ни адресов, ни телефонов. Когда все закончится, должен остаться только он. Я перенесла из дневника в блокнот нужные записи, но продолжала пролистывать его, говоря себе, что могла что-то забыть, ища отговорки, чтобы дать себе отсрочку, не сделать то, что требовалось — предать огню историю, которую вопреки здравому смыслу продолжала время от времени писать. Мне так ужасно хотелось, чтобы он оказался в правильных руках, мог рассказать, что случилось, и почему все завершится именно так. А потом я напоминала себе, сколь рискованно хранить его, и только плакала от бессилия.

      Мы жили в странном мире, где любовь могла считаться преступлением, где собственные мысли и воспоминания служили доказательствами виновности, а защитить того, кто дорог, можно только причинив боль. Невозможность сказать правду, попросить прощения и просто объясниться была хуже всего, но и ей предстояло сгореть, чтобы истину не узнал даже тот, кто имел на нее полное право.

      «Прости», — снова и снова выводила я на последних страницах, зная, что послание не достигнет адресата, борясь с соблазном нацарапать его на стене, как узник замка Иф, чтобы тот, кому оно предназначено, нашел и прочел его, когда сама я уже не смогу попросить об этом лично. И оправдание мое было столь же лаконичным — «люблю».