Тонкие пальцы Чуи постукивали по столу, и стук этот не могла заглушить даже мягкая кожа перчаток.
Сам Чуя вел скучнейший разговор по телефону и то и дело закатывал глаза на собеседника, пользуясь тем, что его не видят.
Пальцы Чуи замерли и поджались. Вперёд выдвинулся средний, Чуя ткнул им в какую-то бумагу и зачитал набор букв и цифр.
Дазай сглотнул. Он мог бы вечно наблюдать за танцем в черной коже, но куда как веселее было присоединиться
Он подошёл к столу Чуи и присел на угол. Чуя метнул на него мимолётный взгляд и вернулся к разговору. Дазай перехватил руку в черной перчатке и просочил свои пальцы сквозь его. Рука в перчатке вывернулась, но не до конца, она легла ладонью вверх и обняла ладонь Дазая.
Дазай фыркнул. Нет, так просто от него не отделаться. Его рука выпуталась и мягкими круговыми движениями начала гладить раскрытую ладонь. Взбрыкнув, рука Чуи вывернулась и ударила по бинтам чуть повыше запястья. Но Дазаева тут же её перехватила, переплетя пальцы, раз или два успокаивающе потерлась вверх-вниз о чёрную кожу. Короткое сжатие дало понять, что пока побегов не планируется. Дазаева рука просочилась сквозь пальцы, скользнула по чужой ладони и аккуратно, двумя пальцами, подцепила край перчатки.
Нервный брык и шлепок.
Рука Чуи легла в полуметре, ровно так далеко, чтобы её можно было коснуться, только вытянувшись. Дазаева нервно постучала ногтем по столешнице. Потом забарабанили четырьмя ногтями куда веселее и заскользила к руке в чёрной перчатке. Она ткнулась в выделанную кожу как котёнок и старательно подлезала под чужую ладонь. Чуина рука жёстко лежала на столешнице, не позволяя под себя подлезть, но отгонять её не спешила. Длинные пальцы безуспешно потыкались в бок перчатки. Погладил её. Ладонь легла на ладонь и мягко задвигалась. Сопротивления не было. И даже больше, рука в перчатке расслабилась и стала мягкой и податливой. Перевернулась ладонью вверх и переплела свои пальцы с чужими.
Дазаева рука стекла к запястью и осторожно и медленно указательным пальцем нырнула в перчатку. Почти сразу под подушечкой пальца оказалась венка с пульсом. Чистое биение жизни. Палец аккуратно погладил её и задержался, вслушиваясь в ритм, чуть более частый, чем спокойный. Потом скользнул глубже в перчатку, к раскрытой ладони, к коже, которой годами не касался никто чужой. Палец заскользил вдоль линии жизни, а рука под ним вздрогнула как от щекотки. Палец вынырнул обратно, из перчатки, задержавшись лишь на пульсе. И в следующий миг в перчатку проникли два пальца. До предела. Ладонь под ними дрогнула и выгнулась.
Секунды расслабленного спокойствия, и пальцы скользнули обратно. Коснулись венки с пульсом, трепетавшей как ласточка под стеклом. Рука Дазая обвила запястье и на мгновение сжалась. И вновь скользнула в перчатку, уже тремя пальцами. Ногти царапнули нежную кожу ладони, и она дернулась в вялой попытке оттолкнуть. Но пальцы вжались сильнее, а ладонь встала дыбом, срывая перчатку до середины, оголяя чужую бледную кожу, давая холодному воздуху коснуться ее.
Стон. Неясно чей, но слишком громкий, заставил вернуться в реальность.
Дазай ощущал, как у него горят щеки и как сбилось дыхание. Чуя уже давно положил трубку и тяжело дышал.
— Невозможно работать, когда ты занимаешься хуйней неподалеку, — пожаловался Чуя.
Дазай склонился к его шее и поцеловал чуть выше чокера.
— Чу, я не дотерплю до конца рабочего дня, — пожаловался он.
— Тогда запри ебанную дверь.