Затем Уилл повёл его в свою комнату. У них ещё было время до рейса обратно, так что Клайв рассчитывал, что сумеет подремать пару часов. Если не удастся уснуть на новом месте – хотя бы просто приведёт мысли в порядок.

Забрались они высоко, на четвёртый этаж, где коридоры были не слишком длинными: по сути, это был чердак, где было куда меньше комнат, а потолки были гораздо ниже. Комната же Уилла располагалась в самом углу.

– Тебе здесь не холодно? – поинтересовался Клайв, пока тот отпирал дверь. Уилл покачал головой:

– У нас хорошее отопление.

Внутри Клайву открылась почти что панорама на окружавшую особняк местность, причём из окон было видно не остальные дома в квартале, а примыкавший почти вплотную к особняку лес и высокий холм с одной из сторон, тоже усыпанный деревьями. Большинство из них были хвойными: деревья этого типа хорошо переносили холодный климат Гернии. Затем он заметил низенькую широкую кровать, стоявшую в углу – как раз в том, который образовывали окна во всю стену, такую же низкую прикроватную тумбочку, и сиротливо приткнувшийся около двери шкаф. Их вещи стояли около тумбы нетронутые: Уилл интереса к своим вещам не любил, и персонал наверняка об этом знал.

Тот, спокойно прошедши внутрь, уселся на свою кровать, застеленную, кроме одеяла, ещё и покрывалом, разулся, закинул на кровать ноги и, подвинувшись к окну, улёгся на локоть, приглашающе похлопав около себя ладонью. Клайв бочком сел на краешек, чтобы видеть того, и окинул взглядом доступный ему из окон вид: ночное небо светлое, звёздное, природа вокруг, всё под линией горизонта укрыто снегом... и девственно-белоснежное постельное бельё чуть ниже.

– Тебе здесь не холодно? – повторил он, не выдержав; теперь, правда, вопрос подразумевал немного иное.

– Я здесь вырос. Я привык к видам, – коротко ответил Уилл. Он упёрся в того взглядом, ощутив, что кое-кто опять недоговаривал. – До последнего моего приезда было хорошо, – немного тише произнёс Уилл, сдавшись, и он, немного наклонившись, взялся сбрасывать обувь: без особой проницательности было ясно, что его в любом случае потащат поваляться в постели.

– А потом?

– Потом... потом я больше не захотел приезжать, – тот лениво потянулся, забрасывая руки в горку подушек. Забравшись на кровать с ногами, Клайв уселся поближе с ожидающим видом: Уилл обещал ему кое-что рассказать, и, может быть, у того сейчас было подходящее настроение.

Несколько секунд Уилл внимательно на него смотрел. Затем, потянувшись к нему, уронил его на кровать рядом с собой и крепко обнял; он завозился, высвобождая зажатые между ними руки, и обнял того в ответ, прижавшись всем телом и закинув сверху колено: у него было подозрение, что Уиллу всё-таки здесь холодно, чтобы тот ни утверждал; его после этого прижали к себе ещё сильнее и неразборчиво, но довольно проурчали что-то, весьма похожее на «хорошо». Потом Уилл, уложивши его на спину, потянулся через него, завернул на него покрывало, и улёгся рядышком на бок, подперев голову ладонью.

– Так не холодно? – поинтересовался тот, мягко, почти нежно улыбаясь.

– Не-а, – ответствовал Клайв, который как раз таки мог и потерпеть (а то и привыкнуть через пару минуток). Однако затем ему стало как-то по-особенному уютно, и он немного пересмотрел своё первое впечатление от комнаты. А Уилл, наверное, ещё и забирался в эту гору подушек...

– Не мог я потом приезжать, – задумчиво произнёс тот, уложив на него сверху ладонь и взявшись неспешно, почти машинально поглаживать его большим пальцем по ключицам. Кажется, кое на кого нашло желание пооткровенничать... Он, впрочем, не был против: если бы ему не хотелось знать, он бы ни о чём и не спрашивал. – В последний раз я приехал после первого вылета уже в составе разведки. Он же был первый наш с тобой серьёзный, рабочий вылет.

Уилл немного помолчал, глядя на то, как он, едва не переспросивший «так давно?», нахмурился.

– Мне здесь никогда не было одиноко, но в тот раз это было... очень неприятно. Не мог ни на чём сосредоточиться, потому что мысли постоянно подкидывали мне варианты того, как это всё могло бы быть, будь я здесь не один. У меня на тот момент была... очень острая фаза.

Тот говорил почти спокойно, как люди говорили о тяжёлых вещах, уже оставшихся позади, но порой не до конца перенесённых. Клайв, хорошо понимавший подобные вещи, сочувственно накрыл ладонью запястье Уилла.

– У меня хорошее воображение, – продолжил последний. – Я почти видел, как ты тут сидишь. Хоть я и оставался тогда на ночлег, но ночь я провёл без сна. Не то чтобы я её провёл плохо, конечно... но несколько... утомительно. Ты понимаешь. Я был молод. И физически, и морально... И я просто решил больше не приезжать.

– А зачем тогда обещал фото аудиотеки?

Уилл усмехнулся.

– Ждал, когда тебе надоест, и ты намекнёшь на то, что мог бы даже вживую посмотреть, раз я такой забывчивый. Но ты оказался недостаточно любопытным и излишне тактичным. Увы, – последнее тот произнёс почти весело. Сейчас, конечно, когда они были тут вместе, Уиллу это могло казаться даже несколько забавным. – Но в конечном итоге ты ведь её увидел?

– Только вспоминать я буду не её, – проворчал он. Уилл тихо рассмеялся.

– Ну, что поделать... хочешь знать что-то ещё?

Он замялся, не зная, будет ли приемлемым вопрос о семье.

– Бернхард относится к тебе хорошо, – неуверенно произнёс он, давая Уиллу возможность рассказать только о брате и не упоминать остальную семью, если бы тот не захотел что-то рассказывать.

– В отличие от остальных? Да. Мы с ним прикрывали друг друга. Иногда я отыгрывался на ком-то за него, потому что он был для этого мягковат. Иногда он отыгрывался на ком-то за меня, когда я не мог добраться до обидчика, – хоть я делал это и так, когда у меня появлялась возможность, – но никогда этого не делал, когда считал, что меня наказали заслуженно. У Берна повышенное чувство справедливости.

Клайв, в принципе, подозревал, что у Уилла характер был не сахар изначально, а не оттого, что испортили, и только что он в этом убедился. Судя по услышанному, проблемы от (а также из-за) Уилла в этом доме мог заиметь любой, кроме мамы.

– Так почему ты Уилл? – вспомнил Клайв тот вопрос, который его посетил изначально.

– А потому что мама меня не хотела, – ответил тот. Не уловив логики, Клайв непроизвольно нахмурился, и ему взялись-таки объяснять. – Отец очень хотел ещё одного ребёнка, мама – уже нет. На тот момент она уже устала от детей, и, наверное, не слишком хотела в этой ораве ещё и шестого. Отец её всё-таки уговорил, как ты можешь видеть, но беременность у неё протекала нервно и довольно тяжело. А потом, когда они начали выбирать имя, мама, найдя это, упёрлась в то, что меня будут звать именно так. «Ребёнка хотел ты», – сказала она тогда ему, – «И теперь не будешь перечить мне. Я так хочу»«Ich will so».

По Клайву пробежали мурашки от многозначительности произнесённого. Имя Уилла было бринийским, и, рассматривая бринийское же его значение, означало желание, волю, но ровно это же слово на гернийском было формой глагола «хотеть», причём именно «хочу»...

– Когда я немного подрос, вещи перевернулись с ног на голову, – продолжил тот, тем временем перебравшись с поглаживаниями с его ключиц на лицо, легко и почти невесомо оглаживая подбородок и скулы. – Или, быть может, с головы на ноги. Оказалось, что я очень многим пошёл в маму, и отец, видя мой характер, меня невзлюбил, зато у мамы я стал любимым ребёнком.

– Так вот оно как, – несколько неловко произнёс Клайв, не ожидавший подобное услышать, и его погладили уже между бровей, разглаживая образовавшуюся там складку.

Некоторое время Уилл молчал, давая ему уложить в голове всё услышанное. А потом тихо, очень мягко попросил:

– Расскажи о своих родителях.

Клайв, несколько мгновений просто смотревший, не моргая, тому в глаза, немного отвернулся, опустив затылок на кровать и подняв взгляд вверх.

– Как ловко ты это провернул, – спокойно сказал он, глядя в потолок. Он всегда уводил тему в другую сторону, как только до этого доходило, и за много лет уже можно было догадаться, что он не хотел об этом говорить. А теперь он не мог не рассказать. – Я, дескать, тебе рассказал и показал всё, что тебе могло бы быть интересно, а теперь ты рассказывай. Так, да?

В его поле зрения появился Уилл. С обеспокоенным и виноватым видом.

– Я только хотел знать что-то о тебе. Ты никогда об этом не говорил и всегда уводил тему. И я хочу знать, чтобы случайно тебя не обидеть.

Клайв не особенно легко вздохнул. Последнее всё-таки немного меняло дело, но...

– Пожалуйста? – осторожно попросил Уилл. Вздохнув, он приподнялся на локте, чтобы уложить того на спину, – пусть отдохнёт, – и сбросил с себя покывало, начавшее греть его уже немного чересчур, тут же прижав ладонью дёрнувшегося к нему Уилла, поспешно обхватившего его за талию.

– Чего дёргаешься? Куда я, по-твоему, уйду? – вопросил он, нажав на ладонь немного сильнее, и, увидев, что тот напрягся, коротко коснулся губами над бровью Уилла. Н-да, границы-то он очертил, но теперь... он бы не хотел, чтобы тот теперь всё время ждал от него резкой реакции, а то и вовсе наказания. Ну, ничего, со временем устаканится...

Так и оставив на Уилле ладонь, он поднял взгляд на окно, глядя на вездесущий снег снаружи: ему нужно было собраться с мыслями. Он не знал, с какого конца начинать, чтобы это не выглядело набором фактов. Кроме того, он не предполагал, что это когда-либо будет кому-либо рассказано, и в его памяти это было отложено почти что образами, частично состоявшими из картинки, частично – из аудиоряда, частично – из испытываемых им чувств, и он никогда не облекал всё это в слова, поскольку ему самому это не было нужно, а дневников он не вёл.

Наверное, нужно было придерживаться хронологического порядка, но даже так... Ну и пусть. Пусть это будет набор фактов. Уилл всё равно сам составит себе общую картину.

– Я не знаю, какие отношения были между отцом и матерью, – начал он. – Её я не видел. Она умерла через несколько дней после родов.

Уилл под его ладонью дёрнулся, и он опустил на того взгляд. Если Уилл непроизвольно спроецировал это на себя, тому, может быть, неприятно оказалось это услышать.

– Лежи и слушай, – велел он, не став даже говорить о том, что Уилл этого сам добивался. Тому сейчас хватит и дальнейшего. – Отец женился во второй раз. Его я немного помню. Он тоже служил в разведке. Ещё некоторое время, во всяком случае. Года четыре, кажется... Его подставили, но подставивший его человек оказался слишком глуп, и погиб вместе с ним на одном корабле. Вместе с кораблём, я имею в виду.

– Клайв...

На лице у Уилла отразилось сожаление.

– Молчи, – опять пресёк он комментарии. И немного помолчал, подбирая слова. В зрачках Уилла отразились два тусклых жёлтых блика, и он потянулся к ночнику на тумбочке, чтобы немного прибавить света и не пугать обоих. – Сначала мы жили на деньги, оставленные отцом. С четырнадцати я начал подрабатывать, чтобы нам хватало на жизнь. Везде, куда могли брать молодых парней, меня не брали, потому что для этого обычно нужна хорошая внешность, а я в этот период был нескладным. Так что на лёгкую работу вроде официанта я мог не рассчитывать. И я начал ковыряться в технике и электронике, потому что починка была как раз тем, что можно было делать своими силами, неофициально, просто размещая объявление. Приходилось, конечно, брать дешевле, чем берут в мастерских, чтобы была работа. Иногда подворачивалось репетиторство. Тоже по дешёвке.

– Так ты поэтому и в замках разбираешься? – тихо спросил Уилл.

– Да. Почти во всём, что можно разобрать и починить, – Клайв вздохнул, припоминая не самый приятный жизненный период. – Когда подошёл возраст, в котором уже можно записываться в армию, я...

– Но ты же позже пришёл.

– Не перебивай, пожалуйста, – уже прямо попросил нахмурившийся Клайв. – Так вот, к семнадцати я известил мачеху о том, что собираюсь записаться в армию, и мне закатили скандал с планомерным выносом мозга. Она не хотела, чтобы я поступал на службу. Не знаю, почему на самом деле, но аргументировала она это тем, что я там закончу так же, как и отец, и она останется одна. Мы с ней крепко тогда поругались. Я, в конце концов, потребовал, чтобы она сама куда-нибудь устроилась, и мне устроили целую истерику, после чего я зарёкся с ней об этом разговаривать.

Он немного помолчал, ощущая отголоски собственных чувств, принесённые воспоминаниями.

– Очень... грубая манипуляция, – тихо заметил Уилл, решив, что сейчас как раз таки и нужно было что-нибудь сказать. Он кивнул.

– Продержался я, как ты понимаешь, не слишком долго. К двадцати мне всё это надоело, и я записался, но сказал только тогда, когда подошло время начинать обучение. У меня тогда и так был... не лучший период в жизни, помимо ситуации дома, – он потёр запястье, вывихнутое очень давно, и взгляд Уилла, заметившего этот жест, застыл на его руках, тут же заледенев; того снова едва заметно тряхнуло, а в выражении лица промелькнула бессильная ярость, тут же скрывшаяся за почти непроницаемой стеной самообладания. Вслед за этим Уилл мягко накрыл ладонью его руку. – И вместе с известием я принёс и два заполненных документа с копиями. Один – о расторжении семейных связей, – я, к счастью, был уже совершеннолетним, и мог спокойно это подготовить и без её ведома, – а второй – о выписке из квартиры.

Уилл изумлённо поднял брови.

– Ты... ты о чём думал? – с искренним недоумением вопросил тот. – Потом это была бы твоя собственность.

– Мне нужно было гарантированное место в общежитии при штабе. Да и видеть её уже не мог, – объяснил он. – Я рассчитывал, что потом поступлю в разведку, и между вылетами буду просто ночевать в отеле, пока не накоплю на свою квартиру. Или у кого-нибудь, если заведу друзей.

– У тебя не было...

Уилл запнулся.

– Не было. Кому я нужен-то был? – усмехнулся он.

Уилл долго смотрел на него, переваривая услышанное. Он почти видел, как тот раскладывал всё по полочкам: Клайв лишился сначала семьи, потом родительского дома, в этот же период, будучи совершенно один, пережил один из наиболее неприятных и болезненных инцидентов в его жизни, аукавшийся до сих пор, затем нервно шарахался от Уилла из-за откровенно выказанного желания... и после этого тот же, притёршись ему в друзья, мешал ему завести с кем-то чересчур близкие отношения, будь то любовные или дружеские. Может быть, Уилл даже оценил иронию того, что обладал всем, чего он не только не имел, но и был лишён впоследствии. Сравнивая с тем, из преимуществ у него был разве что спокойный, отходчивый характер.

– Ты был настолько один? – наконец с горечью спросил Уилл. Он просто кивнул, констатируя факт.

Его обняли, уткнув лбом в ключицы, и тесно к себе прижали, забросив свободную руку на него настолько, насколько возможно было. Однако сейчас он чувствовал, что его держали хоть и крепко, но бережно.

– Понимаешь теперь? – спросил он, разбивая тяжело повисшее молчание. – Понимаешь, почему для меня работа так важна? Я не трудоголик, Уилл, я отдаю долг. Армия позволила мне купить квартиру, то есть, фактически, дала мне дом, дала мне семью – своеобразную, конечно, но всё-таки, дала мне образование и средства к существованию, и я работаю на благо этой системы. И человека, который её сделал.

– Я понимаю, – тихо отозвался тот. – Я понимаю, Клайв. Спасибо, что рассказал мне. Это... тяжело.

– Я не хотел тебе рассказывать. Мало того, что это тяжело, это закрывает большинство тем между нами. Ты ведь посчитаешь очень многое неподходящим, – объяснил он и это на всякий случай. – Я-то уже давно спокойно отношусь к связанным со всем этим темам. Ну, когда меня не хотят целенаправленно задеть.

Уилл немного отстранился, чтобы чуточку ниже сползая по кровати: хотел его видеть.

– Ты хочешь сказать, я тебя никогда непроизвольно не задевал в разговоре?

– По большей части – нет. Кроме подарков, – честно признался он. – В этом почти всегда ощущается подтекст. Для тебя, может быть, и нет, но для меня – да.

Уилл расстроенно нахмурился.

– Но я хочу тебе дарить. Ты для меня очень ценен. И сам по себе... ты много стоишь сам по себе, Клайв. Вы с Дуайтом сейчас рулите Империей; так чтобы ты понимал, ты для меня стоишь как пол-Империи. Понимаешь? То, что я тебе дарю, с моей стороны выглядит даже недостаточно дорого. Неподходяще. Я даже не знаю, как тебе объяснить...

– Я понимаю, – прервал он поток объяснений. На самом деле, конечно, не слишком, но его начинало смущать произносимое, и он не желал знать, куда в конце концов зайдёт Уилл, чтобы объяснить. – Знаешь, я передумал.

– По поводу чего?

– Хочу ванну. Большую. Мне понравилось.

Немного подумав, Уилл нерешительно начал:

– Я могу вложить тебе полсуммы, если...

– Купи, – потребовал он, надеясь, что на этом тот удовлетворится и успокоится с подарками; неверяще вскинувший брови Уилл затем заулыбался и покивал:

– Закажу, когда вернёмся. Сразу же закажу.

– Сразу же ты проверишь почту. И выспишься, если время останется. Не торопись, не к спеху ведь, – посоветовал он. Ещё до того, как он договорил, его стиснули в объятиях, и он, позволив ещё немного себя потискать, упёрся в того ладонями: – А теперь дай мне немного вздремнуть, пожалуйста. У нас ведь ещё есть пару часов до рейса?

Уилл тут же его отпустил, вдобавок ещё и подтащив ему одну из подушек. Наверное, чтобы не двигался с уже нагретого места.

– Только не вздумай меня ещё укутывать, – проворчал он, закрыв сами собой смыкавшиеся глаза. – Мне и так тепло.

В сон он провалился почти сразу же, почувствовав только перед этим лёгкое прикосновение к волосам: его аккуратно, почти невесомо погладили.

К нужному времени его разбудили. Он, впрочем, проснулся сам, под звуковой сигнал наручных часов, который Уилл тут же выключил: передатчики у них были настроены на бринийское время, а вот часы у Уилла были с двумя циферблатами – для бринийского и гернийского времени. Значит, успел вздремнуть и сам; это было хорошо.

Пейзаж за окном ничуть не поменялся, как и освещение. Клайв на всякий случай ещё раз проверил гернийское время, и, потянувшись, уселся и наклонился к ботинкам. Подобравшийся к краю кровати Уилл дождался, пока он выпрямится, внимательно глядя на него, а затем вдруг обнял его.

– Спасибо, что съездил со мной, – промурлыкал тот. Тон выдал улыбку, и Клайв, немного отстранившись, чмокнул Уилла в висок; тот, и впрямь улыбавшийся, улыбнулся ещё шире.

– Обувайся, – поторопил он Уилла, мягко потрепав того по спине. – У нас есть запас времени? На случай, если нас сейчас здесь задержат.

– Да кто нас задержит-то? Я никому не говорил, что уезжаю ночью.

– Ага. Кроме Дитера, – напомнил он. Уилл блеснул в темноте глазами.

– Значит, выходим тихо.

И они тихонько спустились, прислушиваясь на лестнице к тому, не откроется ли где-нибудь дверь. Клайв чувствовал себя немного странно: он хорошо понимал, что они не слишком... совсем не порядочно сбегали, но он знал, что ему нужно было возвращаться и продолжать делать свою работу. У него и так намечались хлопоты по поводу этих Анхальтов...

Тихо уйти им не удалось. Как только Уилл открыл дверь в холл, очень медленно и тихо повернув дверную ручку, он услышал какой-то посторонний в тишине спавшего дома звук, и Уилл, наверняка истолковав его природу куда более точно, цыкнул.

Дверь в гостиную открылась, и в холле почти сразу же зажёгся свет. Уилл болезненно зажмурился, закрывая ладонью чувствительные к свету глаза, а Клайв, просто прикрыв рукой лицо от источника света, сощурился на включившего лампы Дитриха.

– Хоть бы мать не расстраивал, – укоризненно произнёс тот.

– Да пусть и уезжал бы себе, – отозвалась проскользнувшая вслед за супругом Лиэль, зевнув в ладошку. – Нет, тебе надо было всех на уши поднять.

За ними показался виновато потупившийся при виде Уилла Дитер. Дитрих перевёл взгляд на жену.

– Что? – вопросила последняя. – Я уже у него узнала всё, что хотела. Остальное – мелочи, без которых можно обойтись.

Потом Дитрих взглянул на Уилла.

– Уилл?

– Да? – отозвался тот. Потом, нахмурившись, куда более резко, словно бы вспомнил, с кем говорил, спросил: – Что?

– Ничего, – с видимым удовольствием ответил Дитрих. – Можешь просто постоять на месте, если не собираешься подойти и попрощаться. Господин Клайв, подойдите, пожалуйста.

Он осторожно приблизился, гадая, зачем. Сзади он услышал лёгкую поступь Уилла: тот последовал за ним.

К нему вперёд выступила Лиэль, державшая небольшой плоский пакет, который в следующий момент оказался протянут ему. Он ещё более осторожно подцепил тонкие ручки пальцем, и она отпустила пакет, оказавшийся очень лёгким.

– Это?.. – вопросительно протянул он, ощутивший, что прямой вопрос «что это?» сейчас будет звучать почти невежливо.

– Подарок. Что же это ещё может быть? – Лиэль улыбнулась ему.

– Благодарю, – Клайв немного склонил голову, перехватывая пакет поудобнее, и не зная, куда теперь деть руки. Затем он поднял взгляд на Дитриха, логично рассудив, что у того тоже было к нему какое-то дело.

Дитрих неотрывно смотрел за него, словно сбитый с толку чьим-то присутствием. Оглянувшись, он понял, что привлекло внимание того: стоявший позади Уилл смотрел на него с матерью, нежно, довольно, почти счастливо улыбаясь, и он теперь, при хорошем освещении, заметил, что тот почти что светился, как светился с самого начала их отношений и до того как они начали ругаться. А Дитрих до этого сказал ему, что сын чуть ли не цвёл (что, на минуточку, свидетельствовало о том, что дома у Уилла почти всегда было паршивое настроение). И только теперь увидел, как тот себя рядом с ним чувствовал, когда всё было действительно хорошо.

Лиэль немного отступила назад, улыбаясь им с Уиллом, и на лице Дитриха теперь появилось немного неуверенное выражение, однако тот всё же протянул Клайву какой-то подарок и от себя, упакованный в длинную и плоскую чёрную коробочку. Жёлтая полоса охватывала её, словно лента, образуя с чёрным цвета флагов Империи и непосредственно Бринии (а также прочей символики и армейской униформы). Смотревший на него Дитрих вдруг опустил взгляд на коробку, снова поднял на него, и в глазах у того появилось довольно странное выражение. Он сообразил, что Дитрих увидел те же цвета в нём: он был брюнетом, у него были жёлтые глаза, и Дитрих, кажется, получил связывавшую всё это воедино ассоциацию. С таким же выражением тот спрашивал, был ли он Адъютантом, но теперь там было что-то ещё сверх этого. Теперь Дитриху больше не нужно было спрашивать.

Решив не затягивать, потому что под таким взглядом он чувствовал себя несколько неуютно, он развернул ладонь, принимая коробочку; в этот момент взгляд Дитриха заметался между ним и Уиллом.

– Может быть, этого слишком мало, – негромко произнёс старший Фезер. – Теперь я не уверен. Но возможно ли найти что-то достаточно ценное?

И теперь перестал быть уверен Клайв – в том, мог ли он это взять. С наплевательским отношением Уилла к дороговизне он уже был знаком, так что в коробочке могло лежать буквально всё что угодно. Поэтому прежде чем что-либо отвечать, он приподнял крышку.

Внутри оказались наручные часы. С двумя циферблатами. Где-то он такое видел... Однако, в любом случае, он видел, что часы были дорогими, слишком дорогими для него. С таким обычную одежду не носили.

– Я не могу это принять, – с сожалением ответил он, закрывая коробку. – Это слишком дорогой подарок.

– Я думаю, вы можете. Для вас это недостаточно дорогой подарок, – спокойно произнёс Дитрих, снова коротко взглянув на коробку и на него.

Сунувшийся к нему Уилл совершенно бесцеремонно приподнял крышку, заглядывая внутрь. И упёрся взглядом в отца.

– Ты что ему даришь? Ты понимаешь, что ты делаешь?

– Язык придержи, – всё столь же спокойно, но с тонко проскользнувшей ноткой угрозы посоветовал Дитрих.

– Не придержу, – тот прищурился. – Ты подарил мне точно такие же, когда я поступил в университет, потому что духу моего тут видеть не хотел. Приучайся, мол, сынишка, жить по бринийскому времени.

Вот где я это видел, вспомнил Клайв. Точно такие же... подарок-то был ещё дороже: Уилл совсем недавно совершенно спокойно влез с ними в воду, даже не подумав их снять – значит. водонепроницаемые, а такие обычно делались вкупе с этим противоударными, чтобы изделие уже имело определённый статус либо предназначение. И, наконец, не менее весомый фактор: если у Уилла были буквально такие же, то Дитрих дал ему парную вещь. Подобная смысловая нагрузка ничего не стоила в материальном плане, но была ценна. Отец Уилла, очевидно, смыслил в подарках, раз успел это придумать за столь краткий промежуток времени.

– Уилл, ты немного недопонял, – сообщил он тому, прижав коробочку к себе. Он уже не очень желал с этой вещью расставаться: подарок был сделан от души, а не с каким-то мотивом или просто в ответ.

– Ты вообще ничего не понял, – резко бросил Дитрих. – Я видел, что ты собирался съехать как можно скорее. И я хотел, чтобы ты всё-таки помнил, что тебя примут дома, что бы ты ни творил. Да, отругают, но примут.

– И к чему тогда это сейчас? – вопросил Уилл, старательно придерживавшийся легенды – он пригласил в гости друга и коллегу.

– Ты не держи меня за идиота, – выпалил Дитрих, от раздражения построивши фразу по правилам родного языка. – Творца ради, Уилл, ты думаешь, я настолько глуп? Ты предпочёл провести весь вечер после ужина с ним, а не с семьёй, да ещё и в укромном уголке. О чём это ещё может говорить? И то, как ты на него смотришь, тоже о многом говорит.

– И ты хочешь сказать, что ты меня поддерживаешь? – скептически переспросил Уилл. – Ты же терпеть такое не можешь.

– А что мне остаётся? Повлиять я на тебя не могу, – резонно заметил Дитрих. – Да и смысл, если ты так счастлив?

Уилл бросил долгий взгляд на Клайва.

– Так это значит...

– Воздержись от проявлений привязанности, будь добр, – перебил того Дитрих, слегка поморщившись: заметил, как Уилл коснулся запястья и ладони Клайва, кажется, очень желая по-юношески взять его за руку. – И... приезжай ещё. Приезжайте вместе. Я буду рад вас видеть.

После этой фразы у Уилла сделался такой вид, словно у того пошатнулось что-то из привычных устоев. Наверное, так оно и было... Неуверенно глянув на Клайва, Уилл, капельку поколебавшись, шагнул к отцу, приподнимая руку и намереваясь пожать отцовскую, но Дитрих развёл ладони в стороны, и Уилл нерешительно обнял того, совсем неуверенно, словно в последний раз делал это невероятно давно. Клайву показалось, что он услышал тихое «спасибо», произнесённое по-гернийски. Затем Уилл обнял на прощание маму, уже почти засыпавшую на ходу и, кажется, попросту не следившую за ходом разговора, после чего, улыбаясь, открыто и полноправно приобнял Клайва за талию, увлекая его к выходу.

Снаружи в него ледяной хваткой вцепился мороз, отрезвляя. Он непроизвольно оглянулся на закрывшуюся дверь, отрезавшую его от тепла и уюта, и Уилл тут же немного подвинулся в сторону, ловя его взгляд.

– Мёрзнешь? – вопросил тот и, не дожидаясь ответа, взялся за его капюшон, надевая последний на него и укладывая поплотнее, попутно чмокнув его в щёку. Затем взялся за пакет с коробочкой, всё ещё прижимаемые им к себе. – Давай. Давай-давай, я тебе в рюкзак сложу.

Клайв отпустил вещички и повернулся спиной, гадая, с чего такая забота. Потом вспомнил, что сам вроде как разрешил, а чуть раньше Уилл всё ещё остерегался к нему прикасаться, и он немного отвык от регулярных касаний.

Закончив, тот протянул ему извлечённые оттуда перчатки, о которых он позабыл:

– Держи.

Он взял, задумчиво глядя на них. Непривычно... но приятно.

– Ты не ворчишь?.. – спросил вдруг Уилл, наклонив голову, чтобы заглянуть под козырёк капюшона, и он, смутившись, натянул последний немного сильнее.

– Разберись уж, нужно мне ворчать или нет, – заворчал он. Уиллу, между прочим, это нравилось, судя по тому, что тот не только ему ничего по этому поводу не высказывал, но и обычно продолжал делать то, чем занимался до этого, с ещё большим энтузиазмом.

Пальцы Уилла скользнули ему в капюшон, приютившись на его затылке, и тот, легонько потянув его на себя, опустил взгляд немного ниже.

– Ну, на морозе я ещё не целовался, – буркнул он, догадавшись, чего от него хотели. Уилл ладонь убрал, прикасаясь под его подбородком только кончиками пальцев, но поднятый на него взгляд был очень настойчивым, и он, вздохнув, взял дело в свои руки и сам поцеловал того, коротко и сухо, чтобы не оставлять влаги на губах, моментально обветривавшихся на морозе.

– Любишь, – восторженно прошептал после этого Уилл. – Любишь...

– Люблю, конечно, – отозвался он, снова потянув капюшон вниз. – Пойдём, время идёт.

Когда они вышли из-под козырька, нависавшего над входом, на вычищенные ступени спланировало несколько крупных хлопьев снега; синхронно задрав головы, они увидели, что вверху таких было полно. Затянувшееся тучами небо едва просматривалось за белыми точечками, заполонившими воздух.

– Ну вот, – недовольно буркнул Уилл. Снежные хлопья, приземлявшиеся тому на волосы, начали оплавляться, становясь всё более прозрачными, и Клайв взялся за чужой капюшон; Уилл даже ухом не повёл, послушно позволяя укрыть себе голову. – Я рассчитывал, что мы под снег всё-таки не попадём. Хорошо, если мести сейчас не начнёт...

Затормозив, тот полез в карман за передатчиком, отзвеневшимся о срочном входящем сообщении, и, сперва приподняв брови, следом нахмурился.

– Что там? Что-то случилось?

– Это Бертран с Эйденом, – прилежно отчитался Уилл. – Я решил, что раз уж есть возможность, и я буду тут, нужно бы проверить здешнюю контрразведку. Слишком уж от них образцовые отчёты поступают.

– Скажи ещё, что они с нами летели.

– Да. Просто в другой секции.

– И ты отправил важнейших после тебя людей туда, где что-то не так? – вопросил Клайв, насупившись. – Кто тебе их заменит в случае чего?

– А я откуда знал, что тут такое?.. – Уилл нервновато спрятал передатчик обратно, кажется, больше боясь разозлить его, нежели за обоих помощников. – Да не тронет их никто. У них, как у бринийских офицеров, просто громадная протекция. Да и взрослые мальчики, разберутся, если что. Ну, пойдём?

– Так что с ними? – настоял Клайв, вдруг почувствовав, что что-то было не так. Память послушно выдала сведения из числа свежих: сын Зигфрида Анхальта, Бертольд, ныне был главой гернийского отдела контрразведки. Как бы с ребятами действительно чего не приключилось...

– Передают, что улетят на следующем рейсе. Не знаю, что у них, они должны были и вернуться на том, на котором мы с тобой сейчас улетим. Но если они решили, пока есть возможность, уединиться где-нибудь в отеле... загоняю, рады не будут.

– С чего ты решил? – вопросил Клайв. Он конечно, видел, что какая-то химия между теми была, но оба были офицерами, прилежно исполнявшими свои обязанности, и просто вот так самовольно взять, фактически, выходной – на работе-то они появятся уже через день, пока будут ждать отсюда рейса, раз Уилл решил велеть им тоже не пользоваться служебными кораблями, – они не могли.

– А ты не чувствуешь... а, ты не об этом, да? Ладно, иногда бывают моменты, когда некогда спрашивать разрешения, и нужно просто сразу планировать, но Эйден ничего не объяснил. Он должен был объяснить причину.

– Подожди ещё, – отозвался он, уже видевший варианты. – Он может дописать что-нибудь немного позже, когда появится время. А может и не дописать, если здесь кто-то отслеживает связь между офицерами. В конце концов, писать мог не...

Он прикусил язык: вот это размышление он хотел бы оставить при себе. Опять он расслабился, разговаривая с Уиллом. Нужно было брать себя в руки, а то ещё сболтнёт что-нибудь важное, что тому знать нельзя было... то есть, самому Уиллу, конечно, можно – это с оглядкой на Уилфорда, который вполне мог попробовать ещё разок поймать Уилла, но уже не облапать, а добыть информации.

– ...Не он. Я понял твою мысль. Будем надеяться, что всё-таки всё в порядке, – Уилл задумчиво побарабанил пальцами по карману, куда упрятал передатчик. – Может, набрать его? Вряд ли спит.

– Не стоит. Если звонки отслеживают... – с намёком проронил Клайв.

– А, чёрт, – с досадой буркнул Уилл. – Действительно.

Они вышли за калитку, и им помигал фарами стоявший за шлагбаумом автомобиль. Уилл поднял ладонь над глазами, присматриваясь к водителю, понятливо включившему дворники, а затем увлёк за собой Клайва за рукав куртки. Приблизившись, он рассмотрел сквозь стекло Вальтера, и, отчего-то на заднем сидении, – пришедшего вместе с тем Ксана, закинувшего локти за спинку сидения перед собой. Тот так загадочно блеснул глазами, будто только что мурлыкал что-то на ухо Вальтеру, причём весьма двусмысленного толка.

Уиллу открыли окошко, причём доброжелательно целиком, и тот сунул нос внутрь:

– Ты чего тут? Выгнали?

– Смешно, – спокойно отозвался Вальтер. – Я тебя ждал. Садитесь, подброшу до порта.

Кивнув Клайву на заднюю дверь, Уилл забрался на сиденье спереди. Для Клайва же дверца капельку приоткрылась, едва он потянул пальцы к ручке: Ксан открыл ему изнутри, то ли издевательски, то ли услужливо; усевшись, он, только взглянув на того, понял, что последнее – Ксан сразу же приобрёл несколько благовоспитанный вид. Возможно, его знали заочно; тот и сам мог быть достаточно высокого ранга, чтобы видеть разосланные по всем штабам инструкции...

– Так что ты здесь-то? – продолжил интересоваться Уилл.

– Говорил же: тебя жду, – повторил Вальтер, заводя автомобиль. – Бернхард шепнул, что ты, скорее всего, надолго не задержишься. Я тоже догадывался, но он знает тебя лучше, так что я был уже уверен, что ты ночью шастнешь в порт. Да и отец потом сказал, что ждёт тебя, и я решил тоже подождать, пока время позволяет.

– И до чего вы договорились? – осведомился Уилл, давая понять, что Вальтер с темы не съедет, пока не ответит. Последний, в этот момент выруливавший на объездную дорогу, отправил в ответ на удивление спокойный взгляд.

– Он согласен. Сейчас я уезжаю обратно на Росинку, чтобы уладить кое-какие дела. А потом вернусь.

– Так, значит, ты теперь будешь дома...

– Приезжай, – коротко откликнулся Вальтер. – Мне не доставляет дискомфорта твоё присутствие.

– Но видеть ты меня будешь не рад? – смешливо фыркнул Уилл.

Вальтер снова покосился на того.

– Как будто тебе не было бы наплевать. Нет, Уилл, приезжай, когда будет угодно. Я буду рад тебя видеть. Мне, вообще, жаль, что так сложилось.

– В самом деле? – саркастически переспросил Уилл.

– Я, конечно, был умным, но житейски сообразительным оказался Берн, – Вальтер усмехнулся. – Лучше бы и я немного потерпел, вместо того чтобы тебя отталкивать. Берну сначала было тяжелее, но потом мы уже и остерегались его трогать, когда за него все начали отхватывать вдвойне, да ещё и очень обидно и унизительно. Знаешь, что было, когда ты уехал?

– Как я могу знать? – резонно вопросил Уилл. – Вздохнули, небось, с облегчением. Может, ещё даже зажили дружно, – ядовито добавил тот.

– Вздохнуть-то мы вздохнули, а потом началась такая грызня, что отца едва удар не хватил. Мы с Оделией Берна не трогали, а вот наши двойняшки решили ему воздать, за годы-то. Они не учли, что Берн на тебя-то внимательно смотрел да на ус мотал. Досталось почему-то всем, потому что Берн вышел из себя, и мы, не зная, что и откуда, и, что самое главное, кого нужно винить... можешь себе представить?

Уилл хохотнул.

– Думаешь, это смешно? – Вальтер нахмурился, бросив взгляд в зеркало заднего вида. Клайв помалкивал, просто наблюдая за ходом разговора и, краем глаза, – за рассматривавшим его самого Ксаном. Кажется, они с Уиллом умудрялись посопутствовать появлению ещё нескольких слухов об Адъютантах, ничего при этом не делая.

– Ещё как. Заметь, я ничего не делал. И знаешь, о чём нам это говорит?

Вальтер нахмурился ещё сильнее.

– Ну да, да, – отозвался тот. – Все хороши оказались. Но ты, извини, всё равно эталонный паршивец.

– Так что же я у тебя тогда в машине делаю?

– Едешь до порта, – невозмутимо ответил Вальтер, и они с Уиллом хмыкнули. – Тебя я всё равно люблю больше, чем Адлера. Его я бы не то что в машину – на расстояние плевка бы не подпустил. Не просто сволочь, а тупая сволочь.

– Ну спасибо, – Уилл опять хохотнул.

– Да я же не тебя имел в виду... Творец, как же к языку всё с Росинки цепляется, просто кошмар какой-то...

– Знаю, – согласился Уилл. И, взглянув в зеркало заднего вида на Клайва, улыбнулся ему.

К этому моменту они уже почти доехали до межпланетного порта: Вальтер вёл автомобиль очень плавно, но быстро. Клайв всё побаивался, что по дороге что-нибудь случится, как часто бывало с незапланированными поездками, однако всё прошло хорошо, и он, проверив время потом, вздохнул с облегчение: они точно не опаздывали. Да и хорошо, что не пришлось идти пешком весь путь – он успел оценить метель, когда они мельком под неё попали, пробежавшись от машины до здания порта.