День, когда он проиграет

Я начинаю подозревать неладное, когда сосед по парте не является на урок. И подозрения прекрасно подтверждаются сразу, как в класс входит Чабашира-сенсей.

Сегодня она совсем не похожа на учительницу. Вернее, похожа на ту, кем явилась перед нами в день спецэкзамена «Единогласное решение». Вид потрепан, взгляд — безжизненный. Незамазанные синяки под глазами говорят о том, что ночь учителя либо не задалась, либо наоборот была слишком хорошей.

Но атмосфера стопроцентно склоняет к плохому.

— Из нашего класса ушел ученик. Аянокоджи Киётака заплатил двадцать миллионов приватных баллов и теперь в классе «А».

Чабашира говорит это монотонно, едва ли пытаясь замаскировать под формальное объявление.

Внутри меня что-то тут же переворачивается на триста шестьдесят, затем падает в самый низ.

Класс замирает. Не слышно ни звука, но тишина кажется громкой.

Возможно, оттого, что я, также замершая, едва держусь, чтобы не закричать. Хочется в одно мгновение переместиться туда, где не увидят и не услышат. Или в класс «А», где сейчас Аянокоджи, заявиться с циркулем в руках, чтоб яростно воткнуть в то место, которым он придумал этот долбаный стратегический ход.

Хорошо бы, если б все снова свелось к юмору и взаимным подколкам…

Я сразу же отбрасываю эту мысль. Здравый смысл заставляет меня ее отбросить.

«Что? Да как так? Как он мог?» — класс наконец-то разгоняется в обсуждениях, отойдя от первичного шока. Бесячая ирония Коенджи сейчас бы так кстати разбавила атмосферу, но тот сидит молчком, словно его тоже что-то тревожит.

И это весьма красноречивый сигнал, что дело — реально дрянь.

Профессор без особого энтузиазма проводит уроки, монотонным голосом, подавая материал едва ли не так, как делала это на первом году, когда не питала надежд на безнадежную кучку отбросов.

Может, теперь, без козыря в рукаве, она снова считает нас таковыми.

Все совсем не так, и это — не бравада, с которой мне придется в будущем поднимать наш боевой дух. Но то, что без Аянокоджи мы бы не выбрались со дна, для учителя очевидно. Да и кто из одноклассников до сих пор верит в меня как в полноценного лидера, способного привести к победе?

Последний на втором курсе экзамен блестяще продемонстрировал мое шаткое положение. Последний экзамен… Ну конечно. Тогда он предложил мне свою помощь не за тем, чтобы навсегда избавиться от любой школьной активности и попытаться пожить спокойно. Аянокоджи и не хотел спокойствия, даже если так казалось ему изначально. Он не планировал выходить из игры, к которой придумал собственные правила, лишь посчитал нужным сменить сторону.

И пазлов все еще не хватает, чтобы собрать картину полностью. Зачем ему это? Чего он добивается в конечном итоге? Все вопросы ведут к одной и той же загадке — что в его голове? И пока я не пойму этого, я так и останусь стоять на месте — не получив ни класса «А», ни его признания.

Доведя последний урок, Чабашира просто уходит, а учащиеся — вроде чего-то ждут. Наверное, от меня. Объяснений, вариантов не сдать позиции, возможно, убедительной надежды, что не все еще потеряно.

Я не могу им этого дать. В моей голове — полный хаос. Я совершенно не знаю, что сказать, но уверена: сейчас не время для смелых импровизаций. Я могу убедить, но явно не в том, в чем сама сомневаюсь. Мне нужно разобраться. Побыть одной. Еще не все потеряно, определенно. Подождите чуть-чуть, пока я сама в это не поверю.

Я ухожу, намереваясь как можно скорее вернуться в общежитие, где смогу в одиночестве погрузиться в собственные мысли. И, только перейдя порог комнаты, осознаю в полной мере:

Он действительно ушел.

Мать его, он ушел.

И в одиночестве это звучит куда более обреченно.

Курс моих мыслей смещается в другую сторону, возвращаясь к определенному эпизоду.

Праздник в честь долгожданного перехода в класс «А», ощущение в кармане победы, в которую раньше верили единицы. То самое время когда я решилась на откровения — я чувствовала, что должна ему об этом сказать, перебарывала себя, вместе с этим выдавливая каждое слово с трудом.

— За следующий год… я хочу стать одноклассницей, достойной твоего признания. Я не буду всякий раз идти к тебе и просить помочь. Просто будь рядом и смо…*

Я даже не думала, что он просто исчезнет.

Будто мои слова, которые я с таким усилием вырывала из самого сердца, ему совсем безразличны.

Тот момент и был точкой невозврата.

И только сейчас я осознаю, как меня это ранило.

Исчез, чтобы затем навсегда оставить. Как же невовремя. Когда мое собственное отношение к нему стало сбивать меня с толку, когда наши каждодневные встречи, ранее казавшиеся незначительной обыденностью, теперь стали иметь новый смысл. Я не успела разобраться в себе, не успела сказать ему еще многое, что внезапно стало тревожить душу — а этот чертов стратег подкинул гору новых проблем, из-за которых мои мысли погрузятся только в больший хаос.

Пусть и теперь, с его наставлениями, у меня есть хоть какой-то шанс с этим справиться.

Но если Аянокоджи решил покинуть нас именно сейчас, это не может быть ошибкой. И все снова упирается в то, что я просто не могу понять его нечеловеческое мышление.

Он часто повторял, что ему фиолетово, откуда он выпустится. Словно его будущее уже предопределено, и на него не повлияют результаты учебы в какой-то там элитной школе.

Весьма правдоподобно, учитывая, что его уровень и рядом не стоит с нами, студентами Кодо-Икусей. И даже его отец ясно дал понять, что он рос в условиях, где образованию уделяли больше, чем мы вообще можем представить. И это с учетом, что старший Аянокоджи явно о чем-то умалчивает. О чем-то, к чему лучше вообще не прикасаться — тщательно оберегаемой тайне прошлого Киётаки, которую теперь еще сильнее хочется постичь. Нет, я обязана докопаться до истины.

Этот засранец ответит сполна за то, что оставил меня.

Этот засранец хочет увидеть, как мы выстоим без него.

Что ж, будь где угодно и просто смотри.

Кажется, все, что не дает мне опустить руки, это моя гордыня. Я так хотела быть самостоятельным лидером, но почему-то сейчас боюсь. Моя уверенность в себе трескается, ориентиры теряются.

Я выросла над собой, но все еще беспомощна, поставь меня один на один перед Ичиносе, Рьюеном или ушедшей Сакаянаги. Единственное мое преимущество — с момента поступления в Кодо-Икусей я совершенствовалась быстрее их всех.

И конечно же, все благодаря ему. Это он обеспечил поразительную скорость моего совершенствования. Неужели теперь он решил точно так же толкнуть на победный путь кого-то еще?

От этого почему-то становится неприятно. И все же…

Он верит, что я без него могу.

Вероятно, нет лучшего повода, чтобы самой в это поверить.

В конце концов, кто я, если в одиночку не смогу составить конкуренцию другим лидерам? Никто. Пустое место, не достойное вообще посягать на место лидера. И зря вообще он пытался раскрыть мои способности, если я просто солью его усилия в унитаз.

Я не буду настолько неблагодарной, и гордость во мне не даст просто так смириться со своей ничтожной позицией. А если перевод Аянокоджи поставит крест на моей цели — значит я никогда не буду достойной его признания. Если все, что он сделал для нашего роста, в итоге завянет, если мы так и не сможем составить ему конкуренцию, если я так и не реализую себя как самостоятельный лидер — имею ли я вообще право стоять с ним на одном уровне? Если я нужна ему лишь как пешка, которой можно то сходить, то оставить на неопределенное время — я не хочу быть полезной лишь в такой мелкой роли.

То, что он оставил меня, — мой лучший шанс показать, на что я способна. Нет. Это лучший шанс вырасти над собой, а потом уже демонстрировать силу новой себя. Наверняка Аянокоджи предусмотрел это. Человеческую адаптивность. Мы больше не можем рассчитывать на него, и, если я не возьмусь всерьез за то, что раньше безусловно лежало на нем, наш класс вновь затянет в трясину, из которой мы уже не выберемся.

Пусть лидер из меня пока слабоват, пусть к победам класс всегда приводила не я, но лучше меня никто не сможет реализовать весь потенциал моих одноклассников, заставив работать как единый механизм. Именно поэтому Аянокоджи изначально делал ставки на меня в этой роли. Именно поэтому выстраивал класс вокруг меня. А значит мне придется справиться, несмотря ни на что. Это — мой долг перед классом, мое искупление за то, что водила за нос, выдавая за свои заслуги другого человека. Мой ответ на ожидания, возложенные на меня Аянокоджи, и мой шанс добиться от него того, что в его планы явно не входит. Шанс стать тем человеком, кто ему нужен. Нужен больше, чем фигура на шахматной доске. Нужен больше, чем он сам представляет о человеческой нужности.

Я не успокоюсь, пока есть те, кто понимает его лучше, чем я. Кто знает о нем больше, чем я. Пока он сам не захочет поделиться со мной чем-то, что тревожит его непостижимую душу. Пока его душа остается для меня непостижимой.

Теперь моя очередь перевернуть его представления о себе.

И если обязательный минимум для этого — хотя бы раз утереть ему нос, что ж, придется попотеть, чтобы устроить наше триумфальное сближение.

И я уверена, что втайне он желает того же, что и я. Пусть и пока еще теряется в догадках, кто из его многочисленных кандидатов станет тем самым.

Но наступит день, когда все сомнения рассеются. Когда три побежденных класса склонят головы перед моим классом «А». День, когда Аянокоджи мне проиграет. Тогда мы закатим настоящий пир, с которого он не уйдет по-английски в самый неподходящий момент, а останется до конца смаковать чужую победу.

И это будет только начало его белой полосы поражений.