Поцелованный Смертью

Ван Ибо всегда думал, что слухи, которые до него доходили, были всего лишь грязными вымыслами завистников. Однако сейчас ему пришлось убедиться в обратном. На видео, которое он получил из Италии, двое людей так страстно целовались в простенке между окнами, что даже не заметили, как их снимают. Тот, кого он считал своей парой: шикарный, словно демон-искуситель, в длинном кожаном плаще нараспашку; спокойный, уверенный в себе, и его спутник с лукавой кокетливой улыбкой.

«Он всегда стремился продать себя подороже», — эти слова, брошенные ему на одной из многочисленных вечеринок, всплыли в памяти.

Всё оказалось ложью. Предательством и ложью. Не было смысла жалеть себя и слушать его оправдания. Если с самого начала всё было обманом, то как сейчас можно исправить ситуацию объяснениями?

«Боже, какой же я олень.»

Ван Ибо не мог вдохнуть, ему катастрофически не хватало воздуха. Карабин, который всё это время держал его, не выдержал и лопнул, и теперь он стремительно летел в пропасть. Он попросил оставить его одного и поспешно вышел на балкон. Небо было мрачное, серое, словно на город накинули вуаль из пепла. Темный купол небес давил на него, вызывал такую глубокую тоску, что хотелось зажмуриться и броситься вниз. Но, наверное, умереть сегодня было бы слишком просто.

Ван Ибо приблизился к краю и оказался за гранью разума, в ледяном безмолвии иного бытия. Первые мгновения он думал, что уже достиг границы преисподней. Пространство было похоже на сон, такое же зыбкое и рыхлое; холодное, потустороннее, словно крошка лунного стекла.

Свет полной Луны, пронизанный морозным сиянием, играл на снежном покрове, придавая ему едва заметное, почти волшебное мерцание. Мягко освещал покрытые льдом деревья, которые замерли в зимнем сне, раскинув свои длинные ветви в бесконечную тьму.

Колючий воздух мгновенно тронул кожу Ван Ибо острыми иголками инея. Невозможный абсолютный холод, точно такой же, как у него на душе. Взору открывалась бескрайняя снежная даль, укрытая тёмными крыльями ночи. Ван Ибо было безразлично, куда идти, он предпочёл бы остаться здесь и замёрзнуть.

Он сделал шаг вперёд, тело отозвалось болью, словно его изваляли в битом стекле. Снег налипал на обувь, но он всё шёл и шёл вперёд, пока не потерял из виду дорогу. В конце концов он остановился в тени мрачных деревьев. Больше не было ни желания, ни смысла продолжать путь. Ван Ибо прижался к шершавому стволу дерева и медленно сполз вниз.

«Я окончательно проснулся и вижу, что на красивой чаше появились неприглядные трещины».

Мороз сковал его, превратил в ледяную статую, но тепла негде было взять, и он, уткнувшись лицом в колени, стал смотреть картины прошлого.

«Довольно глупый способ уйти из жизни, на эмоциях сиганув с балкона», — говорит женский голос, и чья-то рука опускается на его ледяное плечо.

Ван Ибо поднял голову. Перед ним стояла девушка: тонкая, как вытянутая струна. На ней было платье из белого бархата, расшитое множеством драгоценных камней. Её аристократическая бледность подчеркивала схожесть с прекрасным божеством, сошедшим с небес. Мелкие кудряшки длинных волос растеклись по плечам, словно белое золото, а снежинки, как стайка крошечных бабочек, облепили лунные пряди. Её лицо — само очарование и дьявольская красота.

— Кто ты? — Ван Ибо с трудом разлепил покрытые инеем губы.

— Мара — хозяйка этого места, — улыбнулась девушка и присела рядом. Повернула его лицо к себе и заглянула в глаза. — Конечно, это твоя жизнь, Ван Ибо. Если честно, я даже не представляю, как ты сюда попал, но вот что я скажу тебе. Если хочется кричать — кричи, хочется ломать пальцы до крови — ломай. Только не вздумай так бездарно закончить жизнь. Это плевок на всех, кто любит тебя, плевок тем, кто ежедневно борется за жизнь и просит меня повременить. Плевок родителям, которые хоронят единственного сына, убитого на войне. Это насмешка над всеми ними. И надо мной тоже.

Ван Ибо промолчал. Ей легко говорить, а он чувствует, как земля уходит из-под ног, и он падает, погружаясь в мрачную пустоту.

— Холодно, — тихо шепчет он и закрывает глаза — Так холодно…

Мара обхватывает его лицо, притягивая к себе. Кончики её ногтей царапают кожу, оставляя крошечные алые капли. Её поцелуй был подобен раскалённому пламени вулкана и абсолютному холоду. Ван Ибо едва не задохнулся от морозного ожога, но потом всё изменилось. Появилось щемящее сладостное тепло. Её сила втекала в него, вымывала глупые мысли и боль. Даже если он сейчас умирал, то был совершенно счастлив.

— Э нет, тебе ещё рано, — произнесла девушка, словно прочитав его мысли.

— Ты совершенна, — в мертвенной тишине Ван Ибо слышит лишь своё дыхание. — Похожа на зимний закат, который согревает душу. Неужели ты лишь моё воображение?

Мара прижимается к его телу, её правая рука скользит по груди Ван Ибо, медленно приближаясь к краю рубашки. Подушечкой пальца она чертит невидимую линию внизу живота и, проникая под ткань, кладет пальцы на его напряжённую плоть.

— Я могу сделать это реальностью для нас с тобой…

***

Ван Ибо очнулся и, недолго думая, отступил от края балкона. На губах чувствовался привкус снега, а в сердце поселилось неожиданно тёплое уютное чувство.

Ван Ибо несколько раз моргнул, стараясь прогнать образ чарующих губ Мары и сосредоточиться на реальности. Как будто у него был шанс на это!

Избегая разговоров, он проскользнул в мужскую комнату. Чтобы смыть следы фантазий, плеснул водой в лицо и посмотрел на своё отражение. Ох… Ван Ибо осторожно прикоснулся к алеющим на шее отметинам и повыше поднял рубашку.

«Я могу сделать это реальностью для нас с тобой…»

Он сладко потянулся и с мечтательной улыбкой прошептал: «Я буду ждать тебя на краю, Мара».