Оптимус затравленно посмотрел на Смоукскрина. Молодой автобот с энтузиазмом что-то внушал Мико, слов разобрать не получалось. Поняв, что никто на него не смотрит, Оптимус оперся о терминал, и сдавил виски.

Тринадцатый проявил редкую тактичность и благоразумно молчал, хотя Оптимус знал, что ничего хорошего эта тишина не несла. Затишье перед бурей.

Матрица — этот ржавый кусок шлака — изуродовала его. Отдаленной частью ума, той, которая была частью циничного и практичного Тринадцатого, Оптимус понимал, почему. Но он готов был поклясться, что ни Оптимус, ни Тринадцатый, не хотели этого. Никто бы этого не захотел. И уж точно не Смоукскрин.

И, что самое мерзкое, он — Оптимус — был суб-личностью. Ни Тринадцатый, едкий и полный застарелого гнева, внимательный к мелочам и к окружению. Оптимус Прайм. Было ли в нем хоть что-то настоящее?

- Успокойся!

- Но какой во всем этом ржавый смысл?!

- Успокойся или ты превратишь то немногое, что Рэтчет чинил в обугленый шлак!

Оптимус оторопело убрал руку с терминала, на который оперся во время накатывающей паники и уставился на серый отпечаток.

- Истерика — вне базы или ты поубиваешь здесь всех. Буквально.

Собравшись с силами, он выпрямился и расслабил руки, чтобы унять дрожь. Ошеломление и ужас сменились чистым незамутненным гневом, который принадлежал и Тринадцатому и Оптимусу в равной степени. Оптимус сжал и разжал на пробу кулак, вбил первый же непроверенный квадрант в координаты моста и тихо предупредив Смоукскрина о вылазке, шагнул в воронку.

Он сбегал. Снова.

- Мне нужны ответы.

Собственный голос, охрипший и огрубевший от редкой для него эмоциональности, разнесся по оледенелой пустоши. Если здесь и были какие-то остатки предаконов, то вряд ли десептиконы взялись бы за разработку тысячелетних льдов.

- Ты же не думаешь, что Молот смог тебя вернуть к жизни? Молот, который преобразует неживое?

- Нет.

Оптимус понял. От знания ему стало дурно, и он бездумно зашагал вперед, пока картинка собиралась в его голове. Тринадцать Праймов были могущественными мехами, но история, меняющая со временем как ландшафт земных гор, мало сохранила информации об их способностях. Фактически, остались только артефакты вроде Звездного меча, но никаких упоминаний о том, что могли сделать сами Праймы.

- Меч всего лишь проводник. Он, как и Молот сохраняет в себе какое-то количество энергии, но эта энергия всегда шла от искр. Я мог тушить искры.

- Как же тогда я сам разжег свою искру?

- Мое поле дуально, потому что я нулевой пациент излучения Юникрона. Да, история делает акцент на Мегатронусе, потому что он убил Солус. Но он не был так близко к Искре Юникрона в том бою как я. Понимаешь, Вектор Сигма не делает акценты на добре или зле. Ему все равно на наши моральные дилеммы. Он видит ресурс и использует его. Коды Юникрона были ресурсом, который несли наши искры. И когда Вектор Сигма протащил меня через пару-тройку перерождений, он нашел способ использовать это.

- И что, я просто могу оживить мертвецов?

- Разве Юникрон дает что-то просто так? Моя способность зажигать меха тоже с условиями. Мало кто их принимает, поэтому я практически не использовал ее.

- Ты упомянул перерождения.

- Тринадцать никогда не умирают по-настоящему. Мы всегда ходим по Кибертрону. Когда Вектор Сигма призывает, он активирует Дежурный протокол, пробуждающий нашу память и протоколы защиты. В какой-то степени мы его рабы или защитники.

Хотя иногда нас называют богами.