Ходят слухи, что вдовствующая королева проклята, но, женившись на ней, вы будете править самым могущественным королевством на земле. Сегодня день свадьбы и вы слышите, как слуги сплетничают, что вы пятый жених, а все предыдущие короли умирали ровно через пять дней после свадьбы.
"Как думаете, он продержится дольше пяти дней?"
Это был простой вопрос, даже сказанный без какой-то злобы, однако он всё равно долетает до твоих ушей. Такого вопроса обычно не ожидают — особенно от слуг, которые чуть ли не своими жизнями отвечают за то, чтобы празднование обручения королевы с её возлюбленным прошло превосходно. Поддерживая светскую беседу с очередным лордом из отдалённого края королевства (такую же, как и все остальные, так что над ответами можно даже и не думать), ты решаешь подслушать дальше.
А подслушивать было что, как оказалось. Голоса слуг, занятых делами, тихим гулом рабочих пчёлок так и перебивали друг друга:
"Может, и да. Пятый жених всё-таки..."
"Что, в сказания поверили? Делать вам будто больше нечего."
"Ой, даже не фыркай. Все знают, что у Её Величества долгое время были проблемы с супругами, так что просто так подобные мысли не возникают."
"А вы всерьёз думаете, что сможет? Даже если вдруг эти сказания и правдивы, он своими силами смог бы..."
Дальнейший спор, возникший на этом месте, слушать было едва ли интереснее, чем твоего собеседника. А речь в этом споре, кстати, идёт здесь о тебе. Ты здесь занимаешь важную роль — собираешься женить на себе их королеву и стать её консортом. Добровольно, между прочим, ведь вы любите друг друга искренне; видимо, для её круга слуг это так не вкладывается в их устой, что их умы невольно тянулись к подобным страшным сказаниям.
"А жаль будет, если умрёт на пятый день. Этот мне даже нравится."
"Это да. И даже Её Величество с ним счастлива..."
Спор закончился, слуги так же тихо перешли на другие темы. Спасибо и на этом, думаешь ты про себя. Пользуясь своим авторитетом, ты отбиваешься от ещё одного назойливого лорда (который, скорее всего, надеялся на твою милость и помощь в какой-то очередной своей интриге) и уходишь в коридоры. Притворившись, что нужно отлучиться по делам, разумеется; на деле просто слушаешь, не говорят о подобном другие слуги.
Все они говорили практически то же самое. Все те слова, что уже довелось подслушать ещё в первый раз — про "пять дней", "пятого жениха"... Что-то тебе во всём этом не нравилось. Расспрашивать об этом свою будущую супругу ты, впрочем, не собираешься — она выглядит такой счастливой и твои подозрения только расстроят её. Ты вообще не любишь видеть свою королеву расстроенной или грустной, а огорчать её тем, что подслушал чужие сказания и поверил, тем более не хотелось, поэтому решаешь узнать всё другим путём. Так ты ловишь в коридоре чьего-то пажа — мальчишку, у которого даже голос не полностью сломался. В силу своего положения тот боялся многих господ, но не тебя. С тобой он согласился поговорить, пусть и недолго:
— Мой повелитель с характером, Ваше Высочество, — говорил он. — Если я не буду рядом в любой момент, когда могу понадобиться, то может рассердиться, велит найти и всыпать.
Ничего иного не остаётся. Ты даёшь ему монету и спрашиваешь, о каких таких пяти днях болтают слуги. Мальчик попробовал монету на зуб, кивнул:
— А, ну это проклятие такое над королевой нашей есть, как говорят.
Само слово "проклятие" тебе уже не нравится, как и фамильярность к той, кого следовало бы называть "Её Величество", но ты просишь мальчишку продолжить. Он явно что-то знал об этом, ты не мог не чувствовать, видеть это по его лицу. Мальчишка продолжил — само собой, после второй монеты:
— Я, конечно, сам обо всём только слыхал, но говорят, что до Вас у королевы ещё четверо было. Приходили, сватались, надеялись земли получить: королевство же у нас могущественное, это все знают. А потом на пятый день того, помирали.
Не этого ты, будущий супруг и консорт могущественной королевы, ожидал услышать. Спрашиваешь о причине — мальчишка не знает. Было ли чего общего между остальными претендентами на руку и сердце твоей королевы — тоже не знает. То ли в отчаянии, то ли просто не зная, что ещё можно узнать, ты наконец спрашиваешь:
— Мальчик, а ты сам веришь в такое?
— Я, Ваша Светлость, верю в две вещи, — мальчик был невозмутим. — Первое: повелитель мой прав в своих решениях.
— А второе? — спрашиваешь ты.
— Что каждый сам решает, как поступать далее и в соответствии с обстоятельствами, но сохраняя себя на первой позиции.
Несмотря на свою юность — щёки его едва затронул первый пушок — рассуждал он довольно здраво, что ты не можешь не отметить. Точно получше некоторых советников твоей королевы. Возможно, если тебе повезёт, думаешь ты, то можно будет найти этого пажа...
— Позвольте и мне задать вопрос, Ваше Высочество, — этот паж немного нагло прерывает твой ход мыслей; немного сбитый с толку, ты кивком головы даёшь разрешение. — Сами Вы как думаете об этих слухах? Небось дают страху даже вашим кровям. Если позволите узнать, конечно.
Говоря его языком, нагоняет страху небось. Что самое обидное, ты не настолько суеверен, но такое и тебя способно пронять. Но ты помнишь, ради чего старался, добивался её благосклонности и решаешь держаться этого до конца. Ради счастья быть с ней.
— Страшно мне или нет, это неважно, — отвечаешь ты искренне, но всё равно звучит так, будто просто стараешься сохранить лицо. — Для меня важнее быть с моей королевой, ибо она доверила мне свою любовь. Если же предам её, то... То...
Нельзя сбиваться с толку. Взгляд пажа, может, и слишком внимателен для наблюдателя со стороны, но ты скоро предстанешь как принц-консорт, повелитель над душами подданных после твоей королевы. Её выбор должен быть достойным. Этими мыслями ты возвращаешь себе покой и заканчиваешь мысль:
— То даже предательство родины не будет столь разрушающим душу, как преданное доверие того, кому отдаёшь часть себя, свои мысли и чувства. Ничто не будет грустнее для этой империи, чем её преданная повелительница, над которой посмели надругаться. Её любовь пусть и бремя для других, но честь для меня и я пронесу её пламя с собой до конца, рука об руку с моей королевой.
Ты не сказал, до какого конца; кажется, этот момент не сильно важен. Но тебе показалось или этот паж как-то странно улыбнулся? Как-то не совсем так улыбка уложилась на таком юном лице — тонкая линия, как затаившаяся змея... Наверняка показалось. На твой ответ он покачал головой и тихо сказал:
— Тогда Вы, может быть, и справитесь.
Ты не успел осознать эти слова, как загадочность исчезла, так же быстро, как и появилась. Мальчик оглянулся куда-то в сторону, быстро поклонился и побежал дальше по коридорам. Может быть, услышал своего господина — того самого, который "с характером"? Однако какой же он был странный, думается тебе.
Весь оставшийся вечер празднования его слова, изменения манер и лица как маски в восточном театре не выходят из головы, как и твой ответ на них. Как верилось в свои слова тогда и как ослабла вера в них сейчас. Суеверия других нацелились на них как хищная птица, готовая выпустить когти. Но ты всё же решаешь — пусть так и будет. Ты будешь придерживаться своего решения, даже если от осознания происходящего холод идёт по спине.
Проходит день, за ним второй. Ты не можешь не следить за ними, не отсчитывать их: люди пусть и болтают чушь, но оно не могло не задеть твой разум. Кто знает, думаешь ты, а вдруг это проклятие реально и ему всё равно, если ты не веришь в подобное? Но всё же не можешь отделаться от ощущения, будто где-то вне поля зрения за тобой кто-то наблюдает. Кто-то, кто ожидает, как ты ошибёшься и окажешься растерзан...
Третий день был отсчитан. Во время него ты решаешь нанести визит королевской библиотеке и попросить принести всю существовавшую информацию о предыдущих супругах королевы. За ними ты в итоге сидишь до самой темноты, благо присутствие твоё на сегодня не было обязательным. Надеялся ли ты найти в записях то, что поможет избежать мифического проклятия или же просто проверяешь, что в них могло приглянуться ранее — ответа на эту загадку разума своего ты не знаешь, да и не сильно жаждешь узнать. Особенно после того, как выяснилось, что ничего общего между всеми предыдущими претендентами на сердце королевы, кроме как той загадочной смерти на пятый день, у них не было. Невозможно в таком случае угадать, что делать и чего стоит ожидать. Каждый шаг может оказаться неверным. Каждый раз ожидать тот холод по спине...
Так что на четвёртый день ты отказываешься от дальнейших поисков. Чем искать фантомов в прошлом, стоит лучше трудиться в настоящем и на благо будущего. Как минимум, вашего общего с королевой будущего; она, как и твоё новое отечество, жаждут узнать тебя в новой роли принца-консорта. Взгляды всегда устремлены в вашу сторону и большинство из них были трепещущими и жаждущими благодетельности. Большинство, потому что не можешь отделаться от ощущения, будто есть в толпе всегда один взгляд; один и тот же взгляд, как от чего-то потустороннего. Словно кто-то немигающе, холодно, стараясь без оружия проколоть тело и добраться до самых закутков души, наблюдает за каждым твоим шагом. Ну и пусть. Решение было сделано ещё тогда, перед первым днём и менять его ты не намерен.
На пятый день твоя супруга, кажется, что-то подозревает в твоих мыслях, но ты её успокаиваешь — ни к чему ей знать, что тебя может тревожить какая-то глупость, услышанная во время свадебного пира. Лучше оставаться для неё чутким мужем и мудрым консортом, которого она когда-то и выбрала. Не отказываешься от того, чтобы в эту ночь дать ей уснуть в твоих объятиях; ты знаешь, что таким образом это она хочет дать тебе успокоиться. Но ты всё равно не можешь уснуть, пока твоя супруга видит сны; греешь себя надеждой, что они такие же прекрасные, как она сама. Даже тот шрам на ладони, который она получила в пятнадцать лет при несчастном случае, покрывал её чарующими узорами, словно это была божественная печать.
Однако всё так же мерещился чей-то прокалывающий твою душу взгляд, хотя в спальне никого, кроме вас, быть не могло и не должно. А может, опять тревожили те воспоминания о разговоре с пажом; ты не можешь не думать, что было в нём что-то необычное в его манере речи, не совсем подходящее пажам по определению, в его взгляде и поведении. Лишь под первые крики петуха что-то в глубине твоей души отпускает, расслабляется. Ты даже не замечаешь, как мягко опускается твоя голова на подушку, как проваливаешься в сонное царство, как отпускает наконец холод и накрывает теплом...
Пять дней в заботах и любви незаметно превратились в пять недель. Затем в пять месяцев, пять лет. Даже пять десятилетий прошло, на что ты никогда не надеялся. И вот ты стоишь на коленях у кровати, в которой лежит ослабевшая от ветра времени твоя прекрасная королева. Ослабевшая, но не потерявшая под его влиянием своей красоты. Ты держишь её ладонь в своих и просишь небеса дать вам двоим ещё немного времени, ведь его почему-то оказалось так же мало, как воды посреди пустыни.
То, как она едва сжала твои руки, оторвало тебя от просьбы. А следующее, что она сказала, весьма удивило:
— Возлюбленный мой, боюсь я, что не совсем была честна с тобой. Если подобное можно простить в адрес отечества, что служишь, то в адрес того, кто любит тебя и любим тобой, подобное непозволительно. Есть у меня одна тайна, которую все эти годы держала от тебя нераскрытой. Это мучило меня, и потому хочу хотя бы сейчас раскрыть её, освободиться от этих страданий.
Говорила она это шёпотом, старалась растянуть до конца те немалые крупицы силы, что ещё оставались. Ты слушаешь её внимательно, ничего не говоришь в ответ; в данный момент нет ни одного звука более важного на этом свете, чем её голос.
— Обещай же, — рука королевы пусть и слабо, но ещё держится за твои ладони, — что никому не раскроешь тайну, о которой тебе поведаю.
Ты обещаешь. Королева с некоторым трудом вздыхает:
— Этот шрам на руке не от несчастного случая, как знают все вокруг. Это был знак сделки, которую я заключила по молодости.
И она всё рассказывает. Ты заставляешь себя поверить, что это правда; ни к чему твоей королеве лгать тебе о своём прошлом, каким необычным оно ни было бы. А когда тайна оказывается раскрыта, твоя королева благодарит тебя нежным поцелуем. Благодарит за доверие и за то, что не гневаешься, как долго она не была так же честна, как следует быть друг с другом возлюбленным.
— А сейчас я буду отдыхать, — сказала она. — Я знаю, ты достойно позаботишься обо всём. В этом я тебе всегда доверяла.
И закрывает глаза. Делает глубокий вдох, за ним медленный выдох.
Ты невольно подносишь её ладонь к своему лицу, аккуратно касаешься губами её шрама. В каком-нибудь сказании это развеяло бы проклятие и твоя королева снова бы ожила, чтобы вы вместе прожили ещё одну жизнь, долгую и счастливую. Но вы не в сказании и нет никакого "долго и счастливо"; так лишь называют то малов в сравнении с вечностью время, которое бывает отведено. И оно уже завершилось. Королева твоя лежала неподвижно. А тайна, что была с ней всю её жизнь, уйдёт теперь вместе с ней, затеряется в королевском склепе. Никто не узнает об этом разговоре, что был между вами, как и никто не узнает эту самую тайну. Ты хороший принц-консорт, как и верный супруг и всегда выполняешь свои обещания.
Прошли церемонии, твою королеву предали покою согласно традициям её рода. Ты сидел у пустой уже кровати, до сих пор убитый горем, когда в покои с тихим стуком и шуршанием ветра вошёл он.
Тот мальчик-паж, который когда-то рассказал про проклятие, давно уже был вашим личным слугой. Той суммы, которую он когда-то выторговал за информацию, оказалось достаточно, чтобы тот выкупил себя из-под власти своего прежнего “характерного” господина. В благодарность он пришёл однажды к тебе на аудиенцию и попросил принять к себе. Твоя королева и ты проявили понимание, так что все эти годы бывший паж был близок к вам. Впрочем, через какое-то время он однажды исчез, чтобы затем к вам пришёл его сын, продолжить служить от его имени. Копия своего отца, лицо его за всё это время сохраняло ту юношескую красоту, словно не меняясь под влиянием бега времени...
Точнее, как тогда казалось. Этот разговор он начал первым:
— Боюсь, господин мой, что видимся мы в последний раз. Однако я не мог не найти Вас.
Печально, но ты не имеешь права его останавливать. Он сам решает, как поступать далее и в соответствии с обстоятельствами, сохраняя себя на первой позиции; всё, как он тогда и сказал, в первой вашей встрече. Да, это он был рядом с вами все те года, как ты теперь знаешь. Как и то, что это был не человек.
— А ещё ведомо мне: вы знаете, кто я такой и почему был здесь всё это время, — всё это было прочитано им из твоего взгляда так легко, что даже не пугает. — Так назовите же моё имя.
— Чтобы сделать наш разговор проще?
— Можно и так сказать.
Ответ кажется уклончивым, но ты соглашаешься. Под тем же внимательным взглядом твоими губами проговаривается его настоящее имя. Триксто́р, дух озорства. Странник из мира потустороннего и полного чудес и страхов. Тот, кто заботился о твоей королеве долгие годы.
Только ты успеваешь моргнуть, а тот, кто всё время притворялся вашим пажом, уже успел измениться. Сброшена была неуклюжая дворцовая мода, обнажилась мало доступная человеческому пониманию красота природы. Он был полон той эфемерной красоты, что можно найти у жителей мира духов и тех, кому они служат покровителями. Но он не собирался напугать тебя таким перевоплощением; скорее стремился сохранить спокойствие при последних обстоятельствах и приободрить, как при прогулке в осенний день посреди парка, когда время от времени выглядывает солнце посреди хмурых туч. Но и хотел разрешить что-то, что тревожило покой даже такого не совсем близкого к человеку существа — не зря дух задал тебе этот вопрос:
— Как много знаешь ты, возлюбленный королевы нашей?
— Только про саму сделку, — осторожно отвечаешь ты. — И то, кто виновен в тех смертях.
Трикстор улыбается. Так мог бы улыбаться хищник, стоя перед своей возможной жертвой. Но ты не собирался стать ею; в ином случае всё закончилось бы на пятый день. Теперь ты это понимаешь.
— Не вся картина, значит, — решает дух. — Хорошо. Я раскрою детали. Ты не предал её любовь и тем самым заслужил право знать правду до конца...
В давние времена, когда твоя королева была ещё маленькой девочкой, у неё уже был поклонник. Однако он был из мира духов и не умел любить так, как это делают люди. Зато всегда старался быть рядом с девочкой — ту слишком часто оставляли саму по себе, словно хотели, чтобы она не выжила.
Много лет спустя, размышляя над этим при тебе, дух так и не может сказать точно, почему он решил быть рядом именно с ней. В родном мире он наверняка считался довольно привлекательным, чтобы зацепить на себе внимание многих существ, да и сам он способен был покорить разум любой, кто может только приглянуться. Однако твоя королева не была одной из тех, к которой он приложил руку для покорения. Скорее даже, размышлял тот, как будто она сама притянула его своей красотой и речь не про ту, о которой так сильно переживают люди. Красота внешняя похожа на цветок-одногодку, что увядает быстро; красота же её существа уже тогда имела потенциал жить долгие годы, отдавая и получая в непрерывном цикле желаемое для всех сторон. Ты киваешь на эти слова: похоже, это в твоей королеве вас обоих в своё время и привлекло.
Под тайным покровительством странника иного мира девочка избежала множество случаев, что при ином развитии событий жестоко оборвали бы столь хрупкую жизнь. Не про все ей довелось узнать, что и к лучшему, предполагает дух; кто знает, какую боль принесли бы эти знания. Однако шло время, девочка выросла в красивую девушку и пришла пора выдавать её в замужество. Этому её родные были не сильно рады, поэтому разослали её портреты в соседние королевства, желая как можно скорее отдать первому прибывшему.
И такой прибыл. Мужчина, едва принявший на свою голову корону. Единственный сын, уже жаждавший иметь своих наследников.
О никакой любви между таким будущим супругом и девушкой речи, конечно же, не было, хотя тот был галантным и чутким. После многих лет семейного холода девушка поверила ему, даже несмотря на слухи, что в его родном королевстве женщинам приходится терпеть многие унижения и получать взамен крохи того уважения, которым ласкали до замужества. Дух об этом тоже знал, но не мог своими силами препятствовать этому — на это не было разрешения, что мог получить только от той, которую старался оберегать все эти годы. Поэтому в последнюю ночь перед отъездом девушки в другое королевство он появился перед ней. Девушка обрадовалась ему как старому другу; тот же был настроен серьёзно. Для начала рассказал, кто он такой есть на самом деле. Заодно раскрыл перед девушкой своё настоящее имя, но предупредил: едва она его назовёт, то тем самым будет навеки связана с ним и он больше никогда не покинет её. До тех же пор дух исчез и начал ждать.
...Она позвала его, едва прошла брачная ночь. Супруг её первый до свадьбы лишь казался чутким и понимающим, непохожим на его родственников — жестоких монстров, один за другим. Когда отгремели празднования и молодожёны ушли в спальню, он едва не растерзал её прямо на ложе, яростно избивая и издеваясь над своей теперь супругой в своё удовольствие. Оказалось, он был так же воспитан, как и его семья: они считали своих женщин не более, чем собственностью, что стояла ниже даже тени их величия. В этой жестокости прошла вся ночь, прежде чем девушка нашла один миг, чтобы успеть сделать вдох...
Дух примчался к своей любимой, едва до него дошли первые дуновения утреннего ветра, что несли в себе её голос, дрожащий от боли и ярости. Голос звал его: “О Трикстор, влюблённый мой, приди на помощь”. Он пришёл и убил новоявленного супруга девушки, а тело его растерзал, как тот хотел поступить с его возлюбленной и выкинул останки в ров замка. Магией своей убрал кровь сначала с девушки и лишь потом с себя.
До самого рассвета Трикстор держал её в своих объятиях. “Даже со всей мудростью моего мира я не могу представить, как смогу отпустить тебя”, говорил он. “Я не дам никому загубить твою красоту...” Он говорил о том, что своим призывом между ними был закреплён уговор; теперь же никому и ни за что не отдаст свою возлюбленную другим. Верил он (и долго верил в это, уточнил дух), что другие поступят так же, как и этот незадачливый "муженёк" — просто возьмут и загубят её красоту. А те глупцы, что посмеют однажды встать на его пути, и вовсе повторят судьбу почившего.
"Но ведь должен быть тот, кто сможет быть действительно близок", в какой-то момент сказала на это юная уже королева. "Должен быть тот, чья любовь ко мне будет так же крепка, как и твоя, влюблённый мой."
"Не бывать такому", на это дух ответил резко.
"А если всё же есть?" настаивала королева. "Время неумолимо, и мы с тобой однажды не сможем быть вместе. Однажды мне придётся покинуть этот мир..."
"Тогда я заберу тебя с собой. В моём мире подобного горя ты больше никогда не испытаешь."
"Уверен ли ты в этом решении, Трикстор? Уверен ли ты, что это не говорит в тебе ненависть, что слепит твой неземной взгляд? Кто знает, вдруг, следуя этой ненависти, ты и совершишь своими руками то, о чём так рьяно говоришь."
И впервые дух не был так сильно уверен в своём решении, как до этого. Голос её был спокоен и рассудителен; его же вдруг задрожал.
"Что же нам тогда делать?"
"Наша ситуация загнала нас в угол, влюблённый мой. Однако знаю я решение и для неё."
Юная королева напомнила духу, что не могут все люди быть жестокими, ведь её он когда-то сумел встретить, не закрыть на это свои глаза. Но покуда они из двух разных миров, то не смогут быть счастливы; только с теми, кто из одного мира. А потому есть на это у девушки свои предложения.
Дух расхохотался. Никто ранее не смел торговаться с ним о своей жизни, но отказать ей не мог.
"Отдам я тебе свою руку и проводишь ты меня за собой в свой мир, если за весь срок моей жизни не найдётся того, кто способен будет полюбить меня хотя бы в половину той силы, как любишь меня ты", а королева говорила. "Однако, если такой человек во всём мире да найдётся, то прошу тебя, позаботься тогда о процветании нашей любви."
Трикстор было нахмурился, но в конечном итоге уступил такому предложению. Он, конечно же, любил эту девушку и желал ей только добра и счастья. В то же время он прекрасно понимал: с ним, существом из мира духов, она не будет счастлива. Потому и согласился:
“Как тебе будет угодно, моя королева. Едва пробьёт полночь той брачной ночи, что ты будешь в объятиях того, кто искренне тебя любит, наш ранний уговор, умытый кровью твоей и того, кто посмел первым поднять на тебя руку, да будет разорван. Стану служить хранителем, как ты того и пожелала.”
Сказав эти слова, он поцеловал тыльную сторону её ладони. След на ней закрепил их уговор, что длился долгие годы...
— Про пятого жениха, как и пятый день придумали уже сами люди, — говорил тебе вечно молодой, как оказалось, юноша с невозмутимым лицом. — Им так хотелось найти равновесия в этой легенде, что сами зацепились за это число.
На деле пятый день был всего лишь днём, в который объявляли о смерти предыдущих супругов. Местная традиция, сохранившаяся из дремучего прошлого, когда могли случайно захоронить больного, но ещё живого человека. О ней так часто писали в документах, которые довелось читать ещё тогда, в начале своего правления в качестве принца-консорта, что она запомнилась сама по себе. Но, судя по всему, дух не знал про такое соотношение древней медицины с бюрократией и возникшей из-за этого среди народа традиции. А вот почему именно пятый жених — отчасти потому, что с предыдущими твоей королеве не везло. Отчасти же, как верно думает дух, что-то действительно нужно было для равновесия.
Но интересен другой момент, который ты и обдумываешь внимательно, сидя на кровати. Конечно, твоя королева никогда не была одна: какая королевская особа и не без фаворитов? Ты в этом списке не единственный и уж тем более не первый, хотя элегантно замкнул его, женившись на ней. Об этом было прекрасно известно во всех близлежащих землях, однако это не мешало тебе любить её так искренне, насколько это возможно. Насколько это возможно человеком, тут же поправляешь себя. Неизвестность того, что у тебя всё это время был живой (и активный) соперник за её сердце и то, на что тот способен в силу своей природы — вот что начинало пугать; особенно если оглянуться назад, на события прошлого. Хотя бы на те первые пять дней после свадьбы, про которые в народе ходило дурное суеверие.
— Подумать только, — наконец говоришь ты. Слова немного путаются, но их удаётся медленно и верно собрать. — Думается мне, что стань такое знание явным ранее, оно уязвило бы мою гордость и нам пришлось бы сойтись в дуэли. Чтобы у королевы, да было два известных фаворита — не думаю, что местный высший свет готов так просто отпустить подобный источник для сплетен. Вот только нет во мне уверенности, что хватило бы сил потягаться со странником из мира духов.
— Как и я не думаю, что мне удалось бы победить силу любви, что была выращена за многие годы, — ответил на это Трикстор. — Скорее она нанесла бы удар сильнее тех, которыми обладаю сам.
Это прозвучало довольно неожиданно. Обычно во всяких сказаниях говорилось о том, что духи непобедимы, или же как минимум весьма сильны. Напрямую их человеку не одолеть; только хитрость ума, да надежда на свои силы и соратников (если те есть рядом, что бывает не всегда) помогали преодолеть странников из других миров. Такое даже малость успокоило тебя.
— Однако не думай, что это знак моего малодушия. Я был готов убить тебя, стоило тебе только оступиться со своего пути, — спокойно произнёс дух. — И внимательно наблюдал за этим.
И снова тот холод по спине. И снова то чувство, как в те пять дней. Зато стало понятно, что являлось источником такого чувства. Неизвестность обрела форму того самого знакомого, что был рядом все эти годы. А заодно подняла в твоём разуме пугающие вопросы. Как близок ты был к провалу? Как часто дух хотел не ограничиваться одним наблюдением и нарушить своё обещание? Впрочем, вопросы эти исчезли сами собой, едва замечаешь: на спокойном лице духа промелькнуло что-то вроде грусти.
И как будто чего-то ещё:
— Но весьма скоро, — Трикстор говорил это с нажимом, словно не хотел признаваться, — увидел, как наша королева действительно счастлива с тобой. Мне оставалось лишь выполнять свою часть нашего с ней уговора.
И тебе вспомнилось, как все эти годы ни с тобой, ни с твоей королевой не происходило особо страшных происшествий. Даже когда во время первой охоты лошадь под тобой испугалась и сбросила тебя с седла, ты достаточно быстро пошёл на поправку; помнится даже, что местный целитель сильно этому удивился. А заодно ты припоминаешь один странный сон, увиденный во время, как тогда казалось, приступа горячки. В комнате было темно, но при этом всё будто окутано синевой. Два силуэта стояли слева от твоей кровати и если на одном ты мог разглядеть ту ночную одежду, в которой спит твоя королева, то второй... Тот оглянулся, между ними послышался слабый шёпот. Второму силуэту будто не хотелось чего-то делать, тот даже тряхнул головой, но похоже было, что в итоге пришлось согласиться. Он протянул к тебе руку — в ней было странное зеленоватое свечение. Похоже на болотный огонёк, подумалось тебе; единственная мысль, которая пришла тогда в голову, удивительно свободную в тот момент от прочих раздумий. Распахнулись окна, в комнате поднялся ветер...
А на следующее утро ты был практически здоров. Ты списывал это на свою силу воли и мощь здоровья, но теперь понимаешь, что на самом деле тебе помогали. А исцелял тебя тот, кто мог легко убить в начале и всё потому, что в своё время за тебя вступилась твоя любовь. Которая и его любовь. Которой в мире живых больше нет. На этом осознании напряжение возвращается обратно. Ты решаешь узнать, что будет дальше; не хотелось бы даже думать о той возможности, что Трикстор способен совершить то, о чём думал ранее, но для начала стоит осознать такую возможность.
— Однако наша королева, — для этого ты перенимаешь то, как говорит дух, — покинула этот мир. Так ли получается, что теперь нет причины оставаться в этом мире и держать своё обещание? Что тогда происходит с такими, как ты?
— Мы становимся свободными. Если пожелаем, то нас уносит прочь ветер, — но Трикстор отвечает лишь на последний вопрос. — Для духов он транспорт и проводник в наш мир: забирает с собой, направляет и на время делает частью себя. В некоторых случаях даже помогает переродиться, облегчая от некоторой тяжести полученных знаний.
За окном как раз поднялся такой сильный ветер, что распахнулось окно. Неужели оно случится, думаешь ты? Всё действительно происходит так, как дух тебе только что описал; неужели ты станешь одним из тех редких счастливчиков, кому выпадет шанс узреть подобную сторону иного мира?..
Ветер стих так же быстро, как и нагрянул — только распахнутые ставни немного скрипели, медленно и неумолимо останавливаясь. Однако Трикстор остался на своём месте.
— Но есть ещё причина, по которой остаюсь здесь, в мире людей, — продолжил он. — И хоть я больше не связан тем уговором, но часть его жива на этой земле. Это ты, возлюбленный королевы нашей. Ты есть процветание любви нашей королевы и теперь я сам желаю позаботиться о том, что будет дальше.
А вот это было немного неожиданным.
Что будет дальше, ты сам знаешь. Перемены, вызванные потерей царственной особы, которую народ и её подданные по праву считали своей второй матерью. И если раньше она, как та самая вторая мать, помогала встать на ноги, то теперь оставалась цель дать народу автономию. Это предстояло сделать уже тебе. В последнее время подобные перемены были не самой любимой частью твоей жизни. Особенно сейчас — раньше у тебя рядом была твоя королева, с которой никакие беды не были страшны, пускай и случались. Если пропадала прежняя почва, то она помогала не просто встать на ноги, но и создать под ними новую, более крепкую. Сейчас же ты был один... Или скорее останешься один, если не согласишься на то, что тебе предлагает дух. Соломинка хоть чего-то знакомого в набирающем силы водовороте новой жизни. Ты долго об этом не думаешь, и хватаешься за эту соломинку:
— Новый уговор, получается?
— А тебе это так хочется называть?
Такая знакомая за многие годы фамильярность и резкость духа в последний раз режет твой слух. Не то, чтобы Трикстор был согласен с твоими словами, но и не похоже, чтобы был против. Он немного склонил голову на бок; казалось, что даже сейчас оценивает тебя, ожидает твоего хода.
Ты всё это понимаешь и потому первым протягиваешь руку. Пришлось подождать: ответ в виде изящной, элегантно поданной бледноватой ладони последовал только когда твоя была уже готова рухнуть вниз от усталости. Через ваше крепкое рукопожатие два мира, окружавшие одну и ту же звезду, наконец соприкоснулись.
С этого разговора прошло ещё пять стремительных лет. Горе об утрате королевы твоей всё же оставило на теле и душе свою рану, периодически давая о себе знать. И всё же однажды твоё сердце не выдерживает подобного веса. Как ни удавалось его поддерживать силами целителей и помощью духа, но как на полях и в лесах наступила зима, так и у тебя настало время покинуть мир живых.
Хорошо, что самой империи от этого ничего не грозит. За время вашего совместного правления ты и твоя королева сделали всё, чтобы ваш народ был не просто счастлив жизни, но и имел выбор в некоторых случаях. Ради этого на обучение брали больше людей из разных слоёв населения, а наиболее умелые в итоге составили первое Собрание. Со временем и под твоим присмотром оно расширилось, им стали доверять больше выборов и давать больше автономии. Не без проблем с принятием, конечно: это отняло у тебя немало сил, но удалось добиться и такой перемены в умах людей. В последние дни твоей жизни тебя беспокоили разве что единожды, и то ради номинального одобрения тех или иных решений Совета. Империя стала одним целым с народом и будет жить даже после того, как твоё тело истлеет под ветрами времени. Это то, во что верила и чего хотела твоя королева, и это осознание дарует покой.
Но не ты один сегодня у конца своей истории. Трикстор оказался прав, что ты и подмечаешь, пока находишься на смертной одре: он всё же не смог одолеть ту силу любви, что выросла за долгие годы. Более того, он тоже страдал — невиданная ранее духом скорбь взяла верх над ним и совершила то, что тот считал прежде невозможным. Она дала его сердцу способность биться.
Возможно, в этом частично была и твоя вина: твоя любовь к королеве не только осталась жива, но и поддерживала стойким огоньком настрой в душе. Могло быть так, что однажды этот огонь перекинул искру, а та на новом месте разгорелась, впитывая в себя такое знакомое и такое иное. Для него, как странника из иного мира, это было агонией. Ты видел, как дух страдал: в редкие минуты он просил ветер не просто забрать его назад в мир духов, но и дать шанс на перерождение, освобождение от такого чувства. Что-то, впрочем, его останавливало — возможно, что сами невидимые узы твоего с ним уговора удерживали от подобного поступка. До этого момента, конечно. Похоже, что твоя болезнь ослабила эти узы; на этот раз ветер прислушался к крику, полному страданий и наполнил собой комнату, где вы были. Всё как в тот раз, но Трикстор теперь действительно исчезал, приподнимался в воздухе, краски его теряли цвет и сливались с окружающими вещами и стенами. Однако последнее, что тебе довелось увидеть, было необычнее и прекраснее всего, что было в последние эти дни.
Твоя королева была тут. Такая же прекрасная, как и при жизни — её дух, дух вашей общей возлюбленной, стояла посреди порывов ветра, а тот будто и не колышет ни платья её, всё столь же прекрасного, ни волос, всё столь же мягких. Она протягивает правую руку Трикстору, как бы предлагает ему отправиться не куда ветер сам повелит, а с ней и туда, где покоится своей душой. Сама поза, сама улыбка на её лице говорили, что там и ему обязательно будет место.
Кажется, подобное появление сбило бедного Трикстора с толку. Цвета немного вернули прежнюю яркость, сам он опустился на пол. Затем взглянул на красоту её перед ним, отступил назад и сжался, обхватив голову руками, словно не способен был поверить тому, что сам видит. Зато веришь ты, ведь за эти годы много приходилось верить в невозможное; только так чудо, возможное при такой вере, и свершалось. Ты слабо, но уверенно тянешь руку в сторону твоей королевы — твой последний краткий миг надежды, миг желания тоже отправиться с ней. Изо всех оставшихся сил веришь, что тебя заметят, не отбросят прочь, не предадут ту любовь, что пронёс с собой до конца.
Королева твоя обратила внимание, заметила это. Взгляд её пусть не сходил с Трикстора — он никогда и не мог бы сойти, ты это прекрасно понимаешь — однако другая рука словно начала подниматься навстречу твоей. Оставалось только дотянуться...