Утро начинается с того, что на пороге дома я нахожу крота. Нет, не дохлого крота, которых кошки обычно приносят на крыльцо, а местное животное, видимо, бесхозное и уцелевшее на улицах в этом мире каким-то чудом. В Эфларе кот — это смесь кота и кролика, что осталась от прошлой задумки Мариама и ещё одного из старых друзей демиургов. В любом случае, это не имеет значения, зверушку я у себя оставить всё равно не могу, нужно подыскать ему новый дом поскорее.

По крайней мере, так я думаю поначалу, однако позже, наблюдая за бесчинствами крота и его покушением на мои продукты, я всё же решаю его оставить. В конце концов, почему бы нет? Он вряд ли будет сильно мешать, а у меня будет не только Мариам. Мне будет не настолько одиноко.

Решено. Назову его Маркизом.

День тянется своим чередом, я играю с кротом, наслаждаясь пока спокойной жизнью и почёсывая за длинным ушком белоснежного беспредельщика, пока параллельно пишу что-то в канал. Я не верю ни в бога, ни в ангелов, ни во что-то ещё небесное, как и говорил, а оттого не ожидаю, что на желчный комментарий об этом в итоге напишет настоящий ангел. Я даже не знаю, что меня удивляет сейчас больше: то, что мне пишет настоящий ангел, или то, что у них действительно есть связь с моим миром? Я не был уверен, что кто-то из других миров,из ффо, вообще получал мои поздравления, записи, сообщения, видел новости на канале. Видимо, те, с кем я заключил контракт, оказались обладателями намного большего могущества, чем Рори.

Вот только я не пишу активно ответы случайному прохожему из комментариев. Ну вот что бы я ему написал? "Пожалуйста, помоги, мой мир терроризирует настоящее чудовище"? "Пожалуйста, убей меня, наконец"? "Мне нужна помощь, я не справлюсь"?

Он лишь наблюдатель, и мы с ним даже не знакомы, случайные прохожие, оказавшиеся в одной организации, с которой заключили контракт. К тому же он вообще из другого мира, нет никаких шансов, что сможет помочь. Так что лучше просто забыть и прекратить что-то писать в ответ: в этом нет никакого толку и кроме того, что из-за него мне пришлось поверить в ангелов, сказать нечего. Вероятнее всего, что самое забавное, мы даже не напишем друг другу больше никогда. Сделаю вид, будто ничего и не было.

День заканчивается достаточно спокойно, и я чувствую, что меня клонит в сон прямо за столом, с телефоном в руке. Сам не замечаю, как засыпаю, а когда открываю глаза и сонным плывущим взглядом смотрю на экран телефона, уже лежащего на столешнице, по спине проползает в тот момент липкий ужас. Нет. Нет, нет, нет, нет, только не говорите мне, что Рори видел мой канал и знает, что у меня есть связь с другими мирами, что в какой-то момент, если будет совсем плохо, я могу попытаться попросить помощи, шанс на которую пусть и ничтожно мал, но есть!

Торопливо хватаю телефон и пролистываю его, тяжело дыша, почти паникую, пока не чувствую, как о ногу трётся пушистой светлой шерстью Маркиз. На душе сразу становится немного спокойнее. Всё будет в порядке. Ничего особенно важного он из канала не узнал бы.

Отписав сообщение на канал и успокоив наблюдателей, я отправляюсь в постель и ложусь спать. Маркиз забирается рядом, пристраиваясь почти возле щеки, точно готовый отгонять прочь мои кошмары, а я даже и не спорю. Хоть одну ночь спокойного сна я точно заслуживаю.

А на следующий день, как и ожидалось, получаю звонок от Рори. Отправляюсь привычно к нему, прохожу в его дом и останавливаюсь возле порога, не двигаясь с места. И в тот момент мне прилетает кулаком по носу, отчего слышится неприятный хруст, и волна боли накрывает меня, пока алые капли крови стекают на мою белую рубашку, окрашивая её под цвет пиджака. Я стараюсь зажать нос рукой, однако Рори не унимается, хватая меня за руку и выворачивая её до мерзкого хруста и треска, пока у меня на глазах не выступают слёзы боли и я не издаю отчаянный стон. В глазах темнеет, прежде чем я ощущаю новую болезненную вспышку: мне под ноготь скользит игла, причиняя такие невыносимые страдания, что хочется оттолкнуть моего мучителя и бежать прочь как можно дальше без оглядки. Но я не могу: Рори удерживает меня с помощью нашей связи крепко, не позволяет сделать и шаг назад, пока одну за другой проталкивает иглы под ороговевшие клетки. Я хнычу и плачу от боли, в то время как он вещает поучительно, трепля меня по щеке, а затем целуя в неё:

— Больно? Тебе стоило подумать об этом раньше, Астер, пока ты ещё не нашёл способ связаться с кем-то из другого мира. Я знаю, что тебе всё равно никто не поможет, но всё равно неприятно, что ты так подло предаёшь меня. Я даю тебе слишком много свободы воли, слишком мирную жизнь. Давно стоило исправить эту оплошность и истязать тебя почаще, чтобы ты и думать забыл о ком-то, кроме меня.

Я смотрю на Рори с ужасом и мольбой, в который раз за сотни лет вспоминая: он меня не пощадит. Сделает как можно больнее, заставит мучиться и страдать так сильно, что я обо всём мире и самом себе забуду, но пощады не будет. И даже если я сдамся в его волю, что-то мне подсказывает, он и дальше будет отравлять мою жизнь и ломать меня всего снова и снова и снова...

Хрустит переломом и обломком кости, торчащим из кожи, вторая рука, а я почти оглушён болью, когда он наступает дальше, сжимает мои щёки, впиваясь в них ногтями, притягивает для поцелуя и накрывает мои губы своими, заставляя всё это терпеть. Разрывает грудную клетку и вытаскивает сердце, слегка сжимая, будто угрожая раздавить, а я лишь того и жду. Но он отпускает, а я знаю, что сам убить себя не смогу. Наша связь достаточно крепка, чтобы помешать мне в этом.

Он убирает волосы с моего лица, заставляя смотреть на его искажённое, куда более уродливое тело снова, сжимает пальцами моё горло до хрипоты и недостатка воздуха, забирается сверху, чтобы насиловать снова.

Мне больно, страшно, мерзко, тошно, я не хочу так жить,я не хочу жить вообще! И я молюсь кому-то свыше, прошу о спасении, но меня, как и всегда, никто не слышит. Потому что услышать меня просто некому. Никто не придёт и не спасёт, не положит конец этому кошмару, а вместе с тем и моей жизни.

А Рори наслаждается каждой секундой мерзкого и греховного акта, успевая шептать мне на ушко в это время:

— Ты прекрасен, Астер. Мне нравится твоя красота. А знаешь, что ещё мне нравится? Что ты слаб и беспомощен, что окончательно заврался другим, отчего на языке уже сладко ото лжи, что знаешь: другие умирают по своей вине. Это ведь так, Астер: если бы ты сразу сказал "да", была бы жива Лерия, а вместе с ней и другие твои друзья. Сдался бы после их смерти: осталась бы в живых Виола. Но ты так дорожишь собой и своей свободой, что упрямишься, сам убивая своих друзей одного за другим. Кто дальше? Мариам?

— Не смей... — я пытаюсь кричать, однако голос мой слишком хриплый после попыток задушить меня. — Не смей...

— Ты же знаешь, что я могу, — усмехается он, глядя на меня чуть свысока, прежде чем оставить на щеке царапину и слегка укусить её, слизывая оставшиеся на светлой коже капли крови. — Я мог бы отправить и его на тот свет, потому что по-другому твоё упрямство, мне кажется, просто не угомонить. Ты же не сдашься по доброй воле. Ты во всём виноват, Астер, и ты ничего не можешь со мной сделать. Ты слабый, ты стараешься быть добрым и казаться хорошим парнем, но внутри прячешь клыки, хочешь выглядеть хорошим, хотя на самом деле самый чёрный и прогнивший из всех демиургов. Ты моё любимое прекрасное чудовище, Астер, а у чудовищ не может быть счастливого конца. Прекрати притворяться хорошим и делать вид, что тебе не плевать на других. Будь со мной, и всё будет хорошо.

— Не будет... — пытаюсь возразить я, однако он до боли сжимает мою челюсть, повторяя:

— Будет. Всё будет хорошо, Астер, только скажи "да", скажи, что будешь моим. Такая мелочь — но ты можешь спасти себя и, если тебе правда кто-то из этой кучки действительно дорог — ещё и их. Я даю тебе шанс каждый раз, вот и сегодня тоже. Не говори, что снова отвергнешь.

И я молчу, не зная, что сказать в ответ. Мне просто не верится, что он прекратит, пощадит Мариама и Маркиза, если я соглашусь на его предложение, не после стольких лет боли и страданий, мучений. Это уже должно было войти в привычку, заесть на подкорке сознания, заставляя повторять снова и снова, вынуждая меня желать смерти всё больше и больше. Он точно однажды приревнует к Мариаму, к Маркизу, а потому будет жестоко пытать их, прежде чем убить на глазах у меня. А значит этому ублюдку точно никакой веры нет.

— Снова отвергну, — выдыхаю я слабо, почти шёпотом, зная, что он всё равно слышит. — Я не верю ни единому твоему слову. Если я хочу спасти всех и прекратить этот кошмар для себя, верить тебе нельзя. Поэтому я и не стану.

Рори смотрит на меня хмуро, недовольно, скрипя зубами сердито. Ногти вновь впиваются в шею до боли, рвут голосовые связки, заставляя бессильно хрипеть от невыносимых мучений, когда как вторая рука зарывается в волосы и тянет их с силой вверх, вынуждая смотреть на него неотрывно, чувствовать чужое холодное мёртвое дыхание на лице.

— Зря ты это сказал, Астер. Видимо, я правильно делаю, наказывая тебя снова и снова. По-хорошему ты не понимаешь, — шипит он гневно, толкая меня головой к стене и вынуждая снова поморщиться от боли.

А затем целует, пока я захлёбываюсь кровью, ведёт языком по окровавленной изодранной шее, оставляя чувства отвращения и беспомощности. Ногти царапают бетонную стену, но я ничего не могу сделать, а потому только закрываю глаза, надеясь хотя бы не видеть происходящий со мной кошмар. Когда же уже наступит мой конец?

Не помню, как после всего в итоге добираюсь домой , тем более с учётом того, что обе руки сломаны. Бессильно падаю на мягкий белоснежный ковёр в гостиной, окропляя его багряными брызгами и крупными каплями, пропитывая мех своей кровью. Снова придётся выбросить и купить новый. Бесконечный цикл. Неразрывный круг.

На следующий день я чувствую себя разбитым, пусть и знаю, что все конечности и кожные покровы целы — разве что шрамы в итоге останутся. Не беспокоюсь о вчерашней записи на канале: отложил для них одну, чтобы не беспокоились сильно, зная, как на самом деле всё плохо. Закрываю глаза на мгновение вновь, но вспоминаю, что Рори велел прийти и сегодня, а ослушаться я не могу. В отчаянии поднимаюсь на ноги, хватаю с камина канцелярский нож и прижимаю к грудной клетке, готовый вонзить поглубже и выцарапать сердце, но не могу. Рука не двигается дальше, тело отказывается нарушить приказ Рори "не убивать себя".

И я падаю на колени, вздрагивая от слёз и бессилия, от слабости. Не утешает уже и белый снег, и Мариам с его сообщениями, и Маркиз, трущийся о мою руку ласково в попытках поддержать и подбодрить. Я обнимаю крота и сижу вот так на полу не один час, стараясь выбросить из головы все мысли, забыться, не думать о страшных событиях, что пережил и буду переживать снова и снова из раза в раз. Сколько ещё это может продолжаться?

Через некоторое время я всё же иду к Рори, однако начать свои издевательства он, к счастью, не спешит, что несказанно радует. До его следующих слов.

— Знаешь, Астер, вчера я понял, что всё это время наказывал тебя неправильно. Насилие против тебя бесполезно, ты переживаешь его снова и снова, терпишь и терпишь, будто так правильно, — вещает он, отчего я почти выдыхаю. — Поэтому я придумал, как решить проблему. Ты ведь демиург смерти и катастроф, и я хорошо помню об этом. Знаешь, я подумал использовать на тебе способность нашего милого почившего товарища, Кита, только не в том плане, что уже, для создания нерушимой связи между нами. Мне показалось, что будет весело соединить тебя с чувствами людей, страдающих от твоей способностью. Представляешь, как это: чувствовать то же, что и сотни тысяч гибнущих и попадающих в катастрофы людей?

— Мерзкий поганый ублюдок, — цежу я, направляясь к выходу, но к своему ужасу замирая почти сразу на месте. Рори меня отсюда не выпустит. Он уже решил, что накажет меня так, а значит уйти вот так просто не получится.

Чужие руки касаются плеч, и я с ужасом ощущаю эфемерное присоединение ко мне нити, которая будто бы связывает меня с теми, кто сталкивается с моей способностью. Голову тут же заполоняют множество криков, всё тело захватывает единой волной боли, и я чувствую себя, словно вот-вот захлебнусь, а на языке у меня яд, и кожа будто слезает частями с плоти, обгорев. Меня и тошнит, и колет, мне страшно, нечем дышать, тело будто горит, или разъедает кислота, или разрывает пулями, я не понимаю, не понимаю, не понимаю!

Рори смотрит на меня с довольной усмешкой, легонько похлопывая меня по щеке:

— Мне нравятся ужас и боль в твоих глазах, Астер, какая прелесть. Я избавлю тебя от этой связи, когда сдашься, наконец, и станешь моим. Я устал ждать так долго, тебе пора принять решение.

И я ничего не отвечаю, с трудом покидая его дом на трясущихся ногах. Болит всё тело одновременно, в голове ощущение агонии и чьи-то крики, панические мысли о нежелании умирать, уродстве, потерях, смерти родных, что были рядом... Мне кажется, будто скоро я сойду с ума с новыми ощущениями, а потому, добравшись до дома, кое-как отправляю сообщение в канал и откидываю телефон куда подальше, на диван. Сейчас мне больно и плохо, и я не хочу ничего больше, чем спастись, остановить всё это, остановить свою жизнь. Плохо настолько, что просто нечем дышать.

Кажется, в комнату заходит Мариам, который и перетаскивает меня с залитого кровью ковра на диван, поглаживает по волосам и шепчет, что всё будет хорошо, чуть ли не плача. Маркиз сидит у него на коленях и тихо мурлычет, поддерживая нас обоих, а у меня едва хватает сил, чтобы собраться с мыслями и почесать крота за ушком, а после потрепать лучшего друга легонько по волосам, как бы говоря: мы справимся. Всё будет хорошо. Хотя самому в это обычно и верится с трудом, а сейчас я и думать об этом почти не могу.

К ночи Мариам уходит, и я ворочаюсь беспокойно, пытаюсь заснуть, но почти получается только тогда, когда я, используя силы демиургов, ослабляю связь немного, уменьшаю эффект на самую каплю.

Беспокойно ворочаюсь в постели, неспособный увидеть сон, провожу почти так же следующий день, утопая в тумане из чужих боли и ужаса, пытаясь ослабить связь ещё хотя бы немного, раз я не могу её порвать. В какой-то момент я просто поднимаюсь на ноги и понимаю, что мне нужно бежать, как Михаэлю, которого не получается найти, хотя бы попробовать, хоть умом я и понимаю, что это невозможно.

И я бегу. Иду сквозь снег и сугробы, пока чужие боль и страдания раздирают изнутри, изнурённое почти бессмертное тело требует отдыха, но я всё равно бреду сам не понимая куда, пока в какой-то момент не падаю лицом в снег, позволяя метели засыпать меня с головой, проваливаясь в таком положении в крепкий и глубокий сон.

И что-то в то время мне снится. Сложно запомнить точно, ухватиться, но как будто бы не невозможно. Чьи-то русые волосы и улыбка, чьи-то белые кудри и крылья, словно у ангела, я как будто чётко помню черты лица, но в то же время будто бы и нет. Я сам вместе с ними, и отчего-то весело нам, суетливо, я чувствую себя частью чего-то большего, чего-то поистине счастливого и прекрасного. И из этого странного сна мне совсем не хочется уходить в мою тусклую реальность.

Однако выбора нет, потому что в один момент я просыпаюсь, выбираясь из сугроба, чувствуя холодными ладонями таящие в них снежинки, исчезающие так же быстро, как неизвестный прекрасный мир, где я был не один, где со мной рядом оставался кто-то дорогой сердцу и важный, кого я никогда не встречу в реальности.

Удивительно, но ощущения, вызванные созданной Рори связью, сильно притуплены и почти не чувствуются, я как будто бы даже чувствую себя почти свободным. Бреду к Мариаму, чтобы узнать что произошло, пока меня не было, о чём пишу на канал. Параллельно отмечаю, что с момента моего "побега" прошла уже целая неделя. Никогда не думал, что могу проспать так долго, да ещё и в сугробе.

Лучший друг при виде меня сразу же спешит обниматься, сытый Маркиз трётся об ноги, явно давая понять, как скучал, пока меня не было. Я опускаюсь на корточки и глажу кота по макушке, вещая о том, что произошло и где пропадал целую неделю, прежде чем поток слов наконец иссякает.

— Ну, рассказывай, что случилось, пока меня не было, — выдыхаю я, глядя на Мариама.

Тот лишь пожимает плечами, честно признаваясь:

— Да практически ничего не изменилось, только Рори рвал и метал, узнав, что ты куда-то пропал, да ещё и связь ослабла. Не знаю, как ты это сделал, но мне очень интересно услышать.

— Я и сам не в курсе. Может, меня ангел спас, — шучу я, за что он тут же поддевает меня с лёгкой издёвкой:

— Ага, тот самый, с которым вы в комментариях тогда у тебя на канале столкнулись. Выходит, ты и сам не понимаешь, как получилось настолько ослабить связь?

— Верно, — киваю я устало, потирая виски. Хочется снова закрыть глаза и заснуть, встретить тех людей и почувствовать себя счастливым настолько, насколько я не чувствовал уже пять сотен лет. — Это всё? Больше ничего не произошло?

— Ничего, — качает головой Мариам. — Но точно произойдёт, раз ты нашёлся. При таком раскладе мне бы очень хотелось, чтобы ты так и остался там, где был, в том самом сугробе. Рори бы в таком случае тебя не тронул, а ты был бы счастливым до самого конца, как и хотел.

Мне нечего возразить, хоть я и понимаю, что должен сказать, будто не смог бы бросить лучшего друга одного и хотел бы уберечь Мариама, а не быть единственным, что счастлив. Я слишком долго думал о том, чтобы другие радовались жизни, но что насчёт меня? Неужели я этого совсем не заслуживаю?

— Но всё же я здесь, — не могу не напомнить ему, прежде чем взять крота на руки и отправиться на выход. — Пожалуйста, не пускай его любыми возможными способами, если он сюда придёт. Я хочу, чтобы ты был в порядке, не хочу, чтобы пострадал из-за меня.

И Мариам кивает понимающе, пока я ухожу домой, увожу беду подальше от него. Я знаю, что Рори благодаря нашей с ним связи скоро узнает, что я нашёлся и нахожусь дома, а потому поспешит туда, и мой лучший друг не пострадает, попав под горячую руку. Если уж кто-то и должен пострадать, то пусть это буду я, а не он. Мне уже не впервой.