Цветы.

    Совершенно не связанное первое задание с экси — переноска горшков. Это не интервью, не тренеровка, не матч, не сон перед игрой, не испытание на нервах своих сокомандников, не наказание от Тэцудзи — просто переноска цветов.

    Когда болезнь выпрыгивает из швов — это странное задание, но Рико сам обещал, что займётся чем-угодно, что предложит Бетси, взамен временного убежища здесь.

    Руки у него ещё не в состоянии нормально функционировать: прошло очень мало времени с получения травм. К тому же Рико всё время по разным мелким поводам нагружает их, а быстрее восстанавливаться они явно от этого не начнут. Шрамы могут и не затягиваться вовсе. Или настолько медлительно, что это кажется нереальным. Как раз поэтому, не в одиночку, придумалась идея, как ему справиться с этой работой: он может подвязывать горшки, вешая себе на шею и придерживая, тоесть давая минимально возможную нагрузку на руки, доносить их до нужного места.

    Переносить их необходимо было из кабинета Бетси на втором этаже в новую открывшуюся для него комнату. Там было куча вещей: видимо старых и неособо нужных, хотя там вполне себе можно разобраться что где, а для кладовой, где обычно чёрт ногу сломит, это уж удивительно.

    В процессе переноски первого горшка Рико удалось найти те самые записи игр. Со слов Бетси, оставленные Кевином и Нилом.

    К слову, о Лисах.

    Бетси, скинув всю эту волокиту на него, ушла куда-то вниз и пропала. Прям с концами. От неё прям ничего не слышно. Без разницы на самом деле, что она там делает с самого утра. А вот Рико уже, с десятого цветка, начинал проклинать то, насколько же много растений ещё нужно перетащить для поливки. Чтоб мебель не портить удобрением или типо того. В этом ему не было необходимости разбираться. Звучало это ведь настолько же неправдоподобно, как и проигрыш Воронов, ставший вполне себе реальным. Неправдоподобная правда.

    Эти мысли упали куда-то под ноги, оставив после себя ровным счётом ничего.

    Афина скучать не давала совершенно. Всё время лазит рядом. Что-то нескончаемо мяукает. О каких мышах она там рассказывает, Рико уж точно не хотел понимать. Ему лишь приходилось уворачиваться от её наступления, как в танце. Это даже веселило.

    Справа, слева, поворот. И... направо, и налево, и вверх. Отточил эти движения он прям до идеала.

    Казалось бы.

    Пока в один такой прекрасный момент, он не смог увернуться. Не удержал равновесие, когда неудачно повернулся. Заскользил рукой, а вес от горшка потянул вперёд.

    Мир расплылся, ударяя свой гладью по лицу. Рико с треском рухнул на пол, мало проезжаясь лицом по полу, так и по земле с камнями, чувствуя полностью, как под ним трескаются цветы, которые он с таким трепетом переносил, беспокоясь за каждый неровный вздох в их сторону.

    Кое-как подымаясь, ещё больше их травмируя, Рико ошарашенно смотрит на Афину, которая недоумевает, по ощущениям, не меньше него, но плевать на это. Злость пробрала его по самые уши. Он поднялся и покачиваясь, держа руки на весу, направился к кошке. Последний час он и без того уставал прыгать через неё, а теперь ещё и из-за неё сломал цветы. Возложенную на него ответственность. И кто-то должен был за это поплатиться.

    — Кто здесь? — протягивал знакомый ледяной голос, который пробирал с такой же силой, как будто он услышал голос умершего родственника.

    Рико опешил.

    Он знал, что так будет. Знал. Но не был готов к этому сейчас. Он не готов был дать отпор. Не готов был ни к чему, что мог бы сказать или сделать для Лисов. И если с внезапно появившейся Рене ему повезло и он отделался лёгким испугом, то этот человек церемониться не станет.

    Ноги потянулись к ближайшей двери, но внезапно не дошли. Размыто проскочила дверь перед глазами, после чего Рико грохнулся на пол. Снова. Афина недовольно пискнула и побежала к двери первой, начав её царапать.

    — Чёртова кошка, — заскрипел Рико клацнувшими друг об друга зубами, поднял голову и кое-как ухватил её за лапу, рассчитывая силу, с которой это делает.

    Она стала отбиваться и мявчать, но он только смотрел на неё, как на врага народа. Не столько в шуточной форме, сколько в серьёзной. Он не желал ей что-то плохое. Не то, что сделать, даже подумать о том, что сделает что-то с простой ни в чём не винной кошки — переходило любые границы жестокости. У Рико, от её дымных стеклянных глазок, кольнуло что-то внутри, навевая неприятные сравнения своих мыслей об этом и своих поступков с людьми ранее, которые он просто смахнул, тихо выругавшись.

    Как только звук шагов стал становиться громче, инстинкт потянул его всё же заползти в кладовку, избегая проблемы, с которой он не мог сейчас справиться. Одним рывком присаживаясь на корточки Рико, как можно тише, закрыл дверь и отодвинулся от неё подальше.

    На это его сподвигла неопределённость, которая бушевала внутри который день. Он не был готов с уверенностью заявлять, что станет "на путь истинный", как пожелала Рене своими наставлениями. Он не был готов сделать ещё один ужасный поступок, который на фоне всех остальных вряд-ли бы имел уже вес, но это имеет важность после того, что Рико пообещал сам себе, что он сделал шаг вперёд и не намерен останавливаться. Ведь если он остановится — всему придёт конец, он не выдержит, если ему не за что будет цепляться. Его поступки всегда определяли в какую-то степь направится команда, но там никогда не было чётких границ морали, ведь была важна одна вещь — победа. Победа любой ценой, как говорится. Для Рико это правило оставалось на первом месте и ему некогда было задумываться о том, что он делает не так, не учитывает чувства каждого — Хозяин ему не спустил бы это с рук, на этом и закончились ещё в самом раннем детстве любые попытки. А в мире, где всё это не нужно, он был как без рук.

    В сплошной темноте блистнули два кругляшка света.

    Рико чуть не выпрыгнул оттуда кубарем, но в итоге лишь стукнулся затылком об один из стеллажей позади.

    Бетси не обещала ему полную защиту от Лисов, но у них всё же был уговор, что он останется у неё по крайней мере до тех пор, пока не сможет выйти на поле. Придумать все объяснения за две уж целые недели он бы точно успел, а сейчас оставалось лишь гадать останется ли он в живых вовсе, а если и останется, то уборкой ему придётся заниматься явно не только после уроненного цветка.

    Не то чтобы его пугало предстоящее, он просто не мог перестать ко всему испытывать злость. К себе. К Бетси за эти мелочные недоговорки, которые вряд-ли обернутся чем-то хорошим. К Афине, которая вроде как его подбадривала, но чутка перегнула.

    Он прятался только дабы оттянуть время. Только чтобы не оплошать раньше времени. И похоже ли это на него? Совсем нет.

    Рико с такой силой упёрся об стену, будто вдавливая себя, чтоб просочиться насквозь, что он аж чувствовал каждую косточку позвонка. Только боль казалось хоть немного приводила его в сознание, что ему некогда прятаться и маяться.

    Как только он сглотнул и встал напротив двери, протягивая руку — изнутри как обдуло морозом, из-за которого он просто застыл.

    — Ку-ку, — приоткрылась дверь, впуская в себя испепелительный, но в тоже время полностью равнодушный взгляд. — Вот оно что, — с притворной радостью заявил голос, видимо разглядев через запущенный луч света общее состояние Рико, — а я то думал, чего это Би отменила все встречи на дому, а Рене упёрто избегает этой темы. Какой сюрприз. Ты вроде не любил сидеть в чьей-то тени, что же такое поменялось? — смеривал он раны.

    Рико, уже полностью смирившись с отчаньем этой ситуации, пихнул дверь вперёд, вываливаясь "из тени".

    — Эндрю.

    — Рад видеть? Рико, — явно без восторга догадался поприветствовать его тот, слегка поддавшись вперёд.

    — Бетси позволила мне остаться, — с запозданием ответил он под давлением.

    — Да она готова любую вшивую, лишайную и хромую собаку забрать, если та одиноко скулить будет на улице.

    — Я не... Я... — замешкался Рико, пытаясь безуспешно жестикулировать, ведь и сам испугался того, что теряет дар речи.

    — Да кого это волнует? Катился бы ты, а? Отсюда подальше, — ткнул Эндрю указательным пальцем ему в грудь.

    — Не зазнавайся. Ты победил только раз. Благодаря тому... — хотел бы он сказать, что это всё благодаря наглой кражи его сокомандников, которые должны были пренадлежать ему, но так как он пытался играть пай-мальчика, выпалил из себя кроткое: — благодаря тому, что Лисы были вместе.

    — Ты что... Правда жалеешь о содеянном? Поэтому сюда припёрся? — с недоверием Эндрю схватил его за воротник. — Прощение вымаливать или чтоб ещё больше испортить всем нам жизни? — прижал его к стене.

    — Худшее — всё иметь и всё потерять. Именно так я сказал Нилу Джостену, когда мы впервые встретились на утреннем шоу Кэти. Когда я ещё не знал, что он сам сын мясника, с которым в последний раз мы виделись в далёком детстве перед тем, как он сбежал. Когда я понятия не имел, что жизнь, из-за которой я парился всё своё время, в два счёта оборвётся.

    — Ой-ёй. А про руку Кевина ты забыл? — продолжил издеваться Эндрю, всё сильнее вжимая того за тело, словно хотел сломать. — Тоже из шоу Кэти, кстати, — напомнил он. — Куда ж пропал твой маленький дьволёнок на плече? Когда его прострелили? Или лучше сказать когда ему сломали руку, чтоб управление держал поменьше?

    Рико не успел возразить. Он понимал, что во всём, что уже сказал и продолжит говорить Эндрю — была только правда.

    Но оттого, что он всё молчал и молчал, Эндрю вспылил только больше.

    Его напрягающий взгляд укотился куда-то вверх.

    Только спустя секунду дошло — это Рико сполз по стене вниз.

    — Я не посмею попросить о шансе, но я хочу сделать то, что могу.

    — Влезая при этом в убитые тобою же жизни? Легче станет от этого разве что тебе. Исчезнуть из их жизни — вот лучшее, что ты можешь сделать.

    Эндрю опустился вниз на корточки. Рико видел только то, как он разминал кулаки.

    Он вынудил его подняться и смотреть прямо в глаза. Эти мгновения давались настолько тяжело, что он готов был рухнуть прямо там же ещё раз.

    — Я исправляюсь для себя. И как только я попрошу должного прощения — я исчезну, — пообещал Рико, наконец с уверенностью подобрав слова, которые казались ему вполне реалистично выполнимыми. Он с самого начала понимал, что никто его и не подумает прощать что бы он ни делал и как-бы ни старался что-то изменить, и даже если вдруг что-то и изменится. Оно им не нужно, и это он знал лучше всех. Никому никогда не было до него дела.

    — Проблема в том, что сколько бы человек не говорил, что исправится — он останется козлом до самого конца, пока из него выйдет вся дурь, — Эндрю замахнулся и в тот же миг врезал Рико в лицо. Тот невозмутимо устоял на ногах. Скорее даже наоборот встал ещё упертее. — Проблема в том, что Бетси взяла тебя под своё крыло не понимая, что тебе блять надо остыть и ни к кому нахуй не прикасаться. Побыть в изоляции. Никого не видеть. Ничего не слышать. Чтоб побыл действительно один. Где только ты. Твоя разъебанная менталка. Куча прошлого. Все твои проблемы. Все твои отвратительные поступки, — врезал Эндрю ещё раз. Ещё сильнее. Ещё больнее. Но Рико так и не сдвинулся, так и не ответил ничего ему, позволяя продолжить. — Без возможности всё это исправить, но с огромным чувством вины. Никто не придёт спасать. Ведь ты остался один. Никто не пожалеет. Вот это тебе нужно, птенчик, — ещё раз впился кулаком Эндрю. В этот раз с другой стороны лица. — Чтоб ты истязал себя. Чтоб любая мысль о насилии вызывала отвращение и рвоту до крови. Чтоб ты запомнил этот вкус железа на своих губах, — удар, — чтоб ты блять запомнил это на всю свою жизнь, — ещё. — Если ты хочешь исправиться — так блять делай это, а не майся сука хуйней, за которую тебя будут гладить по головушке и говорить, что ты хорошо блять постарался, — пространство пронеслось сквозь его слова. Рико пошатнулся, но Эндрю намеренно удерживал его на весу, продолжая бить всё сильнее. — Нихуя нахуй. Ты всё ещё поступаешь отвратительно. И будешь поступать отвратительно. Пока не поймёшь наконец... — их взгляды пересеклись, вынуждая его сделать короткую передышку, после которой он, будто с отвращением, отпустил его и тот с грохотом свалился на пол, глотая стекавшую из носа и рта кровь, чуть ли не давясь ею, но при этом оттуда же послышался лёгкий смешок, почти истерический, который прекратился как только Рико закашлялся, а Эндрю, словно не сжаливаясь, продолжил говорить. — Пока тебе не захочется кого-то защитить. А у тебя никого нет, как мы помним. Тебе нельзя приходить кому-то плакаться. Нельзя давать себе расслабляться. Внутренний садист так просто не исчезает. Ты его душишь. А он всё шкребется и шкребется внутри без конца, и рано или поздно, он сделает дыру, из которой пролезет снова. Ведь он никуда не девался. Ты ни капли не менялся. Потому что хоть один внезапный порыв жестокости — и все твои якобы труды идут в жопу, — наступил он ему ступнёй на ногу, призывая его не дёргаться. — И всё, — предупредил Эндрю, — и че блять изменилось называется. Только то, что ты стал тряпкой, которая в один момент всё равно спустит на кого-то всё своё дерьмо? Да не гони. Тебе нужно вбить себе в голову, что можно вести себя нормально, — как-бы советовал тот, но точно не из лучших побуждений для Рико. Скорее, он делал это для того, чтоб обезвредить возможную угрозу для Лисов, но почему таким способом? Он прекрасно, ещё до этого, уяснил, что Эндрю без проблем может расправиться с ним. Однако, как-то так вышло, что сейчас он идёт не самым лёгким путём. Интересно, это заслуга Рене? Из мыслей Рико выбил оглушающий топот. — Думаешь у одного тебя бедненького жизнь была хуевая блять? У каждого из Лисов по отдельности проблем было не меньше, а то и больше. Ты не такой, как они. И я тебя к ним не подпущу. — перешагнул Эндрю его руку, а потом резко двинул ею по пальцам, выдёргивая из него пронзительное шипение от боли. — Не важно, как ты там будешь стараться. Если я ещё раз увижу подобное — я тебя убью, — приказы Рико уяснил, но о чём шла речь практически уже не понимал. — Люди — это тебе не дресерованные собачки в цирке, какими были Вороны. И кошка не должна слушаться подзыва с первого раза. Она не робот, — он про Афину? Всё слышал? А может и видел... — Считай, как хочешь. Но отыгрываться на ком-то из-за своих блять проёбов — не смей. Разве ты не видишь, как лжёшь даже самому себе? Пытаешься поверить в это всё, что в твоём поведении что-то меняется, — отступил на пару шагов назад Эндрю, уставше вздыхая. — А даже если что-то начнёт меняться — на тебя будут не переставая смотреть, как на монстра, пытаясь найти подвох. Даже если всё это на благо, — Рико казалось он говорил не только о нём, а и будто о себе. Хотя по нём совершенно не видно, что его это когда-то волновало или волнует сейчас. — Ты серьёзно считаешь, что хочешь выйти с этой позиции, где ты не чувствуешь никакой боли? Не верю, блять. Вся твоя жизнь состояла из этого и это так просто не меняется. Ты всё ещё можешь угробить чью-то жизнь, — вернулся в привычный ритм он, сев сверху на Рико и ударив его прямо в нос. Ещё раз. — Щас только, белочка вернётся. И у тебя крышу снесёт. Я помогу тебе, — Эндрю взял Рико за подбородок обеими руками, наблюдая, как красиво по ним стекает кровь, будто испытывая удовольствие, что сейчас он делает ничуть не лучше того, что когда-то делал Рико, но он сглотнул это, вызывая жжение в горле. — Что ты. Тебя будут пытаться вывести на агрессию. Так что ты будешь делать? Терпеть? Впитывать в себя? Не смей считать, что чтоб стать самым дерьмовым дерьмом на земле — нужно просто перестать обращать внимание на другое дерьмо, чтоб не поддаться провокации. Если ты поддаёшься и поступаешь также — ты не меняешься. Ты топчешься на месте и строишь из себя всего такого другого. Будь блять собой. Но, блять, сам с собой, не втягивая в это кого-то ещё. Не смей говорить, что это единственный путь, который у тебя остался. Ведь ты лжешь, —поднялся с него наконец Эндрю, вроде вновь отходя в сторону. Его ступни настолько расплывались в разные стороны в глазах Рико, что тот не понимал: близко это или далеко. — Послушай, свяжи свои руки, но не перетяни узел, ведь остаться беспомощным чмом — это тоже не выход, — перед ним появилась ладонь, будто машущая, и Рико попытался схватиться, принимая это за жест "конца", но или промахнулся, или рука подставлялась не для этого. Только спустя пару минут, среди пятен, у него вышло разобрать силуэт того, что пальцы Эндрю прижались к ладони. — Прощать никто тебя не собирается. Это прошлое будет наступать тебе на пятки. До самого конца. Так что или убей себя уже: все будут только счастливы избавиться от тебя. Или возьми себя в руки. Займись делом. Перестань быть сволочью, которой все тебя считают. Покажи им, что они не правы. Поставь всех на место. Докажи, — разжались его пальцы, подъезжая ближе к лицу Рико, — Докажи, что ты можешь это. И что ты выше самого себя. Что ты выше всех этих Мориям. Что они не сделали из тебя свою собачку, которую только за поводок потяни и ты вернёшься к ним на первый зов, чтоб выполнять грязную работу, — наконец, спустя попыток, по ощущениям, десять, Рико крепко ухватился за чужую ладонь, которая также его не отпускала, ведь иначе он бы с лёгкостью свалился обратно. — Ради кого? Ради какого будущего? Ради какой цели? Ради какой мечты? Ради чего? — риторически в процессе подъема выпытывал Эндрю, подхватывая Рико под плечо. — Смотри, вот конфетка — экси, а вот конфетку отобрали, раскрошили её на мелкие бессвязные кучоски, потому что один взрослый лоб решил, что он лучше всех. И кому от этого стало слаще? — вполне серьёзно медленно проговаривал это Эндрю, помогая Рико устоять.

    — Это был урок практики? — с насмешкой смог выплюнуть Рико, пялясь на весь разведённый бардак.

    — Тренеровка, — подмигнул Эндрю, отпуская его.

    Вроде его избили, а ему от этого даже полегчало. Неужели ему настолько хотелось ударить себя самого? Ах да.. Зашитая рана на скуле это его заслуга. Конечно он хотел себе врезать.

    Рико твердил, что он "первый", потому что никогда им не был. Видел только насилие и всё. Поэтому с детства он понял, что лучше и удобнее насилия — ничего нет. Вот так он и рос, добиваясь всего грубой силой, потому что к нему никто не был добр и он не был никому не обязан отвечать добром за добро. Тэцудзи и Ичиро: он пытался изо всех сил заполучить их внимание и совсем не заметил, как из-за этих вещей он стал отдаляться от Кевина, который тоже был ему, как брат, до поры до времени, пока это слово не утратило смысл, на равне с кровным родством с Ичиро.

    Странное чувство туманности. Ощущение реальности как теряется под ногами. Момент, когда после долгих мучений наступает полный вакуум. Присутствует потерянность, небольшой осадок после всего что было. Холод, но такой нежный, что обвалакивает и дает ощущение легкости. Безмятежное, пустое и одновременно заполненное чувствами.

    Кажется всё это воплощением фразы "светлая грусть". Вроде всё кажется светлым и спокойным, но в то же время есть ощущение опустошения и конца. Чувство будто он умер и быстро летит вглубь красивой неизвестности. В то время как все тревоги оставили душу и она стала такой невесомой и легкой, что ощущается какой-то тревожный покой, как будто Рико шёл по той длинной дороге. Устал, конца нет, но остаётся и надежда, что он всё же сможет дойти.

    Буря. От гнева до радости, от жизни до смерти, когда ты готов сдаться, когда готов идти наперекор всему миру, а еще как тот самый первый забитый гол и самый первый выигранный матч. Рико почувствовал этот дух свободы, чистого приятного воздуха, свежести и бескрайности чувств, которые витали крепко привязанные к экси. Оказывается, там была не только ненависть и способ достичь признания...

    Всё самое страшное осталось позади. Как будто бы смирение, что ничего вокруг больше не осталось греющего душу: запутанность, тишина, какое-то странное жужжание, похожее на умиротворение.

    Рико потерялся в этой буре. Не может выбраться. Медленно-медленно замерзает в одиночестве. После чего-то такого же неизбежного: ничего не осталось, но одновременно всё ещё здесь.

    Где-то на фоне всего были слышны какие-то громкие взрывы, стуки, баханья и неразвязанные слова, но он предпочёл продолжить не замечать их, ещё больше окунувшись в мутное сияние.

    Белые воздушные облака собираются над тёмной, грязной землей, желая её очистить. Кажется, там свежо и прохладно. Пахнет, как после дождя, хочется туда. Прекрасное облачное голубое небо. С контрастом пустой ледяной и мёртвой земли.

    Земля олицетворяет какую-то безвыходность, беспомощность своего состояния, которым Рико сейчас совершенно не управлял, словно витая где-то между этими облаками. А небо — это жизнь, продолжающая своё существование и не смотря ни на что остаётся такой же необычной, как эти облака. Как будто показывает, что жизнь продолжается без него. В этом есть и боль, и прекрасное. Что-то всё же происходит без его участия и он может хоть на короткий срок отдохнуть здесь... Полежать. Никуда не торопиться. С одной стороны жестоко, что жизнь остаётся неизменно восхитительной, не смотря на любые перенесённые страдания, но в другом варианте в этом всё же что-то было.