Зверь оседает на пол прямо у меня на глазах, и я опускаюсь вниз рядом с ним, чтобы бесцеремонно поднять его футболку, под которой виднеется рана с неровными краями. Она не очень большая, но, видимо, глубокая, учитывая, как стремительно силы покидают его. Хотя неизвестно, как давно он ее получил и сколько продолжал драться, пока не схлынул адреналин, а вместе с ним и способность стоять на ногах.

— Детка, я ведь говорил: никакого секса до свадьбы, — усмехается Зверь сквозь боль, сосредоточив на мне мутнеющий взгляд. Его дыхание заметно замедляется, но он словно бы из последних сил пытается показать, что все в порядке. — Впрочем, если такая обстановка тебя заводит…

— Заткнись, — бросаю, чувствуя, как тревога захлестывает меня. В ответ с его губ срывается хриплый смех. — Только силы зря тратишь!

— К чему эти дурацкие переживания, малышка? — фыркает он, скользнув взглядом по моему лицу, словно бы пытаясь уловить малейшие перемены. Но реальность стремительно ускользает от него, а голос звучит всё более слабо и бесцветно. — Разве не ты мечтала от меня избавиться?

— Не говори ерунды! — вспыхиваю, ведь смерть всегда была последним, чего я ему желала. Даже учитывая, что он забрал того, кто был мне больше всех дорог. — Я хотела, чтобы ты отстал от меня, чтобы вернул того, кого я любила, но…

Стаса уже не вернешь, а у него по-прежнему его лицо и тело… и пусть я не верю, что смогу полюбить чудовище, но мне невыносима даже мысль, что физически его тоже не станет. Исчезнет последнее напоминание о человеке, который подарил мне столько любви, столько тепла, столько счастья, и я больше никогда-никогда его не увижу…

Я не могу представить себе мир, в котором не останется ничего от него, ведь даже воспоминания гаснут, но физическая оболочка еще может жить. Наверное, это глупо и парадоксально, ведь я всегда мечтала остановить Зверя… но это не та цена, которую готова заплатить.

Не сейчас, когда часть меня еще хочет видеть в нем Стаса, еще наивно надеется на его возвращение, еще верит, что что-то можно изменить. По крайней мере, в те моменты, когда он смотрит на меня так тепло и нежно, мне кажется, что где-то глубоко внутри монстра из последних сил тлеет душа моего любимого… Мне не хватит решимости собственными руками его убить…

— Не смей закрывать глаза! — рычу я, заметив, как он опускает веки. Парень снова усмехается, хоть на этот раз ему требуется еще больше усилий. — Ты не можешь вот так умереть, слышишь?

Руки дрожат, пока я ищу в рюкзаке телефон, чтобы затем непослушными пальцами набрать номер «скорой». Как только в трубке раздаются гудки, я зажимаю мобильный плечом и отрываю лоскут от своей рубашки, который прижимаю к кровоточащей ране у него на боку. Его футболка насквозь пропитана кровью, от запаха которой меня начинает мутить.

— Брось, детка, это просто царапина, — выдыхает Зверь, когда заканчиваю сбивчивый разговор с диспетчером. Он едва держится в сознании. — На таком, как я, за пару дней заживет.

— А если нет? — бормочу, старательно игнорируя подступающие к глазам слезы. Только этого не хватало. — Черт… ты спас мне жизнь, а я… даже не знаю, как помочь тебе…

— Хочешь помочь? — он на секунду оживляется, вновь фокусируя на мне взгляд. Его бледные губы трогает нахальная ухмылка. — Тогда поцелуй в знак благодарности… Я ведь заслужил…

На языке вертится очередная колкость, но в этот момент я перевожу взгляд на его рану и с ужасом замечаю, что ткань полностью пропиталась кровью. Без сожалений отрываю от рубашки еще лоскут, благо под ней остается майка, хоть если понадобится, наверное, даже ее сниму, лишь бы была возможность принести пользу.

— Эй, открой глаза! — прошу, когда снова обращаю внимание на лицо Зверя. Но он будто бы не слышит меня. — Пожалуйста, посмотри на меня…

Я несильно встряхиваю его, но он не реагирует, а дыхание кажется едва различимым. На меня накатывает волна отчаяния, из-за которой я даю волю слезам, продолжая звать его и просить проснуться. В тот момент, когда кажется, что всё безнадежно потеряно, передо мной вдруг появляется он — Дан — правая рука и тень Зверя. Единственный из его приспешников, кого я когда-либо видела и знаю по имени.

Он смотрится так карикатурно и неуместно посреди залитого кровью туалета, возвышаясь надо мной темной тенью в классической черной рубашке, строгих брюках и идеально начищенных ботинках. Между тонкими длинными пальцами зажата сигарета, которую парень просто бросает на пол, что едва ли меняет общую картину хаоса.

— Дела плохи, — заключает он, посмотрев на меня своими пугающими глазами, один из которых темно-карий, а второй — голубой. Они так ярко выделяются на фоне бледной кожи и заостренных черт лица с высокими скулами, из-за чего взгляд пробирает до мурашек и мне невольно становится еще более не по себе.

Я никак не могу к нему привыкнуть. Его вид пугает до чертиков и в то же время завораживает, и мне остается только удивляться как при высоком росте и такой внешности ему удается быть самым незаметным из людей Зверя.

— Я уже вызвала «скорую», но боюсь, что она не успеет, — лепечу, чувствуя на коже холод и мурашки, которые появляются только в его присутствии. Даже Зверь никогда не пугал меня так сильно.

— «Скорую»? С ума сошла? — Дан недовольно хмурится, вновь устремив на меня пугающий взгляд разных по цвету глаз. Я вопросительно вскидываю брови. — Срочно звони и всё отменяй! Моим ребятам понадобится время, чтобы убрать здесь и замести следы. Нам не нужны лишние проблемы.

— Проблемы? — выдыхаю, чувствуя, как внутри меня смешиваются ужас и гнев. Как он может говорить так… — Ты разве не понимаешь, что он вот-вот умрет?! Я думала, ты должен помогать ему, а это… это просто предательство!

Дан морщится, словно бы я отвесила ему пощечину. Его взгляд становится еще мрачнее и жестче, а брови сдвигаются на переносице. На секунду в голове мелькает мысль, что он сейчас ударит меня, но парень только опускается рядом на пол.

— Предательством будет, если я это так оставлю, — цедит он сквозь сжатые зубы, словно говорит с глупым навязчивым ребенком. Меня раздражает такое отношение. — Когда Зверь очнется, ему придется разгребать всё это дерьмо, и угадай, кого тогда он первым повесит?

— Он не очнется, если не получит своевременной медицинской помощи, — чеканю холодно, хоть сердце на этих словах ноет от боли. Я не позволю ему умереть. — Делай, что хочешь, но я не стану отменять «скорую» и не дам тебе мне помешать.

— Хорошо, твоя взяла, — произносит Дан уже мягче, поднимая руки в знак поражения. Но в его словах чудится подвох. — Пусть будет «скорая», но… Ему нельзя здесь оставаться. Нужно как-то… переместить его в более подходящее место, подальше отсюда, чтобы у меня была возможность и время скрыть все следы.

«Следами» он называет реки крови, окрасившей пол и стены, на которых, кажется, даже остались чьи-то мозги — от их вида меня только еще сильнее тошнит. Не говоря уже о кучке изуродованных тел, при виде которых в венах холодеет кровь, но… что самое жуткое, я не испытываю к ним жалости. Более того, в голове бьется мысль, что им так и надо, что они заслужили, и это пугает до чертиков…

— Я не смогу его поднять, — заключает Дан, прерывая ужасающий ход моих мыслей, которые заглушает только тревога за Зверя. Он делает пару неудачных попыток закинуть его на плечо, но слишком быстро становится понятно, что при высоком росте значительно уступает в комплекции. Зверь крепче и заметно тяжелее из-за мышц, в то время как Дан на его фоне кажется худощавым.

Зверь по-прежнему не подает никаких признаков того, что может вернуться в сознание, из-за чего на меня все сильнее накатывает отчаяние. Но Дан решает взять все в свои руки, поэтому начинает трясти парня и даже отвешивает пару несильных пощечин.

— Зверь, вставай, брат… — приговаривает он, продолжая свои жуткие манипуляции. Ответом ему служит тишина. — Нужно уходить. Срочно. Блять… у нас катастрофически мало времени!

— Прекрати, — прошу, когда он снова замахивается, чтобы отвесить Зверю пощечину. У меня больше нет сил на это смотреть. — Давай, может, я помогу…

Но все мои попытки поднять парня даже с помощью Дана слишком быстро заканчиваются провалом. Его рана тем временем продолжает кровоточить, и я чувствую очередной приступ отчаяния, которое кажется таким невыносимым, что меня начинает трясти, а слезы нескончаемым потоком катятся по щекам.

— Ты должен жить! — всхлипываю, утыкаясь носом в его грудь, наплевав на отвратительный запах крови. Она пропитала очередной лоскут рубашки насквозь, и я чувствую ее на коже. — Ты обещал не оставлять меня, черт возьми!

«Хочешь помочь? Поцелуй в знак благодарности…», — вспыхивают в голове его слова, и я словно в порыве агонии обхватываю голову парня руками, чтобы затем прижаться поцелуем к губам, которые кажутся едва теплыми. Кровь на них смешивается с моей, из-за чего во рту ощущается неприятный металлический привкус, но я все равно продолжаю целовать его, вымещая в поцелуе злость, страх и невыносимое отчаяние.

Даже не надеюсь на то, что он мне ответит, просто цепляюсь за последнюю возможность прикоснуться к нему, почувствовать, ведь внутри меня стремительно гаснет вера в благоприятный исход. Я же видела, как жизнь в нем стремительно гаснет… Но…

Проходит несколько секунд, и я чувствую, как рука парня ложится мне на спину, прижимая ближе, в то время как пересохшие губы размыкаются навстречу моим губам. Его прикосновения кажутся медленными, мягкими, но одновременно в них ощущаются напор и жадность, с которыми он делает это всегда. Я невольно теряюсь, что позволяет ему скользнуть в рот языком, углубив поцелуй, делая его еще более извращенным, пошлым и грязным, ведь другим он и не может быть в такой ситуации.

— Я знал, что ты умеешь быть благодарной, детка, — усмехается Зверь, прерывая поцелуй и прижимаясь лбом к моему лбу. Его дыхание по-прежнему слабое и прерывистое, а голос звучит тихо и хрипло, но в глазах вновь полыхает огонь.

— Ты… — выдыхаю, чувствуя, как внутри меня гнев борется с облегчением. Либо он умелый актер, либо… Черт, без «либо». Он действительно развел нас обоих и даже если его состояние и вызывает опасения, то оно не так критично, как мне казалось. — Ненавижу тебя…

— Разве? — хмыкает Зверь, медленно облизывая губы. Этим он вновь напоминает хищника, который наслаждается своей добычей. — Всего пару минут назад мне казалось по-другому. Ты звала меня, Рина, ты оплакивала меня, ты… хотела меня…

Нет… Я трясу головой, уловив смысл, который он в это вкладывает. Не физическое влечение, нет, гораздо большее. Что я хотела быть с ним, хотела, чтобы рядом был именно он в его нынешнем воплощении, но это совсем не так… Мне никогда не полюбить монстра.

— Тебе казалось, — бросаю, но в его взгляде отчетливо читается, что он мне не верит. Это заставляет щеки гореть. — Тем более, после этого спектакля я тебя даже видеть не желаю, не то, что…

— Иметь? — услужливо подсказывает парень, вновь вкладывая в это слово неоднозначный смысл. Его губы трогает пошлая ухмылка.

— Заткнись, — шиплю в ответ, ощущая, как желание влепить ему пощечину пересиливает все остальные мысли и эмоции. Но вид его кровоточащей раны отрезвляет меня. — Уводи его, Дан, и немедленно, иначе я сама я его добью…

Зверь снова хрипло смеется, зажимая рану, пока Дан помогает ему подняться, закинув руку парня к себе на плечо. Я остаюсь сидеть на полу посреди кровавого месива, делая вдох за вдохом в попытке успокоиться.

— Еще кое-что, — спохватывается Дан, оборачиваясь. Он неожиданно переводит взгляд куда-то в сторону, и только сейчас я замечаю сидящих в углу Марину и Олю. — Разберись с ними и побыстрее… Иначе их тоже придется убрать…

Они со Зверем уходят, а у меня остается всего пара минут, чтобы вывести из туалета соседок по общежитию, пока сюда не пришли люди моего отца и не посчитали их за сопутствующий ущерб. К моему удивлению, они даже не сопротивляются, пока я тащу их обоих по длинному темному коридору. Только на улице у Марины начинается истерика, и мы усаживаемся на лавочку в ближайшем парке, где девушка дрожащими руками пытается закурить.

— Он убил их. Всех… — заключает Оля, и у меня не остается ни сил, ни желания с ней спорить. Да, он убил их. Четверых за раз и убил бы больше, ведь его этому учили. Отец взял его ради этого, отец растил его ради этого, и именно это основная функция, которая в нем заложена. Не любовь ко мне, а убийства, способность лишить человека жизни даже простым движением руки.

— Если вы кому-либо расскажете… — приходится предупредить мне, ведь это именно то, о чем говорил мне Дан. Им не привыкать убирать ненужных свидетелей.

Но Оля обрывает меня, отрицательно покачав головой.

— Обещаю, я никому не скажу, я понимаю… всё… А Марина, кажется, так до конца и не осознала ничего, — ее голос кажется тихим и бесцветным, словно бы она в трансе, и я понимаю, что шок еще не прошел. Может, позже ее тоже накроет истерика, но сейчас она рассуждает пугающе холодно. — Они заслужили, если подумать… Таких уродов не должно быть на земле. Наверное, это даже благородно… Он всегда тебя так защищает?

Я киваю, чувствуя, как на меня снова накатывают воспоминания. На самом деле Зверь вступался за меня множество раз, даже когда я его не просила и когда, казалось, этого вовсе не требовалось. Но сегодня впервые была ему по-настоящему благодарна и, честно признаться, меня пугала эта мысль. Неужели я в своей голове оправдала убийство…

«В глазах стояли слезы, а тело била мелкая дрожь, которую я не могла унять, даже когда крепко обняла себя руками и попыталась сделать глубокий вдох, но он оборвался негромким хрипом. Крови было так много, что меня замутило и, видя это, Зверь ухватил меня за локоть и затолкал в мою комнату. Его глаза все еще горели, а со сбитых костяшек на пол упала пара багровых капель, испачкавших коврик на входе. Из-за этого тошнота только усилилась, и я устало опустилась на край кровати, чтобы закрыть глаза и заставить себя просто подышать, пока не станет лучше.

— Вот что бывает, когда ты не слушаешь меня, Рина, — хриплый голос парня заставил меня открыть глаза и посмотреть на него. Он сдернул капюшон черной толстовки, открыв вид на ссадины на лице, которые заработал в процессе драки. Еще бы… пятеро на одного… Я одновременно жалела и ненавидела чудовище внутри него. — Останься ты со мной, такого бы не случилось.

Я нахмурилась, ведь в его словах была доля правды. Останься я дома, то никогда не оказалась бы в этом захудалом мотеле, где пятеро пьяных парней решили зажать меня в коридоре, засыпав сальными комплиментами. Может быть, они бы и не стали со мной ничего делать — по крайней мере, мне действительно хотелось в это верить — может, я смогла бы отбиться от них сама, ведь носила в рюкзаке баллончик и научилась кричать достаточно громко, но он вновь появился словно бы из ниоткуда, избив их так, что вряд ли они теперь когда-то смогут взглянуть на себя в зеркало без страха…

— Останься я с тобой, насмотрелась бы вещей и похуже, — парировала, и в памяти вновь вспыхнула сцена, в которой он был убийцей, стреляющим в безоружную жертву. Я встряхнула головой, чтобы избавиться от нее, но меня снова замутило. — Хватит того, что от этой сцены меня тошнит.

— Ничего, привыкнешь, — хмыкнул Зверь, разваливаясь в кресле и доставая из кармана сигареты. Я знала совершенно точно, что он был пьян, ведь учуяла запах алкоголя, когда мы были близко друг к другу. Может, поэтому он вел себя так расслабленно и спокойно, хотя раны на его руках и лице сочились кровью. — В той жизни, которую ты для себя выбрала, будет и хуже.

Он ухмыльнулся, выпустив в воздух облако дыма. Я поморщилась, но промолчала, ведь уже успела получить от судьбы немало ударов, пока скиталась по хостелам и мотелям, пытаясь убежать от него и прошлой жизни. На тот момент я была в бегах около семи месяцев, и это была наша третья встреча после моего побега.

Я еще мало смыслила в выживании и не представляла, куда двигаться дальше, пока потом, гораздо позже, чем случилась эта встреча, в голову не пришла идея поступить в университет под фальшивым именем. Документы я добыла, нырнув в самые темные глубины интернета, где мне согласились помочь за очень большие деньги, полученные с продажи фамильного браслета. Мне невероятно повезло, что меня не надули, а мои помощники обрели постоянную клиентку.

Наверное, именно после этого я почувствовала уверенность и поняла, что достаточно сильная, чтобы выжить в этом жестоком мире. Но сидя в этом мотеле и глядя, как с его костяшек стекает кровь, я была уже не собой, но все еще ребенком. Наивным, глупым, верящим в чудо восемнадцатилетним ребенком…

— Тебе нужно обработать раны, — не выдержала, решив поискать что-нибудь подходящее. Как таковой аптечки у меня не было, но в вещах обнаружились ватные диски и пузырек спирта. Я подошла ближе, чтобы протянуть их Зверю. — Держи.

— Поможешь? — он вновь ухмыльнулся, бросив окурок в вазу с засохшими цветами, которые уже были в номере, когда я в него въехала. Парень встал с кресла и стянул через голову толстовку. Под ней обнаружились еще несколько ссадин.

— Сам справишься, — буркнула, невольно задержав взгляд на накачанной груди. Его тело все еще казалось мне привлекательным, но я гнала прочь любые мысли об этом, ведь иначе ненавидеть Зверя становилось сложнее.

Развернулась, чтобы вернуться к кровати, отдалившись от него на приемлемое расстояние, но парень удержал меня, ухватив за руку. Его взгляд прошелся по моему лицу, а губы тронула очередная усмешка, делавшая его еще опаснее.

— Боишься меня? — спросил он прямо, и я помедлила, прежде чем отрицательно покачала головой. Я боялась не его, а того мира, частью которого он был. Я боялась туда вернуться, боялась в нем застрять, боялась раствориться… Боялась, что он поглотит меня так же, как Стаса, и от меня ничего не останется… — Зря, Рина, очень зря…

Последние слова он произнес с угрожающим рыком, от которого по коже прошелся холодок, но я проигнорировала его, плотно сжимая губы и глядя парню в глаза. Они горели безумным блеском, но вместе с тем где-то в глубине читались отчаяние и даже боль. Я вздохнула и достала из упаковки ватный диск, чтобы смочить его спиртом.

— Сядь, — распорядилась, и Зверь повиновался, опустившись обратно в кресло. Когда я прижала диск к ране, он слегка поморщился, но больше никак не показал, что ему неприятно или больно, терпеливо ожидая конца процедуры, на которую ушло немало времени, ведь ссадин на его теле было достаточно. — Готово, — сообщила, когда в упаковке почти не осталось дисков. Зато мусорное ведро теперь выглядело так, словно в нем кого-то убили.

Все это время я сидела на подлокотнике кресла, и когда собиралась встать, парень удержал меня за руку — уже куда мягче и осторожнее.

— Спасибо, — произнес он, погладив шершавым пальцем тыльную сторону моей ладони. По коже прошлись мурашки, но уже не от страха или холода.

— Тебе спасибо, — ответила, помедлив. Я чувствовала, что должна это произнести. — Все-таки ты меня спас…

— Ты ведь знаешь: я всегда буду спасать тебя, — фыркнул парень, встретив мой взгляд. На его губах появилась нежная улыбка. — Я всегда рядом, Рина…»

Из воспоминаний врывает сигнал уведомления, мелькнувшего на дисплее телефона. Когда я на него нажимаю, открывается фото, которое пришло с неизвестного номера. На нем запечатлен Зверь, лежащий на больничной койке в окружении каких-то приборов, из-за чего невольно испытываю облегчение. Все же он имеет для меня значение, хоть я по-прежнему упрямо пытаюсь это отрицать…