За последние годы их всех разбросало не только по всей Японии, но и, без преувеличения, по всему миру. Однако это не мешает бывшим членам Томана раз в год собираться на день рождения Майки. Ну, или не совсем на день - иногда празднество растягивается дня на три-четыре, бывает, и на неделю. В этот раз, на его двадцатитрехлетие, Майки добровольно-принудительно пригласил друзей на горячие источники на пару дней. Как всегда, чрезмерно изысканно и дорого, но Майки переубеждать бесполезно.
Чифую всегда рад встретиться со старыми друзьями, вспомнить былые времена и потравить разного рода байки. Вспоминая о байках (не об историях, конечно, а о средствах передвижения), нельзя не заметить, что одного ярого любителя этих двухколесных монстров в их компании все же не хватает. Баджи пришлось уехать по работе на несколько дней, но он обещал (он обещал!) заскочить и к Майки.
Вообще-то, не то чтобы Чифую виделся с Баджи так же редко, как с другими. У них общая сеть магазинов, они, что называется, бизнес-партнеры и они, в конце концов, встречаются! Так что да, Чифую видится с Баджи определенно чаще раза в год. Но редко когда выпадает возможность провести время вместе в онсене и не отдавать за это баснословных денег. Поэтому Чифую все же немного огорчен тем, что Баджи нет рядом.
В состоянии легкой печали он находится и за общим ужином, когда вокруг шумно, играет музыка, кто-то оживленно спорит, а Дракен присматривает за теми, кто рискует выпить слишком много. Чифую не пьёт, довольствуясь ягодным морсом, и упорно старается доказать Такемичи, что для веселья пить совсем не обязательно. Тот, уже раскрасневшийся, быстро уходит от темы, разглагольствуя над тем, как сильно он любит Хину. Интересно, что она сидит рядом, слушая все это, расплывается тёплой улыбкой и молча переглядывается с Чифую. Он тоже улыбается, совершенно искренне радуясь за них двоих, и, может, немного завидует.
Ведь о том, что они с Баджи, ну, встречаются , никто не знает. Догадываются, скорее всего, но либо не подают вида, либо тактично этой темы избегают. Чифую даже с Такемичи об этом не говорил! Да что там, Чифую самому Баджи сказать о своих чувствах боялся, случайно как-то вышло. Но сейчас важно не это, а то, что Чифую снова о нем думает! Точнее, о его отсутствии.
Он хочет написать смс-ку, третью за последний час, и уже тянется к телефону, когда слышит грохот резко открывающихся дверей и знакомое, протяжное, по слогам:
— Майки-и!
Да, этот голос невозможно не узнать. Баджи стоит в проходе, в чёрном официальном костюме с развязанным галстуком, густые волосы собраны в низкий хвост, сам весь взмыленный и запыхавшийся, видно, что спешил. Он улыбается той самой улыбкой, оглядывает помещение, ища Майки. Находит и, кажется, улыбается ещё шире. Ужас.
Чифую прям здесь готов его к стенке прижать, без церемоний и у всех на виду. Целовать глубоко и долго, так, чтобы дыхание сбилось, чтобы до дрожи в коленях. Зарыться в его длинные волосы, притянуть к себе, скользить руками по его затылку, шее и спине, спускаясь ниже… Стоп.
Баджи — это настоящая катастрофа.
Он здоровается со всеми, поздравляет Майки и благодарит за приглашение, Чифую особо не вникает в разговор. Он смотрит на то, как Баджи, снимая пиджак, закатывает рукава рубашки. Ягодный морс уже не справляется с сухостью в горле, поэтому он тихонько крадёт у Такемичи бокал красного вина и делает пару больших глотков.
Нет, серьезно? Закатанные рукава? Баджи прекрасно знает, что Чифую обожает его руки и то, что он этими руками может сделать. Провокатор хренов. Как ни старайся, но фантазию, которая убежала уже далеко за пределы столовой, дома отдыха и в принципе Японии, не удержишь. Чифую молится всем известным богам, в которых в обычные дни не верит, чтобы отвлечься, как из прострации его вырывает голос Дракена:
— …переодеться. Чифую покажет.
— О, — протягивает Баджи, впервые за этот вечер прямо встречаясь взглядом с Чифую. В его карих глазах плещутся задор и веселье, и он больше не улыбается во все тридцать два. Чифую же подпирает подбородок кулаком, потому что голова внезапно тяжелая, и откровенно пялится, наплевав на все нормы приличия. Пофиг, сейчас его волнует один вполне определенный человек. Баджи Кейске.
Так продолжается секунд двадцать (по прикидкам Чифую — вечность), пока Баджи не кивает куда-то в сторону Дракена, проговорив тихое: «Тогда мы пойдем. Щас вернемся» и не направляется к выходу, молчаливо зовя Чифую за собой. Тот оставляет Такемичи на милость Хине, окончательно опустошает чужой бокал, закусывает долькой мандарина и на не слишком уверенных и крепких ногах следует в коридор.
Голоса постепенно стихают, а собственные шаги становятся громче. Стоит отойти на приличное расстояние, свернуть пару раз, затерявшись в комплексе из кучи комнат, и убедиться, что вокруг никого, кроме них двоих, нет, как Чифую резко останавливается и оборачивается. Баджи не успевает среагировать, поэтому чуть не врезается в него. Пиджак, который он все это время держал в руках, падает на пол.
— Ты чего? — спрашивает Баджи, наклоняясь, чтобы подобрать его.
— Ничего, — отмахивается Чифую, и берет лицо Баджи в ладони, пока тот не выпрямился обратно. — Ты наконец-то приехал.
После чего тянет на себя и целует, закрывая глаза. Целует нежно, как каждый раз, когда они просыпаются вместе. Чифую очень любит целовать Баджи вот так: медленно и неторопливо, будто в запасе бесконечность времени, чтобы побыть друг с другом. Он гладит пальцами его грубую кожу, заправляет за уши выбившиеся пряди, постепенно углубляя поцелуй.
Баджи обнимает его за талию, притягивая к себе. Чифую чувствует его руки (те самые, которые одним видом способны свести с ума) на своей спине: его крепкие ладони гладят медленно, почти робко, чем вызывают ворох мурашек по всему телу. Он вздрагивает на мгновенье, после чего зарывается в черные как смоль волосы и подается вперед.
Чифую признается себе: да, он жадный. Да, ему хочется еще. И да, пофиг на все остальное, сейчас нет настроения думать. Особенно, когда перед тобой человек, способный дать тебе то, чего ты так сильно жаждешь. Чифую ведет, да так, что почти страшно, ведь такое бывает редко. Виной ли тому алкоголь, мягкие ковры под ногами, приглушенный свет коридора или небрежный вид Баджи, он не знает. Последнее, чего он хочет сегодня - это пытаться рационализировать себя, свои поступки и свои чувства. Все, что зависело от него, он сделал.
Чифую разрешил себе побыть жадным. Немного.
— Эй, — еле слышно говорит Баджи, отрываясь на мгновенье, — легче.
Они стоят так близко, что могут чувствовать, как бьется сердце другого. Чифую поднимает взгляд и видит, как в янтарно-карих глазах, ставших почти родными, пляшут черти.
— Ага, — и еще раз целует Баджи. Отстраниться стоит ему нечеловеческих усилий, после чего он отходит на шаг, приглашая за собой: — Пошли.
С каждым следующим шагом пульс успокаивается. Чифую слушает, как Баджи рассказывает о поездке, как нелестно отзывается о людях, с которыми ему пришлось иметь дело, и как радуется тому, что все это закончилось. Чифую слушает его внимательно и ловит себя на мысли, что Баджи — самый дорогой для него человек.
В номере, одном из множества одинаковых, почти пусто: сложенные в углу футоны, там же сумка с вещами Чифую, небольшой столик, подушки всех форм и размеров и узкий деревянный шкаф; вокруг приятно пахнет хвоей и цитрусом. Большие, почти во всю стену окна прикрыты тюлем и выходят на густой темный лес.
— Нихрена себе, — присвистывает Баджи, заходя в комнату. — Вот это Майки постарался, конечно.
— Точно, — соглашается Чифую. — А еще они все, вроде как, двухместные, так что никого кроме нас. Разве что за стенкой, — и пожимает плечами, мол, я тут ни при чем.
— Только я сначала в душ.
— Можешь взять юкату в шкафу. Потом пойдем в онсен?
— Ты еще спрашиваешь, — отмахивается Баджи, берет сменную одежду и закрывается в расположенной прямо здесь, в номере, ванной комнате.
Он всегда бросает свои вещи на полу как попало. Это просто невозможно. Иногда Чифую уверен, что Баджи Кейске в принципе для этого мира невозможен. Но он здесь: его пиджак, галстук и мятая рубашка, шум воды из душевой, растянутая резинка для волос и тлеющий вкус его поцелуя на собственных губах. Все-таки, думает Чифую, он очень счастлив, что для его мира Баджи оказался возможен.
Чифую решает соорудить импровизированный диван из подушек и поваляться, пока есть время. Оно проходит незаметно за просмотром соцсетей, куда уже утекло видео, на котором Эма с Майки о чем-то оживленно спорят, а Дракен подначивает обоих, оставаясь не при делах. Через еще пару подобных видео, вызывающих искреннюю радость и ни капли стыда, звук воды стихает, и из ванной доносится громкое:
— Чифую!
Не успевает он крикнуть в ответ “что?”, как Баджи выходит, и один его внешний вид одновременно и вгоняет в краску, и пробивает на хохот.
— Хватит ржать. Я правда не знаю, как это завязывается.
— Прости-прости, — поспешно говорит Чифую, немного успокаиваясь. Он встает с кучи подушек, и, скрестив руки на груди, оценивает безнадежность образа Баджи. — Точно не так, как это сделал ты. Тут ничего сложного.
Он ловко развязывает повязанный кое-как пояс, и теперь юката висит прямым халатом. Чифую мысленно прокручивает в голове алгоритм действий: запахнуть, выпрямить, завязать — готово, но руки сами тянутся к распалённому горячим душем торсу. Мышцы Баджи слегка дергаются от прикосновения холодных пальцев, но сам он никак этому не противится. Чифую считывает его настроение за секунду, и вот уже его ладони сжимают упругую кожу, очерчивая рельеф пресса и ребер. Чифую нравится чувствовать дыхание Баджи, как с каждым вдохом его грудь немного вздымается, а затем расслабляется. Поднимаясь ладонями выше по ребрам, он упирается в соски и не может удержаться от того, чтобы не очертить их большими пальцами. Баджи издает сдавленный хрип, дышит тяжело и так горячо, что Чифую почти чувствует это на собственной коже. Его щеки нещадно горят, желудок вытворяет невозможные кульбиты, а в горле снова становится сухо.
Чифую думает, что ему совсем снесло крышу, когда решает прикоснуться губами к выступающей ключице. Она еще влажная от стекающих с волос капель воды и пахнет мятным гелем для душа. Чифую выцеловывает его ключицы и шею, слизывая влагу, когда Баджи запускает свои руки в светлую макушку, откидывая назад мешающую челку.
— Чифу-ю… — протягивает Баджи сквозь зубы, когда тот слегка прикусывает основание шеи, провоцируя сдавленный стон. Чифую отрывается на секунду, и за эту секунду Баджи успевает украсть у него желанный поцелуй.
Он целуется глубоко и страстно, пробуждая в Чифую ту самую жадность, от которой кружится голова, ноги наполняются ватой и становится невообразимо тесно в штанах. Баджи слегка прикусывает его губу и тянет на себя, заставляя брови Чифую нахмуриться, а затем так же быстро распрямиться в удовольствии.
Чифую разрывает поцелуй, тяжело дыша. Хоть алкоголь и выветрился, он совершенно уверен, что смотрит на Баджи пьяным, заплывшим взглядом. Он читает Баджи как открытую книгу, видя в его туманных глазах и напряженных бровях желание , похоть и с каждой секундой нарастающую любовь .
Ох, Баджи, если бы ты только мог вообразить, что ты делаешь одним своим видом .
Он едва касается губами уголка рта, легкими поцелуями поднимаясь по скуле до мочки уха. Чифую чувствует, как крепкие руки сжимают его растрепанные волосы, и у него просыпается непреодолимое желание впиться в напряженные бицепсы. Спускаясь, он вновь покрывает мокрыми поцелуями шею Баджи, которая все еще пахнет мятой. Пульс звенит в ушах, заглушая все посторонние звуки, кроме стонов и тяжелых вдохов, низ живота приятно покалывает. Когда Чифую все же решается оставить едва заметный (вообще-то, весьма и весьма примечательный) укус на внутренней стороне плеча, Баджи одной рукой уже успевает расстегнуть ремень и ширинку на его джинсах.
— Погоди, — останавливает его Чифую. У него, конечно, свои планы на ближайшие десять минут. — Сядь, — и указывает в сторону подушечного дивана, если можно его так назвать, подпирающего стену. — И дай резинку.
Баджи, видимо, теряется в таком объёме глаголов повелительного наклонения, и на его лице застывает один единственный вопрос. Зачем?
Хорошо, что Чифую понимает все без слов, поэтому добавляет:
— Хочу тебе отсосать. Сядь, — повторяет ещё раз. — Но сначала резинку дай. Для волос.
Надо сказать, что Баджи — очень прямолинейный человек. И когда кто-то превосходит его в этой прямолинейности, ему становится не по себе. Особенно в те редкие моменты, когда это делает Чифую.
Вот и сейчас он стоит, как потерявшийся котенок, который вроде бы знает, что нужно сделать, но действий своих не осознает. Он, смущенный и раскрасневшийся, стягивает резинку с запястья, когда краем глаза замечает до жути довольного, ухмыляющегося Чифую.
— Хотел пошутить про праздник, — говорит Баджи, немного придя в себя, — но потом подумал, что лучше не стоит.
— Ага, — кивает Чифую, собирая волосы в пучок на макушке. Пара прядей все равно выбиваются, но он не обращает на них внимания. — Тем более, — кладет руку на грудь Баджи, подталкивая его к “дивану”, — праздник-то сегодня не у тебя.
Баджи мягко приземляется на объемные подушки, утягивая за собой Чифую. Он накрывает его губы своими, в ответ слыша лишь недовольное мычание. Но Чифую не теряется: одной рукой все еще упираясь в грудь Баджи, он, не разрывая поцелуй, медленно скользит другой вдоль пресса, почти не касаясь горячей кожи. Когда он сквозь ткань сжимает напряженный член, поглаживая головку, Баджи не может сдержать стон.
Отстраняясь, Чифую стягивает белье с Баджи, и тот, приподнимаясь на локтях, раздвигает ноги. Теперь Чифую ничего не мешает спуститься ниже, оставляя влажные поцелуи на ключицах, сосках и выступающих ребрах. Возбуждение пронизывает все тело, отзываясь тянущей, приятной болью в паху. Огромных усилий Баджи стоит не рассыпаться под этими приятными, тягучими, самыми лучшими в мире ласками. Он не сдерживает полухрип-полустон, когда Чифую начинает большим пальцем размазывать по головке выступающую смазку. Цепляясь за подушки до побелевших костяшек, Баджи подается навстречу, приподнимая бедра.
— Эй, — говорит Чифую почти издевательским тоном, — легче.
После чего выцеловывает внутреннюю сторону его бедра, оставляя еле заметные следы.
— Да как легче, когда ты здесь? — спрашивает Баджи полушепотом.
— Рад, что ты меня понял.
Сначала он едва касается Баджи губами, вызывая у того дрожь во всем теле. Когда Чифую берет в рот головку, посасывает, проходит языком по самым чувствительным местам, Баджи мысленно проклинает его, себя и все на свете. Он бросает все попытки сдерживаться и грубо толкается вперед, не встречая сопротивления. Горячие губы смыкаются вокруг напряженного члена, а подступающий оргазм заставляет пульс ускориться. Чифую быстро наращивает темп и берет почти до основания, когда замечает руку Баджи на своих волосах.
— Я… Блять… — сквозь стоны пытается сказать он, но Чифую не слушает.
Чифую продолжает вылизывать его член, пока не чувствует резкой пульсации и вкуса спермы на языке. Баджи кончает ему в рот долго, извиваясь и подминая под себя подушки. Его ноги, обессиленные, с грохотом падают на пол, а сам он, сдерживая улыбку, повторяет:
— Блять.
Чифую отстраняется, сглатывает и вытирает рот тыльной стороной запястья. Баджи требуются секунды, чтобы прийти в себя, сесть, схватить Чифую за руку и снова притянуть к себе, накрывая его рот своим. На языке ощущается собственный горьковатый привкус, но Баджи, в общем-то, плевать. Он на секунду разрывает поцелуй, чтобы стянуть футболку с Чифую, после чего прижимает его еще ближе. Острые тазовые кости под собственными пальцами загоняют сознание Баджи куда-то в туман, оставляя тело действовать самостоятельно, а сиплые стоны сквозь поцелуи напрочь лишают возможности мыслить ясно. Он оставляет на шее Чифую яркие отметины, пока тот жарко дышит ему на ухо, бубня что-то едва ли разборчивое. Когда Баджи одной рукой обхватывает стоящий колом член, то слышит глухой, лишенный воздуха выдох. Его движения сразу быстрые и резкие, ведь он давно выяснил, что Чифую нравится именно так. Он кончает прямо на оголенный живот Баджи, пока в голове бушует ураган удовольствия. Из него вырывает поцелуй; нежный и томный, смывающий всю накопившуюся в горле сухость, заставляющий прийти в себя и унять дрожь в ногах.
— Придется еще раз идти в душ, — полушутя резюмирует Баджи, оглядывая себя. — Пошли вместе?
— Мы так до онсена не доберемся, — отвечает Чифую, поднимаясь. — Так что нет, я первый.
— Ладно, ладно. Но ты же поможешь мне потом завязать эту штуку?
— Ко-неч-но, — протягивает он по слогам, после чего скрывается за дверью в душевой, оставляя Баджи наедине с раздирающим его сердце смущением.