Проснулся Уилл в одиночестве. Он, вообще-то, хотел проснуться около Клайва, но последний, как он догадывался, ушёл из постели, чтобы поработать. И либо всё ещё работал, либо не стал возвращаться, чтобы не беспокоить и не будить. А он желал видеть того сегодня, едва открыв глаза. И он даже сам не знал, откуда в нём бралась эта неизбывная жажда, порой немного пугавшая его самого.
Он осторожно потянулся и перевернулся на бок, натягивая повыше одеяло, чтобы согреться. Вчера у него всё-таки начался жар, и он чувствовал себя чуточку слабым; капельку, совсем не так, как в предыдущий раз – тогда он выжал из себя, казалось, все силы, чтобы добраться до ванной и отмыться, потому что он казался самому себе грязным, и уж точно все в процессе разговора с Клайвом, – но ощутимо. Может быть, из-за истомы после вчерашнего: Клайв давно с ним не был, ещё дольше не был в нём, от чего он умудрился уже отвыкнуть на физическом уровне. Дурацкий организм...
Он вздохнул. Мысли протекали неспешно, словно бы тоже утомлённые вчерашним вечером. Ну, Клайв ему вчера устроил... Он, конечно, знал, что при длительной, мягкой стимуляции чувствительность повышалась, но для этого нужно было много терпения. Которым он, между прочим, в этом случае не располагал: неторопливая ласка заставляла его желать такого ещё и ещё и создавала видимость того, что Клайв с ним, надолго, как можно более надолго (хотелось думать о заветном «навсегда»), и никуда от него не денется, в тот же момент вызывая опасение обратного, а ему и без этого, вообще-то, хватало переживаний в постели. Зато располагал Клайв. И в этот раз пришлось терпеть, раз уж тому хотелось именно так, сдерживаться, пытаясь отвлечься на взаимные поглаживания, терпеть, терпеть, периодически выпрашивая (выпрашивая, чёрт его подери!) передышку (это ему-то!), терпеть... А потом он за это подсунул Клайву смазку с перчаткой, готовый чуть ли не стребовать это взамен (а что? раз уж взялся стелиться, то тогда уж по полной программе), и тот, к его удивлению, беспрекословно согласился, словно бы не был против делать это изначально. В этот момент он, признаться, почувствовал себя капельку обманутым.
Однако пальцы Клайва заставили его обо всём быстренько забыть.
По поводу рук того у Уилла вообще был заскок. Что он спокойно признавал: правда ведь, ничего тут не поделаешь. Не отрицать же. Может быть, этот заскок был даже немного чересчур... с этим он тоже спорить не собирался (как и с тем, что именно перчатки он тому дарил целиком умышленно, даже рискуя быть в этом самом заскоке заподозренным). Кисти рук у Клайва, по сравнению с его, были немного меньше и изящнее, зато пальцы были длиннее и аккуратнее. Он всегда наблюдал, когда тот что-то делал руками, стараясь, однако, чтобы его никто на этом не подловил. Когда они были один на один, это было проще простого; когда Клайву требовалось полностью сосредоточить на чём-то своё внимание – вообще не представляло проблемы. Мелкая моторика у того, по специализации механика и оружейника, была развита превосходно, так что наблюдать было одно удовольствие, особенно учитывая, что Клайв свою работу любил и занимался ею с не меньшим. И чем мельче и кропотливее было дело, тем больше ему нравилось смотреть. Некоторые вещи, конечно, выпадали из общей картины, как обычно и полагалось исключениям: моменты вроде тех, когда Клайв копался в электронике у оружия или вщёлкивал в обойму патроны, да и в целом занимался оружием, иногда скользя этими своими восхитительно ловкими, красивыми пальцами по всей длине винтовки или дробовика, вслепую проверяя, всё ли на месте и правильно укомплектовано, выглядели для него почти интимно.
И вот этими самыми пальцами Клайв вчера в нём ковырялся. Подумать только, он позорно кончил от одних только пальцев...
Зато каких... Даже от воспоминания о вчерашнем кровь слабо толкнулась вниз.
А потом тот его взял, да... Медленно, нежно, со вкусом; из-за того, что Клайв вызвал у него повышенную чувствительность и внутри, каждое движение вызывало ярчайший прилив удовольствия. И продолжалось это долго: Клайв в самом конце держал его у самого края, не давая закончить... Прекрасно. Вряд ли соседи смогли выспаться. Зато он сейчас ощущал себя сытым чуть ли не на четыре-пять дней вперёд. Почти болезненно сытым. Он вчера и в душ-то по привычке не пошёл именно потому, что побоялся, что его ноги не удержат. Однако несмотря на это, он бы повторил, стоило бы Клайву только предложить; ему в жизни не было настолько хорошо. Он, разумеется, знал, что так бывало, но попросту опасался того, что не сумеет нормально (и достойно) вынести подобные ощущения (отчего обычно сбивал Клайву подобный настрой, чтобы не возникало конфузов). Ну, он и не сумел. Вряд ли то, как его вчера трясло, можно было отнести к «нормально»; он большую часть времени едва ли себя контролировал. Не будь он покрепче обычных людей – поди, ещё и голос бы сорвал. Интересно, что Клайв после этого о нём думал.
А Клайву-то, кстати, понравилось. Попробуй пойми теперь, зря он позволил тому творить всё что угодно или на самом деле нет. И это Клайв ведь ещё во вкус не вошёл...
Память вдруг подсунула ему воспоминание, которое он ещё вчера бережно сохранил и упрятал к особенным, картинку того, как тот немного наклоняется к вытянутой руке и трётся щекой об его ладонь, и от этого у него во второй раз перехватило дыхание. Сам вид того, как жутковато (особенно учитывая слегка светившиеся жёлтые радужки) выглядевший Клайв доверчиво к нему ластился, вызывал у него целую смесь эмоций, сложную, однако поддававшуюся расшифровке, но то, что он испытывал при этом физиологически, он объяснить не мог. У него что-то почти колко, щекотно сжималось где-то за ключицами, и это ощущение при каждом вдохе растекалось до солнечного сплетения; оно было прохладно-сладким и одновременно с этим приносило некоторый дискомфорт, отчего ему хотелось трогать Клайва и, что довольно странно, обнимать. Казалось, что если прижать того к себе (или прижаться самому), больше ему ничего не нужно было... что, впрочем, на поверку оказывалось не так.
Он ещё раз вернулся к этому воспоминанию. Ему оно нравилось до жути: Клайв напоминал ему зверя, крупного, хищного зверя, и подобный жест доверия просто привёл его вчера в восторг.
Кстати, он довольно долго пытался понять, кого именно Клайв ему напоминал. Для этого ему пришлось даже влезть в библиотеку в соответствовавший раздел, но как только он увидел фотографию, то понял сразу же (ему даже не пришлось критически присматриваться к животному, сравнивая): тот напоминал ему ирбиса, особенно учитывая, что к тому моменту был уже седым, но пока ещё зеленоглазым. Причём вместе с чистоплотностью, иногда доходившей до брезгливости: снежные барсы обычно, пересекая лужи или болотца, брали длинный пушистый хвост в зубы, чтобы не запачкать. Когда-то ему это показал один из его партнёров (из тех, что на раз), работавший в заповеднике. Он, конечно, и раньше видел снежных барсов вживую, но в тот раз он, многозначительно ухмыляясь, выпросил у парнишки ещё и потрогать зверя, и тот сумел-таки извернуться и выполнить его просьбу: он ирбиса всё-таки потрогал, хоть и спящего. Когда он прикоснулся к зверю, осторожно, чтобы не разбудить того, чутко спавшего, то ощущение было просто невероятно схожим с тем, что он испытывал, когда прикасался к Клайву, при этом на свой страх и риск слегка выходя за пределы дружеского контакта; «слегка» было настолько незначительно, что даже чувствительный к подобным вещам Клайв не замечал (или терпел, списывая на его любовь к тактильному контакту), но сердце у него в эти моменты стучало чуть ли не взахлёб. Восторг, который он после этого события испытал, окончательно закрепил у него ассоциацию по отношению к Клайву. Паренёк за такой подарок, конечно, получил всё, на что рассчитывал... если не считать того, что больше они не виделись.
Поймав себя на том, что воспоминания свернули куда-то не туда, – а последнее ему, по большому-то счёту, и не нужно было, – Уилл, уже согревшийся, открыл глаза и потянулся к передатчику – проверить время. Оставалось полчаса до того момента, как у него должен был сработать будильник, а это значило, что у них ещё более часа до выхода из дома. Это время можно было, в принципе, провести и получше...
Он быстро выбрался из-под одеяла, столь же быстро направившись в ванную: Клайв, например, ещё мог бы без этого обойтись, но вот ему надо было. Особенно учитывая, что смазку тот переводил даже излишне щедро (хоть до этого он считал, что её в принципе много не бывает). Но вот уж на это пожаловаться он никак не мог: здесь лучше было слишком много, чем слишком мало.
Потом он выбрался на кухню. На кухне пахло терпким, сладковатым, и чуточку карамельным с ноткой шампанского: Клайв заваривал чай. Уилл знал, что через несколько минут этот запах на кухне рассеется, зато ещё некоторое время так будет пахнуть от самого Клайва. Последний пил это, пребываючи в исключительно хорошем и мирном настроении. Он любил такие дни. Во время них можно было немного понежничать с Клайвом, и тот ничего не замечал, от хорошего настроения принимая это за такое же настроение у него. Теперь-то, конечно, ластиться, можно было когда угодно.
– Доброе утро, – мурлыкнул он. Клайв, прислонившийся бедром к кухонной тумбе, смотрел в окно (находясь от последнего на безопасном расстоянии), и был почти провокационно повёрнут спиной к входу кухни. Хорошо хоть, в футболке.
– Угу-у... Ну как, уже обдумал всё, что вчера было? – рассеянно поинтересовался тот, кажется, сам ещё пребывавший на этапе обмозговывания.
Как только Клайв произнёс «всё», его мозг тут же профессионально выставил краткий перечень, почти что концентрированную выжимку «всего»: он, Уилл, вчера, а) наконец-то нормально отсосал Клайву (почти, если не учитывать, что всё закончилось как-то обидно быстро; зато узнал, что его Клайв к этому ве-е-есьма чувствителен); б) получил минет от Клайва (!); в) выдал, что ему нравилось, когда тот его кусал (кончив при этом ещё быстрее, чем вышеупомянутый); г) позорно, всухую получил оргазм только от пальцев (невероятно, Творец, куда обращаться, чтобы поблагодарить?.. и повторить... нет, по поводу последнего он, пожалуй, и так знал); д) умудрился без слов рассказать обладателю этих самых пальцев, какие они у того замечательные, попросту вылизав их от и до (а руки-то у Клайва тоже, оказывается, чувствительные); е) не менее позорно выстанывал, дрожа и со всхлипами, под самим Клайвом, решившим, кажется, его доконать (достойное завершение ночи, ха-ха).
Уилл вспыхнул.
Во второй раз в жизни.
И первый тоже вызвал у него именно Клайв.
Немыслимо, подумал он, готовый сквозь землю провалиться: осознать всё и сразу вдруг оказалось крайне смущающе. Творец, Клайв ещё спрашивал, почему из всех он именно того... тот ещё спрашивал!
Не услышав ответа, Клайв оглянулся.
– Что ты? – обеспокоенно спросил тот. – Что-то не так?
– Нет, милый. Всё хорошо, – торопливо отозвался он, и в пару шагов пересёк крохотную кухню, оказавшись у Клайва за спиной, дабы скрыть собственное смущение, после чего обнял того, мягко прижавшись, и потёрся носом об шею, тихо, незаметно, но протяжно и с удовольствием вдыхая: помимо того, что он вошёл в зону, в которой чаем пахло больше всего, пахло ещё и от Клайва.
Если бы от него требовалось одним словом дать определение запаху того, он, несмотря на всё своё образование, выбрал бы, чёрт побери, «вау», потому что именно так на него это и действовало. Отчётливый, крепкий, отчасти сладкий, с долей терпкости, которую он хоть и отчётливо вычленял, но никак не мог определить, на что же она была похожа, как бы долго и глубоко ни вдыхал. А делал он это зачастую именно так, и после этого явственно ощущал, что запах Клайва ещё и дурманящий, и что он, оказывается, уже так вдохнул, что на выдохе смог бы произнести разве что пресловутое «вау».
– Ты пахнешь просто одуряюще, – промурлыкал он, признавая это не только перед собой (что он сделал уже очень давно), но и перед Клайвом. У последнего это, скорее всего, через некоторое время всё равно вылетит из головы, а у него сейчас было настроение признаваться, да такое, что обычного «люблю» ему не хватило бы.
– Э... да? – Клайв смутился. Удивительно, но тот всё ещё не утратил способности смущаться, причём делал это нередко и порой совсем по мелочам... и выглядел при этом в каком-то роде мило, на его взгляд, да так, что сразу хотелось затискать. Как минимум. Творец, он бы смущал и дразнил Клайва чуть ли не круглосуточно, был бы только повод. К тому же, поддавки раздразнённому Клайву, выглядевшему опасно, так щекотали ему нервишки, что ему иногда казалось, что это в принципе не способно ему надоесть. Да и когда тот, сам по себе бывший достаточно темпераментным в этом плане, в конце концов переставал сдерживаться и подминал его под себя – ему просто сносило крышу.
– Угу-у. А после чая этого – и вовсе невыносимо. Пей почаще.
Клайв чуточку нахмурился, озадаченный несоответствием слов «невыносимо» и «пей почаще», и он, зная, что на него сейчас не будут обращать внимания, расслабленно, почти томно прикрыл глаза, снова медленно и глубоко вдыхая. Но уже спокойно: уже не было нужды торопиться, потому что теперь тот был рядом, всегда в пределах досягаемости. Страшно вспомнить, как я урывал минуты украдкой на свой страх и риск, подумал он, укладывая подбородок Клайву на плечо. Последний вдруг, отставив кружку, развернулся к нему, обхватил ладонью за шею и, обеспокоенно сдвинув брови, заглянул ему в глаза. Тут он осознал, что подумал вслух. Расслабился...
– Я никуда не денусь, – напомнив ему это, Клайв поцеловал его в кончик носа.
– Помню. Люблю тебя.
Он потёрся носом об нос Клайва, словно возвращая поцелуй, и, придержав за лицо обеими руками, поцеловал того сам, сначала в уголок губ, потом выше, неспешно выцеловывая дорожку до скул. Торопиться, опять-таки, было некуда. Потом он, обхватив Клайва за талию, чмокнул того в щёку и потёрся об неё своей, откровенно ластясь и ничуть этого не стесняясь. Клайв осторожно прислонил его к себе, соприкасая его тело со своим и, мимолётно огладив его по бёдрам, несколько неловко спросил:
– Тебе вчера... всё было хорошо?
– Да. И я бы повторил, – откровенно заявил он, потёршись щекой об ладонь Клайва, приподнявшего его лицо и, не удержавшись, чмокнул того в запястье, тут же послушно подставляя висок под поцелуй. – Но, пожалуй, первую половину от второй стоило бы отделить.
– Что ты имеешь в виду? – Клайв немного отстранился, глядя на него.
– Минет среди недели, всё остальное – на выходных. Не отказался бы от такого графика.
Тот, кажется, пожалел, что отодвинулся..
– Не думал, что услышу от тебя... деловые предложения, – поведал Клайв. Кончики ушей у последнего порозовели, и он беззвучно усмехнулся, пока взгляд смутившегося Клайва гулял где-то за ним. Поддевать он того не стал, вместо этого опять подавшись вперёд, ещё за порцией неторопливой ласки. Сейчас был не тот момент, когда это можно было; сейчас можно было случайно испортить Клайву настроение, а вслед за этим и утро. А столь приятное он портить не хотел.
Ещё он не хотел, чтобы оно заканчивалось.
Но у них будет ещё много утр.
Конец второй части