Амфибия

Звёзды рассыпаны за стеклом, как крошечные фосфоресцирующие жучки в тёмной воде. Беспорядочно сияют в космосе, складываются в созвездия и скапливаются в туманности. Удерживают вокруг себя планеты, словно спасаясь от одиночества длиной в миллиарды лет.

Кэйссти они напоминают родной мир. До того, как покинуть его и отправиться к звёздам, она часто выходила вечерами в болота, куда не светили огни поселения, садилась на замшелую ветку и смотрела, как в заводи загораются огоньками водные светлячки. Какими бы густыми ни были кроны деревьев, маленькие насекомые становились отражением звёздного неба.

А ещё Кэйссти любила плавать с ними. Ныряла в озёра поглубже, позволяла стихии направлять себя, и её окружали тысячи мерцающих крох. Наверное, их манил свет её собственных чешуек и плавников. Здесь, вдали от знакомой, родной Касстариас, она тоскует по её бескрайним зелёным лесам, тёплому солнцу и прохладным озёрам. Сколько световых лет отделяют её от тёплой планеты?

А вокруг лишь космический холод… Кэйссти зябко поводит плечами, хотя на корабле поддерживается комфортная температура. Волей судьбы оказавшейся так далеко от дома касстарианке холодно в душе, когда рядом нет сородичей, а за иллюминаторами вместо яркого солнца — тьма космических далей. Окружающим её землянам кажется, что она не так уж сильно отличается от них, несмотря даже на хвост и гребни. Они не понимают, насколько чужды ей.

Особенно один из них. Его приближающиеся шаги Кэйссти слышит ещё до того, как с тихим шипением сдвигается дверь. Практически кожей она чувствует взгляд в спину, и по её чешуе проходит рябь, когда крохотные чешуйки встают дыбом и снова прижимаются к тёмно-серой коже. Ей приходится оглянуться.

— Привет, амфибия. — Опять этот раздражающий землянин. Кэйссти шипит, раздражённо машет хвостом и демонстративно отворачивается.

— Не надоело? — ворчит она.

Сегодня Арктур не отмахивается от неё, как бывает обычно. Ухмыляется, так раздражающе — Кэйссти эта ухмылка напоминает пасть водной змеи с её родного мира.

— А может, ты мне просто нравишься, м?

Кэйссти смотрит на его отражение в стекле. Он скрестил руки на груди, с его лица не сходит эта самодовольная, наглая улыбочка, за которую хочется окунуть его в холодную воду. Да, он спас её от космических пиратов. Да, предоставил каюту на своём звездолёте. Но какой же он невыносимый!

— А ты меня просто бесишь! — Кэйссти скалит острые клыки его отражению, её тонкий хвост с прозрачным плавником на конце мечется из стороны в сторону.

— Чего ж ты тогда не сойдёшь на ближайшей станции, амфибия?

Вопрос риторический, но он ставит Кэйссти в тупик. А ведь правда: почему? Как бы ни злило её это насмешливое «амфибия!», как бы ни чесались порой руки влепить ему пощёчину, как делают женщины из земных фильмов, ни разу у неё не возникло желания сойти с корабля. Нет, мысли такие мелькают, однако всерьёз уходить Кэйссти не хочет.

Но она этого никогда не признает.

— Сойду, не сомневайся, — щурит она большие чёрные глаза. — На следующей же станции.

Вот теперь Арктур хмурится, ухмылка исчезает с его лица. Кэйссти едва сдерживает победный возглас: в нём поубавилось самодовольства! Наконец-то! Кэйссти пока не знает, готова ли покинуть полюбившийся корабль и приветливую команду, что приняла её так радушно, будто она вовсе не с другой планеты. Одна лишь мысль об этом поселяет гложущую пустоту в груди.

Арктур встаёт рядом, смотрит вместе с ней в черноту космоса несколько долгих секунд. В глубине души Кэйссти надеется, что он её не прогонит. Её капитан всегда держится так, как привык, по-другому он просто не умеет.

— Обиделась? — нарушает затянувшееся молчание Арктур, и звучит это так неловко, что Кэйссти не сомневается: он спрашивает искренне.

— А ты бы не обиделся, если бы тебя назвали обезьяной? — не поворачиваясь к мужчине, насупливается она.

Краем глаза замечает, как Арктур неопределённо пожимает плечами.

— Внеземные существа часто сравнивают людей с обезьянами. Со временем перестаёшь обращать внимание, — наконец, делится он.

— И чего ты добиваешься? Чтобы я тебя тоже игнорировала? — Недовольство Кэйссти выдаёт взметнувшийся хвост.

Ответа у Арктура нет. Он вздыхает, его скулы напрягаются, а взгляд, острый и прямой, как лазерный луч, устремлён точно перед собой. Мучительно он подбирает слова, а может, просто не знает, что сказать. Арктур из тех людей, что не привыкли говорить по душам.

— Не знаю, — произносит он чётко, так, как привык, но никогда ещё в его словах не таилась такая растерянность, которую он скрывает за сухостью. — Может быть. Так всё было бы проще.

— Проще? — каким-то чутьём Кэйссти понимает: от неё ускользает что-то очень важное, к разгадке чего она подобралась очень близко.

— Сложно объяснить.

Впервые за весь разговор Кэйссти смотрит на землянина не через отражение в стекле. Ему действительно сложно приоткрывать непробиваемую броню на душе — каждое слово Арктур подбирает так тщательно, словно сам не уверен, верно ли изъясняется. Поймёт ли она, если он сам себя не понимает.

— В другой раз объяснишь. Когда будешь готов, — Кэйссти не так уж хорошо разбирается в человеческой психологии, но понимает, что нельзя давить. Только не сейчас.

Настрой Арктура мгновенно меняется. Снова он усмехается, но теперь в этой усмешка Кэйссти чудится наигранность.

— Значит, ты передумала сходить, амфи… — Арктур осекается. — Кэйссти.

Скрестив руки на груди, касстарианка отворачивается и закатывает глаза. Всем своим видом показывает, что этот разговор окончен. Прежде, чем за землянином закрывается дверь, она чувствует спиной его короткую ухмылку, наверняка такую же самодовольную, как и всегда. Только когда дверь встаёт на место, Кэйссти позволяет себе обернуться. На её лице появляется ответная ухмылка.

Нет, этому человеку так легко от неё не отделаться!