Стрелка спидометра стремительно поднималась, указывая на скорость в сто километров в час. Ночной ветер хлестко бил по телу, холодом пробирался под одежду, проникал под кожу, до самых костей. Но Юнги всё равно ничего не чувствовал. Его не волновали внешние условия. То, что терзало изнутри, ощущалось гораздо сильнее.

С каждой секундой скорость увеличивалась, достигнув ста пятидесяти. Подобно зверю, двигатель рычал, раскалывая тишину ночного города. Умело управляя мощным мотоциклом, Юнги мчался вперёд и увеличивал скорость, полностью доверяя свою судьбу случаю. Без раздумий, без сожалений.

Отметка на спидометре приближалась к ста восьмидесяти, когда город остался позади. По обе стороны трассы мелькали огни — мимолётные, как люди в жизни Мин Юнги. Встречные машины исчезали в зеркалах заднего вида так же быстро, как все те, кто когда-то пытался его узнать и понять, но не смог остаться рядом.

Но даже скорость не помогала проветрить голову, не стирала из памяти разбитый взгляд Тэхёна. Глаза с голубыми линзами, наполненные слезами, но не проронившие ни одной. Он сдержался. Слишком много выплакал тем вечером.

Скорость почти двести.

Пейзаж давно превратился в смазанную картинку и пальцы сильнее сжимали руль. В мыслях так же застряло то, как Тэхён осторожно поднялся, накинул свою косуху и, не глядя, попрощался с друзьями. Без объяснений. Без шанса что-то исправить.

Юнги тогда напился в хлам, до чертиков, до провалов в памяти. До квартиры его дотащил Хосок, но, едва переступив порог, Юнги рухнул прямо в коридоре и разрыдался. Он плакал как ребёнок, его била дрожь, а Хоби стоял над ним в растерянности, не понимая, что происходит и как помочь.

Такого Юнги он никогда не видел за все годы их дружбы. Обычно серьёзный, сосредоточенный, в тот момент он лежал, свернувшись калачиком на полу своей квартиры, и выл, как раненое животное. Полностью разбитый, сломленный, разочарованный и отчаявшийся. Впервые Хосок так испугался за своего друга.

Двести двадцать на спидометре.

Он был готов выжать максимум из своего байка. В груди жгло до боли, как от огня, а органы скручивало в узел от адреналина. Но в голове ни одной мысли о собственной безопасности, ему интересно лишь то, как перестать думать об этом омеге. Как вырвать с корнем то, что уже стало частью тебя?

Внезапно он сбавил скорость. Свернул с трассы на бездорожье и двинул в поле — туда, где молодая весенняя трава тянулась к небу, а полевые цветы качались на ветру. Заехал на холм, заглушил двигатель. В воздухе пахло сырой землёй и свободой, но легче от этого не становилось.

Юнги закурил, вглядываясь в темноту и вжимаясь сильнее в тонкую кожаную куртку, в попытке найти хоть какое-то тепло. Он не знал, где находится. Не знал, как доехал сюда. Не знал зачем.

Три ночи подряд он носился по трассам без цели, без маршрута. Бежал от себя, но себя не обгонишь. Ни на ста тридцати, ни на трёхстах.

Юнги не мог находиться в квартире наедине со своими мыслями, но и на дороге искомое облегчение никак не наступало. От слова совсем. Оставалось только терзать себя, мучить и проклинать. Если ему так хреново, то каково было Тэхёну?

Омега тем временем заперся дома. В темноте своей комнаты, сжимая в объятиях любимого пса, он рыдал, зарываясь лицом в тёплую шерсть. Слёзы текли жгучими дорожками по щекам, оставляя после себя солёные следы. Он никого не впускал, не отвечал на звонки, выключил телефон и просто исчез. Закрылся от людей. От реальности.

Пытался понять, почему так тянет к этому альфе? Почему так сильно рвётся к нему душа? Почему от его слов боль скребётся внутри, царапая ребра? Почему, когда он смотрел ему в глаза, в сердце вспыхивал тот самый, безошибочно узнаваемый огонь? Тэхён готов был поклясться, что видел то же пламя и в глазах Юнги. Он был уверен во взаимности на девяносто девять процентов.

Но, видимо, где-то просчитался.

На три долгих дня один Мин Юнги и один Ким Тэхён исчезли из реальности, растворились в боли, распались на атомы. Каждый крошился и осыпался пеплом там, где когда-то было сердце.

В конце концов, оба нашли для себя объяснение. Убедили себя, что это просто инстинкты, что это их внутренние сущности тянулись друг к другу на каком-то первобытном уровне. Им хотелось верить в эту простую, логичную причину.

Но Юнги знал больше.

Он помнил.

Помнил их детство. Их обещание. Их бесконечность, заключённую в клятве, которую Тэхён, возможно, давно забыл.

Но подсознание помнило.

Его омега тянулся к этому альфе, несмотря ни на что, стирая в порошок все предрассудки и убеждения. Ломая все преграды и ограничения. Вырывая к чёрту все предохранители.

И от этого становилось только хуже.

Будто молния била в самое сердце, заставляя внутренности гореть живым пламенем, оставляя от них лишь угли и золу. Эти чувства не с чем было сравнить, потому что ни один из них никогда прежде не испытывал ничего подобного.

Но они же справятся...

Правда...?

***

Чон Чонгук, если честно, находился в полнейшем замешательстве. После той ночи в клубе, он три дня подряд водил Чимина на свидания. И если бы кто-то сказал ему пару недель назад, что он будет носить этого омегу на руках, ловить каждую его эмоцию, зависать на каждую искренне брошенную улыбку, как умалишённый, он бы посмеялся в лицо. Но сейчас…

Сейчас он был абсолютно поражён.

Потому что Чимин оказался не тем, кем Чонгук его знал.

Он всегда считал омегу коварной сучкой, что облачался в кожу, носил провокационные наряды и был неприлично красив. Пак Чимин смотрел на всех сверху вниз, источал самовлюблённость, хлестал окружающих надменностью, а характер имел такой скверный, что впору было поливать его святой водой.

Но по факту?..

По факту Пак Чимин был самым сладким пирожочком, который Чонгук когда-либо пробовал. И если так пойдёт дальше, у него обострится сахарный, блядь, диабет.

И это невероятно нравилось Чонгуку, чего он сам от себя не ожидал. Это сбивало с ног.

На первое свидание они пошли в парк аттракционов. И если Чонгук рассчитывал, что всё пройдёт весело и легко, то быстро понял, что попал в ловушку. Чимин смеялся звонко, заразительно, его глаза светились счастьем, а в моменты, когда он смущался, легко кусая нижнюю губу и опуская взгляд, Чонгук чувствовал, как сердце предательски сжимается в груди и было невозможно отвести от омеги взгляд. А когда он прижался к альфе в кабинке колеса обозрения, Чонгук потерял контроль. Чимин был слишком близко. Его дыхание касалось губ, взгляд манил, и Чонгук наклонился, чтобы попробовать на вкус эту улыбку.

Всё произошло слишком быстро. Их губы соприкоснулись, сначала осторожно, словно пробуя друг друга на вкус, а потом Чимин протяжно застонал, и этот звук ударил в голову сильнее любого алкоголя. Что-то внутри Чонгука оборвалось, и в тот момент он осознал две вещи: что однажды арендует этот парк только для них двоих; что сделает Чимину предложение на самой верхушке колеса обозрения.

А потом, возможно, займётся с ним любовью прямо там.

На второе свидание в кинотеатре Чимин пришёл совершенно другим. К такому Чонгук не был готов. Он стоял перед кинотеатром, и когда увидел этого демона в мягком белом джемпере и светлых джинсах, его челюсть с грохотом упала на асфальт. А волосы...они были розовые. Чимин стал похож на облачко сладкой ваты со своими розовыми волосами, своим естественным, дурманящим вишнёвым ароматом, своим хитрым взглядом из-под пушистых ресниц.

Чонгук в тот день понял, что у него крепко на омегу стоит. Так сильно, что даже больно. От одного только вида такого мягкого и тёплого Чимина, он был готов стыдливо спустить прямо в штаны.

И он действительно кончил, словно пубертатный школьник, когда Чимин в темноте кинозала наклонился к его уху, что-то прошептав, трепетно коснулся пальцами груди и поцеловал в шею, мазнув по ней языком. Такого позора альфа никогда в своей жизни не испытывал, а Чимин только похотливо улыбался и облизывал губы. Чёртов змей - искуситель.

На третье свидание Чонгук пригласил его в лучший ресторан города. Когда-то мимоходом Чимин говорил, что мечтает там поужинать, но столик нужно бронировать едва ли не за пол года. Чонгук немного подëргал за ниточки, обзвонил парочку знакомых и выбить свободный столик на вечер у него всё-таки получилось.

Чимин сиял от восторга. Он был таким безбожно красивым, что Чонгук моментами забывал, как дышать. Этот омега выбивал почву из-под ног.

Они много разговаривали, смеялись и пили, наслаждаясь друг другом. И когда вечер плавно подошёл к концу, Чимин даже не заметил, как оказался в комнате альфы.

— Чонгук… — отрывистый шепот вырвался у него непроизвольно и был, скорее, похож на тихую мольбу, чем на протест. 

Омега поднял взгляд, встретился с тёмными, затуманенными страстью глазами альфы и вдруг ощутил, как внутри всё сжалось. В этих глазах было что-то необузданное, что-то, от чего кровь разгонялась по венам быстрее. 

— Ты хочешь, чтобы я прекратил? — голос Чонгука звучал хрипло, приглушённо, словно он и сам с трудом сдерживал себя, медленно расстёгивая крохотные пуговицы рубашки омеги.

Чимин решительно покачал головой. Нет, нет… Остановиться было бы равносильно падению в пустоту. Он не мог этого допустить. То, чего он хотел, было невозможно выразить словами. Уголки губ альфы дрогнули в едва заметной, самодовольной улыбке, но прежде чем Чимин успел что-то сказать, Чонгук наклонился и коснулся губами горячей кожи на его груди. Лёгкий, дразнящий поцелуй, едва ощутимый, и вместе с тем опаляющий, будто прикосновение огня. По телу омеги пробежали мурашки, дыхание сбилось.

Чонгук опустился ниже, его тёплое дыхание скользило по коже, обжигая и пробуждая внутри пульсирующий жар. Когда альфа осторожно сжал бёдра Чимина ладонями, омега непроизвольно задрожал. Каждый его нерв был натянут, а ощущения обострены до предела.

Стянув рукава рубашки с плеч омеги, ткань бесшумно упала на пол. Чимин знал, что альфа смотрит на него. Пристально, внимательно, словно запоминая каждый изгиб, каждый сантиметр его тела. Этот взгляд был горячим, всепоглощающим, и Чимину казалось, что он тонет в нём. Потом тот же путь проделали его руки. С груди они скользнули на стройную талию, обхватили соблазнительные ягодицы, огладили бëдра и брюки, вместе с бельём омеги, повторили судьбу рубашки.

Альфа скользил жгучим взглядом по прекрасному, стройному и такому желанному телу. Глядя на Гука, Чимин почувствовал, что с ним творится что-то странное. Он стоял неподвижно, прижав руки по бокам, а где-то в глубине сердца рождалась трепетная нежность. Его никогда не боготворили прежде, никогда не возносили и не поклонялись ему. Никогда в жизни он не испытывал такого удивительного желания, которое охватило сейчас — отдать себя, подарить целиком и полностью, без остатка. В этот момент омеге вдруг показалось, что он создан именно для того, чтобы отдаваться ему. Это был единственный способ утолить нестерпимый голод своего тела и души. 

Слабый вздох сорвался с его губ, когда альфа вдруг притянул его ближе, с силой вжимая в себя и покрывая поцелуями шею. Чимин разомкнул губы, запрокинул голову, позволяя Чонгуку продолжать. Словно в тумане, он чувствовал, как пальцы альфы скользят по его коже, лаская, исследуя, заставляя сердце с бешеной силой колотиться в груди.

Воздух в комнате сгустился, аромат вишни и миндаля смешался в единый дурманящий коктейль, от которого кружилась голова. Настойчивые руки альфы требовательно сжали мягкие бедра, он встал на колени и снова притянул Чимина к себе. Положив руки на чужие плечи и закрыв глаза, омега шумно выдохнул. От влажного и жаркого прикосновения языка, кружившего вокруг пупка, у него перехватило дыхание. По мышцам плоского живота пробежал огонь наслаждения. Чонгук приник губами к небольшому члену омеги, вызывая мелкую дрожь во всём теле. Всё вокруг стало размытым, потеряло значение. Был только Чонгук. Только его тёплые руки и горячие губы.

Ни на секунду не отрываясь от своего занятия, Чонгук вбирал возбуждение в рот, выбивая из омеги рваные вздохи и тихие всхлипы. Чимин выгибался в ответ, шептал его имя на выдохе, сжимая пальцы в его волосах, словно боялся, что если отпустит, то потеряет его навсегда, а Чонгук в это время добрался до самого сокровенного источника наслаждения и принялся с осторожностью ласкать и растягивать влажную дырочку двумя пальцами.

Из груди омеги вырвался тихий, протяжный стон. Каждое движение альфы было осторожным, но требовательным, словно он хотел почувствовать Чимина каждой клеточкой своего тела. 

Нахлынувшее наслаждение было таким острым и неистовым, что дыхание Чимина, его голос и вся эта ночь слились воедино и стали уплывать куда-то. Тело изогнулось, руки ослабли. По безвольно разжавшимся пальцам пробежали иголочки тока. Чимин почувствовал, что оседает на пол, но ничего не мог с собой поделать. 

Чонгук поймал его и помог опуститься на колени рядом с собой. Его ненасытные губы требовательно приникли к пухлым, искусанным губам Чимина. Жадный язык протолкнулся между зубов, обласкал чужой, вернулся назад и снова погрузился в теплую глубину. Не отрываясь от сладкого рта, Чонгук вновь пробрался рукой к жаркому источнику. 

Тело омеги с радостью приняло это прикосновение, задрожав от волнения и удовольствия. Желание становилось нестерпимым. Грудь вздымалась в такт бешеному сердцебиению. Влажные губы альфы скользнули к его ключице, оставляя дорожку горячих поцелуев. Чимин зажмурился, выгибаясь ему навстречу, а затем сам потянулся к пуговицам его рубашки, жадно разрывая тонкую преграду между ними. Та быстро слетела с плеч и упала на пол, а Чимин, задержав дыхание, провёл пальцами по крепкому торсу Чонгука. Тот чуть слышно застонал, его мышцы дрогнули под ладонями омеги.

— Ты сводишь меня с ума… — выдохнул альфа, ловя его взгляд.

Чимин улыбнулся, но в его взгляде не было ни тени надменности, только искреннее, глубокое чувство взаимности.

Омега попытался расстегнуть ему ремень, но его пальцы дрожали, и Чонгук, осторожно отведя в сторону его руку, справился с пряжкой сам и расстегнул пуговицу на штанах. С характерным звуком молния скользнула вниз.

Чонгук не стал останавливать руку омеги, отыскавшую жаркую, возбужденную плоть. Его дыхание стало прерывистым, когда Чимин ласкал его своими нежными, маленькими пальчиками.

Альфа приподнял ладони к его груди и, затаив дыхание, стал смотреть, как вытягиваются и сморщиваются темно-розовые соски, окружённые яркими ореолами, от прикосновений кожи к коже. Как мурашки покрывают горячее тело. Пальцы сами собой потянулись к затвердевшим бусинам и принялись осторожно массировать их. 

— Ты так красив, — с тихим изумлением сказал Чонгук. 

— Ты тоже, — тихий шепот был почти не слышен, словно легкий шелест ночного ветерка. Чонгук еще крепче сжал соски. Чимин сильнее сдавил его плоть. 

Внезапно руки альфы оказались у Чимина на талии. Выпрямив ноги, Чонгук сначала скинул мешающие джинсы вместе с боксерами, а потом лег на пол увлекая омегу за собой. Бёдра оказались зажаты коленями Чимина и Чонгук подтянул омегу повыше, чтобы поцеловать.

— Как только ты захочешь, — прошептал Чонгук прямо в губы. 

Чимин упёрся ладонями ему в плечи и приподнялся. Затем, не сводя глаз с лица Гука, завёл руку себе за спину, обхватывая член альфы, направляя его ко входу и стал осторожно и истязающе медленно опускаться. Чонгук застонал от мучительного наслаждения. Прерывистое дыхание и безумные удары сердца — все говорило о буре, бушующей в нем, которую уже не удавалось сдерживать. 

— Боже, — выдохнул альфа хриплым от возбуждения голосом. 

Уперевшись локтями в пол, он рывком поднял свой корпус и одним мощным движением бедер глубоко проник в горячую плоть, полностью овладев. Чимин вскрикнул от наслаждения. Ухватившись за мускулистые плечи, он принял альфу в себя, кажется призывая взять его полностью. Он хотел, хотел альфу безумно.

Они вцепились друг в друга с жадностью, с жаждой, словно каждый вдох, каждый поцелуй был их последним. Мир за пределами этой комнаты перестал существовать.

Когда Чонгук притянул его ещё ближе, Чимин с удовольствием прильнул к нему. Их тела двигались в унисон, сливаясь в общем ритме. Это было больше, чем просто близость. Это было желание раствориться друг в друге, стать единым целым.

И в этот момент Чимин понял: больше ему никто не нужен. Больше никогда.

Чонгук был его. А он был Чонгука.

Этой ночью они дошли до кровати только к рассвету.

***

Университетская столовая гудела голосами голодных студентов. В воздухе витал аппетитный аромат свежеприготовленного кимчи и риса, смешиваясь с едва уловимым запахом кофе из ближайших автоматов. Повсюду раздавались звонкие смешки, шелест упаковок и приглушенные разговоры, в которых студенты делились друг с другом новостями или жаловались на предстоящие экзамены.

Тэхён, балансируя подносом, пробирался между столами, машинально отмечая знакомые лица. Он не сразу заметил, как его имя прозвучало в этом гуле.

— Пирожочек! — ещё раз позвал его звонкий, наполненный теплом голос Чимина.

Тэхён поднял голову и тут же встретился с сияющей улыбкой друга. Омега махал ему рукой, призывая подойти. Рядом, буквально лучась радостью, сидел Чонгук — его глаза сверкали, а в уголках губ играла довольная улыбка. Они оба выглядели абсолютно счастливыми.

Тэхён почувствовал, как внутри что-то сжалось. Не от ревности, нет. Скорее, от странного, глухого ощущения, что он должен испытывать что-то сильное по этому поводу, но… не может. Чонгук теперь был с Чимином. Они смотрели друг на друга с такой нежностью, с какой он сам не смотрел на Чона никогда. Их отношения с альфой были построены не на чувствах, а на давлении семьи и, если честно, Тэхён давно уже знал — этому следовало закончиться, но ему было отнюдь не до выяснения отношений. Терзающая обида на альфу, которого с трудом можно было назвать хотя бы другом, волновала его значительно больше, чем то, что Чонгук негласно расстался с ним и переключился на Чимина. На самом деле, Тэхён был очень рад за них.

Он поспешно натянул улыбку и ускорил шаг, но тут же ощутил, как его поднос ударяется обо что-то — или кого-то.

Послышался звон посуды, приглушённый звук удара. Тэхён рефлекторно сжал пальцы на пластике, чтобы не уронить всё, и моргнул, резко вскинув голову.

Перед ним стоял Юнги.

— Извини, задумался… — альфа заговорил первым, его голос прозвучал неуверенно.

Но Тэхён не слышал. Его взгляд встретился с тёмными глазами Юнги, и мир замер. Чужие зрачки расширились, но не от удивления. От чего-то, что Тэхён понял слишком поздно. В них не было жизни. Он и не подозревал, что точно такие же пустые глаза были у него самого. В груди разлился ледяной холод.

Когда это случилось? Когда Юнги стал таким же пустым, как и он? Из них обоих словно вынули что-то жизненно важное.

— О, Соджун-хëн! — Чонгук нарушил этот молчаливый диалог, окликая Юнги. — Садись с нами!

Но альфа не пошевелился, его пальцы слегка сжались на подносе. Он словно не знал, как поступить.

Тэхён тем временем не стал ждать. Молча, почти отрешённо, он прошёл к своему месту рядом с Чимином и сел, даже не замечая, что палочки в его руке слегка дрожат.

Где-то в подсознании всё кричало о неправильности, но Юнги всё же решился сесть напротив.

— Чем занимались эти три дня? — спросил Чимин, его голос прозвучал лёгким, но в глазах мелькнуло что-то внимательное. — Вы были вместе? Ви писал, что у него течка и он будет недоступен.

В этот момент оба — Юнги и Тэхён — одновременно поперхнулись. Чонгук и Чимин синхронно вытаращили глаза, не ожидая такой реакции. Тэхён мысленно выругался. Почему он написал Чимину именно это?! Он просто хотел тишины, хотел, чтобы его не трогали, и знал, что лучший друг точно не станет тревожить в таком состоянии. Но теперь… теперь это выглядело так, будто он и правда был с кем-то.

— Нет, Чимин, я был один, — он поспешно заговорил прокашлявшись и сделал глоток яблочного сока.

— А… ой. — омега опустил взгляд, его щёки чуть порозовели. — Простите. Просто вы оба не выходили на связь все выходные. И вчера вас не было на лекциях. Я посмел предположить… В общем, извините.

Чимин уткнулся взглядом в тарелку, нервно ковыряя рис. Такое смелое предположение очень смущало, но никто не мог винить друзей в подобных догадках. Они не знали, что случилось между Юнги и Тэхёном на самом деле, они лишь видели, как омега сидел на коленях альфы в клубе и выглядело это явно не как дружеская беседа о погоде.

— А ты, хëн? — Чонгук повернулся к Юнги, взгляд его сузился. — Почему не отвечал на звонки? Мы хотели сходить с тобой пообедать.

Юнги медленно поднял глаза, на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Был занят. Много работы навалилось.

Ложь, но прозвучало вполне убедительно. Чонгук лишь коротко кивнул, но его взгляд задержался на Юнги чуть дольше, чем следовало. Затем, словно решившись на что-то, он заговорил:

— Кстати, Ви. Соберём сегодня наших родителей на ужин? Раз мы с Чимином теперь вместе, думаю, им нужно сообщить, что помолвки не будет.

Тэхён медленно поднял глаза. Чонгук смотрел на него спокойно, уверенно, без насмешки. Просто утверждал факт. Омега кивнул.

— Без проблем. Позвоню отцу после обеда.

Юнги не шевельнулся, сделав вид, что не слушает их разговор. Хотя очень хотел взглянуть на Тэхёна, оценить состояние и реакцию на официальное расставание с альфой. Он продолжал смотреть в свою тарелку, но Тэхён знал — он слышал.

***

Месяц пролетел стремительно. Как будто кто-то нажал перемотку, и Тэхён не успел опомниться, как жизнь уже неслась вперёд, увлекая его за собой.

Ужин семей Ким и Чон, к удивлению, прошёл на редкость гладко. Родители, конечно, были немного ошарашены заявлением сыновей о расставании. Ну ещё бы — столько лет они играли идеальную влюблённую парочку, что даже сами почти поверили. Но к их счастью (и облегчению), любимых детей всё равно поддержали, а деловые отношения между семьями могли существовать и без формальностей в виде брака.

Тэхён почувствовал себя свободным.

Тяжесть, что годами висела на его плечах, наконец-то исчезла, оставив после себя приятную лёгкость.

Но, конечно, все не могло быть идеально.

Отношения Чонгука и Чимина развивались с такой скоростью, что порой Тэхёну казалось, будто он оказался в любовной дораме. Они были так влюблены, что порой не замечали недовольно вздыхающего Тэхёна, который зачастую оказывался рядом с парочкой третьим лишним. Тэхён не раз ловил себя на том, что закатывает глаза, когда эти двое забывали про окружающий мир, увлекаясь друг другом прямо у него перед носом. Они смотрели друг на друга с такой страстью и нежностью, что даже тошно становилось.

Или... может, он просто завидовал?

Самую малость.

Он бы тоже хотел чего-то подобного: теплоты, нежности, заботы и любви. И он даже знал, с кем именно он хотел бы таких отношений. Но судьба сыграла с ним злую шутку.

Однажды, набравшись храбрости (или отчаяния), он рассказал Чимину правду.

Как три дня сидел в своей комнате, рыдая и убиваясь после той ночи в клубе. Как слова Юнги раз за разом звучали в его голове, оставляя после себя чувство унижения и боли.

Лучший друг рвал и метал.

Несколько раз пытался позвонить Юнги и покрыть его большими вонючими хуями, резко вспомнив все самые отвратительные и унизительные оскорбления для альфы.

— Господи, какой же он ёбнутый! — орал он на всю квартиру. — Обратно его в папашу и перетрахать на что-то нормальное!

— Он не виноват, что я такой чувствительный… — успокаивал друга Тэхен.

Но Чимин уже вынашивал план убийства одного Мин Юнги.

***

Сколько бы они ни старались избегать друг друга, судьба раз за разом сталкивала их вместе. На лекциях их случайно объединяли в пары для совместных проектов, в столовой или на парковке университета они случайно встречались и обменивались взглядами. Не говоря уже об общей компании друзей.

Тэхён уже начал подозревать, что кто-то там наверху откровенно ржёт, наблюдая за его мучениями.

А ещё Чимин рассказал обо всём, что произошло между Тэхёном и Юнги Чонгуку с целью отгородить друга от непутёвого альфы и надеясь на помощь своего парня. Тот выслушал. Подумал. Потом пожал плечами:

— Разберутся сами, не маленькие дети, — всё что он ответил на попытки Чимина уболтать его расправиться с Мин Юнги.

Тэхён был хорошим другом, но и Юнги успел стать ему дорог. Этот альфа располагал к себе, притягивал своей загадочностью и таинственностью. Хотелось узнать этого человека лучше, понять, какой он на самом деле. Поэтому Гук даже не думал отказываться от дружбы с Мин Юнги и продолжал тусоваться с ним.

Так и этим вечером компания собралась в квартире Хоби, устроив скромную вечеринку с пивом и пиццей.

На большом диване в гостиной расположился Чонгук, к его груди спиной прижимался Чимин, откинув голову тому на плечо. Рядом с ними удобно устроился Намджун, поглаживающий ногу Джина, которую он беспардонно закинул на колени альфе. В кресле сидел Тэхён, подобрав под себя ноги, а Юнги и Хосок устроились на полу, перед кофейным столиком, лицом к друзьям.

— Соджун-хён, а чем ты вообще занимаешься? — Чонгук лениво потягивал пиво. — Мы вроде как друзья, а я про тебя почти ничего не знаю.

— Ты и не спрашивал, — насмешливо ответил Юнги.

— Так спрашиваю.

— Если так подумать, то я и сам мало что знаю о тебе, — Юнги посчитал это отличной возможностью узнать что-то об отце Чонгука, выбить из него хотя бы немного информации, раз их уровень доверия значительно вырос за последнее время, но...

— Давай я начну первым, — Чонгук сделал драматическую паузу. — Итак... Танцор, боксёр, певец, фотограф, режиссёр, оператор, монтажёр, наследник "Чон Корп", миллиардер, студент, филантроп и просто красавчик. Раунд!

Он закончил с широкой кроличьей улыбкой, а Юнги выпустил тяжёлый вздох и усмехнулся. Попытка добыть информацию потерпела провал.

— И тут я почувствовал себя каким-то ущербным, — протянул Намджун. — Этот список прозвучал как "Пособие: как развить комплекс неполноценности у окружающих."

Комната разразилась скрипучим смехом Джина, вызывая у других тихий хохот.

— Твоя очередь, хëн.

Юнги потёр затылок, свёл к переносице брови и выдал:

— Баскетболист, продюсер, гольфист, тайный агент ЦРУ, мотоциклист, интроверт, социопат, актёр, водитель маршрутки, суровый рэпер, продавец в круглосуточном, алкоголик и пиздабол.

— Вот вроде сидит весь серьезный, неприступный, а какую-нибудь хуйню да придумает, — рассмеялся Хосок, хлопнув его по плечу.

— Не, ну а что?

Впервые за долгое время Юнги искренне улыбнулся другу, что не ускользнуло от внимания Тэхёна и он машинально расплылся в улыбке тоже.

Но Чимин не был бы Чимином, если бы не вставил своё ядовитое словцо.

— Ну, на счёт пиздабола мы все и так были в курсе.

В комнате с повисшей тишиной все взгляды уставились на омегу, но самого Юнги этот едкий комментарий не задел, а вызывал лишь усмешку. Он рад, что у Тэхёна есть такой друг, готовый порвать за него любого. Потому что он бы и сам себя порвал за Тэхёна, если бы мог.

— А ты, Чимин? Что расскажешь о себе? — сделав глоток пива, Юнги хитро сощурился.

Чимин выпрямился и сел на край дивана, упираясь локтями в колени. Серьёзный взгляд прожёг альфу и омега опасно потëр ладони.

— Одним взглядом могу снять мерки для гроба. Отлично копаю могилы. Знаю, как навести порчу на импотенцию. Хорошо умею прятать трупы и убиваю за лучших друзей, — в его голосе проскальзывали нотки злости, но он вовсе не звучал так угрожающе, как хотелось бы самому Чимину.

Пролетели пара секунд неловкой тишины и комната взорвалась диким хохотом друзей. Хосок корчился на полу. Намджун и Джин истерично били друг друга в плечо. Чонгук чуть не захлебнулся и расплескал пиво на свою футболку. Даже Юнги рассмеялся до зажмуренных глаз и его плечи забавно подрагивали. В кресле, рядом, так же громко заливался Тэхён и утирал слезинки в уголках глаз.

— Почему ты смеешься? — возмутился Чимин. — Почему, блядь, все смеются?

— Извини, Чимин! — Юнги потёр глаза. — Но когда мне это говорит такая милая розовая мармеладка, я не могу воспринимать это всерьёз. Угроза убить меня сладкой смертью прозвучала бы правдоподобнее, — альфа улыбнулся широко, — Но я всё-равно уверен — ты потрясающий друг.

Чимин фыркнул и откинулся на грудь своего альфы, попивая пиво из банки. Подобные дружеские посиделки случались часто в последний месяц. Глупые шутки, интересные истории, нелепые споры и семейная обстановка.

Такая атмосфера очень хорошо способствовала медленному налаживанию отношений между Тэхёном и Юнги. Сначала они начали просто здороваться. Потом даже перекидываться парой фраз. Как итог — они дали друг другу шанс. Хотя бы на дружбу.

Но блядь...

Им было невероятно тяжело. Они оба хотели большего, чем пустые разговоры. Юнги украдкой наблюдал за омегой. Он любовался его красивым лицом и радовался, когда тот улыбался своей милой, по-детски наивной улыбкой. Эта улыбка до сих пор самая потрясающая, что видел альфа в своей жизни.

Тэхён же смирился с тем, что между ними только дружба. Но его сердце трепетало каждый раз, стоило только уловить знакомый запах блядского мохито. Как только аромат цитруса и мяты достигал его ноздрей, глаза Тэхёна закатывались, дыхание сбивалось, а тело покрывалось мурашками. Он также незаметно следил за Юнги. Ему нравилось редкая улыбка альфы с зажмуренными глазами. А когда Юнги задумчиво закусывал нижнюю губу, Тэхён машинально закусывал тоже. И думал о нём постоянно, когда видел, и когда не видел, думал тоже.

Они оба смирились со всей этой ситуацией. Приняли тот факт, что можно только дружить.

И они подружились.

***

Крепко держа Юнги за руку, а другой придерживая поднос с обедом, Тэхен уверенно шагал вверх по узкой лестнице, ведущей на крышу университета, куда редко заглядывал кто-то из студентов.

— Тебе понравится, хëн, — в голосе омеги звучала лёгкая уверенность, перемешанная с игривостью.

Каждое это «хён» будоражило Юнги до самых кончиков пальцев. Как же он любил, когда Тэхён звал его именно так. Из его уст фальшивое имя звучало отвратительно неправильно и ему хотелось, чтоб Тэхён звал его только настоящим именем.

Но случится ли это когда-нибудь?

— А почему остальных не позвал? — Юнги послушно шагал следом, стараясь не пролить сок, который покачивался в стакане на таком же подносе от каждого движения.

— Они не любят ходить со мной на крышу. Предпочитают столовую, там можно нахвататься свежих сплетен. А я... я люблю тишину и свежий воздух. Думаю, тебе это тоже по душе, — он улыбнулся уголком губ.

Юнги в ответ лишь чуть изогнул губы в робкой улыбке. Тэхен изучил его вдоль и поперёк, как школьник, вызубривший азбуку.

Когда они поднялись на последний этаж, омега без труда отодвинул массивную щеколду и толкнул тяжёлую дверь ногой. Едва она распахнулась, их окутал тёплый весенний ветер, ласково играющий в прядях волос. Над крышей неспешно плыли пушистые облака, время от времени пропуская лучи солнца, которые приятно согревали кожу. Город шумел где-то внизу, но здесь, наверху, он казался далёким и незначительным, словно мир замедлился, оставляя место только для них двоих.

Они устроились у края крыши, лицом друг к другу, поставив подносы с едой на скрещённые ноги.

— Каково это — учиться в американской школе? — спросил Тэхён, закидывая в рот рис. Его синие волосы трепал ветерок и они так и норовились залезть прямо в глаза.

Юнги помедлил с ответом, разглядывая еду на подносе, будто в ней можно было найти нужные слова.

— Честно? Меня там не особо принимали. Был изгоем. А чтобы выжить, пришлось стать бунтарём. Тяжёлое детство, все дела.

— О, так мы с тобой похожи! Я тоже был бунтарём в школе.

Юнги усмехнулся одним уголком губ, покачав головой и встряхнув блондинистую чёлку.

— Ты? Бунтарь? — он тихо засмеялся, прищуриваясь. — Что, чертил без линейки и учебники без обложек носил?

— Эй! Я что, на Чимина похож? — возмутился Тэхён, надувая губы. Щёки у него были набиты едой, и от этого выглядел он ещё более милым.

— Ну да, конечно, страшный ты бунтарь, — издевательски посмеялся над ним альфа, отпивая сок.

— Между прочим, я курил за стадионом, и не только сигареты, — гордо заявил омега, прожёвывая очередной кусок.

Юнги хмыкнул и, подавшись вперёд, наклонился ближе, словно доверяя тайну:

— А я угонял машины и избивал людей за деньги. За что, впрочем, и отсидел год в детской колонии, — он намеренно сказал это тихо, почти шёпотом, наблюдая, как глаза Тэхёна медленно расширяются от шока. — Только ты никому об этом не расскажешь, правда?

Омега часто заморгал, растерянно глядя на него, а затем медленно кивнул. Хорошо хоть успел проглотить свой обед, иначе точно подавился бы.

— Не то чтобы я это скрывал, — лениво добавил Юнги, покручивая пальцами стакан с соком. — Просто не люблю говорить об этом. Я был молод и глуп. В чужой стране, без семьи, без близких... Это тяжело.

— Как так получилось, что ты остался без родных?

Еда уже отошла на второй план и подносы покоились рядом на крашенном бетоне. Поджав колени к груди, Тэхён внимательно слушал альфу и открыто рассматривал его лицо.

— Мы переехали в Штаты, когда мне было восемь. Отец получил повышение, его отправили возглавлять филиал. А через два года родители погибли в автокатастрофе. Меня отправили в приют и, поскольку родственников больше не было, меня взяла приёмная семья. Но знаешь, семья — это громко сказано. Отношения были... так себе. Ну и обстоятельства заставили меня пойти на крайние меры. Оказалось, у меня талант к дракам, да и машины водить я научился быстро. В двенадцать лет угнал первую тачку, в тринадцать — поймали. Отсидел год. Вот такая вот жизнь богатого американца, — его губы искривились в усмешке, но в голосе сквозила лёгкая горечь.

Естественно Юнги рассказал не о своей жизни, а чужую заученную наизусть историю. Это история принадлежала настоящему Пак Соджуну — мальчику, который сидел в одной камере с Юнги в детской тюрьме.

— Чего? — омега потряс головой, недоверчиво уставившись на него. — Это... это же лютый пиздец!

Юнги улыбнулся ещё шире, обнажая зубы и десну.

— Зато теперь ты знаешь обо мне чуточку больше, чем остальные.

Тэхён смотрел на его кошачью улыбку и вдруг понял, что тоже улыбается.

***

Юнги вернулся домой ближе к вечеру. Квартира встретила его привычной пустотой, застоявшимся запахом сигарет и алкоголя, въевшимся в стены, мебель, даже воздух. В первое время он замечал этот запах, но со временем перестал — слился с ним, как с неизбежной частью себя.

Возможно, когда он в шутку назвал себя алкоголиком, это вовсе и не было шуткой. Бокал виски перед сном стал чем-то вроде вечернего ритуала, сродни снотворному, помогающему отключиться и не гонять по кругу мысли о прошедшем дне. Особенно сегодня, после разговора с Тэхёном.

Если не уснуть сразу, то в два ночи его наверняка настигнет привычное — прокрученные, как на киноплёнке, диалоги, недосказанные фразы, острое «блядь, надо было сказать вот так...» и мучительное обдумывание идеальных ответов. Только вот толку? Эти реплики прозвучат уже в голове, когда прошло минимум часов двенадцать.

Он налил виски в бокал, наблюдая, как янтарная жидкость мягко разбивается о стенки. Сделал небольшой глоток, наслаждаясь терпким жжением в горле и направился в спальню.

Внутри было темно, только блеклый свет уличных фонарей пробивался через шторы, рисуя на стенах нечеткие тени.

Юнги поставил бокал на прикроватную тумбу, а затем, поддавшись порыву, растревоженный воспоминаниями после разговора на крыше, опустился на колени у кровати и вытянул из-под неё небольшую деревянную шкатулку, резную, с тёмными завитками на крышке.

Он осторожно провёл ладонью по её поверхности, смахивая тонкий слой пыли.

Это было единственное, что осталось у него после отца.

***

Восемь лет назад.

Массивные металлические ворота, опутанные сверху колючей проволокой, разъехались в стороны с протяжным, болезненным скрипом, будто протестуя против свободы того, кто выходил наружу.

Юнги поёжился — холодный ветер ударил в лицо, пробрался под изношенную куртку, давно ставшую тесной и едва прикрывающую поясницу. За этот год он вытянулся, тело окрепло и одежда, в которой он сюда попал, теперь висела на нём чужими, неудобными лоскутами. Джинсы еле застёгивались, их ткань натянулась на бедрах, но длины уже не хватало — лодыжки оставались открытыми, замерзая на ледяном воздухе. Когда-то оверсайз-футболка теперь обтягивала торс, а старая обувь была единственным, что ещё худо-бедно ему подходило.

— Свободен, — голос охранника прозвучал резко, отрывисто, почти презрительно.

Пожилой мужчина даже не смотрел ему в глаза, просто махнул рукой, будто отгоняя надоедливую муху.

Юнги шагнул за ворота, чувствуя под ногами твёрдую землю, но внутри — пустоту.

Он шумно выдохнул, обдавая морозный воздух паром.

Свобода.

Год назад он мечтал об этом дне. А теперь…

Куда идти? Что делать? Как жить дальше?

Ему всего четырнадцать, а он уже так заебался.

— Мин Юнги! — глубокий, уверенный голос выбил его из мыслей.

У чёрного внедорожника, припаркованного у обочины, стоял высокий молодой альфа. Дорогой костюм сидел на нём идеально — явно пошит на заказ. Начищенные туфли, массивные часы на запястье, слишком безупречный вид для этого места.

Юнги прищурился.

— Я не...

— Да знаю, знаю, — незнакомец чуть склонил голову с улыбкой, слишком широкой, слишком самоуверенной. — Я приезжал за тобой месяц назад, но, представь себе моё удивление, когда мне выдали какого-то чужого парня вместо тебя.

Юнги молчал, сжимая кулаки в карманах.

— Но признаю, ход был неплох. Махнуться с кем-то именами, жизнями, отсидеть дольше, чем нужно, чтобы уйти без следа. Смело. Браво.

— Кто ты такой? — Юнги скептически скрестил руки на груди. — И какого хуя тебе от меня нужно? Не думаю, что ты приехал за моим автографом.

— Полегче с выражениями, молодой человек. Что за воспитание?

— Если ты знаешь моё имя, то должен понимать, что воспитывать меня было некому.

Улыбка моментально сошла с лица альфы.

— Я друг твоего отца, — наконец сказал он. — Чон Хосок.

Тишина повисла между ними на мгновение.

— И что? — Юнги усмехнулся, пренебрежительно фыркнув.

— Он просил передать тебе кое-что. Думаю, время пришло.

Хосок открыл заднюю дверь своего автомобиля и достал небольшую, аккуратно вырезанную деревянную шкатулку. Поставил её на капот, чуть придвинув к Юнги.

— Мне это не нужно, — парень отшагнул назад. — Оставь себе.

— Поверь, определенно нужно!

Юнги с силой сжал челюсти, а затем, не выдержав, шагнул вперёд и с силой вцепился в лацканы дорогого пиджака.

— Мой отец был убийцей. Ебаным, блять, террористом! — его голос дрожал, но он не знал, от чего больше — от ярости или от давно запертого внутри страха. — Мне ничего от него не нужно!

Хосок не шелохнулся, только чуть опустил взгляд, словно изучая лицо мальчишки, что держал его за грудки.

— Это то, что тебе внушили, — спокойно ответил он.

— Чушь!

— Он защищал тебя.

— От чего?!

— Открой коробку, — Хосок кивнул в сторону шкатулки.

Стиснув зубы, Юнги бросил взгляд на шкатулку и неуверенно выпустил из рук пиджак парня.

— Что в ней?

— В ней правда.

***

Тишину комнаты разорвал резкий звонок. Юнги вздрогнул, вынырнув из воспоминаний, а сердце пропустило удар. Телефон разрывался на тумбочке, пуская вибрацию по поверхности, а на экране горел неизвестный номер. США.

Холодок пробежал по спине. Он медлил, но рука сама потянулась к телефону.

— Алло.

Пауза и дыхание в трубке. Затем голос — низкий, насмешливый, с оттенком чего-то тёмного, липкого, как незакрытая старая рана.

"Ну здравствуй, Мин Юнги."

Что-то внутри сжалось. Пальцы судорожно стиснули телефон.

— Кто это?

"Что, не узнаешь старого друга? Того, кто подарил тебе новое имя?"

Мозг выдал ответ прежде, чем он осознал. Юнги подскочил с кровати, дыхание сбилось, а в голове на миг зашумело, как будто его резко вытолкнули под ледяной ливень.

— Пак Соджун, — хмуро подтверждает сам себе. — Они нашли тебя?

"Да," — голос на том конце звучал ровно. Слишком ровно.

И в этот момент Юнги понял — всё, от чего он так долго бежал, снова догнало его. Это должно было когда-нибудь произойти, но не так скоро...