То, что Чжан-фугуань на него охотится, Ци Тецзуй, в народе просто Ба-е, замечает сразу. А вот замечает ли это сам Чжан-фугуань... Ой, едва ли. Чжаны порой хуже уличных кошек: сначала шипят и царапаются на поднесенную со всем уважением рыбу, через час доходит. При всём уважении к Фо-е, его людям и их дружбе. Печальная объективная реальность.
А конкретно у Чжан-фугуаня помимо повышенной, кхм, хищности поведения ещё и тотальные проблемы с руководством. Точнее, с его отсутствием. Стоит тяжёлой руке Фо-е ослабнуть, и вот лейтенант Чжан теряется и не знает, что ему среди простых людей без команд делать...
Ба-е понимает это очень быстро. Он всё-таки предсказатель. Избегать ненужных волнений и наставлять мятущихся на верный путь — его работа.
Ба-е ноет, стонет, ворчит, словом, делает всё, что положено честной мыши. Активно охотника боится, но не так чтобы слишком, шугается просто, и настойчиво лезет опять. И под всем скулежом, нытьëм и причитаниями держит наготове крепкий огне- и когтеупорный шарф. Стоит событиям вырваться из установленного звёздами порядка, как шарф идёт в ход. Хватать Чжана за шиворот — опасная задача, знаете ли. Лучше подготовиться. А то пока не привыкнет, можно и рук лишиться... Что он, на Чжан Цишане не проверял, что ли.
Чжан Жишань не Фо-е. Он мягче, моложе, уязвимее. И команды Ба-е воспринимает спокойнее, стоит свою адекватность и полезность доказать. В Чжан Жишане, кажется, субординация и стремление подчиняться наживо по сухожилиям вшиты; стоит попасть в список доверенных лиц — и вот, шипит уже для проформы, подставляется под руку, разрешает вести.
Даже в таких скромных делах, как это. Может, Чжан-фугуаню просто нравится, когда ему приказывают? Ба-е разумно не упоминает догадку вслух. Голова ему ещё дорога, а нервничающий Чжан есть нервничающий Чжан.
— Ба-е! — взрывается Чжан-фугуань, восхитительно краснея ушами. — Может, сами покажете, как вас...
Ну вот, что он говорил. Снова команды.
— Брать, — деликатно подсказывает Ци Тецзуй, вдоволь налюбовавшись попыткой Чжан-фугуаня подобрать цензурный вариант.
— Как вас брать! — повторяет всецело возмущённый его улыбкой Чжан Жишань. Воображение дорисовывает ему задранный трубой хвост и вставшую дыбом шерсть. Ба-е честно давится смехом, загоняя картинку в глубины разума, из которых она вылезла, подобно нежданному цзунцзы, и тянется Чжан Жишаня поцеловать.
— Запоминайте! — командует.
И показывает. Сначала на себе — потому что он взрослый ответственный человек и знает, что гладить уличных котов можно лишь тогда, когда сами подставят животик, не раньше. Потом, как приходит время, на лейтенанте.
Чжан Жишань его слушается с трогательной серьëзностью. Как будто от того, насколько по инструкции он засунет в Ба-е пальцы, зависит судьба мира. Ну... Может, и зависит. Их конкретного маленького мирка.
«Кроме ответственности, Чжан-фугуань проявляет похвальное рвение!» — шутит Ба-е, наслаждаясь возмущённым рычанием в ответ (совсем неопасным; да, он знает теперь, как это определить). И старательно свой же эпитет воплощает в жизнь: хвалит, хвалит, хвалит Чжан Жишаня за каждую мелочь, пользуясь прирожденной болтливостью не хуже оружия.
Румянец с кончиков ушей переползает на щеки. Словно костёр разгорается. Потихонечку, но верно. А вместе с румянцем и жаром физических упражнений расползается по плечу татуировка. Еë Ба-е тоже хвалит, обласкивает вниманием от души. Всего Чжан-фугуаня обласкивает, как должно... И беспощадно удрать от этого не даёт. Ба-е, как истинный предсказатель, ситуацию контролирует великолепно. У него есть видение, приказ и похвала — и Чжан Жишань, который от последних двух отказаться не в силах. Достаточно для действий.
Достаточно, чтобы развалить хваленую чжановскую стойкость искренним «вместе со мной, умница» и убедить понежиться в кровати, восстанавливаясь. Ладно, ладно: приказать отдохнуть, потому что кое-кто двужильный и из постели сразу думает разбираться с поручениями. В законный, между прочим, выходной день! Когда Фо-е его лично с работы выгнал!
Достаточно, чтобы Чжан Жишань вернулся снова.